Скорее, скорее!
Надька ворвалась в помещение, где камлали над стенгазетой, и метнулась к Бояршинову. Женя в это время стоял возле доски и вещал:
- Несчастные! Вы даже не представляете, как можно нарисовать траву! Вот так рисует Жан Эффель (заскрипел мелом по доске), это три запятых. А вот так изобразил бы Ван Гог - три змейки. На иконах, - он вознес перст, какая-то первозданность.
Надька остановилась. Послушала немного, но на Дюрере (пантеизм, в каждой травинке Бог) безжалостно прервала:
- Слушай, философ, догнал бы ты Лидию, проводил... вы вообще очень дополняете друг друга.
- Что? Лидию? - захохотал Женя. - Эту городскую дурочку, мутирующую в городскую сумасшедшую!..
Все, кто присутствовал, растерялись. Женя и раньше говорил оригинальные гадости, но про окружающий, про отдаленный мир. Своих, которые сердцевина мира, он не трогал. И это мило всех сплачивало, делало своими в огромной мере. По неопытности они не знали, что его нужно было остановить сразу. Теперь все вдруг спохватились... Чтобы отвлечься от тяжелого перекатывания внутри - последствия слов Бояршинова, - они продолжили работу над "Горьковцем". И все они думали: как отомстить за Лидию.
Егор бормотал:
- Конечно, можно обозвать каждый атом, но...
- Но станет ли от этого мир лучше? - закончил Витька Шиманов.
4. Рюмка мести
1
- Но Лидия ничего не должна знать, а то запоет опять: "Да Женя не такой, внутри он гораздо лучше". Есть в ней это пустое интеллигентствование.
- Девочка из профессорской семьи, что вы хотите...
- На нашей с Фаиной. Свадьбе. Мы осуществим! Возмездие. Это будет операция "рюмка мести"!-Егор, конечно, был уверен, что прекрасное будущее обеспечено: мы будем работать, развиваться, и в результате... Свадьбу Егор допускал как приятный довесок к твердому сценарию грядущего. - Спирт подкрасим соком, а Женя пить не умеет... вот и будет месть.
- А где спирт взять?
- У Аллы Рибарбар, она же медик.
- У, кислогубый, - лихо подхватила Галька идею мести, когда после лекций Надька зашла к ней в магазин. - Сказать, что Лидия - сумасшедшая!
Теперь уже Галька после работы зашла к Алле Рибарбар.
- Как Вадик? - спросила подруга.
- Пишет, что соскучился, а ты как - завела кого-нибудь?
- Венера любит досуг, - степенно ответила Алла. - А где у меня досуг? Знаешь, сколько медикам задают учить... А на свадьбе Егора кто-то будет из мужчин свободный?
На свадьбе из мужчин был еще Володя Пилипенко - Вол, бывший телохранитель Егора в школе. Его взбодренное холодом лицо постепенно в квартире нагрелось и начало струиться невиданным здоровьем. А Володю поразило, как блестят гладко зачесанные волосы Лидии:
- В твою голову можно смотреться, как в зеркало!
- Слушай, меня тоже все спрашивают, что я с волосами делаю, чем их смазываю, а я ничего... Мы, Володя, с тобой поговорим после, ладно? Я должна еще поэму досочинить... Ты ведь в этом году школу закончил: куда-то поступил?
- Поступал в универ на физику, не прошел.
- Жалко, потом это обсудим, хорошо?
- Прошлое - ничто, будущее - всё! - холодно-хрустальным голосом заявил Бояршинов. - Один звонок может изменить всю жизнь, судьбу.
Он собирался звонить в редакцию журнала "Юность", куда месяц назад послал свой рассказ.
- Да ну, не может быть. Один звонок не может изменить жизнь, возразил Вол.
Бояршинов не удостоил его ответом. Он уже со смехом показывал жениху щепотку фиолетовых лепестков, туго спеленутых ниткой: мол, купил невесте мерзкий кусочек цветов - ничего другого не нашел.
Невеста, то есть Фая, удачно скрывавшая свой токсикоз жеванием яблока, призывала всех рассаживаться. И тут Лидия заметила, что Галька с Аллой как-то странно-подозрительно хихикают вокруг Жени, накладывая ему салат в тарелку и что-то переставляя в приборе.
- Вы чего?
- Да ты, Лидия, посмотри на блюдце под лимонами. Узнаешь? Это его мы вертели здесь на спиритическом сеансе!
Мстители учли все, кроме того, что рассеянная Лидия сядет рядом с Женей. Мама Егора быстро сказала первый тост за молодых, Лидия подняла рюмку и хватанула чего-то расплавленного, но, видя, что все пьют и не морщатся, подавила кашель. Володя, сидевший справа, еще потянулся к ней чокнуться, и она еще раз глотнула спирт, закрашенный соком. Это была "рюмка мести"!
