Ей захотелось узнать, где живут его родители и чем они зарабатывают себе на жизнь. Ни Майк, ни Джек ничего о них не знали, а ведь они всегда, как правило, знали все.
Бренда была переполнена гневом, она открыла пачку сухого молока и размешала его в чае, так и не дождавшись свежего. Она терпеть не могла это сухое молоко, сгущенку ненавидела еще больше, а чай без молока пить не могла. Вот как все обернулось. Вчера вечером перед сном она допила весь остаток, молока было совсем немного. Этот паршивец разлил на пол, по крайней мере, с пол-литра. Миссис Роган вряд ли теперь пошлет к ней Майка, как это было прежде, а сам Майк наверняка не решится показаться ей на глаза, опасаясь, как бы она снова не отбрила его. Сама же она, естественно, за молоком не пойдет. А если мальчишка не пришел, значит, и таинственный незнакомец сидит на мели. Правда, это вовсе не ее забота. За неделю дождей он забрал продукты почти на всю сумму, которую заработал. Конечно, она не откажет ему в кредите. Единственная отрада — это сад. Молодые деревья хорошо прижились, они стояли крепкие и прямые, а на штамбовых розах уже распускались новые листья. Вьющиеся растения пустили длинные усики, скоро они скроют уродство — уборную, поставленную с северной стороны у забора, которая была как бельмо на глазу. О, если бы не этот осточертевший дождь! Один только сад и радовался дождливой погоде. Ветер пригибал ожившую ветку старой сливы, почки на ней набухли, ждали лишь первых солнечных лучей.
Бренда тоже ждала солнца. Совсем мало осталось у нее растопки. А этот неблагодарный паршивец скрылся и не идет. Наткнуться бы на родителей этого лентяя. О, она высказала бы им все, что думает о них. Ведь это они держат его дома как раз в то время, когда он ей больше всего необходим.
Когда малявка не явился и в десять часов, Поль обрушил на него весь запас ругательств, которым выучился у Элмера.
В мыслях у него возникали отрывочные, бессвязные картины того, как мальчик и щенок носились по берегу за чайками, как плескались у берега, вдали от него, заплывшего далеко за буруны. Они были частью того мира, в котором он жил, изолировав себя от людей, в мире пустом и оттого привлекательном. Пока он работал, ловил рыбу и охотился, он имел еду и сигареты. Жизнь сводилась к работе, еде, курению и купанию в море. Но этот дождь отгородил его от всего, что он уже считал само собой разумеющимся. Его окутала совсем уж мертвая пустота. Ему недоставало чая. Не хватало костра. Он скучал без мальчишки, который развел бы этот костер с ловкостью и умением. Он почувствовал даже, что соскучился без его разговоров, в которые тот вступал не часто.
Дождь прекратился. Поль выбрался из машины, набрал из ручья мутной воды, попробовал ее и выплеснул обратно. Вода была солоноватой и отдавала тиной. Вода была всюду. Казалось смешным раздражаться из-за желания выпить чашку чая. Он думал о том, не пойти ли ему на почту и не попросить ли ту женщину вскипятить для него чайник воды. Но он не мог встретиться с ней лицом к лицу. Он ни с кем не мог встретиться, кроме мальчика и его собаки.
Поль проклинал свою зависимость от них. Удовлетворение жизнью на протяжении последних нескольких недель исчезло при мысли о том, что он зависит от этого мальчишки. Зависит не только потому, что тот заменил собой весь живой человеческий мир, но и потому, что он поддерживал жизнь Поля в этом мире.
От чувства разочарования и безвыходности Поль начал ругать ребенка за его ухищрения. Почему он не сказал, что не собирается вернуться? Он просто ушел и не думает возвращаться. Перед глазами Поля вставало худое темное лицо, большие глаза под тяжелыми бровями, он видел толстые губы малявки, его полуоткрытый рот с крупными белыми зубами. Ветер донес до него шепот:
— Ладно, босс, я это сделаю.
На следующее утро Поль снова с нетерпением ждал малявку. Наконец, он потерял уже всякую надежду. Мальчишка, может быть, обиделся на него за его грубость. Поля терзали два чувства: с одной стороны — кто бы мог подумать, что аборигены настолько чувствительны? И как это мальчишка посмел проявить такую наглость — обидеться? С другой стороны, Поль в какой-то степени чувствовал свою вину. Какое он имел право срывать на ребенке свое раздражение? Ведь погода вовсе не зависела от мальчишки.
