Если бы Джэн не жила в мрачной, лишенной воздуха клетушке, в каменном колодце доходного дома. Если бы жизнь ее не зависела от дельцов, подвизающихся на ниве медицины, — «светил» вроде Мерчисона Лейда, который забывает о пациенте, как только за ним закрывается дверь, или хозяйки санатория Пайн Ридж, выгнавшей Джэн на все четыре стороны, узнав, что она не в состоянии оплачивать сиделку. И случай с Джэн не исключение. Рядом с ней в убогих палатах Спрингвейла оканчивают свои дни взрослые и дети, обреченные бедностью, — мальчишка-абориген, Дэнни Мориарти, занемогший, скитаясь по стране в поисках работы, Джим Чемберс, отказывающий себе даже в маленьких радостях — куреве, газете, потому что дома жена и дети еле сводят концы с концами.
Общественный резонанс романа Кьюсак был таков, что министерство здравоохранения штата Новый Южный Уэльс улучшило организацию лечения туберкулезных больных. Однако не будем обольщаться. Свои обвинения в адрес буржуазной системы здравоохранения, где главенствует частнопредпринимательская медицина, Кьюсак повторила в последнем своем романе — «Сук в аду» (1971), и с полным основанием. Когда лейбористское правительство Уитлема (1972—1975) попыталось ввести в Австралии общедоступное государственное медицинское страхование и расширить сеть государственных медицинских учреждений, оно натолкнулось на яростное сопротивление частных страховых компаний и частнопрактикующих врачей, угрожавших даже, что они вообще не будут лечить тех, кто рискнет обратиться в государственную клинику.
Обличительный заряд книги усиливается сочувствием, которое вызывают герои, их обаянием, самоотверженностью и тщетностью борьбы Барта за жизнь любимой женщины. Барт, фермерский сын, парень, каких, казалось бы, тысячи, — первый в ряду созданных Кьюсак образов людей, проходящих путь нравственного и гражданского возмужания. В его первоначальном мужском эгоизме и беспечности, смешанной с боязнью совершить ошибку, попасть в капкан, — психология солдата, который после пекла войны и смахивавшей на пикник оккупационной службы смотрит на мир без розовых очков и без уверенности в будущем — вон отец по-прежнему тянет фермерскую лямку, не вылезая из долгов, брат убит, янки твердят о третьей мировой. Так не проще ли наслаждаться сегодняшним днем, не связывая себя обязательствами? А Барт, с которым мы расстаемся, — человек, доказавший свою надежность, по-новому, серьезно взглянувший на окружающее.
Зерно преображения Барта — чувство товарищества. «Верь в свои силы!», «Никогда не сдавайся!», «Не оставляй в беде товарища!» — он мог бы повторить эти заповеди классика австралийской литературы Генри Лоусона. То, что он усвоил как закон поведения в моменты смертельной опасности, цементирует и его чувство к Джэн, и оно становится тем глубже и сильнее, чем большего требует от Барта, который работает сверхурочно, чтобы оплачивать больничные счета, лекарства, квартиру, поступает санитаром в туберкулезный санаторий, где лежит Джэн, ухаживает за ней, как сиделка. В этой отчаянной борьбе он познает самого себя. Кьюсак не превращает Барта в ходячую добродетель — его одолевают усталость, тоска, одиночество, на какое-то время он поддается чарам красивой и богатой женщины. Но место, которое занимает в его сердце Джэн, никто другой занять не может, — так безоглядна ее любовь, свободна от расчетов и притязаний, подлинна. Кьюсак заканчивает роман трагической гармонией: повинуясь умирающей Джэн, Барт увозит ее к морю, в лачужку, где полтора года назад они провели счастливейшие десять дней жизни.
В советской критике отмечалось сходство и различие между «Скажи смерти „нет!“ и „Тремя товарищами“ Ремарка, произведениями, которые при общности основной коллизии, различны в своем национально-историческом содержании. Во всей тональности романа немецкого писателя сквозит трагедия рухнувшего мира, исчезнувших иллюзий, в австралийском романе пробивается наружу общественный протест. Своей любовью и преданностью Барт говорит смерти „нет!“, но это „нет!“ обращено и к обществу: нельзя мириться с уродствами социального порядка, позволяющими тратить на войну и разрушение миллиарды, а на благополучие и здоровье людей — „жалкие тысячи“.