Крепясь на стуле, Лидия ощутила жажду и яростно выпила остатки.
Теперь если взять большие ножницы и нарезать на мелкие разноцветные куски все, что было, а потом кое-что потерять, остальное же склеить в произвольном порядке, получится то, что стала воспринимать Лидия после выпитого спирта.
Лидия искала в себе центр тяжести, чтобы встать и уйти домой, а там, в тиши, расставить по местам все куски сегодняшнего дня. Фая сразу же поняла, что Лидия выпила "коктейль мести". Пошептавшись с Надькой, она снарядила Володю проводить Лидию. Пришлось рассказать ему про "городскую дуру" и про план мести. И про рассеянность Лидии...
Лидия властно приказала шубе надеться на плечи, и та послушно прошелестела и легла на плечи, а шапка села на голову. На самом деле Володя в это время долго мучился, пытаясь втиснуть ее крупное тело в одежду. Калейдоскоп кусков нарезанной действительности крутился в голове Лидии. Она слышала, как Женя, захлебываясь от восхищения собой, произносит длинный тост:
- ...Я смотрю на часы-они остановились. Пусть жизнь никогда не остановит нас, как эти часы! Я вижу арбуз: он разрезан. Пусть жизнь никогда не разрежет нашу компанию на отдельные куски...
Только тут до Егора дошло, что "рюмка мести" попала не по адресу, и он восхитился непредсказуемой драматургией жизни. Но тут же слетел с высот суперменства, схватил бутерброд с ветчиной и стал совать его в рот Лидии: "3акуси!" Она лишь вяло помяла челюстями. "Вспотеет, мы пойдем", - сказал Володя и вывел Лидию.
На улице Володе пришлось в прагматических целях обнять ее. Она, конечно, статная от природы, но и он как никто силен физически! Первый снег обильно наметал пышные сугробы, и Лидия уселась в один из них:
- Ты, Володя, иди! Не задерживайся. Я уже свой дом вижу... А мне нужно многое продумать. Да и родители не должны увидеть... в таком виде. Я немного очнусь пока. Ты Жене не говори, что я купалась в сугробах тут...
Володю поразило, что она еще думала о Жене, но, впрочем, ей не известно ведь, как он о ней отозвался. Ему хотели отомстить, но Лидия же и подорвалась на этом спирте. И хорошо ведь, думал Володя, хватая ее чуть ли не в охапку и волоча к дому. Сначала Лидия чувствовала, что это как бы отцовские объятия. Вдруг откуда-то - обжигающе-бешеные прикосновения снега к шее: это Володя растирал ей шею и лицо, чтобы привести в сознание. И как бы по необходимости - целомудренно-обнимая Лидию, он старался сильнее прижать ее к себе. Но вот они уже возле самого ее подъезда, а Лидия снова села в сугроб:
- Всё! Сама... Спасибо, Володя! Иди. Я сама тут... Подожди! Не говори ничего никому... Жене ни слова.
Он ее тащит, весь в поту уже, а она села в сугроб и говорит только о Жене!..
- Лидия, лежать в сугробе - это бывает, но для профессорской дочки не очень хорошо. Вот кто-то мимо пойдет и увидит.
Он поднял ее и начал втискивать в подъезд, приговаривая: все будет нормально, не надо бояться родителей. Все вообще будет прекрасно: вот что означал его полубратский поцелуй. Все произошло так внезапно, что Лидию не успело даже затошнить от присутствия... от такого присутствия (потом Алла скажет: Володя - единственный мужчина, от которого Лидию не тошнит!). Это был первый поцелуй в ее жизни. Просто он ее, как спящую красавицу, разбудил! И она ответила тоже поцелуем! Тут-то она и протрезвела: ого, вот какие силы, оказывается, таятся в очень простом, нежном... нежном... хорошее средство протрезветь, надо бы сразу так. И напрасно она боялась родителей: супруги Шахетские были в восторге, когда увидели Володю, который, плотно обнимая их дочь, вошел в дверь. Они поверили, что эти подсобные объятия несут в себе много искреннего.
Лев Ароныч, как купец, потирал руки до полуночи, а Анна Лукьяновна без конца бормотала:
- Какой могучий молодой человек, с умным красивым лицом!
2
Через неделю Володя ушел в армию.
Но всю эту неделю - семь дней - каждый день встречая Лидию, он чувствовал, что его куда-то вот-вот унесет, но не про армию думал, а куда? Каждый день он твердил Лидии, что не он ее спас от мерзлого сугроба и звенящего ледяного тела, а она его - от плутаний в пустоте...