Но, рисуя в воображении картину, как мальчик приносит молоко почтмейстерше, берет у нее продукты и сразу же отправляется к себе домой, вместо того чтобы принести эту еду своему боссу, Поль все больше распалялся. Ему становилось не по себе от подобного предательства. Мальчишка, конечно, сам не догадался бы так поступить, его наверняка научили родители.
Поль лежал в машине, курил, смотрел, как дым волнами поднимается вверх, и вдруг, подхваченный течением воздуха, вырывается сквозь щель приоткрытого окна. Горькая обида на свою судьбу терзала его.
Вдруг из-за Головы Дьявола показался щенок. Поль даже удивился тому приливу радости, с каким он воспринял появление собаки. Уж этого-то он никак не ожидал от себя. Щенок бежал вниз по тропинке, не переставая лаять, и остановился около натянутого на столбах брезента. Впалые бока его вздымались и опускались от быстрого бега. Поль вышел из машины и направился к щенку, чтобы погладить его. Но тот отбежал в сторону и, усевшись на задние лапы, продолжал лаять.
Поль взглянул в сторону горы, надеясь увидеть маленькую фигурку малявки.
Но никто не появлялся на тропинке.
Поль бросил щенку заплесневелую корку хлеба, щенок проглотил ее с жадностью.
— А где же малявка? — спросил Поль, недоумевая.
Щенок залаял еще громче.
Уж если ты ни на что не пригоден, подумал Поль, а можешь лишь лаять, то лучше отправлялся бы туда, откуда явился. Твой хозяин сидит сейчас, наверно, где-нибудь в укромном сухом местечке и с удовольствием попивает мое молочко.
Он снова залез в машину, потянулся за пачкой сигарет, вспомнил, что она пуста, и громко выругался. Щенок медленно и осторожно приблизился к открытой дверце и снова залаял.
— Черт возьми, что с тобой происходит? — спросил Поль. — Ну, что же все-таки ты от меня хочешь? Если протестуешь против того, что у меня в машине сухо и в ней можно полежать, так это все, что у меня осталось, а последнюю корку хлеба я тебе уже отдал.
Поль замолчал, и щенок снова залаял, потом заскулил.
Поль пожал плечами и нехотя вылез из машины. Щенок обрадованно отбежал в сторону, оглянулся и радостно залаял.
— Ах, ты хочешь, чтобы я пошел вместе с тобой? Но зачем? — Поль наклонился, взял из машины плащ. — Ладно, ладно, песик, давай веди меня.
Настойчивость щенка пробудила в нем непривычную тревогу. Поль застегнул плащ, завязал шнурки на ботинках, вытащил из багажника клеенчатую зюйдвестку, вспомнив при этом почти равнодушно, что когда-то эта шапочка принадлежала Мерилин и она носила ее во время морских прогулок под парусами. Теперь она по крайней мере скроет его уродство, а если он натянет ее поглубже и наденет темные очки, у встречных людей не будет повода со злорадством таращить на него глаза. Пока он делал все эти приготовления, щенок продолжал неистово лаять и крутиться возле его ног. В мыслях Поля была полная путаница. Что могло случиться с малявкой? Возможно, он пошел другой дорогой и свалился в вышедший из берегов ручей? А может, поскользнулся и упал с вершины Головы Дьявола? Щенок торопил с такой настойчивостью, что Поль невольно ускорил шаг.
Щенок бежал впереди, Поль следовал за ним по крутой тропинке. Когда они добрались до вершины горы и стали спускаться, Поль на минуту остановился и оглядел весь берег. Малявки не было.
Поля охватило неясное волнение, но он был рад, что щенок прибежал не на почту, а к нему.
Он шел за щенком по песчаному берегу ручья, который превратился теперь в полноводную реку. Каждый шаг давался ему с трудом. Дорогу преграждали обнажившиеся корни деревьев, сплетенные ветки или колючий кустарник. Поль, конечно, предпочел бы пойти по старой, вымощенной бревнами дороге, но не мог остановить щенка. И Поль торопился, проворно бежал за щенком. Щенок то и дело останавливался, поднимался на задние лапы и лаял, показывая, куда нужно идти. В этих местах Поль еще никогда не бывал. Наконец они подошли к мостику. Щенок остановился у края толстого бревна, залаял и побежал по нему, потом повернулся к Полю, увидел, что тот стоит в нерешительности, и снова громко залаял. Поль не боялся упасть в воду. Для взрослого мужчины этот ручей не представлял серьезной опасности, даже когда он вышел из берегов. Но для ребенка, движения которого стеснял старый пиджак, доходивший чуть не до пят! Возможно, щенок пытается объяснить ему, что малявка упал с этого мостика?