Романом «Скажи смерти „нет!“ Кьюсак подтвердила свою принадлежность к демократическому и реалистическому направлению в австралийской литературе, которое в 40-е—50-е годы находилось на подъеме, окрыленное победой над фашизмом, и обогатилось такими яркими произведениями, как трилогия Причард о золотых приисках, трилогия Палмера о восхождении политического деятеля, романы Ф. Б. Виккерса и Джуды Уотена, повести и рассказы Алана Маршалла и Джона Моррисона.
В конце 40-х годов Кьюсак уехала в Англию. Для нее, как для многих других писателей «окраин», поездка в Европу была заветным желанием: воочию увидеть страну предков — Англию, окунуться в жизнь прославленных культурных центров, дивиться седой старине и чувствовать пульс сегодняшнего дня. Два десятилетия — 50-е к 60-е годы прошли в основном за пределами Австралии: окончательно Кьюсак возвратилась на родину лишь в 1972 году. Франция, Италия, Ирландия, ФРГ и ГДР, Польша и Чехословакия, Болгария и Румыния, Венгрия, Югославия, Албания, КНР и КНДР, СССР — Кьюсак побывала в десятках стран Европы и Азии, в некоторых жила подолгу. Маршруты ее путешествий во многом определялись маршрутами ее книг, издававшихся на разных языках. Кьюсак с мужем, прогрессивным журналистом Норманом Фрихиллом, приглашали в гости национальные комитеты защиты мира, Союз писателей СССР и писательские организации других социалистических стран. Но и будучи гостем, она всегда работала; собирала материал для новых произведений, стараясь получше узнать народ той страны, куда она приехала, и его жизнь, осуществляла давнишние замыслы, радуясь редкой для прогрессивного литератора возможности без помех и забот о хлебе насущном заняться любимым делом. Живя за границей она оставалась австралийской писательницей: «Пусть я кочевница, вдобавок счастливая, но эмигранткой я не была никогда, корни мои — в стране, где я родилась и выросла, и выдернуть их невозможно». Ностальгия и сравнение со странами, где в сознании и быту сохранились феодальные пережитки, подчас сглаживали острые углы в изображении Австралии — например, в романе «Сельские скачки» (1962) ярче проступают «светлые стороны» среды, в которой прошли юные годы писательницы. Но в целом огромный запас впечатлений, знакомство с жизнью разных народов, участие в мировой общественной борьбе раздвинули горизонты творчества Кьюсак.
Особое значение имели установившиеся дружеские, постоянные связи со странами социализма — в многочисленных очерках и статьях Кьюсак рассказывала западному читателю правду об их достижениях на пути создания нового общества. Есть у нее и книга «Каникулы среди русских» (1964), отнюдь не «туристская», хотя она и содержит описания достопримечательностей, исторические экскурсы, цифры и бытовые сведения. Поразительные социальные сдвиги показаны через биографии современников: дипломата, родившегося в бедной семье на берегах сибирской реки, женщины, вырастившей детей в одиночку, без мужа, замученного в фашистском концлагере, директора завода — участника Сталинградской битвы, узбечки — освобожденной женщины Востока, ставшей членом правительства. «Нигде в мире я не чувствовала такой страстной жажды мира, как в СССР», — говорила Кьюсак.
Вскоре после приезда в Европу Кьюсак включилась в движение сторонников мира. В обстановке поляризации литературных сил, когда правые группировались вокруг пресловутого «Конгресса в защиту свободы культуры», организации, финансировавшейся ЦРУ, Кьюсак присоединилась к тем, кто помогал растапливать льды «холодной войны». Антивоенный мотив, который звучал и в прежних ее романах и пьесах, получает развитие, пронизывая все ее дальнейшее творчество. Кьюсак становится писательницей политической темы, горячо выступая против фашизма, милитаризма и расизма.
