«Ситуации иногда были такие запутанные, что неизвестно было, мы обходим врага или он обошел нас».
К концу июля немцы выиграли «битву на границах». Советские армии повсюду отошли. Группа армий «Центр» была на подступах к Смоленску, две другие приближались к Ленинграду и Киеву. Но главная цель не была достигнута. Советские войска не были уничтожены, хотя в первые дни войны царил неописуемый хаос. Из Москвы не поступали четкие приказы, за исключением приказа сражаться до последнего. Генералов, давших приказ об отступлении или хотя бы позволивших отступить, расстреливали. Через десять дней Сталин пришел в себя. 3 июля он обратился по радио к советскому народу. Слушателей удивил его грузинский акцент. Через несколько недель Сталин стал главнокомандующим. С этого момента он руководил военными действиями более непосредственно и самостоятельно, чем любой другой руководитель времен войны. Большинство лучших советских генералов были уничтожены в ходе большой чистки. Тимошенко был фигурой незаметной. Буденный примечателен только своими усами. Но ситуация начинала меняться. Жуков, вероятно, величайший генерал второй мировой войны, уже организовывал Резервный фронт на подступах к Москве.
Перед немцами встала дилемма: где наносить главный удар – в центре или на флангах? До сих пор наступали на всех направлениях. Больше так действовать они не могли, их силы таяли, Гальдер отмечал: «В начале войны мы рассчитывали на 200 русских дивизий. Мы уже насчитали 360». Когда Гудериан попросил увеличить количество танков, Гитлер ответил, что ничего не может выделить, и добавил: «Если бы я знал, что ваши данные о количестве русских танков соответствуют действительности, я бы наверняка не начал эту войну». Гудериан хотел двигаться прямо на Москву. Клюге, его непосредственный начальник, сказал ему: «Твои операции висят на волоске». А Гитлер отметил: «Моим генералам непонятны экономические аспекты войны». Почти месяц, вплоть до 23 августа, немецкие генералы, Генеральный штаб и Гитлер обсуждали дальнейшие шаги, в то время как их армии стояли на месте. Именно этот период бездействия, а не месяц до начала кампании был действительно большой потерей времени.
Реакция Англии на нападение на СССР была быстрой. Вечером 22 июня Черчилль, выступая по Би-би-си, сказал: «Могут ли быть сомнения относительно того, какой будет наша политика? У нас только одна задача и одна-единственная конечная цель. Мы полны решимости покончить с Гитлером и всеми следами нацистского режима… Следовательно, мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу». Несомненно, это была приятная новость для Сталина, который в какой-то мере ожидал, что Великобритания поступит так же, как он поступил в 1939 г., и присоединится к Гитлеру. Заявление Черчилля было встречено рабочим классом с энтузиазмом. На более высоком уровне ситуация была иной. Лидеры лейбористов превзошли консерваторов в недоверии к России, они не верили ни в ее искренность, ни в ее силу. В Военном кабинете только Бивербрук горячо поддерживал Россию. Черчиллю и в голову не пришло (и в еще меньшей мере другим министрам), что Великобритания и США приобрели союзника, который выиграет для них войну против Германии.
Вторжение в Россию было большим препятствием для тех, кто в США поддерживал политику вмешательства. Помощь Великобритании – одно дело, помощь коммунистической России – совсем другое. Влиятельный сенатор Трумэн, который в конце войны сменил Рузвельта на посту президента, заявил, что западные державы должны отойти в сторону, пока русские и немцы будут бороться не на жизнь, а на смерть. Рузвельту приходилось учитывать мнение американцев. Хотя Гарри Гопкинс, его главный советник, в июле ездил в Москву и встречался со Сталиным, ленд-лиз был распространен на Россию только в ноябре, когда стало ясно, что она выстоит; в течение всей осени Рузвельт постоянно подчеркивал, что Соединенные Штаты не будут втянуты в войну. Однако как раз в это время Великобритания больше, чем когда-либо, нуждалась в американской помощи.