— Малявка здесь? — показал Поль на ручей.
Щенок лишь залаял еще громче и, пробежав через мостик, остановился на другой стороне ручья, возле деревьев. Казалось невероятным, чтобы какой-то абориген устроил себе здесь пристанище, среди густого кустарника, сильно разросшегося от весеннего тепла и дождей. Здесь не было никаких следов — ни старых, ни новых, но чувствовалось, что щенок хорошо знает дорогу.
Кругом стояла мертвая тишина. Ветер ли вдруг прекратился, то ли он не проникал сюда сквозь густые заросли высоких деревьев. На каждом шагу ветви мешали Полю пробираться вперед. С листвы обрушивался поток дождевых капель. Резкий запах перегноя и медового настоя от вьющихся растений пахнул ему в лицо. Поль с удовольствием остановился бы и подышал этим воздухом, если бы не щенок, все время умоляюще оглядывавшийся на него. Когда наконец Поль выбрался на поляну и увидел упавший эвкалипт, его вдруг охватило предчувствие страшной беды. Неужели это дерево свалилось на мальчика? Щенок оглянулся еще раз. Поль шел следом. Когда щенок исчез под ветками упавшего дерева, Поль остановился, стал ждать, слух его напрягся до предела. Но он ничего не услышал.
Щенок вернулся и залаял. Поль понял, что щенок приглашает его за собой. Он пригнулся и полез под ветки.
Когда глаза его свыклись с полумраком, он увидел малявку. Тот лежал лицом вниз на куче листьев. Поль осторожно повернул его. Мальчик открыл глаза, посмотрел из него и тихо прошептал:
— Босс!
Глаза его снова закрылись. Поль коснулся лба мальчика, он пылал. Поль поднял тонкую руку ребенка и снова опустил ее. Он должен во что бы то ни стало забрать его отсюда. Страшная догадка, как удар грома, поразила его: вот это и есть дом малявки, у него нет родителей.
Глава двадцать четвертая
Несомненно, мальчик был сильно болен, сквозь крепко сжатые губы вырывалось тяжелое и хриплое дыхание. Поль думал лишь о том, как бы поскорее донести его до почты, куда женщина могла бы вызвать врача. У Поля нет денег, чтобы заплатить врачу, но он позвонит отцу и попросит выслать необходимую ему сумму. Старик с радостью сделает это, лишь бы не встречаться с сыном и не допускать его в свою жизнь.
С моря вдруг подул порывистый штормовой ветер. Поль бросился бежать к забору из кустарника, сразу перешагнул через две ступеньки у крыльца почты и оказался перед женщиной, склонившейся над огромной регистрационной книгой. Вздрогнув, она встала и посмотрела на него.
Черт возьми, какое ему дело до того, что она подумает о его лице! Сейчас главное — малявка. Было ясно, она его поняла. Она приблизилась, приложила руку ко лбу ребенка и тревожно взглянула на Поля.
— Он сильно болен, — сказал Поль, — пожалуйста, вызовите врача.
Бренда быстро ушла в служебное помещение, Поль слышал, как она настойчиво просила кого-то на другом конце провода позвать к аппарату врача. Потом чуть тише, но так же настойчиво, она сказала:
— Доктор Рейс? Это Бренда Доквуд. Доктор, здесь очень серьезно заболел ребенок. Не смогли бы вы сейчас же приехать? Точно не знаю, но у него высокая температура, он почти без сознания… тяжело дышит, так же, как внучка миссис Браун, когда она болела воспалением легких.
Положив трубку, она быстро вернулась к ним, потрогала сырую одежду мальчика, взяла его за руку. Поль собрался уходить.
— Я отнесу его в свою машину, уложу его там.
— Не делайте глупостей, — сказала Бренда бесстрастным, как у медицинской сестры, тоном. — Как вы собираетесь там ухаживать за ним? Несите его сюда и кладите в кровать.
Он неохотно проследовал за ней через почту в маленькую спальню, где возле окна стояла незастеленная узкая кровать.
— Снимите с него одежду, пока я приготовлю постель, и принесите теплой воды, его надо вымыть.