Она же видела Володю в каком-то светящемся живом изумруде.
Квартира вела себя очень деликатно, всем своим нутром подчеркивая, что дома они вдвоем: "Не бойтесь, ребята, во мне сейчас никого, кроме вас, нет!". Это выражалось дружелюбным журчанием в санузле, пением счетчика и еще какими-то неизвестными, но не пугающими звуками. Лидия в это время мучительно боролась с яичницей на кухне (с одного края она колыхалась жидко, а с другого уже подгорала). В кабинете профессора Шахецкого Володя рассматривал побитые и склеенные горшки научно-обшарпанного вида. Но как молодой растущий организм он с интересом прислушивался к скворчащим звукам из кухни. По направлению к кабинету потянулась струйка чада, за ней ворвалась Лидия с криком: "Садись за папин стол!".
- А чем эти сосуды склеены?
- Бери ручку! - еще свирепее закричала Лидия.
Он безропотно и даже с веселым ожиданием сел в кресло (пронзительный писк моды шестидесятых: оно крутилось вокруг своей оси).
- Теперь пиши! - приказала Лидия.
- А что?
- Научный труд!
- Но я должен поднять соответствующую, очень соответствующую литературу, - и он поднял Лидию на руки.
На миг ей даже показалось, что она взлетела сама, а он только для порядка ее в двух местах поддержал.
В это время входная дверь открылась и степенно вошел Аркадий. На самом деле не замечая Лидию и Володю, хотя в это трудно поверить, он расстегнул пальто и прошел к книжным полкам. Затем метнул в сестру обличающую молнию взгляда:
- Где истории Византии? Я поспорил с Демой о монофизитах. Если ты роешься здесь, то зачем?!
Лидия увесисто-упруго спрыгнула с рук Володи, и они бежали на кухню от дальнейших обличений. Володя послушно поглощал обугленную яичницу.
- Лидия! Теперь давай поедем ко мне, - внезапно сказал он, и фраза прозвучала утонченно-развратно, как цитата из Мопассана.
Лидия задрожала и подумала: а, будь, что будет. Сегодня три пapы, их побоку. И они прогромыхали через весь город к коммуналке Володи.
На подходе к дому Володя сказал: в этой коммуналке они в восьмом классе встречали новый год в ванной, в самой ванне, все дети одного возраста собрались и инсценировали книгу "Трое в лодке", там была темнота, и один лаял. А девочкам сказали, что...
Лидия не слушала. Она думала, что все должно произойти на кровати. Все, а что все?
Оно все там и произошло. Володя разложил на покрывале с нездешними жар-цветами какие-то тусклые, поломанные фотографии и документы. В общем, весь семейный архив. Хотя думали о будущем, но и прошлое по какому-то здоровому инстинкту не отбрасывали. Володя показал свое свидетельство о рождении:
- Вот видишь: отец... А вместо отца... вернули в виде справки о реабилитации. Даже лагерной пыли не осталось. Мать всегда ласковая, а я бы в детстве все отдал, чтобы иметь такого сурового, с огромными недостатками... как у тебя или у Егора.
- Ты куда? - спросила Лидия.
- Там мама оставила поесть, мы сейчас... вдвоем, я принесу. Много оставила, ты мне поможешь.
Он принес жареной картошки и суп:
- Приду из армии, закончу институт - ты у меня никогда пол мыть не будешь! А знаешь, как я хорошо умею готовить (хотя он ни разу за это не брался, но был уверен, что за три года армии да пять лет института он уже всему научится, так что это была уже и правда).
- Ну а я буду стирать, - решила не уступать Лидия. Вот что такое счастье, подумала она: когда всю жизнь Володя варит суп, я за стенкой белье полощу и мы разговариваем... о чем? Обо всем на свете! А свет большой, хватит разговоров на всю бесконечную жизнь.
Они вышли на общую кухню, чтобы трепетные коммунальные старушки не подумали чего - из жалости к этим старушкам, чтобы те не мучились своими подозрениями. Володя мыл посуду и говорил:
- Как я Егору завидую: он уже всем обеспечен, женой, ждут ребенка, когда я вернусь из армии, он уже будет четвертый курс заканчивать. А я написал "интузиаст" в сочинении, думал, что от слова "интуиция"... И вот будущее - нормальная жизнь - откладывается на три года. Егору хорошо.
- А я Фае не завидую, - сказала Лидия и с фольклорным выговором добавила: "Егорушка-то водочку понужат".