Роман «Солнце в изгнании» (1955) влился в антиколониальную струю мировой литературы, отразившую рост национально-освободительных движений и распад колониальных империй. Кьюсак нащупала одну из болевых точек послевоенной Англии — усиливающуюся дискриминацию британских подданных с «неподходящим» цветом кожи. Антиколониальна и пьеса «Тихоокеанский рай» (1955), при том, что главная ее идея — предотвращение ядерной катастрофы: жители маленького острова где-то в Южных морях бросают вызов американской военщине, чтобы избежать участи Бикини.
Миллионы людей прочли роман «Жаркое лето в Берлине» (1961). Австралийская проза — военные романы Э. Ламберта, Дж. Хезерингтона, «Крылатые семена» Причард — в большей степени выражала антифашистское сознание, чем показывала фашизм как государственную систему с ее чудовищными нормами, жесточайшей машиной подавления, идеологией расизма и шовинизма. Отчасти восполняя этот пробел, Кьюсак напоминала о «коричневой чуме» тем, у кого оказалась короткая память, просвещала новое поколение, которое по молодости лет и вине буржуазной пропаганды не смогло узнать правды, предостерегала против возрождения немецкого фашизма. Из романа видно, как с благословения Запада, вернувшегося к «политике, стоившей человечеству 50 миллионов жизней», в ФРГ и Западном Берлине благоденствуют монополисты, вскормившие Гитлера и его клику, занимают министерские посты военные преступники, практикуют врачи, экспериментировавшие на узниках концлагерей, сколачивают реваншистские союзы бывшие эсэсовцы и ветераны вермахта.
Кьюсак искала доходчивую, способную увлечь читателя форму: раскрывая политическое содержание, она идет от частной жизни, семьи, личных взаимоотношений, но широко вводит и публицистический элемент в виде споров, монологов-свидетельств, сообщений. «Жаркое лето в Берлине» построено как обретение истины политически невежественным, наивным человеком, и структура последующих романов Кьюсак аналогична. Для молодой австралийки Джой, приехавшей в Западный Берлин погостить у родственников мужа, безликое прежде зло материализуется в ближайшем окружении, она начинает различать палачей и жертв и делает свой выбор, принимая сторону тех, кто борется против возрождения рейха и разжигания националистических милитаристских страстей. Нельзя «жить лишь для себя и не видеть дальше своего носа»,
Романом «Солнце — это еще не все» (1967) Кьюсак предостерегала против фашистской опасности в самой Австралии, где нашли убежище каратели и предатели разных мастей — эсэсовцы, салашисты, усташи, устраивающие террористические акты, а также объявились доморощенные поклонники «Майн кампф» со своими фюрерами, учебными лагерями и военизированными отрядами. «У нас это возможно», — говорит Кьюсак, поселив в тихом сиднейском предместье благообразного преуспевающего фон Рендта, он же штурмбаннфюрер, прозванный Хохочущей смертью. Разоблачение фон Рендта — акт возмездия и урок близоруким, благодушным и легковерным. Заглавная фраза иронизирует над рекламными проспектами, сулящими безоблачное счастье под австралийским солнцем, — кроме природного, нужен еще и климат, в котором было бы неуютно заговорщикам и убийцам, сеющим вражду между народами.
Чутко и остро реагировавшая на общественные движения и антагонизмы, Димфна Кьюсак не могла пройти мимо одной из жгучих проблем современной Австралии — положения, в которое поставили аборигенов, потомков племен, издревле населявших континент, эксплуатация, расовая дискриминация и пренебрежение их нуждами. С детства в ее памяти накапливались примеры расистского обращения с чернокожими австралийцами, белые соседи не общались с семьей аборигена-следопыта, история мирного сельского городка начиналась с резни, учиненной колонистами, на улицах Армидейла, где Кьюсак училась в школе, аборигены не смели появиться — они ютились у городской свалки. После войны она сблизилась с участниками движения за гражданские права коренных австралийцев.