Бренда вышла на кухню, Поль услышал, как она наливает воду в чайник. Щенок забрался под кровать и робко выглядывал оттуда. Поль, все еще держа мальчика на руках, сел и начал его раздевать: снял промокший насквозь старый пиджак, расстегнул шорты, снял их и долго возился со свитером, таким же мокрым, как и все остальное. Женщина вернулась в комнату и помогла раздеть мальчика. Поль смотрел на нее, поражаясь ловкости и осторожности, с которой она обтирала истощенное тело ребенка. Она обращалась с ним с нежностью, на какую способна мать. Она попросила Поля приподнять мальчика, пока вытаскивала из-под него мокрое полотенце и подложила простыню. Потом уложила ребенка поудобнее в кровать, накрыла еще одной простыней, а сверху одеялом.
Они стояли рядом, вглядываясь в это темное лицо, полураскрытые губы, черные длинные ресницы. Она осторожно отодвинула с его лба намокшие от пота волосы. Мальчик зашевелился и чуть слышно сказал:
— Мама!
Она поудобнее устроила его голову на подушке.
— Мама! — повторила она с негодованием. — Будь моя воля, я бы упрятала этих преступных родителей за решетку. Разве можно так бездушно относиться к собственному ребенку? Где они живут?
— Не знаю. Я нашел его в пещере.
Поль встретился с ней взглядом, но не увидел в ее глазах ничего, кроме возмущения и жалости к мальчику.
— Не думаю, чтобы у него был дом. Родителей у него тоже, по-моему, нет.
— Вы хотите сказать, что они его бросили?
Поль покачал головой.
— Нет. Не думаю даже, что они здесь когда-нибудь жили. Я нашел его в пещере, куда меня привел вот этот щенок. Видимо, мальчик жил там.
— Невероятно!
— И тем не менее это факт. Ребенок лежал на куче листьев, прикрытый каким-то мокрым мешком.
— Значит, он жил там один?
— Да, один, если не считать собаки.
— А была там хоть какая-то еда?
— Никакой.
— О! — Она замолчала, снова погладила мальчика по голове и вытерла пот с его лба бумажной салфеткой, смоченной одеколоном. — А когда вы видели его в последний раз?
— Позавчера. Как раз в самый ливень. Он, как обычно, принес мне молоко и продукты. Он весь был мокрый, зацепился за столб у тента и разлил молоко. Я вспылил и отправил его обратно.
Они оба молчали. Было слышно лишь тяжелое скрипучее дыхание мальчика. Изредка тихонько скулил щенок.
— Собака, наверно, тоже ничего не ела все это время, — сказал Поль.
Женщина ушла на кухню, позвала щенка, он бросился к ней из-под кровати. Поль услышал, как щенок с жадностью стал лакать молоко.
Ребенок лежал не шевелясь. Иногда он произносил какие-то невнятные слова и вдруг начал кашлять. Бренда прибежала из кухни, приподняла его. Когда кашель утих, она бережно опустила его обратно, заботливо подложила под голову еще одну подушку, чтобы легче было дышать.
— Сколько же будет добираться сюда этот доктор? — спросил Поль.
— Недолго. Дорога, правда, размыта, и ему придется ехать на катере. Но это займет не более получаса.
Она ушла на кухню, даже не взглянув на Поля. Поль смотрел на ребенка, прислушивался к его хриплому дыханию, к всплескам дождя за окном, к глухому рокоту волн.
Бренда вернулась с чашкой кофе, протянула ее Полю и снова ушла на кухню. Поль выпил кофе, крепкий сладкий напиток придал ему новые силы. Потом он позвонил по телефону отцу. Бренда слышала, что он коротко рассказал о своей нужде в деньгах, и поняла из реплик, что деньги будут немедленно высланы.
Наконец приехал доктор. Он кивнул Полю и подошел к кровати. Бренда откинула одеяло, приподняла ребенка, подержала, пока доктор обследовал его спину, коричневую, как остаток кофе в чашке Поля. Потом снова уложил мальчика на подушки. Кемми открыл глаза и посмотрел на доктора ничего не понимающим взглядом. Доктор, нахмурившись, отвернулся.
— Пневмония, — сказал он. — Вы правильно догадались, Бренда.
Доктор сделал укол.
— Теперь у него должна быстро упасть температура. Но вот беда, он, по-видимому, уже несколько дней ничего не ел и очень ослаб.
Доктор встал, снова нахмурившись посмотрел на мальчика, поднял его маленькую темную руку и внимательно стал разглядывать синие ногти.
— Где проживает его семья? Я направлю полицию, чтобы родителей призвали к ответу за такое отношение к ребенку.
