А-П

П-Я

 


Что вопросы веры, деньги, жизнь сама, все блага мира –
Если друг с тобой, когда он всей душой навечно твой!
Неужель твой ясный разум кривотолками отравлен?
Берегись доверья к лживым и общенья с клеветой!
Сам ты знаешь – невозможно обязать молчанью зависть,
Так стремись ко благу друга, прочих – из дому долой!
Не скажу я, что ты должен выносить обиды друга,
Но обиду недоверья сам сначала с сердца смой.
От любви не отпирайся. Запирательства любые,
Помни, приняты не будут проницательным судьей.
Мудрый истины не строит на одном предположеньи,
Света истины не скроешь никакою чернотой.
Если говорит старуха, что не ест плодов, – не верь ей,
Просто до ветвей с плодами не дотянется рукой.
Человек с душой широкой, но, увы, с пустой казною
И хотел бы, да не может сыпать золото рекой.
Ты же, Саади, владеешь морем сказочных сокровищ, –
Пусть же царственная щедрость вечно дружит с красотой!»
Так оставим словопренья, дай залог любви высокой:
Приходи, сладкоречивый, к нам с газелью золотой!

Газели

О караванщик, сдержи верблюдов! Покой мой сладкий, мой сон
уходит.
Вот это сердце за той, что скрутит любое сердце, в полон уходит.
Уходит злая, кого люблю я, мне оставляя одно пыланье.
И полыхаю я, словно пламень, и к тучам в дымах мой стан
уходит.
Я о строптивой все помнить буду, покуда буду владеть я речью.
Хоть слово – вестник ее неверный – едва придет он и вон
уходит.
Приди, – и снова тебе, прекрасной, тебе, всевластной, служить
я стану:
Ведь крик мой страстный в просторы неба, себе не зная препон,
уходит.
О том, как души бросают смертных, об этом люди толкуют
разно.
Я ж видел душу свою воочью: она – о горький урон! – уходит.
Не должен стоном стонать Саади, – но все ж неверной кричу я:
«Злая!»
Найду ль терпенья? Ведь из рассудка благоразумья канон
уходит!
Перевод К.Липскерова
* * *

Тайну я хотел сберечь, но не уберег, –
Прикасавшийся к огню пламенем объят.
Говорил рассудок мне: берегись любви!
Но рассудок жалкий мой помутил твой взгляд.
Речи близких для меня – злая болтовня,
Речи нежные твои песнею звенят.
Чтоб мою умерить страсть, скрой свое лицо,
Я же глаз не отведу, хоть и был бы рад.
Если музыка в саду – слушать не пойду,
Для влюбленных душ она как смертельный яд.
Этой ночью приходи утолить любовь, –
Не смыкал бессонных глаз много дней подряд.
Уязвленному скажу о моей тоске,
А здоровые душой горя не простят.
Не тверди мне: «Саади, брось тропу любви!»
Я не внемлю ничему, не вернусь назад.
Пусть пустынею бреду, счастья не найду, –
Невозможен все равно для меня возврат.
Перевод К.Арсепевой
* * *

Пускай друзья тебя бранят – им все простится, верь.
Хулою друга верный друг не оскорбится, верь.
Когда разлад войдет в твой дом и все пойдет вверх дном,
Не раздувай огня – судьба воздаст сторицей, верь.
Пока найдешь заветный клад, измучишься стократ, – *
Пока не минет ночь, рассвет не возвратится, верь.
Пусть будет ночь любви длинна, как музыка она,
Не сонной скуки – волшебства она страница, верь.
Но ты у глаз моих спроси, какой бывает ночь?
Как бред больного, ах, она – как огневица, верь.
Когда отрублена рука, о перстне не тужи, –
Стремленьям нет преград, они – лишь небылица, верь.
Я знаю, нет у вольных птиц несбыточных надежд,
Они у пленных птиц – тому виной темница, верь.
Как будто в зеркале, в лице душа отражена,
Коль не грешна душа, оно не замутится, верь.
О Саади, когда тебя заботы ввергнут в сон,
То нежный ветер на заре и не приснится, верь.
Перевод К.Арсеневой
* * *

