Разве с тобой поговоришь на серьезные темы? Да еше на такие?.. Да-да!
– Н-не перебивать! – вдруг взвизгнул Халлиом, падая с ложа на прозрачный пол, и пополз на четвереньках, опустив голову и обозревая интерьер второго уровня, – того, что под ними. Потом поднял багровое лицо к Вейтарволду, и косматая дикая ярость стояла в его взгляде. – Н-не перебивать, не смей, а! Не тебе перебивать меня, Мнир-полукровка! Не забывай, что ты аррант только наполовину, и потому в твоих жилах только половина этой жиденькой, выхолощенной слабенькой крови… ф-фиолетовой крови червей, нежащихся в жирном, пррррог-ретом черноземе! Не забывай о второй половине и о том, что случится с тобой в мои годы, когда аррантскую кровь заглушит ТА, ДРУГАЯ – густая, темно-красная, не желающая выцветать на солнце! И не смей изгонять из памяти то, что лет эдак пятьдесят с лишком назад, вот такая же зиймалльская девка, – он дернул Эйлле за левую грудь так, что та слабо взвизгнула, – вот такая же родила тебя самого! И именно ей ты обязан той силой воли, той неуступчивостью и гибкостью, каковой давно нет уже у большинства аррантов! Нет, я не буду говорить, – продолжал Халлиом, противореча сам себе и резво перескакивая с одной темы на другую, – пока ты хоть жестом, хоть единым движением лицевого мускула вознамеришься мне противоречить! Нет!
«Вздорный старикашка! – подумал Вейтарводд. – И ведь он уже далеко не в полной силе, даже мысли мои сейчас прочесть не сможет. А все равно – без него не обойтись… Придется терпеть и слушать. Слушать и терпеть! Я – Предвечный, должен!..» – вдруг надменно всколыхнулось и заходило упругими волнами в груди Вейтарволда, но он только мотнул головой и, разжав зубы, залил себе в глотку еще немного этого будоражащего пойла…
Старый гвелль встал с четверенек и смотрел на него, кажется, с одобрением. Потом сказал:
– Ну что ж, значитца, все идет к пониманию. Вот того, розовенького, по три глоточка, а? Уважь старика!.. И вон того, опалового, с дымком… Э-эх!
Потом еще и еще. Вейтарволд не помнил, как из приглушенной и размытой реальности он перелился в сон, такой же явственный, как эти стены, как эта роскошная мебель лучшего отеля вокруг него… Ему снились сны. Но нет, ничего определенного. Просто – плыло, пылало в одурманенном мозгу ллерда Вейтарволда неясное, изрытое марево, похожее на далекую звездную туманность ли, на обрывок ли кошмарного сна, из которого, как из живой плоти, вырвали кусок еще трепещущего мяса. Мясо напитано болью, оно само и есть боль. И где-то там, в сердцевине этого облитого терпким ужасом, жарко и остро пульсирующего сгустка боли – где-то там ткались письмена. И тотчас же вспыхивали и произносились вслух голосом, который как будто и был похож на внутренний голос ллерда Вейтарволда…
Даггоны, даггоны!
О нет, не тьма придет в Галактику. Тьма – явление того же порядка, что и свет, она лишь находится на противоположном полюсе мироздания. Не тьма – ибо тьма такое же порождение сил ЭТОГО мира. То, что вступит в мир, будет совершенно иным. Чужеродным. Вейтарволд ворочался в жаркой испарине, нот тек по его телу струями, он конвульсивно дергал руками и ногами, пытаясь освободиться. Жуткое ощущение – как если бы его накрыли тяжелой толстой периной в жаркий летний день: ты пытаешься ее скинуть, но перина словно приросла к коже, она сдавливает тебя и пережимает дыхание…
Он сумел проснуться только после того, как чьи-то горящие желтые глаза глянули прямо в лицо. Вейтарволд крикнул сдавленно и хрипло и – разодрал веки. Над ним стоял старик Халлиом и, придерживаясь рукой за правый бок, дышал тяжело и прерывисто, словно изнемог после долгого бега. Ллерд глянул на ложе рядом с собой и увидел мирно посапывающую девушку, уютно склонившую голову на свое узенькое плечо. На коже проступил бледный румянец, и она кому-то нежно улыбалась во сне. Предвечный никак не мог вспомнить, как ее зовут. Он хотел что-то сказать, но Халлиом выговорил:
– Вот что… Мнир. Я хочу еще раз повторить: я рад, что ты решил прийти ко мне. Жаль только, что придется уйти мне самому.
У него было мятое желтое лицо, бессильно опущенные углы рта. Одного взгляда из-под тяжелых век вполне хватило, чтобы остатки сонливости немедленно слетели с Вейтарволда. Он подтянул ноги к животу и одним рывком сел, переместившись на край спального ложа.