Жизненное пространство, такое, каким его себе представляли все англичане, скорее усиливало их беспокойство, а не приносило облегчения. Повсюду ожидали, что немецкие силы достигнут Кавказа к осени, и тогда возникнет угроза британским поставкам нефти из Персии и Ирака. Окинлек прервал подготовку к новому наступлению в Северной Африке и начал принимать меры предосторожности в Персидском заливе. Посетив Лондон, он сказал, что уйдет в отставку, если получит приказ вести наступление в Северной Африке. Еще сильнее англичан тревожил Дальний Восток. Они ожидали, как и Гитлер, что Япония, избавленная от опасности в Маньчжурии, повернет на юг и нападет на Сингапур. Англичане полагали, что успеют послать флот в Сингапур, если тот окажется под угрозой. Теперь они могли не успеть, но в любом случае у них не было запасных кораблей. Они решили защищать Сингапур с помощью авиации, но не смогли послать и самолета. Тем не менее англичане обещали Австралии и Новой Зеландии покинуть Средний Восток, если Сингапур подвергнется опасности. До сих пор они бездействовали, надеясь, что японцы клюнут на дезинформацию о том, будто бы Сингапур беззащитен. Обман не удался, помощь американского флота Сингапуру была их последней надеждой.
Такова была цель первой из девяти встреч Черчилля с президентом Рузвельтом. В середине августа два великих человека и их советники беседовали на военном корабле в бухте Ардженшия, остров Ньюфаундленд. Цель англичан не была достигнута, американцы отказались обсуждать проблему Дальнего Востока, считая Средний Восток «обязательством, от которого англичане должны отказаться»; США отвергли идею, что Германию можно разгромить путем бомбардировок, без крупного сражения на суше. Вывод, очень неприятный для англичан, состоял в том, что они могут сами защищать Сингапур, если откажутся от навязчивой стратегической идеи насчет бомбардировок и Среднего Востока.
Рузвельт считал, что нужна декларация, которая окажет влияние на американцев. В результате появилась Атлантическая хартия – ряд общих положений, которые никого не вдохновляли и впоследствии почти не упоминались. Хартия не была даже официальным документом, несмотря на громкое название; это было просто неподписанное коммюнике. Однако до некоторой степени оно имело смысл. Англичане и американцы не стремились к переделу мира. Они просто сражались, никаких далеко идущих целей у них не было. В последний момент два великих человека вспомнили про Сталина, послали ему приветствие и дали неопределенное обещание о поставках в будущем. Им, конечно, в голову не пришло, что Россия может внести вклад в победу и что-то сделать для мира после нее.
Сталин просил у англичан помощи с самого начала германского вторжения. Он хотел немедленного открытия второго фронта: высадки англичан во Франции или на Балканах. Не добившись этого, Сталин просил послать 25–30 английских дивизий на Кавказ. Черчилль отклонил предложение, найдя его абсурдным; без сомнения, это было так. Фактически англичане могли помочь России в военном отношении не более, чем они смогли помочь Польше. В свое оправдание они заявили, что сам факт их участия в войне удерживал примерно 40 немецких дивизий в Западной Европе, правда второстепенных, которые не особенно были нужны Гитлеру. Англичане также утверждали, что их бомбардировки Германии – прямой вклад в войну, однако в ноябре 1941 г. они их прекратили, поскольку сами при этом несли большие потери, чем немцы.
С поставками дело обстояло лучше. В сентябре Бивербрук и Гарриман, посол Рузвельта по особым поручениям, отправились в Москву. Американцы мало что могли предложить. Бивербрук, настроенный помогать России, отказался от большой части американских поставок, обещанных Великобритании, и таким образом часть просьб Сталина была удовлетворена. Вернувшись в Англию, Бивербрук столкнулся с противодействием министров и командующих видами вооруженных сил. Как писал Черчилль, «у командования вооруженных сил было такое чувство, словно с них сдирают кожу». Хотя Бивербрук временно добился своего, осуществление поставок в Россию было проблемой, так никогда полностью и не разрешенной.