Одна из старушек радостно резонировала на последние слова:
- И твой еще будет понужать, Володька-то, - в лице ее собралась вся ее бедная, по мелочам хищная жизнь. Чувствовалось: она хотела добросовестно объяснить всем людям с улыбками, что они не правы. Бескорыстно она пыталась подготовить к злобной гармонии жизни. А то чего это: у всех хорошо, а у меня плохо! Пусть же и у всех будет нормально, как у меня.
В эту секунду Лидия думала: не для того какой-то высший дирижер сдирижировал "рюмку мести", чтобы жизнь Володи утонула в ней, в рюмке.
Другая старушка с паутинами морщинок и вся какая-то хрустящая от худобы поправила платок на голове, зорко вгляделась в просеиваемую муку (не упал ли волос):
- Куда ветер, туда и снег, - с жалостью посмотрела она на громадного Володю.
Даже Володя, который сталкивался с нею на кухне всю жизнь, ничего не понял, а уж Лидия тем более.
А старушка вслух, не замечая этого, выпустила мысли: "Отец в восемнадцать лет привел невесту, а через пять лет уже в зоне сгинул. И сын до армии туда же!" Она понимала, с одной стороны, ее жизнь пропала: муж без вести на войне, а сын допивает где-то свои явно последние литры, но горячо пекло в груди от желания, чтобы жизнь ее была светочем для всех, кто встретится у нее на пути.
Неужели так в жизни все время - из одной тяжести в другую прыгать, думала Лидия: из-под пресса родителей под какие-то вообще непонятные занозы. Она сказала тихо: Володя, пошли в комнату, мол. А старуха почувствовала горькое торжество: никому правда о жизни не нравится. Горькое такое, щемящее чувство.
- Ну я вам, баба Люся, патрон-то послезавтра поменяю, - как ни в чем ни бывало сказал ей Володя.
Так вот почему она злобная: Володя из-за меня не успел патрон ей поменять. Как хорошо! Лидия с возвратившейся легкостью снова распахнулась к миру .
- Как я тебе не оттянула все руки, как у тебя силы-то хватило нести! в комнате продолжила невнятный лепет, не заботясь ни о каком уме.
- Каждое утро я эту гирю бросаю с чувством долга, а тебя-то я с другим чувством нес.
- С каким? - допытывалась Лидия.
- Сейчас, я должен вспомнить, - и он схватил ее снова и носил взад-вперед по комнате, приговаривая: "Что-то не вспоминается, не вспоминается... Вот сейчас вспомнится! Сейчас, сейчас".
И долго он так вспоминал, но не вспомнил, хотя Лидия ему помогала, трогая губами то одну щеку, то другую. Потом, когда им это надоело, он свалил ее прямо поверх разложенного семейного архива на китайское одеяло и возгласил:
- Ты мне напишешь расписку сейчас, что выйдешь за меня замуж после армии.
- О-о-ой, - с задумчиво-испуганным лицом Лидия протянула довольно. - А где же мы печать возьмем, чтобы заверить? Отпечатки пальцев поставим?
- Да ты что: в тюрьме, что ли? Это для тюремной картотеки... неприятным голосом протянул он.
Она вспомнила, что отец Володи погиб в лагере. На несколько секунд ей показалось, что комната стала камерой, а голоса соседок в коридоре и на кухне - перекличкой. Отгоняя видение, Лидия тряхнула головой и весело сказала:
- Ну я пока напишу, набросаю, дай мне пять минут, только не вижу тут соответствующей литературы - в помощь начинающей невесте.
"Милый Володя! Пишу тебе сию расписку (слово "расписка" она подчеркнула). Клянусь небезызвестным тебе сугробом возле моего дома, а также "рюмкой мести", толкнувшей нас в объятия друг друга, что выйду за тебя замуж после армии. Температура воздуха минус восемь. Лидия Шахецкая".
- Число поставь, - сварливым голосом сказал Володя. - А то знаю вас, вертихвосток. И вышел на кухню, бросив: "Я за киселем".
Он принес кисель, который своей ядовитой малиновостью вызывал ассоциации с текстильным производством . Они омочили губы и приложились к расписке. "Расписку принял", - коряво приписал Володя .
Тут оба поняли, что здесь драматургия их иссякла.
- А сейчас идем в кино, - этими словами Володя завершил эпизод.
3
На полигоне Володе нужно было по штатному расписанию проверять емкости с окислителем для ракет. Ингибиторные примеси быстро распадались, и фтор в топливе мог взорваться. Обычно, как и все в обслуживающей команде, проверку окислителя Володя делал небрежно, на бегу. А тут что-то на него нашло: надел химкостюм, натянул маску. Конечно, упарился в казахстанской жаре да еще и заслужил насмешки и упреки в суетливости: "ишь какой, хочет, чтоб начальство заметило!".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Надька ворвалась в помещение, где камлали над стенгазетой, и метнулась к Бояршинову. Женя в это время стоял возле доски и вещал:
- Несчастные! Вы даже не представляете, как можно нарисовать траву! Вот так рисует Жан Эффель (заскрипел мелом по доске), это три запятых. А вот так изобразил бы Ван Гог - три змейки. На иконах, - он вознес перст, какая-то первозданность.