– В чем дело, Халлиом?
– Да так. Мелочь. Скоро я умру. Можно сказать, могу умереть в любой момент. Я тебе не сказал… Вчера вечером в той дурацкой стычке в трактире я получил удар стилетом в бок. Само по себе это мелочь, плохо только то, что на лезвии был яд. Растительный яд, очень сильный, смерть наступает через считаные часы, единственное противоядие, да и то – временная мера…
– Ну? – вырвалось у Вейтарволда с такой горячностью, какой не замечал он в себе вот уже лет двадцать. – Какая временная мера? Да что ж ты промолчал, старый пень?! Мы б еще вчера вечером рванули бы на Аррантидо, в клинику!..
Халлиом покачал головой:
– Нет. Не поехал бы я. А средство от этого яда только одно – вот эти зиймалльские напитки. Они слегка смягчают действие. Даруют тебе несколько лишних часов жизни.
– Что, правда – единственное? И нет других антидотов? – медленно выговорил Вейтарволд. – Даже для ТЕБЯ?! Ведь когда-то я думал, что ты вообще не можешь умереть! Нет других противоядий?..
– Правда. Почти. Это вино – единственное из противоядий, какое я СОГЛАСИЛСЯ принять. Я вижу по твоим глазам, что ты намерен меня переубеждать, а то и схватить в охапку, посадить в твой планетарный катер… или на чем ты там приехал сюда, к нам. И отправиться на Аррантидо. Лечить меня вашей высокотехнологической медициной… Ох, смешно! А ведь мне даже не больно, Волд. Зачем мне оставаться, я свое выполнил. Дело за тобой. У меня плохая память, – продолжал он, садясь прямо на пол, – и несколько лет назад я потратил все свои сбережения на то, чтобы в аррантской клинике мне вшили в мозг мнемоблок… Чтобы он хранил в себе МОЮ ПАМЯТЬ. Все, чем я жил эти последние годы… там есть все. Правда, я заплатил за мнемоблок слишком дорого и потому жил бедно.
– Сколько ты заплатил? И почему не обратился ко мне? Не понимаю, не понимаю я тебя!!! Ты же знал, КЕМ я стал! Да что же это такое?!
– Вот видишь, первое, что ты спросил: сколько? почему не?.. Хотя сейчас в тебе больше от прежнего Мнира, чем от тебя нынешнего – больше, чем когда бы то ни было. – Халлиом уже не двигался, только губы, посеревшие узкие губы шевелились на лице, выпуская эти неторопливые, увесистые – последние – слова: – Когда я умру, ты вырежешь ЭТО из моей головы и распорядишься им так, как это можешь сделать только ты. Образно говоря, ты наследуешь мою душу, Мнир. Ты распорядишься ею и всем, что от меня останется. Никто не соответствует понятию «душеприказчик» так буквально, как это произойдет с тобой. Долгое время я думал, что не могу умереть. Но теперь почувствовал, что настал и мой черед, и не хочу цепляться за такие мелочи как противоядие. Продлевать жизнь следует только в тех случаях, когда в этом есть смысл. Понимаешь? В свое время я вкладывал это и многое другое в вас троих – тебя, Эрккина и Ройдда. Что сталось с ними?
– Разве ты не спрашивал про них сегодня ночью? – Не дождавшись ответа от старика, ллерд Вейтарволд продолжал: – Ничего, я могу повторить… если это вообще повтор. Эрккин был на планете Керр. Долго. Он остался жив. Этого достаточно, А вот Ройдда уже нет. То есть человек, носивший это имя, жив. Но теперь его зовут Дийтерро, он мой слуга. Он сам этo выбрал. Сам. Он захотел стереть себе память и забыть, что когда-то мы с ним были равными. Так ему спокойнее жить.
– Довольно. Я понял тебя. Ну да. Хорошо. Помнишь ли ты глупую сказку, которой я тешил ваше юношеское самолюбие… когда ты, Эрккин и Ройдд еще были вместе?
– О том, что когда-нибудь мы трое будем призваны спасти нашу цивилизацию? – Несмотря на серьезность момента, губы Вейтарволда тронула слабая улыбка. – Да, помню. Красивая сказка.
– Так вот, я хочу тебе сказать, что это – неправда. Я ошибался.
– Да я сам знаю. Сказка на то и сказка. Даже – красивая и с вкраплениями правдоподобных подробностей.