Пусть будет выкупом мой дух за дух и плоть твою, о друг!
Готов отдать я целый мир за твой единый волосок.
Речей я слаще не слыхал, чем из медовых этих губ.
Ты – сахар, влага уст твоих – цветка благоуханный сок.
Мне милость окажи – направь в меня разящую стрелу,
Чтоб я рукой, держащей лук, в тот миг полюбоваться мог.
Когда, от взоров скрыв лицо, сворачиваешь ты с пути,
Слежу я, не блеснет ли вдруг украдкой глаза уголок.
Ах, не скупись, не закрывай лица пред нами; вид его –
Бальзам для тех, кто от любви неразделенной изнемог.
Ты – полная луна, но где ж стан кипариса у луны?
Ты – кипарис, но кипарис не блещет полнолуньем щек.
Увы, тебя не описать, твоей улыбки не воспеть!
Где подобрать сравненья, как найти тебя достойный слог?
Знай, всякий, кто осудит нас за страсть палящую к тебе,
Тебя увидев раз, тотчас возьмет обратно свой упрек.
Ах, вновь приди! Твой лик еще на сердце не запечатлен.
Сядь, посиди! В глазах твой блеск еще сиянья не зажег.
Нет в том заслуги, что тебе я отдал сердце, – для тебя
Последний вздох своей души я, дорогая, приберег.
Как благо я из уст твоих приму насмешку и укор.
Ах, радо сердце Саади попасть тебе на язычок!..
Перевод Т.Спендиаровой
* * *

Прежде не знал я души вероломной твоей.
Лучше не клясться, чем бросить, поклявшись, друзей.
Слышу упреки, что отдал я сердце тебе:
Пусть упрекают тебя за сиянье очей.
Что вы твердите мне: «Дивных красавиц беги!»
Где ты? А мы где? – средь моря мечты и теней.
Это не родинка, не своевольная прядь –
Лик божества покоряет мудрейших людей.
Зеркальце это величье твое не вместит:
Скрой от чужих красоты твоей пламя скорей.
В дом не вхожу я, соперников злобных страшась,
Нищим одетый, тайком я стучусь у дверей.
Бедность, упреки, любовь, нищета не страшны –
Вынесу все, но разлука и смерти страшней.
Сердце осталось ли цело хотя бы одно
В праздничный вечер, когда ты пришла на ручей?
Думал, увидев тебя, поделиться тоской.
Вижу тебя – и тоски не осталось моей.
Скрыть от соседей хочу, что со мною ты здесь –
Быстро задуем мы пламя горящих свечей.
Но догадаются все, что ко мне ты пришла –
Ярче лицо твое солнечных светлых лучей.
И Саади будет вечно в плену твоих кос –
Слаще свободы оковы душистых кудрей.
Перевод И.Гуровой
* * *

Двум опьяненным глазам нынче хвалу воздаю:
Только проснутся они, – духи смутятся в раю.
Как же нам, людям, скажи, ласки твоей не искать,
Если ответит и зверь лаской на ласку твою?
Кто на красавиц глядит – чести нарушил закон.
Тот, кто глядит на тебя, – честь воздает бытию!
Весь, с головы и до ног, – раб я твоей красоты:
Падаю в прах перед ней, ей мою жизнь отдаю.
Знаешь ли цену себе? Нет? Так спроси у меня:
Я пред твоей красотой слезы бессчетные лью.
Где же терпенье мое? Где мой размеренный ум?
Глаз несравненных таких нет ни в едином краю.
Бросьте советы, друзья! Строгая жизнь и любовь
В давней вражде меж собой. Изнемогаю в бою!
С волей прямой божества спорить нельзя, Саади, –
Здесь, пред сильнейшим врагом, я, преклоненный, стою.
Перевод А.Кочетпова
* * *