— Все дело в том, доктор, — сказала Бренда, — что мы не знаем, есть у него дом и родители или нет. Вот уже почти два месяца как он здесь, приносил молоко, письма, прислуживал ему, — она указала на Поля, — а мне доставлял с берега дрова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Бренда была переполнена гневом, она открыла пачку сухого молока и размешала его в чае, так и не дождавшись свежего. Она терпеть не могла это сухое молоко, сгущенку ненавидела еще больше, а чай без молока пить не могла. Вот как все обернулось. Вчера вечером перед сном она допила весь остаток, молока было совсем немного. Этот паршивец разлил на пол, по крайней мере, с пол-литра. Миссис Роган вряд ли теперь пошлет к ней Майка, как это было прежде, а сам Майк наверняка не решится показаться ей на глаза, опасаясь, как бы она снова не отбрила его. Сама же она, естественно, за молоком не пойдет. А если мальчишка не пришел, значит, и таинственный незнакомец сидит на мели. Правда, это вовсе не ее забота. За неделю дождей он забрал продукты почти на всю сумму, которую заработал. Конечно, она не откажет ему в кредите. Единственная отрада — это сад. Молодые деревья хорошо прижились, они стояли крепкие и прямые, а на штамбовых розах уже распускались новые листья. Вьющиеся растения пустили длинные усики, скоро они скроют уродство — уборную, поставленную с северной стороны у забора, которая была как бельмо на глазу. О, если бы не этот осточертевший дождь! Один только сад и радовался дождливой погоде. Ветер пригибал ожившую ветку старой сливы, почки на ней набухли, ждали лишь первых солнечных лучей.
Бренда тоже ждала солнца. Совсем мало осталось у нее растопки. А этот неблагодарный паршивец скрылся и не идет. Наткнуться бы на родителей этого лентяя. О, она высказала бы им все, что думает о них. Ведь это они держат его дома как раз в то время, когда он ей больше всего необходим.
Когда малявка не явился и в десять часов, Поль обрушил на него весь запас ругательств, которым выучился у Элмера.
В мыслях у него возникали отрывочные, бессвязные картины того, как мальчик и щенок носились по берегу за чайками, как плескались у берега, вдали от него, заплывшего далеко за буруны. Они были частью того мира, в котором он жил, изолировав себя от людей, в мире пустом и оттого привлекательном. Пока он работал, ловил рыбу и охотился, он имел еду и сигареты. Жизнь сводилась к работе, еде, курению и купанию в море. Но этот дождь отгородил его от всего, что он уже считал само собой разумеющимся. Его окутала совсем уж мертвая пустота. Ему недоставало чая. Не хватало костра. Он скучал без мальчишки, который развел бы этот костер с ловкостью и умением. Он почувствовал даже, что соскучился без его разговоров, в которые тот вступал не часто.
Дождь прекратился. Поль выбрался из машины, набрал из ручья мутной воды, попробовал ее и выплеснул обратно. Вода была солоноватой и отдавала тиной. Вода была всюду. Казалось смешным раздражаться из-за желания выпить чашку чая. Он думал о том, не пойти ли ему на почту и не попросить ли ту женщину вскипятить для него чайник воды. Но он не мог встретиться с ней лицом к лицу. Он ни с кем не мог встретиться, кроме мальчика и его собаки.
Поль проклинал свою зависимость от них. Удовлетворение жизнью на протяжении последних нескольких недель исчезло при мысли о том, что он зависит от этого мальчишки. Зависит не только потому, что тот заменил собой весь живой человеческий мир, но и потому, что он поддерживал жизнь Поля в этом мире.
От чувства разочарования и безвыходности Поль начал ругать ребенка за его ухищрения. Почему он не сказал, что не собирается вернуться? Он просто ушел и не думает возвращаться. Перед глазами Поля вставало худое темное лицо, большие глаза под тяжелыми бровями, он видел толстые губы малявки, его полуоткрытый рот с крупными белыми зубами. Ветер донес до него шепот:
— Ладно, босс, я это сделаю.
На следующее утро Поль снова с нетерпением ждал малявку. Наконец, он потерял уже всякую надежду. Мальчишка, может быть, обиделся на него за его грубость. Поля терзали два чувства: с одной стороны — кто бы мог подумать, что аборигены настолько чувствительны? И как это мальчишка посмел проявить такую наглость — обидеться? С другой стороны, Поль в какой-то степени чувствовал свою вину. Какое он имел право срывать на ребенке свое раздражение? Ведь погода вовсе не зависела от мальчишки.
