А-П

П-Я

 


Чем жажду справедливости моей
В несправедливом мире утолить?
Доколе бешеный двухцветный пес
Меня стараться будет укусить?
До коих пор я, как ручной кувшин,
В ладони низких воду будут лить?
До коих пор, с веревкой на спине,
Весами в лавке буду я служить?
Коль от веревки я освобожусь,
Приду я в равновесье, может быть.

* * *

Дворцы царей подобны морю; нет в этом море перламутра,
Но стаями акул теснится там лизоблюдов жадный сброд.
И муж разумный, муж познанья, корабль духовного
богатства,
Ища удачи, в это море – неверное – не поведет.
Жемчужины живого чувства в нем не найдешь ценою жизни.
Лишь сплетен и превратных мнений кружится там водоворот.
А сердцу, любящему правду, пусть покровительствует разум.
Он верный путь добру проложит и шею жадности свернет.
Довольствуйся уединеньем, покоем и лепешкой хлеба
И не ищи у царских тронов чинов, отличий и щедрот.

* * *

О Хакани, удались от служения шахам,
Чтоб в стороне от грызпи их позорной остаться.
Полно как чаша блистать на пирах у султанов;
Будет душа твоя кровью потом обливаться.
Шахи – не солнце. Зачем, подходя к ним луною,
То вырастать, то идти на ущерб, истребляться,
Иль за полсуток, подобно созвездию Девы,
То унижаться, а примут – опять возвышаться?

* * *

Сказали как-то, что, мол, Хакашт
Быть недостоин при дворе султана.
Сказали правду – водоносом див
Неподходящим был для Сулеймана.
Султан ничтожен – недостоин он
Души моей широкой океана.

* * *

Очень кислы плоды на ветвях государства
И не стоят того, чтобы их собирать.
Угощенья на скатерти мира невкусны
И не стоят того, чтобы мух отгонять.
Все дары и деяния шахов ничтожны
И не стоят того, чтобы их восхвалять.

* * *

Я в мире когда-то богатства хотел,
От низких людей я не принял его.
Я многого жаждал, но мало дала
Судьба, и не взял я у ней ничего.

* * *

Хакани, ты унижен дарами владетелей сих,
Даже хлеба куска ты у них не бери никогда!
И бальзама от раны душевной у них не проси,
Если худшего ране своей ты не хочешь вреда,.
Если чаша разбилась, тогда лишь оценят ее, –
«Что утратили мы!» – воклицаний пойдет череда.
Посмотри на верблюда, что с согнутой шеей идет,-
Груз верблюда – цена его крови, и мук, и труда.
Если б шея его превратилась в меток золотой,
Что за польза верблюду? Была б ему пуще беда.

* * *

Нет у меня самых нужных для жизни вещей,
И не обрел я того, чего сердцем желал.
Думал я прежде: «Все будет! Надейся, терпи!..»
Но ничего не дождался я, сколько ни ждал*
Помощи я у небесных просил облаков –
Гром мне ударил в ответ, и перун засверкал.
Коль потрясти мой подол, то оттуда моя
Печень посыплется, денег же я не собрал.
Кажется, гнать по пятам меня злая судьба
Не перестанет, пока я без сил не упал.
Кровью я плакал. От слез моих красен бурнус.
Но от друзей я участья в беде не видал.
О Хакани! Неужели твой огненный стоп
Дряхлых устоев судьбы еще не расшатал!

* * *

О Хакани, ты сокровищ земных не ищи!
Вся эта жизнь, может быть, лишь неделя одна.
Золото – светлый твой день, серебро твое – ночь,
В них – все богатство и вся твоя скрыта казна.
И хоть колосья судьба высоко подняла,
Мало в колосьях ее налитого зерна.
Если ты беден и роскошью не окружен,
Щедрость ума твоего никому не нужна.
Эта земля – беспощадный и грозный палач,
Все, что рождает, сама истребляет она.
Плелся козленок за мальчиком, несшим изюм,
Знал ли козленок, что участь его решена?
Был он, как помните, мальчиком этим убит.
Из-за изюма была ему смерть суждена.