Политическое соглашение с Россией также было связано с трудностями. Англичане были готовы подписать соглашение о военном союзе. Сталин хотел большего. Даже в этот отчаянный момент он настаивал, чтобы англичане признали Россию в границах 1941 г., включая восточную часть Польши и Балтийские государства. Англичане были удивлены, хотя раньше признавали, что восточная часть Польши не является этнически польской территорией. Рузвельт со своей стороны считал, что вопрос о границах не следует обсуждать до окончания войны. Что касается более практических соображений, то он учитывал наличие польских избирателей в Соединенных Штатах. Однако права России на Балтийские государства и восточную часть Польши были гораздо более обоснованными по сравнению с правом Соединенных Штатов на Нью-Мексико. Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которых они не применяли к себе. Таким образом, уже в это время появились признаки «холодной войны».
Каковы бы ни были перспективы британских и американских поставок, Россия переносила военные невзгоды одна. 23 августа немецкие генералы приняли решение об очередном наступлении, или скорее Гитлер его им навязал, впервые открыто не послушавшись их совета и изменив направление удара. Группа армий «Центр» должна была остановиться. Две группы на флангах должны были уничтожить советские армии, противостоящие им. Затем все три группы объединятся для окончательного удара по Москве. После войны многие немецкие генералы утверждали, что это решение было ошибкой, что из-за него Гитлер проиграл войну. Жуков не согласился с ними: «В августе немецкие силы были не в состоянии продвигаться вперед на Москву и захватить город, согласно планам некоторых немецких генералов. Следовательно, все попытки немецких генералов и историков приписать вину за поражение Гитлеру бесполезны».
Фактически не было альтернативы. Все три группы армий выбивались из сил, были истощены русским сопротивлением и огромными пространствами, на которых им приходилось действовать. Группа армий «Центр», самая сильная, могла бы укрепить группу армий «Юг», если бы сама оборонялась. Но ни одна из двух других групп не могла бы укрепить группу армий «Центр» или защитить ее фланги, если бы она устремилась вперед на Москву. Во всяком случае решение было принято. Танки Гудериана повернули обратно, отказавшись от наступления на Москву, и двинулись на юго-восток, против незащищенных флангов советских армий, оборонявших Киев.
Лееб на севере и Рундштедт на юге привели свои армии в движение. К началу сентября Лееб подошел к пригородам Ленинграда. Ему было приказано не вовлекать танки в уличные бои и не штурмовать город. Но Лееб желал своей собственной победы. Ему не приходило в голову, что его бронетанковые войска могут еще где-нибудь понадобиться. Немецкие танки продвигались вперед. В Ленинграде между Ворошиловым и Ждановым, руководившими обороной, были разногласия. Сталин подозревал, что они планируют сдать город и самостоятельно договориться о мире. Ворошилов был заменен и переведен в Комитет Обороны, Жуков принял командование и одержал первую из своих побед. Немцы были остановлены и никогда уже больше не штурмовали город. К ноябрю Ленинград был почти окружен и продолжал держаться только благодаря дороге, проложенной по льду Ладожского озера. Из 3 млн. его жителей более трети умерли от голода до снятия блокады в 1944 г. Но Ленинград выжил. На оперативном уровне у Лееба не было бронетанковых войск для наступления на Москву.
На юге для немцев все складывалось хорошо. Это была битва, которую немцы называли самым большим «котлом» в истории. Русские армии под руководством Буденного, превышающие миллион человек, были плохо обучены, а в дальнейшем им был нанесен урон приказом Сталина, запретившим отступление. В то время как Буденный все еще собирал силы на подступах к Киеву, танки Клейста, пробивавшиеся с юга, встретились с войсками Гудериана, неожиданно прорвавшимися с севера на 100 миль в русский тыл. У русских не было сил для выхода из окружения. Немцы взяли в плен 665 тыс. человек, по их собственным подсчетам; возможно, цифра преувеличена. Они захватили или уничтожили 718 танков и 3718 пулеметов. Рундштедт продолжал продвигаться на Украину, в Крым и Донбасс. В ходе этой операции немцы взяли в плен еще 400 тыс. человек и захватили или уничтожили 753 танка и 2800 пулеметов.