Но, рисуя в воображении картину, как мальчик приносит молоко почтмейстерше, берет у нее продукты и сразу же отправляется к себе домой, вместо того чтобы принести эту еду своему боссу, Поль все больше распалялся. Ему становилось не по себе от подобного предательства. Мальчишка, конечно, сам не догадался бы так поступить, его наверняка научили родители.
Поль лежал в машине, курил, смотрел, как дым волнами поднимается вверх, и вдруг, подхваченный течением воздуха, вырывается сквозь щель приоткрытого окна. Горькая обида на свою судьбу терзала его.
Вдруг из-за Головы Дьявола показался щенок. Поль даже удивился тому приливу радости, с каким он воспринял появление собаки. Уж этого-то он никак не ожидал от себя. Щенок бежал вниз по тропинке, не переставая лаять, и остановился около натянутого на столбах брезента. Впалые бока его вздымались и опускались от быстрого бега. Поль вышел из машины и направился к щенку, чтобы погладить его. Но тот отбежал в сторону и, усевшись на задние лапы, продолжал лаять.
Поль взглянул в сторону горы, надеясь увидеть маленькую фигурку малявки.
Но никто не появлялся на тропинке.
Поль бросил щенку заплесневелую корку хлеба, щенок проглотил ее с жадностью.
— А где же малявка? — спросил Поль, недоумевая.
Щенок залаял еще громче.
Уж если ты ни на что не пригоден, подумал Поль, а можешь лишь лаять, то лучше отправлялся бы туда, откуда явился. Твой хозяин сидит сейчас, наверно, где-нибудь в укромном сухом местечке и с удовольствием попивает мое молочко.
Он снова залез в машину, потянулся за пачкой сигарет, вспомнил, что она пуста, и громко выругался. Щенок медленно и осторожно приблизился к открытой дверце и снова залаял.
— Черт возьми, что с тобой происходит? — спросил Поль. — Ну, что же все-таки ты от меня хочешь? Если протестуешь против того, что у меня в машине сухо и в ней можно полежать, так это все, что у меня осталось, а последнюю корку хлеба я тебе уже отдал.
Поль замолчал, и щенок снова залаял, потом заскулил.
Поль пожал плечами и нехотя вылез из машины. Щенок обрадованно отбежал в сторону, оглянулся и радостно залаял.
— Ах, ты хочешь, чтобы я пошел вместе с тобой? Но зачем? — Поль наклонился, взял из машины плащ. — Ладно, ладно, песик, давай веди меня.
Настойчивость щенка пробудила в нем непривычную тревогу. Поль застегнул плащ, завязал шнурки на ботинках, вытащил из багажника клеенчатую зюйдвестку, вспомнив при этом почти равнодушно, что когда-то эта шапочка принадлежала Мерилин и она носила ее во время морских прогулок под парусами. Теперь она по крайней мере скроет его уродство, а если он натянет ее поглубже и наденет темные очки, у встречных людей не будет повода со злорадством таращить на него глаза. Пока он делал все эти приготовления, щенок продолжал неистово лаять и крутиться возле его ног. В мыслях Поля была полная путаница. Что могло случиться с малявкой? Возможно, он пошел другой дорогой и свалился в вышедший из берегов ручей? А может, поскользнулся и упал с вершины Головы Дьявола? Щенок торопил с такой настойчивостью, что Поль невольно ускорил шаг.
Щенок бежал впереди, Поль следовал за ним по крутой тропинке. Когда они добрались до вершины горы и стали спускаться, Поль на минуту остановился и оглядел весь берег. Малявки не было.
Поля охватило неясное волнение, но он был рад, что щенок прибежал не на почту, а к нему.
Он шел за щенком по песчаному берегу ручья, который превратился теперь в полноводную реку. Каждый шаг давался ему с трудом. Дорогу преграждали обнажившиеся корни деревьев, сплетенные ветки или колючий кустарник. Поль, конечно, предпочел бы пойти по старой, вымощенной бревнами дороге, но не мог остановить щенка. И Поль торопился, проворно бежал за щенком. Щенок то и дело останавливался, поднимался на задние лапы и лаял, показывая, куда нужно идти. В этих местах Поль еще никогда не бывал. Наконец они подошли к мостику. Щенок остановился у края толстого бревна, залаял и побежал по нему, потом повернулся к Полю, увидел, что тот стоит в нерешительности, и снова громко залаял. Поль не боялся упасть в воду. Для взрослого мужчины этот ручей не представлял серьезной опасности, даже когда он вышел из берегов. Но для ребенка, движения которого стеснял старый пиджак, доходивший чуть не до пят! Возможно, щенок пытается объяснить ему, что малявка упал с этого мостика?