Что к ногам твоим я брошу, о моя луна?
Голову? Нет, недостойна ног твоих она.
Счастлива щека, что вечно льнет к твоей щеке.
Сбудется ль? Про это знаешь только ты одна.
Ни единой части в этом жалком теле нет,
Что палящей не была бы страстью сожжена.
О мой кипарис, царицей в сердце ты вошла,
Никогда другой не будет власть над ним дана.
Если прах мой, ставший глиной, превратят в кирпич,
То любовь к тебе навеки сохранит стена.
Счастье наше в том, что можем мы тебе служить.
Если нас переживешь ты, смерть нам не страшна.
Словно мотылек, лечу я в твой огонь, свеча.
Если я сгораю, это не твоя вина.
И не только мы сгораем. Ты восторг даришь
Тем, кому с тобою встреча здесь не суждена.
Опечаленным тобою их приятна боль –
Будет лишь тобой одною боль исцелена.
Если сыщется на глине след твоей ноги,
Будет новая святыня там возведена.
Саади – твой раб и выше всех царей земных.
За твои оковы царство – жалкая цена.
Перевод И.Гуровой
* * *

Моей любимой аромат нежней, чем ветерок.
Спокойствие моей души – моих надежд залог.
Стройны и роза и тюльпан, по клонятся они:
С любимой не могу сравнить я ни один цветок.
Как исцеленья путь найти, ответить не могу:
Не разум, а любовь дойти сумеет без дорог.
Ты – нежный персика цветок, твое лицо струит
Весны томящий аромат, как розы лепесток.
О, если б изголовьем мне блаженство стать могло!
Ведь тело бренное мое давно огонь обжег.
Напрасно подарил я ей навеки жизнь свою –
Она забыла обо мне, поймав меня в силок.
На волю вздохов брошен я, остался я один.
О боже, кто сметет тот прах, что мне на душу лег!
Ведь Саади у ног твоих ослом в грязи увяз.
Не сжалилась над ним, хоть он твой тяжкий груз волок.
Перевод И.Гуровой
* * *

Бранишь, оскорбляешь меня? Напрасно! Не стоит труда!
Из рук своих руку твою не выпущу я никогда.
Ты вольную птицу души поймала в тенета свои.
И что ж! прирученной душе не нужно другого гнезда.
Того, кто навеки простерт, – в цепях благовонных кудрей, –
Ужели посмеешь топтать? Нет, жалости ты не чужда!
«Не правда ли, стан-кипарис самих кипарисов стройней?» –
Садовника я вопросил. Садовник ответил мне: «Да».
Пусть солнцем и тихой луной земной озаряется мир, –
Мой мир озарен красотой; твой взгляд надо мной – как звезда.
Бесценно-прекрасна сама, чужда драгоценных прикрас,
Не хочешь себя украшать: ты юностью светлой горда.
Хочу, чтоб ко мне ты пришла, осталась со мной до утра, –
Вот было бы счастье, друзья, а недругам нашим – беда!
Лишенная сердца толпа, я знаю, дивится тому,
Что черные вздохи мои готовы лететь сквозь года.
Но если пылает жилье, то рвется из окон огонь,
Чему тут дивиться, скажи? Так в мире бывает всегда.
Кто встретил однажды тебя, не в силах вовек разлюбить.
Не вижу и я, Саади, в любви ни греха, ни стыда.
Перевод А.Кочсткова

Из книги «Бустан»
Перевод В. Державина
О справедливости, мудрости, и рассудительности