Это была большая награда, которую Гитлер стремился заполучить всей душой: не только победа, но завоевание крупного промышленного района России и главного источника ее продовольственного снабжения и сырья. Россия потеряла треть своей промышленной продукции, половину сельскохозяйственных площадей. К концу 1941 г. уровень промышленной продукции в Советском Союзе составлял менее половины довоенного. Германия приобрела «жизненное пространство». Однако все это было иллюзией. Русские, отступая, оставляли после себя выжженную землю. Они взорвали Днепрогэс, разрушили железные дороги и мосты, сожгли запасы продовольствия. Немцы ухудшали свое положение жестоким отношением к жителям. Вожделенная Украина принесла мало выгод завоевателям.
Терпя поражение, русские добились успехов, обеспечивших их победу. Заводы и фабрики Украины вместе с их рабочими тихо и незаметно исчезали. До войны советское руководство начало создавать новый промышленный район к востоку от Урала, – район, который к 1941 г. уже производил треть промышленной продукции России. Сразу после начала войны русские стали перемещать заводы на восток. С Украины были эвакуированы примерно 500 заводов. Для перемещения одного лишь завода требовалось 8 тыс. железнодорожных вагонов, однако через четыре месяца он снова начинал работать. К 1942 г. советская промышленность производила 2 тыс. танков и 3 тыс. самолетов в месяц. Ср. с данными, опубликованными в «Истории второй мировой войны»: в I квартале 1942 г. в среднем ежемесячно выпускалось около 1,6 тыс. танков всех типов и 1,1 тыс. боевых самолетов всех типов. Лишь во II квартале стало выпускаться свыше 2 тыс. танков, а производство боевых самолетов приблизилось к 1,7 тыс. (см.: История второй мировой войны. 1939–1945. Т. 4. М., 1975. С. 158).
Сельское хозяйство было более трудной проблемой. Большинство крестьян были мобилизованы, а половина сельскохозяйственных угодий – потеряна. Снабжение продовольствием никогда не достигало довоенного уровня, и русские голодали во время войны.
К концу сентября немцы смогли возобновить наступление на Москву. В Берлине журналистам велели подготовить специальные сообщения о падении Москвы и окончании войны. 2 октября Гитлер обратился к немецкому народу: «Я говорю это сегодня, потому что в первый раз я вправе это сказать: враг разбит и никогда больше не сможет подняться». Опять казалось, что все идет хорошо. Был еще один «котел» – в Вязьме и Брянске. Восемь русских армий были разбиты: 673 тыс. человек взяты в плен, 1242 танка и 5432 пулемета захвачены или уничтожены. В Москве началась паника. Толпы людей осаждали вокзалы и поезда, идущие на восток. Было объявлено военное положение… С течением времени эвакуация стала проходить более спокойно. Правительство и дипломатический корпус были отправлены в Куйбышев; примерно 2 млн. жителей покинули Москву и устремились на восток. Сталин оставался в Москве, Жуков принял командование Центральным фронтом. 6 ноября, в канун годовщины Октябрьской революции, Сталин выступил на заседании Моссовета, проходившем на станции метро, а 7 ноября он приветствовал, как военный парад, но несколько меньших масштабов, колонны войск, марширующих мимо Мавзолея Ленина на Красной площади.
Немецкое наступление пробуксовывало. Падал снег, и была жуткая слякоть. Немецкий транспорт увязал в грязи, танки не могли двигаться вперед, солдаты без зимней одежды насмерть замерзали на своих постах. Русские партизаны выводили из строя железные дороги. 12 ноября немецкие генералы еще раз обсуждали дальнейшие шаги. Некоторые считали нужным остановиться и дождаться весны. Как же это объяснить Гитлеру? Они ведь только что сообщали об окончательной победе! Гальдер прервал дискуссию: «фюрер желает», чтобы наступление продолжалось.