— Малявка здесь? — показал Поль на ручей.
Щенок лишь залаял еще громче и, пробежав через мостик, остановился на другой стороне ручья, возле деревьев. Казалось невероятным, чтобы какой-то абориген устроил себе здесь пристанище, среди густого кустарника, сильно разросшегося от весеннего тепла и дождей. Здесь не было никаких следов — ни старых, ни новых, но чувствовалось, что щенок хорошо знает дорогу.
Кругом стояла мертвая тишина. Ветер ли вдруг прекратился, то ли он не проникал сюда сквозь густые заросли высоких деревьев. На каждом шагу ветви мешали Полю пробираться вперед. С листвы обрушивался поток дождевых капель. Резкий запах перегноя и медового настоя от вьющихся растений пахнул ему в лицо. Поль с удовольствием остановился бы и подышал этим воздухом, если бы не щенок, все время умоляюще оглядывавшийся на него. Когда наконец Поль выбрался на поляну и увидел упавший эвкалипт, его вдруг охватило предчувствие страшной беды. Неужели это дерево свалилось на мальчика? Щенок оглянулся еще раз. Поль шел следом. Когда щенок исчез под ветками упавшего дерева, Поль остановился, стал ждать, слух его напрягся до предела. Но он ничего не услышал.
Щенок вернулся и залаял. Поль понял, что щенок приглашает его за собой. Он пригнулся и полез под ветки.
Когда глаза его свыклись с полумраком, он увидел малявку. Тот лежал лицом вниз на куче листьев. Поль осторожно повернул его. Мальчик открыл глаза, посмотрел из него и тихо прошептал:
— Босс!
Глаза его снова закрылись. Поль коснулся лба мальчика, он пылал. Поль поднял тонкую руку ребенка и снова опустил ее. Он должен во что бы то ни стало забрать его отсюда. Страшная догадка, как удар грома, поразила его: вот это и есть дом малявки, у него нет родителей.
Глава двадцать четвертая
Несомненно, мальчик был сильно болен, сквозь крепко сжатые губы вырывалось тяжелое и хриплое дыхание. Поль думал лишь о том, как бы поскорее донести его до почты, куда женщина могла бы вызвать врача. У Поля нет денег, чтобы заплатить врачу, но он позвонит отцу и попросит выслать необходимую ему сумму. Старик с радостью сделает это, лишь бы не встречаться с сыном и не допускать его в свою жизнь.
С моря вдруг подул порывистый штормовой ветер. Поль бросился бежать к забору из кустарника, сразу перешагнул через две ступеньки у крыльца почты и оказался перед женщиной, склонившейся над огромной регистрационной книгой. Вздрогнув, она встала и посмотрела на него.
Черт возьми, какое ему дело до того, что она подумает о его лице! Сейчас главное — малявка. Было ясно, она его поняла. Она приблизилась, приложила руку ко лбу ребенка и тревожно взглянула на Поля.
— Он сильно болен, — сказал Поль, — пожалуйста, вызовите врача.
Бренда быстро ушла в служебное помещение, Поль слышал, как она настойчиво просила кого-то на другом конце провода позвать к аппарату врача. Потом чуть тише, но так же настойчиво, она сказала:
— Доктор Рейс? Это Бренда Доквуд. Доктор, здесь очень серьезно заболел ребенок. Не смогли бы вы сейчас же приехать? Точно не знаю, но у него высокая температура, он почти без сознания… тяжело дышит, так же, как внучка миссис Браун, когда она болела воспалением легких.
Положив трубку, она быстро вернулась к ним, потрогала сырую одежду мальчика, взяла его за руку. Поль собрался уходить.
— Я отнесу его в свою машину, уложу его там.
— Не делайте глупостей, — сказала Бренда бесстрастным, как у медицинской сестры, тоном. — Как вы собираетесь там ухаживать за ним? Несите его сюда и кладите в кровать.
Он неохотно проследовал за ней через почту в маленькую спальню, где возле окна стояла незастеленная узкая кровать.
— Снимите с него одежду, пока я приготовлю постель, и принесите теплой воды, его надо вымыть.