Надька остановилась. Послушала немного, но на Дюрере (пантеизм, в каждой травинке Бог) безжалостно прервала:
- Слушай, философ, догнал бы ты Лидию, проводил... вы вообще очень дополняете друг друга.
- Что? Лидию? - захохотал Женя. - Эту городскую дурочку, мутирующую в городскую сумасшедшую!..
Все, кто присутствовал, растерялись. Женя и раньше говорил оригинальные гадости, но про окружающий, про отдаленный мир. Своих, которые сердцевина мира, он не трогал. И это мило всех сплачивало, делало своими в огромной мере. По неопытности они не знали, что его нужно было остановить сразу. Теперь все вдруг спохватились... Чтобы отвлечься от тяжелого перекатывания внутри - последствия слов Бояршинова, - они продолжили работу над "Горьковцем". И все они думали: как отомстить за Лидию.
Егор бормотал:
- Конечно, можно обозвать каждый атом, но...
- Но станет ли от этого мир лучше? - закончил Витька Шиманов.
4. Рюмка мести
1
- Но Лидия ничего не должна знать, а то запоет опять: "Да Женя не такой, внутри он гораздо лучше". Есть в ней это пустое интеллигентствование.
- Девочка из профессорской семьи, что вы хотите...
- На нашей с Фаиной. Свадьбе. Мы осуществим! Возмездие. Это будет операция "рюмка мести"!-Егор, конечно, был уверен, что прекрасное будущее обеспечено: мы будем работать, развиваться, и в результате... Свадьбу Егор допускал как приятный довесок к твердому сценарию грядущего. - Спирт подкрасим соком, а Женя пить не умеет... вот и будет месть.
- А где спирт взять?
- У Аллы Рибарбар, она же медик.
- У, кислогубый, - лихо подхватила Галька идею мести, когда после лекций Надька зашла к ней в магазин. - Сказать, что Лидия - сумасшедшая!
Теперь уже Галька после работы зашла к Алле Рибарбар.
- Как Вадик? - спросила подруга.
- Пишет, что соскучился, а ты как - завела кого-нибудь?
- Венера любит досуг, - степенно ответила Алла. - А где у меня досуг? Знаешь, сколько медикам задают учить... А на свадьбе Егора кто-то будет из мужчин свободный?
На свадьбе из мужчин был еще Володя Пилипенко - Вол, бывший телохранитель Егора в школе. Его взбодренное холодом лицо постепенно в квартире нагрелось и начало струиться невиданным здоровьем. А Володю поразило, как блестят гладко зачесанные волосы Лидии:
- В твою голову можно смотреться, как в зеркало!
- Слушай, меня тоже все спрашивают, что я с волосами делаю, чем их смазываю, а я ничего... Мы, Володя, с тобой поговорим после, ладно? Я должна еще поэму досочинить... Ты ведь в этом году школу закончил: куда-то поступил?
- Поступал в универ на физику, не прошел.
- Жалко, потом это обсудим, хорошо?
- Прошлое - ничто, будущее - всё! - холодно-хрустальным голосом заявил Бояршинов. - Один звонок может изменить всю жизнь, судьбу.
Он собирался звонить в редакцию журнала "Юность", куда месяц назад послал свой рассказ.
- Да ну, не может быть. Один звонок не может изменить жизнь, возразил Вол.
Бояршинов не удостоил его ответом. Он уже со смехом показывал жениху щепотку фиолетовых лепестков, туго спеленутых ниткой: мол, купил невесте мерзкий кусочек цветов - ничего другого не нашел.
Невеста, то есть Фая, удачно скрывавшая свой токсикоз жеванием яблока, призывала всех рассаживаться. И тут Лидия заметила, что Галька с Аллой как-то странно-подозрительно хихикают вокруг Жени, накладывая ему салат в тарелку и что-то переставляя в приборе.
- Вы чего?
- Да ты, Лидия, посмотри на блюдце под лимонами. Узнаешь? Это его мы вертели здесь на спиритическом сеансе!
Мстители учли все, кроме того, что рассеянная Лидия сядет рядом с Женей. Мама Егора быстро сказала первый тост за молодых, Лидия подняла рюмку и хватанула чего-то расплавленного, но, видя, что все пьют и не морщатся, подавила кашель. Володя, сидевший справа, еще потянулся к ней чокнуться, и она еще раз глотнула спирт, закрашенный соком. Это была "рюмка мести"!