У Жукова были свежие резервы. 25 отборных советских дивизий находились на Дальнем Востоке. В начале ноября Сталин разрешил перебросить их на Московский фронт. Возможно, он действовал на основе информации Рихарда Зорге, советского разведчика в Токио, сообщившего, что японцы перемещаются на юг и Маньчжурский фронт в безопасности;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
К концу июля немцы выиграли «битву на границах». Советские армии повсюду отошли. Группа армий «Центр» была на подступах к Смоленску, две другие приближались к Ленинграду и Киеву. Но главная цель не была достигнута. Советские войска не были уничтожены, хотя в первые дни войны царил неописуемый хаос. Из Москвы не поступали четкие приказы, за исключением приказа сражаться до последнего. Генералов, давших приказ об отступлении или хотя бы позволивших отступить, расстреливали. Через десять дней Сталин пришел в себя. 3 июля он обратился по радио к советскому народу. Слушателей удивил его грузинский акцент. Через несколько недель Сталин стал главнокомандующим. С этого момента он руководил военными действиями более непосредственно и самостоятельно, чем любой другой руководитель времен войны. Большинство лучших советских генералов были уничтожены в ходе большой чистки. Тимошенко был фигурой незаметной. Буденный примечателен только своими усами. Но ситуация начинала меняться. Жуков, вероятно, величайший генерал второй мировой войны, уже организовывал Резервный фронт на подступах к Москве.
Перед немцами встала дилемма: где наносить главный удар – в центре или на флангах? До сих пор наступали на всех направлениях. Больше так действовать они не могли, их силы таяли, Гальдер отмечал: «В начале войны мы рассчитывали на 200 русских дивизий. Мы уже насчитали 360». Когда Гудериан попросил увеличить количество танков, Гитлер ответил, что ничего не может выделить, и добавил: «Если бы я знал, что ваши данные о количестве русских танков соответствуют действительности, я бы наверняка не начал эту войну». Гудериан хотел двигаться прямо на Москву. Клюге, его непосредственный начальник, сказал ему: «Твои операции висят на волоске». А Гитлер отметил: «Моим генералам непонятны экономические аспекты войны». Почти месяц, вплоть до 23 августа, немецкие генералы, Генеральный штаб и Гитлер обсуждали дальнейшие шаги, в то время как их армии стояли на месте. Именно этот период бездействия, а не месяц до начала кампании был действительно большой потерей времени.
Реакция Англии на нападение на СССР была быстрой. Вечером 22 июня Черчилль, выступая по Би-би-си, сказал: «Могут ли быть сомнения относительно того, какой будет наша политика? У нас только одна задача и одна-единственная конечная цель. Мы полны решимости покончить с Гитлером и всеми следами нацистского режима… Следовательно, мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу». Несомненно, это была приятная новость для Сталина, который в какой-то мере ожидал, что Великобритания поступит так же, как он поступил в 1939 г., и присоединится к Гитлеру. Заявление Черчилля было встречено рабочим классом с энтузиазмом. На более высоком уровне ситуация была иной. Лидеры лейбористов превзошли консерваторов в недоверии к России, они не верили ни в ее искренность, ни в ее силу. В Военном кабинете только Бивербрук горячо поддерживал Россию. Черчиллю и в голову не пришло (и в еще меньшей мере другим министрам), что Великобритания и США приобрели союзника, который выиграет для них войну против Германии.
Вторжение в Россию было большим препятствием для тех, кто в США поддерживал политику вмешательства. Помощь Великобритании – одно дело, помощь коммунистической России – совсем другое. Влиятельный сенатор Трумэн, который в конце войны сменил Рузвельта на посту президента, заявил, что западные державы должны отойти в сторону, пока русские и немцы будут бороться не на жизнь, а на смерть. Рузвельту приходилось учитывать мнение американцев. Хотя Гарри Гопкинс, его главный советник, в июле ездил в Москву и встречался со Сталиным, ленд-лиз был распространен на Россию только в ноябре, когда стало ясно, что она выстоит; в течение всей осени Рузвельт постоянно подчеркивал, что Соединенные Штаты не будут втянуты в войну. Однако как раз в это время Великобритания больше, чем когда-либо, нуждалась в американской помощи.