– Нет, ты меня не понял. Не об этом я… Я хотел сказать… я ошибался в том, что ТЫ и те двое должны выступить в роли спасителей. Нет, не вы… Твоя миссия другая. Ты всего лишь определишь, КТО сумеет отвести угрозу. Даггоны, даггоны!.. Самое сильное оружие вашей техногенной цивилизации не спасет от них. Вспомни это и еще то, что каждое слово, произнесенное мною нынче ночью, не было бредом. Да, кстати: ты говорил, что у тебя один сын, Рэмон Ррай, а в свитке Халлиома говорится о сыновьях. Так вот, у тебя есть еще… Еще один сын. Я воспитал его… Ничего не спрашивай. Все ответы узнаешь потом. Ты еще был Мниром, ты точно так же по пьяни переспал с одной земной девкой, как сегодня ночью. Вот от нее и родился сын…
Вейтарволд склонил голову на грудь и молчал. Халлиом слабо улыбнулся:
– Вот так. Ты легко найдешь… найдешь его. Не забывай меня, мой мальчик. И помни: затишье перед бурей!.. затишье пере… бу…
Он сделал движение головой, словно хотел приветливо кивнуть. Но, свесившись на грудь, она больше не поднялась.
– Нет времени и места для скорби, – сквозь стиснутые зубы выговорил Предвечный и потянул из-под одежды тонкую рукоять плазменного кинжала, чтобы вырезать из этой седой головы бесценную ПАМЯТЬ гвелля по имени Халлиом…
…Между этими событиями и высылкой Рэмона Ррая, сына ллерда Вейтарволда, пролегло полгода. Страшные времена близились на Аррантидо. Могучие волны грядущей катастрофы захлестывали Галактику, и уже докатывались до главной вотчины милосердных аррантов самые могучие из этих волн. Длинные руки судьбы тянулись к горлу аррантской цивилизации, и едва ли даже Вейтарволд знал, ЧТО предстоит сделать и КТО может спасти созревший для гибели мир. Мир, где он родился, мир, в котором ему бороться и умереть.
Остальные ЕЩЕ НЕ ЗНАЛИ.
…Ах, как глупо, как напыщенно звучали бы все эти слова, когда б не были правдой!
Часть вторая
ПОТЕРЯННЫЙ РРАЙ
Глава 9 (от Рэмона Ррая)
ВОТ ТАКАЯ ЖИЗНЬ!..
Земля (Зиймалль-ол-Дез по аррантскому галактическому ка талогу), июль 2005 года
– Ну и что из этого? – потянувшись, недовольно спросил я. – Долго нам еще тут киснуть? Наверно, нас и не ищут. Кому мы нужны?..
В ответ донесся ленивый, раскатистый голос, от которого у меня уже красная пупырчатая сыпь на коже проступать начала:
– Быстро это ты спрыгнул с того своего мнения, будто ты – пуп земли, раз твой папаша Предвечный. Теперь ты, эге, говоришь, будто ты никто, – так, букашка, – что о тебе забудут, значит, и все тут. Не, шалишь, братец! Нутром чую, что рано нам шевелиться!.. А что? Сидим тут, жратва есть, крыша над головой есть, бабы красивые, хозяин за постой не очень сильно требует – что еще надо? У меня на Керре всего этого и близко не было.
– Так то на Керре… – проворчал я.
– Бросает тебя из одной крайности в другую, – подводя итог незамысловатым этим прениям, перебил меня Гендаль Эрккин.
Не кривя душой, все-таки скажу: в этом своем утверждении он был совершенно прав. В последние дни меня в самом деле бросало из стороны в сторону, от одного убеждения к другому, совершенно противоположному, и соответственно менялся мой душевный настрой. То хотелось забиться в угол, в самый темный, наглухо затянутый серой паутиной пыльный угол и сидеть, затаив дыхание, зажав голову руками в тиски. И слушать, слушать, как пульсирует в кончиках пальцев тревожная кровь. Но, в общем-то, нам повезло. Грех гневить Единого, – повезло натурально.
Очень повезло.
ВО-ПЕРВЫХ, в том, что нам удалось без особых осложнений овладеть планетарным катером, который стоял в посадочном шлюзе «шалаша». Нас даже не отследили, настолько экипаж был сосредоточен на замене злополучных узлов системы охлаждения. В связи с этим я сподобился на наглость (недопустимую в иных обстоятельствах) и захватил ВСЕ наши вещи, а также забрал из каюты кота Меха. Более того, по-раздумьи я захватил и вещи Рэмона Класуса. Я полагал, что их отсутствие осложнит розыскную и следственную работу властей ОАЗИСа, если таковая вообще затеется. Я сложил веши перед самым выходом из каюты. После ледяного кошмара в заброшенном ангаре базы тут, внутри, было удивительно спокойно и безмятежно, и я даже поймал себя на глупой мысли, что мне не хочется покидать это место. А чего хочется?.. Ну! Я уже сделал первый шаг, чтобы войти в Анин отсек и проверить, спит ли она, а если спит, то поцеловать на прощание – потому как, с большой долей вероятности, мы с ней больше не увидимся… но вместо этого выругал себя за глупость и взялся за багаж. Сентиментальный дурак!