В 60-е годы, когда появились романы «Черная молния» (1964) и «Полусожженное дерево» (1969), оно приобрело гораздо более широкий размах и новое качество. В 1967 году всенародный референдум устранил из конституции дискриминационные статьи. Но поскольку правовые изменения не обеспечили фактического равноправия, борьба не угасла а, напротив, обострилась, на политическую сцену вышли сами аборигены, добиваясь повышения вопиюще низкого жизненного уровня, признания их прав на исконные земли обитания, уничтожении «цветного барьера» в быту, на производстве, в общественных сферах.
Как и «Жаркое лето в Берлине», «Черная молния» и «Полусоженное дерево» — романы прозрения. Их герои переживают личные драмы и находят новый смысл в жизни, расставаясь с заблуждениями, преодолевая эгоизм, приобщаясь к правому делу.
Тэмпи Кэкстон, манекенщица и звезда австралийского телевидения, внезапно изъята из комфортабельного, полного показного блеска мира, неотъемлемой частью которого она считала себя. Кит Мастерс, солнце ее вселенной, разом обрубил многолетнюю связь — брак по расчету обеспечил ему пост редактора влиятельной ежедневной газеты. Владельцы телецентра отказались от услуг стареющей красавицы. Единственного сына отняла колониальная война в Малайе. Впереди — одинокая старость.
Тэмпи, глотающая сверхдозу снотворного, — жертва буржуазного карьеризма. Она обманута иллюзиями «общества потребления»: ведь она и сама принимала на веру рецепты красоты, успеха и семейного счастья, которыми наделяла телезрительниц, навязывая им на деле продукцию косметических, швейных и прочих фирм. Она наказана за расистские предрассудки. Косвенная виновница гибели сына, она могла помешать его отправке в Малайю, но не сделала этого, надеясь излечить Кристофера от непонятного и постыдного увлечения девушкой-аборигенкой, «цветной».
Кьюсак заставляет свою героиню пересмотреть прошлое — после неудавшегося самоубийства в ее руки попадает дневник сына В этом нелицеприятном зеркале шестилетней давности предстают и бывший муж Тэмпи Роберт Армитедж, отец Кристофера, — финансист, оценивающий и людей в денежном выражении, с традиционно-буржуазными понятиями о респектабельности, и ее возлюбленный Кит Мастерс — «наглый волк», насквозь продажный журналист, претендующий, однако, на современную широту взглядов, и сама Тэмпи, жрица Красоты, поющая с чужого голоса. Дневник, написанный языком молодежной исповедальной прозы, получившей широкое распространение после романа Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи», — это и способ показать умного, наблюдательного, замкнутого юношу, для которого математика с ее неопровержимой логикой — единственная отдушина в отвратительном сумбуре всеобщей погони за деньгами и престижем. Ему не по себе и в старомодном отцовском доме, и в американизированном салоне матери и Кита, в частной школе для элиты, питомцы которой не заходят в мечтах дальше места в правлении компании, и в лагере для новобранцев, где муштра должна выбить из солдатских голов все «лишнее». Он чувствует себя «как дома», наслаждаясь теплотой и взаимопониманием, лишь в семье, родоначальник которой — старый моряк-швед, взявший в жены аборигенку.
Это — вариант австралийской утопии, маленькая изолированная община аборигенов на полуострове, где все любят и уважают друг друга, кормятся рыбной ловлей и урожаем с фруктовой плантации и привязаны к старому дому, наполненному шумом и запахами моря, с натертыми воском полами, с камином, с подзорной трубой, в которую Капитан рассматривает звездное небо. Романтично и увлечение Кристофера внучкой Капитана Занни — «черная молния» воспламенила его чувства, новым светом осветила жизнь.
Однако посягательства дельцов, задумавших выстроить на полуострове отель для туристов, на клочок земли Свонбергов, конфликт, в который втянута и Тэмпи, — сама реальность. Дело о выселении Свонбергов предвосхищает упорную острую борьбу аборигенов за земельные права, развернувшуюся в 70-е годы (прежде всего между аборигенами Севера и горнодобывающими монополиями, рвущимися к богатствам, заключенным в недрах их земель).