Жизненное пространство, такое, каким его себе представляли все англичане, скорее усиливало их беспокойство, а не приносило облегчения. Повсюду ожидали, что немецкие силы достигнут Кавказа к осени, и тогда возникнет угроза британским поставкам нефти из Персии и Ирака. Окинлек прервал подготовку к новому наступлению в Северной Африке и начал принимать меры предосторожности в Персидском заливе. Посетив Лондон, он сказал, что уйдет в отставку, если получит приказ вести наступление в Северной Африке. Еще сильнее англичан тревожил Дальний Восток. Они ожидали, как и Гитлер, что Япония, избавленная от опасности в Маньчжурии, повернет на юг и нападет на Сингапур. Англичане полагали, что успеют послать флот в Сингапур, если тот окажется под угрозой. Теперь они могли не успеть, но в любом случае у них не было запасных кораблей. Они решили защищать Сингапур с помощью авиации, но не смогли послать и самолета. Тем не менее англичане обещали Австралии и Новой Зеландии покинуть Средний Восток, если Сингапур подвергнется опасности. До сих пор они бездействовали, надеясь, что японцы клюнут на дезинформацию о том, будто бы Сингапур беззащитен. Обман не удался, помощь американского флота Сингапуру была их последней надеждой.
Такова была цель первой из девяти встреч Черчилля с президентом Рузвельтом. В середине августа два великих человека и их советники беседовали на военном корабле в бухте Ардженшия, остров Ньюфаундленд. Цель англичан не была достигнута, американцы отказались обсуждать проблему Дальнего Востока, считая Средний Восток «обязательством, от которого англичане должны отказаться»; США отвергли идею, что Германию можно разгромить путем бомбардировок, без крупного сражения на суше. Вывод, очень неприятный для англичан, состоял в том, что они могут сами защищать Сингапур, если откажутся от навязчивой стратегической идеи насчет бомбардировок и Среднего Востока.
Рузвельт считал, что нужна декларация, которая окажет влияние на американцев. В результате появилась Атлантическая хартия – ряд общих положений, которые никого не вдохновляли и впоследствии почти не упоминались. Хартия не была даже официальным документом, несмотря на громкое название; это было просто неподписанное коммюнике. Однако до некоторой степени оно имело смысл. Англичане и американцы не стремились к переделу мира. Они просто сражались, никаких далеко идущих целей у них не было. В последний момент два великих человека вспомнили про Сталина, послали ему приветствие и дали неопределенное обещание о поставках в будущем. Им, конечно, в голову не пришло, что Россия может внести вклад в победу и что-то сделать для мира после нее.
Сталин просил у англичан помощи с самого начала германского вторжения. Он хотел немедленного открытия второго фронта: высадки англичан во Франции или на Балканах. Не добившись этого, Сталин просил послать 25–30 английских дивизий на Кавказ. Черчилль отклонил предложение, найдя его абсурдным; без сомнения, это было так. Фактически англичане могли помочь России в военном отношении не более, чем они смогли помочь Польше. В свое оправдание они заявили, что сам факт их участия в войне удерживал примерно 40 немецких дивизий в Западной Европе, правда второстепенных, которые не особенно были нужны Гитлеру. Англичане также утверждали, что их бомбардировки Германии – прямой вклад в войну, однако в ноябре 1941 г. они их прекратили, поскольку сами при этом несли большие потери, чем немцы.
С поставками дело обстояло лучше. В сентябре Бивербрук и Гарриман, посол Рузвельта по особым поручениям, отправились в Москву. Американцы мало что могли предложить. Бивербрук, настроенный помогать России, отказался от большой части американских поставок, обещанных Великобритании, и таким образом часть просьб Сталина была удовлетворена. Вернувшись в Англию, Бивербрук столкнулся с противодействием министров и командующих видами вооруженных сил. Как писал Черчилль, «у командования вооруженных сил было такое чувство, словно с них сдирают кожу». Хотя Бивербрук временно добился своего, осуществление поставок в Россию было проблемой, так никогда полностью и не разрешенной.