ВО-ВТОРЫХ, нам повезло и по той причине, что мы сумели без приключений пройти весь путь от одной планеты до другой. По тому, в каком состоянии мы нашли планетарный катер, этого гарантировать было ну никак нельзя. Я даже молитву произнес, когда мы наконец-то вошли в атмосферу Зиймалля и за бортом стал нарастать грохот рассекаемых слоев воздуха. До этого на протяжении нескольких часов я слышал только скудные мелодии приборов и короткие реплики Эрккина, которые жизненного оптимизма, прямо скажем, не прибавляли. Сначала он заявил, что нам следует сесть на территории, приписанной к тому самому ОАЗИСу, где должен совершить посадку «шалаш». Я не понял… Правда, потом он объяснил, что катер снабжен кодом доступа «Лемма» и нас пропустят, а если мы войдем в атмосферу над территорией Избавления любого другого из восемнадцати ОАЗИСов, нас моментально собьют.
Собственно, после марсианских событий я стал относиться к бубнежу Пса с куда большим вниманием. Прислушался и теперь. Да и желания с ним спорить не было. К тому же мучительно хотелось есть – меня, когда перенервничаю, всякий раз на жор пробивает. Не помню, как снижались. Грохот рассекаемой атмосферы заглушил все иные звуки, хотя до нас, сидящих в изолированной кабине, долетали только слабые отзвуки того, что творилось за бортом. Мало-помалу начал приходить в себя и даже сподобился на наблюдения и комментарии к ним.
Коротко: Зиймалль в самом деле чем-то напоминает Аррантидо, только у нас нет таких крупных материков. Как, например, тот, над которым мы снижались. Эрккин вывел на экран навигационную карту местности. Справа столбиком потянулись данные по атмосфере – температура, состав, ионизация. Но тут в колонках акустической системы что-то зашумело, и громкий голос произнес по-аррантски, мол, неопознанный летательный объект, находящийся в таких-то координатах, немедленно назовите код борта; в противном случае будет применена инструкция 5.0 – огонь на поражение. И снова: неопознанный летательный объект, находящийся…
Эрккин включил автопилот и начал бодро вбивать в транспортер данных код этого несчастного «Лемма», с которого мы сбежали. Голос в колонках на время умолк. Наверно, теперь можно было идти на посадку, только прежде определиться, что за местность оказалась под нами. Честно говоря, я не смотрел, априори положившись на Эрккина. Все-таки он был в куда более уравновешенном состоянии, хотя и мрачен, как приговоренный к быстрой казни через мономолекулез. Мы с котом Мехом представляли примерно одинаковую поведенческую модель: сидели у стены, поджав под себя нижние конечности, и (хлеща хвостом – это в случае с Мехом) бессмысленно таращили глаза, пытаясь усвоить избыток новых впечатлений. У Меня, честно говоря, и прежние-то еще не переварились. Я молча ожидал посадки.
…Ну, так вот, а В-ТРЕТЬИХ, нам повезло в том, что мы вообще достигли поверхности планеты. Всеми правдами и неправдами.
– Ты смотри, Рэм, – вдруг сказал Эрккин, резко разрубив ладонью воздух, – какая белая клякса!
– Ты это о чем?
– А вон, видишь лес, над которым мы летим? Сейчас еще снижусь… Массив леса сплошь зеленый, а вон там… Ну, видишь?
Я глянул в указанном направлении. Эрккин был прав. В зеленом ковре широкой лесной полосы между двух гряд невысоких холмов, словно заплатка, виднелось круглое белое пятно. Я махнул рукой и сказал:
– Наверно, у них произрастают растения с белой листвой. Не иначе. А что тут удивительного? И ты после планеты Керр еще чему-то удивляешься?
Эрккин слабо пожал плечами:
– Да, наверно, ты прав. Ладно, нужно будет сесть близ какого-нибудь приличного местного города. ОАЗИС, если по этой карте равняться, отсюда довольно далеко будет. Минут семь лететь. Эге…
Но минут семь нам лететь не дали. Снова в эфире раздался тот же голос, на этот раз с нетерпеливыми интонациями:
– Класс вашего судна и код борта не соответствуют друг другу, хотя последовательность цифр верна.