Крепясь на стуле, Лидия ощутила жажду и яростно выпила остатки.
Теперь если взять большие ножницы и нарезать на мелкие разноцветные куски все, что было, а потом кое-что потерять, остальное же склеить в произвольном порядке, получится то, что стала воспринимать Лидия после выпитого спирта.
Лидия искала в себе центр тяжести, чтобы встать и уйти домой, а там, в тиши, расставить по местам все куски сегодняшнего дня. Фая сразу же поняла, что Лидия выпила "коктейль мести". Пошептавшись с Надькой, она снарядила Володю проводить Лидию. Пришлось рассказать ему про "городскую дуру" и про план мести. И про рассеянность Лидии...
Лидия властно приказала шубе надеться на плечи, и та послушно прошелестела и легла на плечи, а шапка села на голову. На самом деле Володя в это время долго мучился, пытаясь втиснуть ее крупное тело в одежду. Калейдоскоп кусков нарезанной действительности крутился в голове Лидии. Она слышала, как Женя, захлебываясь от восхищения собой, произносит длинный тост:
- ...Я смотрю на часы-они остановились. Пусть жизнь никогда не остановит нас, как эти часы! Я вижу арбуз: он разрезан. Пусть жизнь никогда не разрежет нашу компанию на отдельные куски...
Только тут до Егора дошло, что "рюмка мести" попала не по адресу, и он восхитился непредсказуемой драматургией жизни. Но тут же слетел с высот суперменства, схватил бутерброд с ветчиной и стал совать его в рот Лидии: "3акуси!" Она лишь вяло помяла челюстями. "Вспотеет, мы пойдем", - сказал Володя и вывел Лидию.
На улице Володе пришлось в прагматических целях обнять ее. Она, конечно, статная от природы, но и он как никто силен физически! Первый снег обильно наметал пышные сугробы, и Лидия уселась в один из них:
- Ты, Володя, иди! Не задерживайся. Я уже свой дом вижу... А мне нужно многое продумать. Да и родители не должны увидеть... в таком виде. Я немного очнусь пока. Ты Жене не говори, что я купалась в сугробах тут...
Володю поразило, что она еще думала о Жене, но, впрочем, ей не известно ведь, как он о ней отозвался. Ему хотели отомстить, но Лидия же и подорвалась на этом спирте. И хорошо ведь, думал Володя, хватая ее чуть ли не в охапку и волоча к дому. Сначала Лидия чувствовала, что это как бы отцовские объятия. Вдруг откуда-то - обжигающе-бешеные прикосновения снега к шее: это Володя растирал ей шею и лицо, чтобы привести в сознание. И как бы по необходимости - целомудренно-обнимая Лидию, он старался сильнее прижать ее к себе. Но вот они уже возле самого ее подъезда, а Лидия снова села в сугроб:
- Всё! Сама... Спасибо, Володя! Иди. Я сама тут... Подожди! Не говори ничего никому... Жене ни слова.
Он ее тащит, весь в поту уже, а она села в сугроб и говорит только о Жене!..
- Лидия, лежать в сугробе - это бывает, но для профессорской дочки не очень хорошо. Вот кто-то мимо пойдет и увидит.
Он поднял ее и начал втискивать в подъезд, приговаривая: все будет нормально, не надо бояться родителей. Все вообще будет прекрасно: вот что означал его полубратский поцелуй. Все произошло так внезапно, что Лидию не успело даже затошнить от присутствия... от такого присутствия (потом Алла скажет: Володя - единственный мужчина, от которого Лидию не тошнит!). Это был первый поцелуй в ее жизни. Просто он ее, как спящую красавицу, разбудил! И она ответила тоже поцелуем! Тут-то она и протрезвела: ого, вот какие силы, оказывается, таятся в очень простом, нежном... нежном... хорошее средство протрезветь, надо бы сразу так. И напрасно она боялась родителей: супруги Шахетские были в восторге, когда увидели Володю, который, плотно обнимая их дочь, вошел в дверь. Они поверили, что эти подсобные объятия несут в себе много искреннего.
Лев Ароныч, как купец, потирал руки до полуночи, а Анна Лукьяновна без конца бормотала:
- Какой могучий молодой человек, с умным красивым лицом!
2
Через неделю Володя ушел в армию.
Но всю эту неделю - семь дней - каждый день встречая Лидию, он чувствовал, что его куда-то вот-вот унесет, но не про армию думал, а куда? Каждый день он твердил Лидии, что не он ее спас от мерзлого сугроба и звенящего ледяного тела, а она его - от плутаний в пустоте...