Политическое соглашение с Россией также было связано с трудностями. Англичане были готовы подписать соглашение о военном союзе. Сталин хотел большего. Даже в этот отчаянный момент он настаивал, чтобы англичане признали Россию в границах 1941 г., включая восточную часть Польши и Балтийские государства. Англичане были удивлены, хотя раньше признавали, что восточная часть Польши не является этнически польской территорией. Рузвельт со своей стороны считал, что вопрос о границах не следует обсуждать до окончания войны. Что касается более практических соображений, то он учитывал наличие польских избирателей в Соединенных Штатах. Однако права России на Балтийские государства и восточную часть Польши были гораздо более обоснованными по сравнению с правом Соединенных Штатов на Нью-Мексико. Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которых они не применяли к себе. Таким образом, уже в это время появились признаки «холодной войны».
Каковы бы ни были перспективы британских и американских поставок, Россия переносила военные невзгоды одна. 23 августа немецкие генералы приняли решение об очередном наступлении, или скорее Гитлер его им навязал, впервые открыто не послушавшись их совета и изменив направление удара. Группа армий «Центр» должна была остановиться. Две группы на флангах должны были уничтожить советские армии, противостоящие им. Затем все три группы объединятся для окончательного удара по Москве. После войны многие немецкие генералы утверждали, что это решение было ошибкой, что из-за него Гитлер проиграл войну. Жуков не согласился с ними: «В августе немецкие силы были не в состоянии продвигаться вперед на Москву и захватить город, согласно планам некоторых немецких генералов. Следовательно, все попытки немецких генералов и историков приписать вину за поражение Гитлеру бесполезны».
Фактически не было альтернативы. Все три группы армий выбивались из сил, были истощены русским сопротивлением и огромными пространствами, на которых им приходилось действовать. Группа армий «Центр», самая сильная, могла бы укрепить группу армий «Юг», если бы сама оборонялась. Но ни одна из двух других групп не могла бы укрепить группу армий «Центр» или защитить ее фланги, если бы она устремилась вперед на Москву. Во всяком случае решение было принято. Танки Гудериана повернули обратно, отказавшись от наступления на Москву, и двинулись на юго-восток, против незащищенных флангов советских армий, оборонявших Киев.
Лееб на севере и Рундштедт на юге привели свои армии в движение. К началу сентября Лееб подошел к пригородам Ленинграда. Ему было приказано не вовлекать танки в уличные бои и не штурмовать город. Но Лееб желал своей собственной победы. Ему не приходило в голову, что его бронетанковые войска могут еще где-нибудь понадобиться. Немецкие танки продвигались вперед. В Ленинграде между Ворошиловым и Ждановым, руководившими обороной, были разногласия. Сталин подозревал, что они планируют сдать город и самостоятельно договориться о мире. Ворошилов был заменен и переведен в Комитет Обороны, Жуков принял командование и одержал первую из своих побед. Немцы были остановлены и никогда уже больше не штурмовали город. К ноябрю Ленинград был почти окружен и продолжал держаться только благодаря дороге, проложенной по льду Ладожского озера. Из 3 млн. его жителей более трети умерли от голода до снятия блокады в 1944 г. Но Ленинград выжил. На оперативном уровне у Лееба не было бронетанковых войск для наступления на Москву.
На юге для немцев все складывалось хорошо. Это была битва, которую немцы называли самым большим «котлом» в истории. Русские армии под руководством Буденного, превышающие миллион человек, были плохо обучены, а в дальнейшем им был нанесен урон приказом Сталина, запретившим отступление. В то время как Буденный все еще собирал силы на подступах к Киеву, танки Клейста, пробивавшиеся с юга, встретились с войсками Гудериана, неожиданно прорвавшимися с севера на 100 миль в русский тыл. У русских не было сил для выхода из окружения. Немцы взяли в плен 665 тыс. человек, по их собственным подсчетам; возможно, цифра преувеличена. Они захватили или уничтожили 718 танков и 3718 пулеметов. Рундштедт продолжал продвигаться на Украину, в Крым и Донбасс. В ходе этой операции немцы взяли в плен еще 400 тыс. человек и захватили или уничтожили 753 танка и 2800 пулеметов.