Тэмпи, которая откликается на призыв Свонбергов о помощи, уже не холодное божество с телевизионного Олимпа. Крушение пробудило в ней способность к сочувствию — она впервые задумалась над тем, что стоит за письмами женщин, обращавшихся к ней за советом. Она теперь сама нуждается в сочувствии. Вступаясь за Свонбергов в память сына, искупая вину перед ним ради внучки Кристины, о существовании которой она не подозревала, Тэмпи под конец начинает сознавать себя лично причастной и к бедам аборигенов и к длительной и тяжелой борьбе, которую они ведут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Общественный резонанс романа Кьюсак был таков, что министерство здравоохранения штата Новый Южный Уэльс улучшило организацию лечения туберкулезных больных. Однако не будем обольщаться. Свои обвинения в адрес буржуазной системы здравоохранения, где главенствует частнопредпринимательская медицина, Кьюсак повторила в последнем своем романе — «Сук в аду» (1971), и с полным основанием. Когда лейбористское правительство Уитлема (1972—1975) попыталось ввести в Австралии общедоступное государственное медицинское страхование и расширить сеть государственных медицинских учреждений, оно натолкнулось на яростное сопротивление частных страховых компаний и частнопрактикующих врачей, угрожавших даже, что они вообще не будут лечить тех, кто рискнет обратиться в государственную клинику.
Обличительный заряд книги усиливается сочувствием, которое вызывают герои, их обаянием, самоотверженностью и тщетностью борьбы Барта за жизнь любимой женщины. Барт, фермерский сын, парень, каких, казалось бы, тысячи, — первый в ряду созданных Кьюсак образов людей, проходящих путь нравственного и гражданского возмужания. В его первоначальном мужском эгоизме и беспечности, смешанной с боязнью совершить ошибку, попасть в капкан, — психология солдата, который после пекла войны и смахивавшей на пикник оккупационной службы смотрит на мир без розовых очков и без уверенности в будущем — вон отец по-прежнему тянет фермерскую лямку, не вылезая из долгов, брат убит, янки твердят о третьей мировой. Так не проще ли наслаждаться сегодняшним днем, не связывая себя обязательствами? А Барт, с которым мы расстаемся, — человек, доказавший свою надежность, по-новому, серьезно взглянувший на окружающее.
Зерно преображения Барта — чувство товарищества. «Верь в свои силы!», «Никогда не сдавайся!», «Не оставляй в беде товарища!» — он мог бы повторить эти заповеди классика австралийской литературы Генри Лоусона. То, что он усвоил как закон поведения в моменты смертельной опасности, цементирует и его чувство к Джэн, и оно становится тем глубже и сильнее, чем большего требует от Барта, который работает сверхурочно, чтобы оплачивать больничные счета, лекарства, квартиру, поступает санитаром в туберкулезный санаторий, где лежит Джэн, ухаживает за ней, как сиделка. В этой отчаянной борьбе он познает самого себя. Кьюсак не превращает Барта в ходячую добродетель — его одолевают усталость, тоска, одиночество, на какое-то время он поддается чарам красивой и богатой женщины. Но место, которое занимает в его сердце Джэн, никто другой занять не может, — так безоглядна ее любовь, свободна от расчетов и притязаний, подлинна. Кьюсак заканчивает роман трагической гармонией: повинуясь умирающей Джэн, Барт увозит ее к морю, в лачужку, где полтора года назад они провели счастливейшие десять дней жизни.
В советской критике отмечалось сходство и различие между «Скажи смерти „нет!“ и „Тремя товарищами“ Ремарка, произведениями, которые при общности основной коллизии, различны в своем национально-историческом содержании. Во всей тональности романа немецкого писателя сквозит трагедия рухнувшего мира, исчезнувших иллюзий, в австралийском романе пробивается наружу общественный протест. Своей любовью и преданностью Барт говорит смерти „нет!“, но это „нет!“ обращено и к обществу: нельзя мириться с уродствами социального порядка, позволяющими тратить на войну и разрушение миллиарды, а на благополучие и здоровье людей — „жалкие тысячи“.