– Ну вот! – подключился я, потому что на лице Эрккина появилась угрожающая мина, и он явно был готов сказать что-то не очень соответствующее моменту. – Мы попали в обстоятельства, при которых требуется ваше содействие, господин диспетчер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Н-не перебивать! – вдруг взвизгнул Халлиом, падая с ложа на прозрачный пол, и пополз на четвереньках, опустив голову и обозревая интерьер второго уровня, – того, что под ними. Потом поднял багровое лицо к Вейтарволду, и косматая дикая ярость стояла в его взгляде. – Н-не перебивать, не смей, а! Не тебе перебивать меня, Мнир-полукровка! Не забывай, что ты аррант только наполовину, и потому в твоих жилах только половина этой жиденькой, выхолощенной слабенькой крови… ф-фиолетовой крови червей, нежащихся в жирном, пррррог-ретом черноземе! Не забывай о второй половине и о том, что случится с тобой в мои годы, когда аррантскую кровь заглушит ТА, ДРУГАЯ – густая, темно-красная, не желающая выцветать на солнце! И не смей изгонять из памяти то, что лет эдак пятьдесят с лишком назад, вот такая же зиймалльская девка, – он дернул Эйлле за левую грудь так, что та слабо взвизгнула, – вот такая же родила тебя самого! И именно ей ты обязан той силой воли, той неуступчивостью и гибкостью, каковой давно нет уже у большинства аррантов! Нет, я не буду говорить, – продолжал Халлиом, противореча сам себе и резво перескакивая с одной темы на другую, – пока ты хоть жестом, хоть единым движением лицевого мускула вознамеришься мне противоречить! Нет!
«Вздорный старикашка! – подумал Вейтарводд. – И ведь он уже далеко не в полной силе, даже мысли мои сейчас прочесть не сможет. А все равно – без него не обойтись… Придется терпеть и слушать. Слушать и терпеть! Я – Предвечный, должен!..» – вдруг надменно всколыхнулось и заходило упругими волнами в груди Вейтарволда, но он только мотнул головой и, разжав зубы, залил себе в глотку еще немного этого будоражащего пойла…
Старый гвелль встал с четверенек и смотрел на него, кажется, с одобрением. Потом сказал:
– Ну что ж, значитца, все идет к пониманию. Вот того, розовенького, по три глоточка, а? Уважь старика!.. И вон того, опалового, с дымком… Э-эх!
Потом еще и еще. Вейтарволд не помнил, как из приглушенной и размытой реальности он перелился в сон, такой же явственный, как эти стены, как эта роскошная мебель лучшего отеля вокруг него… Ему снились сны. Но нет, ничего определенного. Просто – плыло, пылало в одурманенном мозгу ллерда Вейтарволда неясное, изрытое марево, похожее на далекую звездную туманность ли, на обрывок ли кошмарного сна, из которого, как из живой плоти, вырвали кусок еще трепещущего мяса. Мясо напитано болью, оно само и есть боль. И где-то там, в сердцевине этого облитого терпким ужасом, жарко и остро пульсирующего сгустка боли – где-то там ткались письмена. И тотчас же вспыхивали и произносились вслух голосом, который как будто и был похож на внутренний голос ллерда Вейтарволда…
Даггоны, даггоны!
О нет, не тьма придет в Галактику. Тьма – явление того же порядка, что и свет, она лишь находится на противоположном полюсе мироздания. Не тьма – ибо тьма такое же порождение сил ЭТОГО мира. То, что вступит в мир, будет совершенно иным. Чужеродным. Вейтарволд ворочался в жаркой испарине, нот тек по его телу струями, он конвульсивно дергал руками и ногами, пытаясь освободиться. Жуткое ощущение – как если бы его накрыли тяжелой толстой периной в жаркий летний день: ты пытаешься ее скинуть, но перина словно приросла к коже, она сдавливает тебя и пережимает дыхание…
Он сумел проснуться только после того, как чьи-то горящие желтые глаза глянули прямо в лицо. Вейтарволд крикнул сдавленно и хрипло и – разодрал веки. Над ним стоял старик Халлиом и, придерживаясь рукой за правый бок, дышал тяжело и прерывисто, словно изнемог после долгого бега. Ллерд глянул на ложе рядом с собой и увидел мирно посапывающую девушку, уютно склонившую голову на свое узенькое плечо. На коже проступил бледный румянец, и она кому-то нежно улыбалась во сне. Предвечный никак не мог вспомнить, как ее зовут. Он хотел что-то сказать, но Халлиом выговорил:
– Вот что… Мнир. Я хочу еще раз повторить: я рад, что ты решил прийти ко мне. Жаль только, что придется уйти мне самому.
У него было мятое желтое лицо, бессильно опущенные углы рта. Одного взгляда из-под тяжелых век вполне хватило, чтобы остатки сонливости немедленно слетели с Вейтарволда. Он подтянул ноги к животу и одним рывком сел, переместившись на край спального ложа.