* * *

В сущности мира сего справедливости нет.
Истинной правды закон – не для смертного оп.
Горя не знает на этой земле человек,
Если он умер, – и тот, кто еще не рожден.
Беды как волны морские. Не ведает их
Тот, кто навеки от мира сего уведен.
Тот, кто из чаши столетия этого пил,
Знал ли, что влагой отравленной он упоен?
Может ли мир наш от бедствий тебя уберечь,
Если он вечными бурями сам возмущен!
Небо – грабитель, что роет под нами подкоп,
Не потому ли согнулся в дугу небосклон?
В этой юдоли покоя себе не ищи,
Сладостный мир на земле никому не суждеп.
Гану, тебе нанесенную, молча терпи,
Раненный миром от века бальзама лишен.
На одеяние синего небавзгляни –
Смерти обитель сей мир и в печаль облачен.
О Хакани, обольщеньям земли не внемли!
Все здесь неверно, и здесь беззаконье – закон!

Рубайят
1

Моя любовь мне муки причиняет.
Она моим моленьям не внимает.
Источник всех моих мучений в том,
Что о любви моей она не знает.

2

Эта низость и злость клеветы и вражды
Тяжелее гонений и горше беды.
Тяжелее их – вечная с милой разлука,
А больнее всего – униженье нужды.

3

В чем держится душа моя живая?
Меня судьба терзает – ведьма злая.
И пища, что она готовит мне,
То несоленая, то соль сплошная.

4

Кравчий! Чашу мне не наливай дополна!
Не вернется увядшая жизни весна.
Мало, много ли ты мне нальешь – безразлично, –
Камень горя не сдвинешь потоком вина!

5

Дым горящих стенаний моих – небосвода одежды,
От бессонных мучений в ночах не смыкаю я вежды.
В туфлях жизни колючки бесстыдно мне ноги язвят,
И разбито о камень стекло моей хрупкой надежды.

6

Пусть беспомощным и одиноким, как я, не очутишься ты
в пути!
Пусть ярма таких унижений и мук не придется тебе нести!
Я разлукой с возлюбленной изнурен, я на встречу надежды
лишен.
Пусть никто не болеет сердцем, как я, на земле, где врача
не найти!

7

Если хочешь, чтоб имя стояло твое высоко,
Скромен будь, людям сердце свое открывай широко,
С бедняками дружи, собеседуй с простыми людьми,
И пойдет твоя добрая слава средь них далеко.

8

Я Маджнун, мой печальный удел – тосковать.
Кто бальзам от безумия может мне дать?
Ухожу я в пустыню – к джейранам и львам,
Не удастся вам в цепи меня заковать!

9

О ты, превратившая сердце в обитель печали!
Цветет твоя лилия в сердце, где розы пылали.
С тех пор как горящее горе со мной породнилось,
Со старою скорбью врагами мы кровными стали.

10

Кровью душа залита, я из легких огонь извергаю.
Огненно-красным вином я чашу свою наполняю.
Кровь огневая – вино. Глотаю я кровь и огонь,
Кровь проливаю на кровь, огонь на огонь рассыпаю.

11

Если хочешь, чтоб зеркалом сердце твое заблистало,
Корни гнусных пороков из сердца исторгни сначала:
Жадность, мстительность, подлость, жестокость, надменность
и зависть,
Пресмыкательство низкое, злобы змеиное жало.

12

Хакани! Если честь и добро тебе выше всего,
Никого не ударишь ты, не оскорбишь никого.
Ведь достоинством всякий живой человек обладает,
И пощечина хуже, чем сабли удар, для него.

13

Причиняешь душе моей ты лишь страданья,
Мне на сердце легла вся печаль мирозданья,.
У дверей твоих я схороню свою душу,
Пусть к тебе долетит ее благоуханье!