Романом «Скажи смерти „нет!“ Кьюсак подтвердила свою принадлежность к демократическому и реалистическому направлению в австралийской литературе, которое в 40-е—50-е годы находилось на подъеме, окрыленное победой над фашизмом, и обогатилось такими яркими произведениями, как трилогия Причард о золотых приисках, трилогия Палмера о восхождении политического деятеля, романы Ф. Б. Виккерса и Джуды Уотена, повести и рассказы Алана Маршалла и Джона Моррисона.
В конце 40-х годов Кьюсак уехала в Англию. Для нее, как для многих других писателей «окраин», поездка в Европу была заветным желанием: воочию увидеть страну предков — Англию, окунуться в жизнь прославленных культурных центров, дивиться седой старине и чувствовать пульс сегодняшнего дня. Два десятилетия — 50-е к 60-е годы прошли в основном за пределами Австралии: окончательно Кьюсак возвратилась на родину лишь в 1972 году. Франция, Италия, Ирландия, ФРГ и ГДР, Польша и Чехословакия, Болгария и Румыния, Венгрия, Югославия, Албания, КНР и КНДР, СССР — Кьюсак побывала в десятках стран Европы и Азии, в некоторых жила подолгу. Маршруты ее путешествий во многом определялись маршрутами ее книг, издававшихся на разных языках. Кьюсак с мужем, прогрессивным журналистом Норманом Фрихиллом, приглашали в гости национальные комитеты защиты мира, Союз писателей СССР и писательские организации других социалистических стран. Но и будучи гостем, она всегда работала; собирала материал для новых произведений, стараясь получше узнать народ той страны, куда она приехала, и его жизнь, осуществляла давнишние замыслы, радуясь редкой для прогрессивного литератора возможности без помех и забот о хлебе насущном заняться любимым делом. Живя за границей она оставалась австралийской писательницей: «Пусть я кочевница, вдобавок счастливая, но эмигранткой я не была никогда, корни мои — в стране, где я родилась и выросла, и выдернуть их невозможно». Ностальгия и сравнение со странами, где в сознании и быту сохранились феодальные пережитки, подчас сглаживали острые углы в изображении Австралии — например, в романе «Сельские скачки» (1962) ярче проступают «светлые стороны» среды, в которой прошли юные годы писательницы. Но в целом огромный запас впечатлений, знакомство с жизнью разных народов, участие в мировой общественной борьбе раздвинули горизонты творчества Кьюсак.
Особое значение имели установившиеся дружеские, постоянные связи со странами социализма — в многочисленных очерках и статьях Кьюсак рассказывала западному читателю правду об их достижениях на пути создания нового общества. Есть у нее и книга «Каникулы среди русских» (1964), отнюдь не «туристская», хотя она и содержит описания достопримечательностей, исторические экскурсы, цифры и бытовые сведения. Поразительные социальные сдвиги показаны через биографии современников: дипломата, родившегося в бедной семье на берегах сибирской реки, женщины, вырастившей детей в одиночку, без мужа, замученного в фашистском концлагере, директора завода — участника Сталинградской битвы, узбечки — освобожденной женщины Востока, ставшей членом правительства. «Нигде в мире я не чувствовала такой страстной жажды мира, как в СССР», — говорила Кьюсак.
Вскоре после приезда в Европу Кьюсак включилась в движение сторонников мира. В обстановке поляризации литературных сил, когда правые группировались вокруг пресловутого «Конгресса в защиту свободы культуры», организации, финансировавшейся ЦРУ, Кьюсак присоединилась к тем, кто помогал растапливать льды «холодной войны». Антивоенный мотив, который звучал и в прежних ее романах и пьесах, получает развитие, пронизывая все ее дальнейшее творчество. Кьюсак становится писательницей политической темы, горячо выступая против фашизма, милитаризма и расизма.
Роман «Солнце в изгнании» (1955) влился в антиколониальную струю мировой литературы, отразившую рост национально-освободительных движений и распад колониальных империй. Кьюсак нащупала одну из болевых точек послевоенной Англии — усиливающуюся дискриминацию британских подданных с «неподходящим» цветом кожи. Антиколониальна и пьеса «Тихоокеанский рай» (1955), при том, что главная ее идея — предотвращение ядерной катастрофы: жители маленького острова где-то в Южных морях бросают вызов американской военщине, чтобы избежать участи Бикини.