– В чем дело, Халлиом?
– Да так. Мелочь. Скоро я умру. Можно сказать, могу умереть в любой момент. Я тебе не сказал… Вчера вечером в той дурацкой стычке в трактире я получил удар стилетом в бок. Само по себе это мелочь, плохо только то, что на лезвии был яд. Растительный яд, очень сильный, смерть наступает через считаные часы, единственное противоядие, да и то – временная мера…
– Ну? – вырвалось у Вейтарволда с такой горячностью, какой не замечал он в себе вот уже лет двадцать. – Какая временная мера? Да что ж ты промолчал, старый пень?! Мы б еще вчера вечером рванули бы на Аррантидо, в клинику!..
Халлиом покачал головой:
– Нет. Не поехал бы я. А средство от этого яда только одно – вот эти зиймалльские напитки. Они слегка смягчают действие. Даруют тебе несколько лишних часов жизни.
– Что, правда – единственное? И нет других антидотов? – медленно выговорил Вейтарволд. – Даже для ТЕБЯ?! Ведь когда-то я думал, что ты вообще не можешь умереть! Нет других противоядий?..
– Правда. Почти. Это вино – единственное из противоядий, какое я СОГЛАСИЛСЯ принять. Я вижу по твоим глазам, что ты намерен меня переубеждать, а то и схватить в охапку, посадить в твой планетарный катер… или на чем ты там приехал сюда, к нам. И отправиться на Аррантидо. Лечить меня вашей высокотехнологической медициной… Ох, смешно! А ведь мне даже не больно, Волд. Зачем мне оставаться, я свое выполнил. Дело за тобой. У меня плохая память, – продолжал он, садясь прямо на пол, – и несколько лет назад я потратил все свои сбережения на то, чтобы в аррантской клинике мне вшили в мозг мнемоблок… Чтобы он хранил в себе МОЮ ПАМЯТЬ. Все, чем я жил эти последние годы… там есть все. Правда, я заплатил за мнемоблок слишком дорого и потому жил бедно.
– Сколько ты заплатил? И почему не обратился ко мне? Не понимаю, не понимаю я тебя!!! Ты же знал, КЕМ я стал! Да что же это такое?!
– Вот видишь, первое, что ты спросил: сколько? почему не?.. Хотя сейчас в тебе больше от прежнего Мнира, чем от тебя нынешнего – больше, чем когда бы то ни было. – Халлиом уже не двигался, только губы, посеревшие узкие губы шевелились на лице, выпуская эти неторопливые, увесистые – последние – слова: – Когда я умру, ты вырежешь ЭТО из моей головы и распорядишься им так, как это можешь сделать только ты. Образно говоря, ты наследуешь мою душу, Мнир. Ты распорядишься ею и всем, что от меня останется. Никто не соответствует понятию «душеприказчик» так буквально, как это произойдет с тобой. Долгое время я думал, что не могу умереть. Но теперь почувствовал, что настал и мой черед, и не хочу цепляться за такие мелочи как противоядие. Продлевать жизнь следует только в тех случаях, когда в этом есть смысл. Понимаешь? В свое время я вкладывал это и многое другое в вас троих – тебя, Эрккина и Ройдда. Что сталось с ними?
– Разве ты не спрашивал про них сегодня ночью? – Не дождавшись ответа от старика, ллерд Вейтарволд продолжал: – Ничего, я могу повторить… если это вообще повтор. Эрккин был на планете Керр. Долго. Он остался жив. Этого достаточно, А вот Ройдда уже нет. То есть человек, носивший это имя, жив. Но теперь его зовут Дийтерро, он мой слуга. Он сам этo выбрал. Сам. Он захотел стереть себе память и забыть, что когда-то мы с ним были равными. Так ему спокойнее жить.
– Довольно. Я понял тебя. Ну да. Хорошо. Помнишь ли ты глупую сказку, которой я тешил ваше юношеское самолюбие… когда ты, Эрккин и Ройдд еще были вместе?
– О том, что когда-нибудь мы трое будем призваны спасти нашу цивилизацию? – Несмотря на серьезность момента, губы Вейтарволда тронула слабая улыбка. – Да, помню. Красивая сказка.
– Так вот, я хочу тебе сказать, что это – неправда. Я ошибался.
– Да я сам знаю. Сказка на то и сказка. Даже – красивая и с вкраплениями правдоподобных подробностей.