14

Вечно облик твой в сердце моем и во взоре,
Твое имя звучит мне немолчно, как море.
И прислушался всем существом я, едва
Твое имя услышал в чужом разговоре.

15

В тот миг, как тело мотылька с огнем соединилось,
И сердце темное свечи огнем воспламенилось.
На трепетном огне свечи сгорает мотылек,
И вместе с ним она гореть навеки согласилась.

16

Печальную душу мою в свои руки прими,
Добычу, тобою подстреленную, подыми!
Я – грешный твой раб Хакани. Я навек тебе предан,
Оставь ему жизнь или вовсе ее отними!

17

Ушла. Унесла мою душу. Проходит за часом час.
Прислушиваются уши, и смотрят зеницы глаз.
Глаза у ушей вопрошают: «Вы слышали что-нибудь?»
А уши у глаз вопрошают: «Не видели ль еще раз?»

18

Не будь себялюбцем презренным, а пусть тебя любят другие.
Всем делай добро, и не будут ущербом убытки такие.
Зачем тебе пышность одежды? Будь щедрым, нагим, словно
пальма,
Что к небу подъемлет главу, где сияют лучи огневые!

19

Если хочешь меня умертвить, то скажи мне –
Смерть я радостно встречу, поверь! Но внемли мне!
Поцелуем сперва опьяни мою душу,
После в сердце, как стрелы, ресницы вонзи мне!

20

Я на небе поэзии солнце сегодняшних дней.
Никому из певцов высоты не достигнуть моей.
Это солнце зовется султаном семи поясов,
Но оно – лишь слуга моих песен, вселенной моей.

21

С душою преданной в тысячелетье раз
Родится человек – таков преданий глас.
Один, наверно, был, когда мы не родились,
Другой появится, когда не будет нас.

22

Ты всегда Хакани упрекаешь, всегда озлоблен!
На меня нападаешь, язвишь меня, как скорпион!
Мое сердце на двести кусков разорвалось от горя,
Но тобой еще новый огонь в этом сердце зажжен.

23

Цветники озаряются блеском зажженных свечей,
Фонарями тюльпанов пылают просторы степей,
И на склоне зари от улыбки моей солнцеликой
У меня засияли лампады потухших очей.

24

Ты каждый день неутомимо причуды новые являешь;
Одежду моего терпенья ты на кусочки разрываешь!
Нет верности в тебе ни капли. Бездушная, оставь меня!
Я испытал тебя. Я знаю тебя, как ты себя не знаешь.

25

Жизнь моя в праздности, без утешенья прошла.
Рушатся все мои замыслы, гибнут дела.
О, если б ты меня в деле моем поддержала!
О, если б сердцу ты новую жизнь принесла!

26

Сегодня ты в душе моей гостишь,
В чертоге сердца царственно сидишь.
Я за тебя умру. Ты причинила
Мне горе, и его ты исцелишь.

27

О, вспомни меня средь блеска пиров и вина –
И будет опять душа моя света полна!
А если ты мне справедливость явишь свою,
От горя навек свободна будет она.

28

О небо! Настигни возлюбленную в пути,
Утешь, убеди ее, вновь ее мне вороти!
О горе души моей правду ей всю расскажи.
Беги, торопись, чтоб ответ мне скорей принести!

29

От ожиданья вестей от тебя я чуткий свой слух потерял.
От ожиданья свиданья с тобой свет моих глаз пропал.
Нрава не понял я твоего, душой истомился я.
Гибнет надежда моя, но тебя ждать я не перестал.

30

Все птицы улетели. Жалкий вид
У клетки, что над родником висит!
Был Хумаюн в той клетке – Хакани,
Он больше в клетку ту не прилетит.