Миллионы людей прочли роман «Жаркое лето в Берлине» (1961). Австралийская проза — военные романы Э. Ламберта, Дж. Хезерингтона, «Крылатые семена» Причард — в большей степени выражала антифашистское сознание, чем показывала фашизм как государственную систему с ее чудовищными нормами, жесточайшей машиной подавления, идеологией расизма и шовинизма. Отчасти восполняя этот пробел, Кьюсак напоминала о «коричневой чуме» тем, у кого оказалась короткая память, просвещала новое поколение, которое по молодости лет и вине буржуазной пропаганды не смогло узнать правды, предостерегала против возрождения немецкого фашизма. Из романа видно, как с благословения Запада, вернувшегося к «политике, стоившей человечеству 50 миллионов жизней», в ФРГ и Западном Берлине благоденствуют монополисты, вскормившие Гитлера и его клику, занимают министерские посты военные преступники, практикуют врачи, экспериментировавшие на узниках концлагерей, сколачивают реваншистские союзы бывшие эсэсовцы и ветераны вермахта.
Кьюсак искала доходчивую, способную увлечь читателя форму: раскрывая политическое содержание, она идет от частной жизни, семьи, личных взаимоотношений, но широко вводит и публицистический элемент в виде споров, монологов-свидетельств, сообщений. «Жаркое лето в Берлине» построено как обретение истины политически невежественным, наивным человеком, и структура последующих романов Кьюсак аналогична. Для молодой австралийки Джой, приехавшей в Западный Берлин погостить у родственников мужа, безликое прежде зло материализуется в ближайшем окружении, она начинает различать палачей и жертв и делает свой выбор, принимая сторону тех, кто борется против возрождения рейха и разжигания националистических милитаристских страстей. Нельзя «жить лишь для себя и не видеть дальше своего носа»,
Романом «Солнце — это еще не все» (1967) Кьюсак предостерегала против фашистской опасности в самой Австралии, где нашли убежище каратели и предатели разных мастей — эсэсовцы, салашисты, усташи, устраивающие террористические акты, а также объявились доморощенные поклонники «Майн кампф» со своими фюрерами, учебными лагерями и военизированными отрядами. «У нас это возможно», — говорит Кьюсак, поселив в тихом сиднейском предместье благообразного преуспевающего фон Рендта, он же штурмбаннфюрер, прозванный Хохочущей смертью. Разоблачение фон Рендта — акт возмездия и урок близоруким, благодушным и легковерным. Заглавная фраза иронизирует над рекламными проспектами, сулящими безоблачное счастье под австралийским солнцем, — кроме природного, нужен еще и климат, в котором было бы неуютно заговорщикам и убийцам, сеющим вражду между народами.
Чутко и остро реагировавшая на общественные движения и антагонизмы, Димфна Кьюсак не могла пройти мимо одной из жгучих проблем современной Австралии — положения, в которое поставили аборигенов, потомков племен, издревле населявших континент, эксплуатация, расовая дискриминация и пренебрежение их нуждами. С детства в ее памяти накапливались примеры расистского обращения с чернокожими австралийцами, белые соседи не общались с семьей аборигена-следопыта, история мирного сельского городка начиналась с резни, учиненной колонистами, на улицах Армидейла, где Кьюсак училась в школе, аборигены не смели появиться — они ютились у городской свалки. После войны она сблизилась с участниками движения за гражданские права коренных австралийцев.
В 60-е годы, когда появились романы «Черная молния» (1964) и «Полусожженное дерево» (1969), оно приобрело гораздо более широкий размах и новое качество. В 1967 году всенародный референдум устранил из конституции дискриминационные статьи. Но поскольку правовые изменения не обеспечили фактического равноправия, борьба не угасла а, напротив, обострилась, на политическую сцену вышли сами аборигены, добиваясь повышения вопиюще низкого жизненного уровня, признания их прав на исконные земли обитания, уничтожении «цветного барьера» в быту, на производстве, в общественных сферах.