– Нет, ты меня не понял. Не об этом я… Я хотел сказать… я ошибался в том, что ТЫ и те двое должны выступить в роли спасителей. Нет, не вы… Твоя миссия другая. Ты всего лишь определишь, КТО сумеет отвести угрозу. Даггоны, даггоны!.. Самое сильное оружие вашей техногенной цивилизации не спасет от них. Вспомни это и еще то, что каждое слово, произнесенное мною нынче ночью, не было бредом. Да, кстати: ты говорил, что у тебя один сын, Рэмон Ррай, а в свитке Халлиома говорится о сыновьях. Так вот, у тебя есть еще… Еще один сын. Я воспитал его… Ничего не спрашивай. Все ответы узнаешь потом. Ты еще был Мниром, ты точно так же по пьяни переспал с одной земной девкой, как сегодня ночью. Вот от нее и родился сын…
Вейтарволд склонил голову на грудь и молчал. Халлиом слабо улыбнулся:
– Вот так. Ты легко найдешь… найдешь его. Не забывай меня, мой мальчик. И помни: затишье перед бурей!.. затишье пере… бу…
Он сделал движение головой, словно хотел приветливо кивнуть. Но, свесившись на грудь, она больше не поднялась.
– Нет времени и места для скорби, – сквозь стиснутые зубы выговорил Предвечный и потянул из-под одежды тонкую рукоять плазменного кинжала, чтобы вырезать из этой седой головы бесценную ПАМЯТЬ гвелля по имени Халлиом…
…Между этими событиями и высылкой Рэмона Ррая, сына ллерда Вейтарволда, пролегло полгода. Страшные времена близились на Аррантидо. Могучие волны грядущей катастрофы захлестывали Галактику, и уже докатывались до главной вотчины милосердных аррантов самые могучие из этих волн. Длинные руки судьбы тянулись к горлу аррантской цивилизации, и едва ли даже Вейтарволд знал, ЧТО предстоит сделать и КТО может спасти созревший для гибели мир. Мир, где он родился, мир, в котором ему бороться и умереть.
Остальные ЕЩЕ НЕ ЗНАЛИ.
…Ах, как глупо, как напыщенно звучали бы все эти слова, когда б не были правдой!
Часть вторая
ПОТЕРЯННЫЙ РРАЙ
Глава 9 (от Рэмона Ррая)
ВОТ ТАКАЯ ЖИЗНЬ!..
Земля (Зиймалль-ол-Дез по аррантскому галактическому ка талогу), июль 2005 года
– Ну и что из этого? – потянувшись, недовольно спросил я. – Долго нам еще тут киснуть? Наверно, нас и не ищут. Кому мы нужны?..
В ответ донесся ленивый, раскатистый голос, от которого у меня уже красная пупырчатая сыпь на коже проступать начала:
– Быстро это ты спрыгнул с того своего мнения, будто ты – пуп земли, раз твой папаша Предвечный. Теперь ты, эге, говоришь, будто ты никто, – так, букашка, – что о тебе забудут, значит, и все тут. Не, шалишь, братец! Нутром чую, что рано нам шевелиться!.. А что? Сидим тут, жратва есть, крыша над головой есть, бабы красивые, хозяин за постой не очень сильно требует – что еще надо? У меня на Керре всего этого и близко не было.
– Так то на Керре… – проворчал я.
– Бросает тебя из одной крайности в другую, – подводя итог незамысловатым этим прениям, перебил меня Гендаль Эрккин.
Не кривя душой, все-таки скажу: в этом своем утверждении он был совершенно прав. В последние дни меня в самом деле бросало из стороны в сторону, от одного убеждения к другому, совершенно противоположному, и соответственно менялся мой душевный настрой. То хотелось забиться в угол, в самый темный, наглухо затянутый серой паутиной пыльный угол и сидеть, затаив дыхание, зажав голову руками в тиски. И слушать, слушать, как пульсирует в кончиках пальцев тревожная кровь. Но, в общем-то, нам повезло. Грех гневить Единого, – повезло натурально.
Очень повезло.
ВО-ПЕРВЫХ, в том, что нам удалось без особых осложнений овладеть планетарным катером, который стоял в посадочном шлюзе «шалаша». Нас даже не отследили, настолько экипаж был сосредоточен на замене злополучных узлов системы охлаждения. В связи с этим я сподобился на наглость (недопустимую в иных обстоятельствах) и захватил ВСЕ наши вещи, а также забрал из каюты кота Меха. Более того, по-раздумьи я захватил и вещи Рэмона Класуса. Я полагал, что их отсутствие осложнит розыскную и следственную работу властей ОАЗИСа, если таковая вообще затеется. Я сложил веши перед самым выходом из каюты. После ледяного кошмара в заброшенном ангаре базы тут, внутри, было удивительно спокойно и безмятежно, и я даже поймал себя на глупой мысли, что мне не хочется покидать это место. А чего хочется?.. Ну! Я уже сделал первый шаг, чтобы войти в Анин отсек и проверить, спит ли она, а если спит, то поцеловать на прощание – потому как, с большой долей вероятности, мы с ней больше не увидимся… но вместо этого выругал себя за глупость и взялся за багаж. Сентиментальный дурак!