Ануширван, когда он умирал,
Призвал Хормуза и ему сказал:
«Покинь чертоги мира и покоя,
Взгляни, мой сын, на бедствие людское!
Как можешь ты довольным быть судьбой,
Несчастных сонмы видя пред собой?
Мобеды оправданья не отыщут,
Что спит пастух, а волки в стаде рыщут.
Иди пекись о нищих, бедняках,
Заботься о народе, мудрый шах!
Царь – дерево, а подданные – корни.
Чем крепче корни, тем ветвям просторней.
Не утесняй ни в чем народ простой.
Народ обидев, вырвешь корень свой.
Путем добра и правды, в божьем страхе
Иди всегда, дабы не пасть во прахе.
Любовь к добру и страх пред миром зла
С рождения природа нам дала.
Когда сияньем правды царь украшен,
То подданным и Ахриман не страшен.
Кто бедствующих милостью дарит,
Тот волю милосердную творит
Царя, что людям зла не причиняет,
Творец земли и неба охраняет.
Но там, где нрав царя добра лишен,
Народ в ярме, немотствует закон.
Не медли там, иди своей дорогой,
О праведник, покорный воле бога!
Ты, верный, не ищи добра в стране,
Где люди заживо горят в огне.
Беги надменных и себялюбивых,
Забывших судию, владык спесивых.
В ад, а не в рай пойдет правитель тот,
Что подданных терзает и гнетет.
Позор, крушенье мира и оплота –
Последствия насилия и гнета.
Ты, шах, людей безвинно не казни!
Опора царства твоего они.
О батраках заботься, о крестьянах!
Как жить им в скорби, нищете и ранах?
Позор, коль ты обиду причинил
Тому, кто целый век тебя кормил».
И Шируйэ сказал Хосров, прощаясь,
Навек душой от мира отрекаясь:
«Пусть мысль великая в твой дух войдет:
Смотри и слушай, как живет народ.
Пусть в государстве правда воцарится, –
Иль от тебя народ твой отвратится.
Прочь от тирана люди побегут,
Дурную славу всюду разнесут.
Жестокий властелин, что жизни губит,
Неотвратимо корень свой подрубит.
Ушедшего от тысячи смертей
Настигнут слезы женщин и детей.
В ночи, в слезах, свечу зажжет вдовица –
И запылает славная столица.
Да, только тот, который справедлив,
Лишь тот владыка истинно счастлив.
П весь народ его благословляет,
Когда он в славе путь свой завершает.
И добрые и злые – все умрут,
Так лучше пусть добром нас помянут».

* * *

Правителей правдивых назначай,
Умеющих благоустроить край.
Кто, правя, тружеников обижает,
Тот благу всей державы угрожает.
А власть злодея – сущая беда –
Да не уйдет он грозного суда!
Кто добр поистине – добро увидит,
Злодей же сам детей своих обидит.
О правде ли к насильникам взывать,
Когда их с корнем надо вырывать!
Казни судей, в неправде закоснелых,
Трави, как хищников заматерелых.
Бесчинствам волка положи конец,
От истребленья огради овец.

* * *

Купец какой-то хорошо сказал,
Когда он в плен к разбойникам попал;
«Толпе старух подобно войско шаха,
Когда грабители не знают страха!
Беда стране, где властвует разбой,
Не будет прибыли стране такой.
И кто поедет в край, забытый богом,
Где спит закон, где грабят по дорогам?»
Чтоб славу добрую завоевать,
Шах чужеземцев должен охранять.
Уважь пришельцев, что приюта просят,
Они ведь славу добрую разносят.
А если гостелюбья нет в стране – –.
Ущерб и царству будет и казне.
Ты по обычаям, по доброй вере
Не запирай пред странниками двери.
Гостей, купцов, дервишей бедных чти,
Очисти от грабителей пути.
Но слух и зренье будут пусть на страже,
Чтоб не проник в твой дом лазутчик вражий.

* * *

Людей, несущих смуту, не казни,
А из своих пределов изгони.
Не гневайся на пришлеца дурного,
Сам жертва своего он нрава злого.
Но если Фарс – смутьяна отчий край,
В Рум, в Санаа его не изгоняй.
Ведь неразумно бедствие такое
На государство насылать другое,
Чтоб нас не проклинал иной народ:
От них, мол, к нам несчастие идет.