Бренда вышла на кухню, Поль услышал, как она наливает воду в чайник. Щенок забрался под кровать и робко выглядывал оттуда. Поль, все еще держа мальчика на руках, сел и начал его раздевать: снял промокший насквозь старый пиджак, расстегнул шорты, снял их и долго возился со свитером, таким же мокрым, как и все остальное. Женщина вернулась в комнату и помогла раздеть мальчика. Поль смотрел на нее, поражаясь ловкости и осторожности, с которой она обтирала истощенное тело ребенка. Она обращалась с ним с нежностью, на какую способна мать. Она попросила Поля приподнять мальчика, пока вытаскивала из-под него мокрое полотенце и подложила простыню. Потом уложила ребенка поудобнее в кровать, накрыла еще одной простыней, а сверху одеялом.
Они стояли рядом, вглядываясь в это темное лицо, полураскрытые губы, черные длинные ресницы. Она осторожно отодвинула с его лба намокшие от пота волосы. Мальчик зашевелился и чуть слышно сказал:
— Мама!
Она поудобнее устроила его голову на подушке.
— Мама! — повторила она с негодованием. — Будь моя воля, я бы упрятала этих преступных родителей за решетку. Разве можно так бездушно относиться к собственному ребенку? Где они живут?
— Не знаю. Я нашел его в пещере.
Поль встретился с ней взглядом, но не увидел в ее глазах ничего, кроме возмущения и жалости к мальчику.
— Не думаю, чтобы у него был дом. Родителей у него тоже, по-моему, нет.
— Вы хотите сказать, что они его бросили?
Поль покачал головой.
— Нет. Не думаю даже, что они здесь когда-нибудь жили. Я нашел его в пещере, куда меня привел вот этот щенок. Видимо, мальчик жил там.
— Невероятно!
— И тем не менее это факт. Ребенок лежал на куче листьев, прикрытый каким-то мокрым мешком.
— Значит, он жил там один?
— Да, один, если не считать собаки.
— А была там хоть какая-то еда?
— Никакой.
— О! — Она замолчала, снова погладила мальчика по голове и вытерла пот с его лба бумажной салфеткой, смоченной одеколоном. — А когда вы видели его в последний раз?
— Позавчера. Как раз в самый ливень. Он, как обычно, принес мне молоко и продукты. Он весь был мокрый, зацепился за столб у тента и разлил молоко. Я вспылил и отправил его обратно.
Они оба молчали. Было слышно лишь тяжелое скрипучее дыхание мальчика. Изредка тихонько скулил щенок.
— Собака, наверно, тоже ничего не ела все это время, — сказал Поль.
Женщина ушла на кухню, позвала щенка, он бросился к ней из-под кровати. Поль услышал, как щенок с жадностью стал лакать молоко.
Ребенок лежал не шевелясь. Иногда он произносил какие-то невнятные слова и вдруг начал кашлять. Бренда прибежала из кухни, приподняла его. Когда кашель утих, она бережно опустила его обратно, заботливо подложила под голову еще одну подушку, чтобы легче было дышать.
— Сколько же будет добираться сюда этот доктор? — спросил Поль.
— Недолго. Дорога, правда, размыта, и ему придется ехать на катере. Но это займет не более получаса.
Она ушла на кухню, даже не взглянув на Поля. Поль смотрел на ребенка, прислушивался к его хриплому дыханию, к всплескам дождя за окном, к глухому рокоту волн.
Бренда вернулась с чашкой кофе, протянула ее Полю и снова ушла на кухню. Поль выпил кофе, крепкий сладкий напиток придал ему новые силы. Потом он позвонил по телефону отцу. Бренда слышала, что он коротко рассказал о своей нужде в деньгах, и поняла из реплик, что деньги будут немедленно высланы.
Наконец приехал доктор. Он кивнул Полю и подошел к кровати. Бренда откинула одеяло, приподняла ребенка, подержала, пока доктор обследовал его спину, коричневую, как остаток кофе в чашке Поля. Потом снова уложил мальчика на подушки. Кемми открыл глаза и посмотрел на доктора ничего не понимающим взглядом. Доктор, нахмурившись, отвернулся.
— Пневмония, — сказал он. — Вы правильно догадались, Бренда.
Доктор сделал укол.
— Теперь у него должна быстро упасть температура. Но вот беда, он, по-видимому, уже несколько дней ничего не ел и очень ослаб.
Доктор встал, снова нахмурившись посмотрел на мальчика, поднял его маленькую темную руку и внимательно стал разглядывать синие ногти.
— Где проживает его семья? Я направлю полицию, чтобы родителей призвали к ответу за такое отношение к ребенку.
— Все дело в том, доктор, — сказала Бренда, — что мы не знаем, есть у него дом и родители или нет. Вот уже почти два месяца как он здесь, приносил молоко, письма, прислуживал ему, — она указала на Поля, — а мне доставлял с берега дрова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20