ВО-ВТОРЫХ, нам повезло и по той причине, что мы сумели без приключений пройти весь путь от одной планеты до другой. По тому, в каком состоянии мы нашли планетарный катер, этого гарантировать было ну никак нельзя. Я даже молитву произнес, когда мы наконец-то вошли в атмосферу Зиймалля и за бортом стал нарастать грохот рассекаемых слоев воздуха. До этого на протяжении нескольких часов я слышал только скудные мелодии приборов и короткие реплики Эрккина, которые жизненного оптимизма, прямо скажем, не прибавляли. Сначала он заявил, что нам следует сесть на территории, приписанной к тому самому ОАЗИСу, где должен совершить посадку «шалаш». Я не понял… Правда, потом он объяснил, что катер снабжен кодом доступа «Лемма» и нас пропустят, а если мы войдем в атмосферу над территорией Избавления любого другого из восемнадцати ОАЗИСов, нас моментально собьют.
Собственно, после марсианских событий я стал относиться к бубнежу Пса с куда большим вниманием. Прислушался и теперь. Да и желания с ним спорить не было. К тому же мучительно хотелось есть – меня, когда перенервничаю, всякий раз на жор пробивает. Не помню, как снижались. Грохот рассекаемой атмосферы заглушил все иные звуки, хотя до нас, сидящих в изолированной кабине, долетали только слабые отзвуки того, что творилось за бортом. Мало-помалу начал приходить в себя и даже сподобился на наблюдения и комментарии к ним.
Коротко: Зиймалль в самом деле чем-то напоминает Аррантидо, только у нас нет таких крупных материков. Как, например, тот, над которым мы снижались. Эрккин вывел на экран навигационную карту местности. Справа столбиком потянулись данные по атмосфере – температура, состав, ионизация. Но тут в колонках акустической системы что-то зашумело, и громкий голос произнес по-аррантски, мол, неопознанный летательный объект, находящийся в таких-то координатах, немедленно назовите код борта; в противном случае будет применена инструкция 5.0 – огонь на поражение. И снова: неопознанный летательный объект, находящийся…
Эрккин включил автопилот и начал бодро вбивать в транспортер данных код этого несчастного «Лемма», с которого мы сбежали. Голос в колонках на время умолк. Наверно, теперь можно было идти на посадку, только прежде определиться, что за местность оказалась под нами. Честно говоря, я не смотрел, априори положившись на Эрккина. Все-таки он был в куда более уравновешенном состоянии, хотя и мрачен, как приговоренный к быстрой казни через мономолекулез. Мы с котом Мехом представляли примерно одинаковую поведенческую модель: сидели у стены, поджав под себя нижние конечности, и (хлеща хвостом – это в случае с Мехом) бессмысленно таращили глаза, пытаясь усвоить избыток новых впечатлений. У Меня, честно говоря, и прежние-то еще не переварились. Я молча ожидал посадки.
…Ну, так вот, а В-ТРЕТЬИХ, нам повезло в том, что мы вообще достигли поверхности планеты. Всеми правдами и неправдами.
– Ты смотри, Рэм, – вдруг сказал Эрккин, резко разрубив ладонью воздух, – какая белая клякса!
– Ты это о чем?
– А вон, видишь лес, над которым мы летим? Сейчас еще снижусь… Массив леса сплошь зеленый, а вон там… Ну, видишь?
Я глянул в указанном направлении. Эрккин был прав. В зеленом ковре широкой лесной полосы между двух гряд невысоких холмов, словно заплатка, виднелось круглое белое пятно. Я махнул рукой и сказал:
– Наверно, у них произрастают растения с белой листвой. Не иначе. А что тут удивительного? И ты после планеты Керр еще чему-то удивляешься?
Эрккин слабо пожал плечами:
– Да, наверно, ты прав. Ладно, нужно будет сесть близ какого-нибудь приличного местного города. ОАЗИС, если по этой карте равняться, отсюда довольно далеко будет. Минут семь лететь. Эге…
Но минут семь нам лететь не дали. Снова в эфире раздался тот же голос, на этот раз с нетерпеливыми интонациями:
– Класс вашего судна и код борта не соответствуют друг другу, хотя последовательность цифр верна.
– Ну вот! – подключился я, потому что на лице Эрккина появилась угрожающая мина, и он явно был готов сказать что-то не очень соответствующее моменту. – Мы попали в обстоятельства, при которых требуется ваше содействие, господин диспетчер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47