Она же видела Володю в каком-то светящемся живом изумруде.
Квартира вела себя очень деликатно, всем своим нутром подчеркивая, что дома они вдвоем: "Не бойтесь, ребята, во мне сейчас никого, кроме вас, нет!". Это выражалось дружелюбным журчанием в санузле, пением счетчика и еще какими-то неизвестными, но не пугающими звуками. Лидия в это время мучительно боролась с яичницей на кухне (с одного края она колыхалась жидко, а с другого уже подгорала). В кабинете профессора Шахецкого Володя рассматривал побитые и склеенные горшки научно-обшарпанного вида. Но как молодой растущий организм он с интересом прислушивался к скворчащим звукам из кухни. По направлению к кабинету потянулась струйка чада, за ней ворвалась Лидия с криком: "Садись за папин стол!".
- А чем эти сосуды склеены?
- Бери ручку! - еще свирепее закричала Лидия.
Он безропотно и даже с веселым ожиданием сел в кресло (пронзительный писк моды шестидесятых: оно крутилось вокруг своей оси).
- Теперь пиши! - приказала Лидия.
- А что?
- Научный труд!
- Но я должен поднять соответствующую, очень соответствующую литературу, - и он поднял Лидию на руки.
На миг ей даже показалось, что она взлетела сама, а он только для порядка ее в двух местах поддержал.
В это время входная дверь открылась и степенно вошел Аркадий. На самом деле не замечая Лидию и Володю, хотя в это трудно поверить, он расстегнул пальто и прошел к книжным полкам. Затем метнул в сестру обличающую молнию взгляда:
- Где истории Византии? Я поспорил с Демой о монофизитах. Если ты роешься здесь, то зачем?!
Лидия увесисто-упруго спрыгнула с рук Володи, и они бежали на кухню от дальнейших обличений. Володя послушно поглощал обугленную яичницу.
- Лидия! Теперь давай поедем ко мне, - внезапно сказал он, и фраза прозвучала утонченно-развратно, как цитата из Мопассана.
Лидия задрожала и подумала: а, будь, что будет. Сегодня три пapы, их побоку. И они прогромыхали через весь город к коммуналке Володи.
На подходе к дому Володя сказал: в этой коммуналке они в восьмом классе встречали новый год в ванной, в самой ванне, все дети одного возраста собрались и инсценировали книгу "Трое в лодке", там была темнота, и один лаял. А девочкам сказали, что...
Лидия не слушала. Она думала, что все должно произойти на кровати. Все, а что все?
Оно все там и произошло. Володя разложил на покрывале с нездешними жар-цветами какие-то тусклые, поломанные фотографии и документы. В общем, весь семейный архив. Хотя думали о будущем, но и прошлое по какому-то здоровому инстинкту не отбрасывали. Володя показал свое свидетельство о рождении:
- Вот видишь: отец... А вместо отца... вернули в виде справки о реабилитации. Даже лагерной пыли не осталось. Мать всегда ласковая, а я бы в детстве все отдал, чтобы иметь такого сурового, с огромными недостатками... как у тебя или у Егора.
- Ты куда? - спросила Лидия.
- Там мама оставила поесть, мы сейчас... вдвоем, я принесу. Много оставила, ты мне поможешь.
Он принес жареной картошки и суп:
- Приду из армии, закончу институт - ты у меня никогда пол мыть не будешь! А знаешь, как я хорошо умею готовить (хотя он ни разу за это не брался, но был уверен, что за три года армии да пять лет института он уже всему научится, так что это была уже и правда).
- Ну а я буду стирать, - решила не уступать Лидия. Вот что такое счастье, подумала она: когда всю жизнь Володя варит суп, я за стенкой белье полощу и мы разговариваем... о чем? Обо всем на свете! А свет большой, хватит разговоров на всю бесконечную жизнь.
Они вышли на общую кухню, чтобы трепетные коммунальные старушки не подумали чего - из жалости к этим старушкам, чтобы те не мучились своими подозрениями. Володя мыл посуду и говорил:
- Как я Егору завидую: он уже всем обеспечен, женой, ждут ребенка, когда я вернусь из армии, он уже будет четвертый курс заканчивать. А я написал "интузиаст" в сочинении, думал, что от слова "интуиция"... И вот будущее - нормальная жизнь - откладывается на три года. Егору хорошо.
- А я Фае не завидую, - сказала Лидия и с фольклорным выговором добавила: "Егорушка-то водочку понужат".