31

От этой гурии прекрасной без ума –
Не полюблю другой, хоть здесь красавиц тьма.
Клевать по зернышку, как воробей, не буду.
Когда она сама зовет меня Хума.

32

Я мучусь в разлуке с тобой, хоть причуды сугубы твои,
Но снова и смех, и улыбки, и шутки мне любы твои.
И руки и губы твои мне подносят вино золотое,
Как перлами полный ларец уста мне и зубы твои.

33

Ты низкими друзьями взят в полон,
Но разве дружба с низкими – закон?
Они в глаза попали, как соринка,
Промой глаза, мигай, гони их вон!

34

Как я красавицу грузинку полюбил,
Чтоб с ней беседовать, грузинский изучид.
Я столько раз сказал ей: «Мои, мои, мои!» –
Что каждый волос мой со мной заговорил.

35

Ты христианская красавица, душа в твоем сияет взоре.
О сердце чистоты неслыханной, со всякой низостью ты
в ссоре.
По как же ты меня измучила! Смотри, я исхудал, как волос,
Взываю «мои» понапрасну и таю и горю от горя.

36

Что перед тобою куропатка с своею песенкой простой?
И соловей, влюбленный в розу, не может быть сравнен
с тобой.
И жаворонка ты игривей, и белых горлиц говорливей,
И птицу гордую – павлина – ты превосходишь красотой.

37

Ветерком предвесенним повеяли светлые дали,
Но от нашей весны еще вести и не долетали.
Роза утром раскрылась, свой тесный покров сорвала,
Лишь моя розоликая прячет лицо в покрывале.

38

В эту ночь, когда сердце мое на пиру прекрасном с тобой,
Я душой – в эдеме твоем, осененный вечной тубой.
Вся душа моя здесь, с тобой, о, позволь мне, моя душа,
Чтоб и тело мое слилось в эту ночь с моею душой.

39

От любви к тебе и огонь сильнее горит.
Жгучий пламень твой пламя новым жаром дарит.
Тот, кто видел родинки на лице твоем,
Молвит: «Это черный индус средь огня сидит».

40

Возлюбленная причиняет мне новые мученья.
Душа моя огнем сгорает, и нет мне утешенья,.
Она меня повергла в горе. И мой горячий вздох
Палящим ветром наполняет простор миротворенья.

41

Корабль твой в море ушел под ветром на всех парусах.
Теперь беспредельная грусть, как море, в моих глазах.
Как странно расстались мы, как чудно мне это все:
Вот – ветер в моих руках, а ты – у ветра в руках.

42

В саду моей жизни печаль вырастает одна.
Осыпались розы, в мой сад не вернется весна.
Под ветром холодным беды – на току моей жизни –
Ни битой соломы, ни колоса нет, ни зерна.

43

У безнадежно влюбленных лица желты,
Вежды в слезах, как поникшие долу цветы.
Но как судьбой одарен, как безмерно богат,
О лунноликая, тот, в чьих объятиях ты.

44

У Хакани глубоко в душе горе затаено,
Он исхудал, ланиты в слезах, сердце его сожжено.
Жизнью пожертвовать он готов за свиданье одно с тобой.
Тело, глаза и душа – будет все в жертву принесено.

45

Пусть полон вздох мой мукой и огнем,
Не отзовется в сердце он чужом.
Бессмысленно, как солнце и луна,
Ночь я бессонно смешиваю с днем.

46

Новым горем от старой беды мое сердце полно,
Это горе – вулкан, и огонь извергает оно.
Я пристанища сердцу ищу, но найти не могу.
Я покоя хочу – мне покой обрести не дано.

47

Какая мощь в словах твоих блистает,
Но низкий их в игрушку превращает.
В наш век талант – певцу смертельный яд,
Не возвышает он, а унижает.

48

О, как жаль! Мы ушли от тебя и печаль унесли!..
Мы томление сердца с собой не вчера ль унесли?
Мы покинули радость, ушли от твоих мы дверей,
Сожаленья на память и скорбь свою вдаль унесли.