* * *

Люби друзей, чей посвящен был труд
Всю жизнь тебе, – они не предадут.
И старого слугу изгнать постыдно,
Забвение заслуг его обидно.
Хоть стар, не в силах он тебе служить,-
Как прежде, должен ты его дарить.
Когда Шапур, состарясь, стал недужен,
Хосрову он на службе стал не нужен.
И в бедствие Шапур и в бедность впал,
И он письмо Хосрову написал:
«Царь, я служил тебе в былые лета!
Стар стал… Неужто изгнан я за это?»

* * *

На должность мужа чести назначай,
Кормило власти нищим не вручай…
С них ничего ты – царской пользы ради
Не взыщешь, кроме воплей о пощаде.
Коль на своем посту вазир не бдит,
Пусть наблюдатель твой за ним следит.
Коль наблюдателя вазир подкупит,
Пусть к делу сам твой грозный суд приступит.
Богобоязненным бразды вручай,
Боящимся тебя не доверяй.
Правдивый лишь пред богом полн боязни,
За правду он не устрашится казни.
Но честного едва ль найдешь из ста:
Сам проверяй все книги и счета.
Двух близких на одну не ставь работу,
Дабы от них не возыметь заботу.
Столкуются и станут воровать
И пред тобой друг друга покрывать.
Когда боится вора вор, то мимо
Проходят караваны невредимо.

* * *

Когда слугу решаешь ты сместить,
Ты должен позже грех его простить.
Порой больной росток трудней исправить,
Чем сотню пленных от цепей избавить.
Ты знай: надеждой изгнанный живет,
Хоть рухнул жизни всей его оплот.
Шах справедливый, истинный мудрец,
Глядит на слуг, как на детей отец.
Порой – правдивым гневом пламенеет,
Но он и слезы отереть умеет.
Коль будешь мягок – обнаглеет враг.
Излишняя жестокость сеет страх.
Как врач, что ткань больную рассекает,
Но и бальзам на раны налагает,
Так мудр поистине владыка тот,
Что к добрым – добр, а злым отпор дает.
Будь благороден, мудр. Добром и хлебом
Дари людей, – ведь одарен ты небом.
Никто не вечен в мире – все уйдет,
Но вечно имя доброе живет.
Ввек не умрет оставивший на свете
После себя мосты, дома, мечети.
Забыт, кто не оставил ничего,
Бесплодным было дерево его.
И он умрет, и всяк его забудет,
И вспоминать добром никто не будет.

* * *

Во имя доброй славы в дни праплспья
Мужей великих не топи в забвенье.
Скрижаль твою великих имена
На вечные украсят времена.
И до тебя здесь шахи подвизались,
И все ушли, лишь надписи остались.
Один прославлен до конца времен,
Другой – навек проклятьем заклеймен.

* * *

Не верь доносчикам-клеветникам,
А, вняв доносу, в дело вникни сам.
Не верь словам, коль честного поносят,
И пощади, когда пощады просят.
Просящих крова – кровом осени.
Слугу за шаг неверный не казни.
Но если пренебрег он добрым словом
И вновь грешит – предай его оковам.
Когда же не пойдут оковы впрок,
Ты вырви с корнем тот гнилой росток.
Но, все вины преступника исчисля,
Ты, прежде чем казнить его, – размысли:
Хоть бадахшанский лал легко разбить,
Осколки лала – не соединить.

Рассказ

Раз из Омана прибыл человек,
Он обошел весь мир за долгий век.
Таджиков, тюрков и руми встречал он,
Все, что узнал у них, запоминал он.
Всю жизнь он странником бездомным был,
Но в странствиях он мудрость накопил.
Он был, как дуб могучий, но при этом
Не красовался ни листвой, ни цветом, –
Убог и нищ, лишь разумом богат.
Халат его был в тысяче заплат.
Томимый голодом, изнемогал он,
И от жары и жажды высыхал он.
Вот он явился в городе одном,
Где некий муж великий был царем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38