Одна из старушек радостно резонировала на последние слова:
- И твой еще будет понужать, Володька-то, - в лице ее собралась вся ее бедная, по мелочам хищная жизнь. Чувствовалось: она хотела добросовестно объяснить всем людям с улыбками, что они не правы. Бескорыстно она пыталась подготовить к злобной гармонии жизни. А то чего это: у всех хорошо, а у меня плохо! Пусть же и у всех будет нормально, как у меня.
В эту секунду Лидия думала: не для того какой-то высший дирижер сдирижировал "рюмку мести", чтобы жизнь Володи утонула в ней, в рюмке.
Другая старушка с паутинами морщинок и вся какая-то хрустящая от худобы поправила платок на голове, зорко вгляделась в просеиваемую муку (не упал ли волос):
- Куда ветер, туда и снег, - с жалостью посмотрела она на громадного Володю.
Даже Володя, который сталкивался с нею на кухне всю жизнь, ничего не понял, а уж Лидия тем более.
А старушка вслух, не замечая этого, выпустила мысли: "Отец в восемнадцать лет привел невесту, а через пять лет уже в зоне сгинул. И сын до армии туда же!" Она понимала, с одной стороны, ее жизнь пропала: муж без вести на войне, а сын допивает где-то свои явно последние литры, но горячо пекло в груди от желания, чтобы жизнь ее была светочем для всех, кто встретится у нее на пути.
Неужели так в жизни все время - из одной тяжести в другую прыгать, думала Лидия: из-под пресса родителей под какие-то вообще непонятные занозы. Она сказала тихо: Володя, пошли в комнату, мол. А старуха почувствовала горькое торжество: никому правда о жизни не нравится. Горькое такое, щемящее чувство.
- Ну я вам, баба Люся, патрон-то послезавтра поменяю, - как ни в чем ни бывало сказал ей Володя.
Так вот почему она злобная: Володя из-за меня не успел патрон ей поменять. Как хорошо! Лидия с возвратившейся легкостью снова распахнулась к миру .
- Как я тебе не оттянула все руки, как у тебя силы-то хватило нести! в комнате продолжила невнятный лепет, не заботясь ни о каком уме.
- Каждое утро я эту гирю бросаю с чувством долга, а тебя-то я с другим чувством нес.
- С каким? - допытывалась Лидия.
- Сейчас, я должен вспомнить, - и он схватил ее снова и носил взад-вперед по комнате, приговаривая: "Что-то не вспоминается, не вспоминается... Вот сейчас вспомнится! Сейчас, сейчас".
И долго он так вспоминал, но не вспомнил, хотя Лидия ему помогала, трогая губами то одну щеку, то другую. Потом, когда им это надоело, он свалил ее прямо поверх разложенного семейного архива на китайское одеяло и возгласил:
- Ты мне напишешь расписку сейчас, что выйдешь за меня замуж после армии.
- О-о-ой, - с задумчиво-испуганным лицом Лидия протянула довольно. - А где же мы печать возьмем, чтобы заверить? Отпечатки пальцев поставим?
- Да ты что: в тюрьме, что ли? Это для тюремной картотеки... неприятным голосом протянул он.
Она вспомнила, что отец Володи погиб в лагере. На несколько секунд ей показалось, что комната стала камерой, а голоса соседок в коридоре и на кухне - перекличкой. Отгоняя видение, Лидия тряхнула головой и весело сказала:
- Ну я пока напишу, набросаю, дай мне пять минут, только не вижу тут соответствующей литературы - в помощь начинающей невесте.
"Милый Володя! Пишу тебе сию расписку (слово "расписка" она подчеркнула). Клянусь небезызвестным тебе сугробом возле моего дома, а также "рюмкой мести", толкнувшей нас в объятия друг друга, что выйду за тебя замуж после армии. Температура воздуха минус восемь. Лидия Шахецкая".
- Число поставь, - сварливым голосом сказал Володя. - А то знаю вас, вертихвосток. И вышел на кухню, бросив: "Я за киселем".
Он принес кисель, который своей ядовитой малиновостью вызывал ассоциации с текстильным производством . Они омочили губы и приложились к расписке. "Расписку принял", - коряво приписал Володя .
Тут оба поняли, что здесь драматургия их иссякла.
- А сейчас идем в кино, - этими словами Володя завершил эпизод.
3
На полигоне Володе нужно было по штатному расписанию проверять емкости с окислителем для ракет. Ингибиторные примеси быстро распадались, и фтор в топливе мог взорваться. Обычно, как и все в обслуживающей команде, проверку окислителя Володя делал небрежно, на бегу. А тут что-то на него нашло: надел химкостюм, натянул маску. Конечно, упарился в казахстанской жаре да еще и заслужил насмешки и упреки в суетливости: "ишь какой, хочет, чтоб начальство заметило!".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15