Как и «Жаркое лето в Берлине», «Черная молния» и «Полусоженное дерево» — романы прозрения. Их герои переживают личные драмы и находят новый смысл в жизни, расставаясь с заблуждениями, преодолевая эгоизм, приобщаясь к правому делу.
Тэмпи Кэкстон, манекенщица и звезда австралийского телевидения, внезапно изъята из комфортабельного, полного показного блеска мира, неотъемлемой частью которого она считала себя. Кит Мастерс, солнце ее вселенной, разом обрубил многолетнюю связь — брак по расчету обеспечил ему пост редактора влиятельной ежедневной газеты. Владельцы телецентра отказались от услуг стареющей красавицы. Единственного сына отняла колониальная война в Малайе. Впереди — одинокая старость.
Тэмпи, глотающая сверхдозу снотворного, — жертва буржуазного карьеризма. Она обманута иллюзиями «общества потребления»: ведь она и сама принимала на веру рецепты красоты, успеха и семейного счастья, которыми наделяла телезрительниц, навязывая им на деле продукцию косметических, швейных и прочих фирм. Она наказана за расистские предрассудки. Косвенная виновница гибели сына, она могла помешать его отправке в Малайю, но не сделала этого, надеясь излечить Кристофера от непонятного и постыдного увлечения девушкой-аборигенкой, «цветной».
Кьюсак заставляет свою героиню пересмотреть прошлое — после неудавшегося самоубийства в ее руки попадает дневник сына В этом нелицеприятном зеркале шестилетней давности предстают и бывший муж Тэмпи Роберт Армитедж, отец Кристофера, — финансист, оценивающий и людей в денежном выражении, с традиционно-буржуазными понятиями о респектабельности, и ее возлюбленный Кит Мастерс — «наглый волк», насквозь продажный журналист, претендующий, однако, на современную широту взглядов, и сама Тэмпи, жрица Красоты, поющая с чужого голоса. Дневник, написанный языком молодежной исповедальной прозы, получившей широкое распространение после романа Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи», — это и способ показать умного, наблюдательного, замкнутого юношу, для которого математика с ее неопровержимой логикой — единственная отдушина в отвратительном сумбуре всеобщей погони за деньгами и престижем. Ему не по себе и в старомодном отцовском доме, и в американизированном салоне матери и Кита, в частной школе для элиты, питомцы которой не заходят в мечтах дальше места в правлении компании, и в лагере для новобранцев, где муштра должна выбить из солдатских голов все «лишнее». Он чувствует себя «как дома», наслаждаясь теплотой и взаимопониманием, лишь в семье, родоначальник которой — старый моряк-швед, взявший в жены аборигенку.
Это — вариант австралийской утопии, маленькая изолированная община аборигенов на полуострове, где все любят и уважают друг друга, кормятся рыбной ловлей и урожаем с фруктовой плантации и привязаны к старому дому, наполненному шумом и запахами моря, с натертыми воском полами, с камином, с подзорной трубой, в которую Капитан рассматривает звездное небо. Романтично и увлечение Кристофера внучкой Капитана Занни — «черная молния» воспламенила его чувства, новым светом осветила жизнь.
Однако посягательства дельцов, задумавших выстроить на полуострове отель для туристов, на клочок земли Свонбергов, конфликт, в который втянута и Тэмпи, — сама реальность. Дело о выселении Свонбергов предвосхищает упорную острую борьбу аборигенов за земельные права, развернувшуюся в 70-е годы (прежде всего между аборигенами Севера и горнодобывающими монополиями, рвущимися к богатствам, заключенным в недрах их земель).
Тэмпи, которая откликается на призыв Свонбергов о помощи, уже не холодное божество с телевизионного Олимпа. Крушение пробудило в ней способность к сочувствию — она впервые задумалась над тем, что стоит за письмами женщин, обращавшихся к ней за советом. Она теперь сама нуждается в сочувствии. Вступаясь за Свонбергов в память сына, искупая вину перед ним ради внучки Кристины, о существовании которой она не подозревала, Тэмпи под конец начинает сознавать себя лично причастной и к бедам аборигенов и к длительной и тяжелой борьбе, которую они ведут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20