49

О Хакани! На дар свой опирайся,
Пред пышностью презренных не склоняйся!
Не будь ферзем, чтоб криво не ходить,
Будь лучше пешкой – прямо устремляйся!

50

Дивная сила дана моим звучным словам,
Воду в вино они, яд превращают в бальзам,
Розовым соком моих цельбоносных речений
Я от давнишних скорбей исцеление дам.

51

Я не дикий, в тени прозябающий плод,
Солнце я, что весь мир озаряет с высот.
Мой хулитель – не женщина и не мужчина, –
В женской шали, в стыде от меня он уйдет.

52

Я горем зажегся твоим и в огне расточился,
В обители горя, во тьме я свечой засветился.
Не знал я доныне ни боли душевной, ни слез,
Но у твоего равнодушия им научился.

53

Моя душа в твоих руках. Что с телом делать мне?
Жемчужина в твоих руках, а море в стороне.
Терпению не поручай дела моей любви!
Терпенье – слово, что мертво и пусто в глубине.

54

Твоя краса и мудреца и простака сразит.
Твой локон амбровый толпу в безумцев превратит.
От черного огня твоих пылающих очей
Покинул келью, опьянев, Бистамский Баязид.

55

Нет, молодость, как небо, не горда –
В движенье, как огонь, она всегда.
С ней и плохое кажется хорошим,
А без нее и доброе – беда.

56

О, сколько в душе у меня и обид и скорбей,
О, сколько мне послано бедствий судьбою моей.
Ты спрашиваешь, что со мной, о чем я вздыхаю?
Что есть у меня, кроме горестных дней и ночей?!

57

Что лучезарная луна перед лицом твоим?
В сиянье красоты твоей и ночь светлее дня.
Вот солнце говорит: «Горю от твоего огня!
Морей не хватит на земле, чтобы залить меня!»

58

Друг, что я от мира сего получил? Ничего!
Взгляни, что от прошлых я дней сохранил? Ничего!
Как чаша Джамшида весь мир я вмещал. Что ж осталось,
Когда небосвод эту чашу разбил? Ничего.

59

Возлюбленная ушла и разлуке меня поручила.
С приходом разлуки ознобом и жаром меня охватило.
За ней лихорадка пришла, обожгла, обметала мне губы –
Ревнивица, – чтобы не мог целовать я уста моей милой.

60

О Хакани! Основа жизни – горе.
Жизнь и жестокость на одной опоре.
Ведь силой душу в тело заключили,
И силой удалят из тела вскоре.

61

Не вмещается горе мое в этой злачной долине земной.
Не вмещаются вздохи мои в моей клетке стесненной грудной.
«Что за горе?» – спросил ты меня. Друг мой, горе мое таково,
Что горенья и жара его не вместит небосвод голубой.

62

Ты роза, а я безумно влюбленный в тебя соловей,
Грущу без тебя, и крылья увяли у песни моей.
Умолк мой язык, немотствует сумрачный сад без тебя.
Увижусь с тобой – и песня моя разнесется звучней.

63

О локоны милой, вы тень этой ночи сгустите!
О звезды свиданья, помедлите, не уходите!
Закройте густою завесой восток, облака!
Вы, утра лучи, задержитесь, мне милость явите!

64

Ты лицом как луна, кипарису подобен твой стан,
И молва о тебе донеслась до неведомых стран.
Пожелтевшее солнце свой свет у тебя занимает.
О небесная гурия! Рай твой – печальный Ширван!

65

О шахиня красавиц, я раб твой, я изнемогаю.
Ты беспечно смеешься, не ведая, как я страдаю.
Я как пыль пред тобою; ты – ветер широких степей.
Ты дохнешь – и, как облако пыли, я вдаль улетаю.

66

Хакани! С этой улицы зла поскорей уходи!
Горе темное брось и – веселый – смелей уходи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38