Это была большая награда, которую Гитлер стремился заполучить всей душой: не только победа, но завоевание крупного промышленного района России и главного источника ее продовольственного снабжения и сырья. Россия потеряла треть своей промышленной продукции, половину сельскохозяйственных площадей. К концу 1941 г. уровень промышленной продукции в Советском Союзе составлял менее половины довоенного. Германия приобрела «жизненное пространство». Однако все это было иллюзией. Русские, отступая, оставляли после себя выжженную землю. Они взорвали Днепрогэс, разрушили железные дороги и мосты, сожгли запасы продовольствия. Немцы ухудшали свое положение жестоким отношением к жителям. Вожделенная Украина принесла мало выгод завоевателям.
Терпя поражение, русские добились успехов, обеспечивших их победу. Заводы и фабрики Украины вместе с их рабочими тихо и незаметно исчезали. До войны советское руководство начало создавать новый промышленный район к востоку от Урала, – район, который к 1941 г. уже производил треть промышленной продукции России. Сразу после начала войны русские стали перемещать заводы на восток. С Украины были эвакуированы примерно 500 заводов. Для перемещения одного лишь завода требовалось 8 тыс. железнодорожных вагонов, однако через четыре месяца он снова начинал работать. К 1942 г. советская промышленность производила 2 тыс. танков и 3 тыс. самолетов в месяц. Ср. с данными, опубликованными в «Истории второй мировой войны»: в I квартале 1942 г. в среднем ежемесячно выпускалось около 1,6 тыс. танков всех типов и 1,1 тыс. боевых самолетов всех типов. Лишь во II квартале стало выпускаться свыше 2 тыс. танков, а производство боевых самолетов приблизилось к 1,7 тыс. (см.: История второй мировой войны. 1939–1945. Т. 4. М., 1975. С. 158).
Сельское хозяйство было более трудной проблемой. Большинство крестьян были мобилизованы, а половина сельскохозяйственных угодий – потеряна. Снабжение продовольствием никогда не достигало довоенного уровня, и русские голодали во время войны.
К концу сентября немцы смогли возобновить наступление на Москву. В Берлине журналистам велели подготовить специальные сообщения о падении Москвы и окончании войны. 2 октября Гитлер обратился к немецкому народу: «Я говорю это сегодня, потому что в первый раз я вправе это сказать: враг разбит и никогда больше не сможет подняться». Опять казалось, что все идет хорошо. Был еще один «котел» – в Вязьме и Брянске. Восемь русских армий были разбиты: 673 тыс. человек взяты в плен, 1242 танка и 5432 пулемета захвачены или уничтожены. В Москве началась паника. Толпы людей осаждали вокзалы и поезда, идущие на восток. Было объявлено военное положение… С течением времени эвакуация стала проходить более спокойно. Правительство и дипломатический корпус были отправлены в Куйбышев; примерно 2 млн. жителей покинули Москву и устремились на восток. Сталин оставался в Москве, Жуков принял командование Центральным фронтом. 6 ноября, в канун годовщины Октябрьской революции, Сталин выступил на заседании Моссовета, проходившем на станции метро, а 7 ноября он приветствовал, как военный парад, но несколько меньших масштабов, колонны войск, марширующих мимо Мавзолея Ленина на Красной площади.
Немецкое наступление пробуксовывало. Падал снег, и была жуткая слякоть. Немецкий транспорт увязал в грязи, танки не могли двигаться вперед, солдаты без зимней одежды насмерть замерзали на своих постах. Русские партизаны выводили из строя железные дороги. 12 ноября немецкие генералы еще раз обсуждали дальнейшие шаги. Некоторые считали нужным остановиться и дождаться весны. Как же это объяснить Гитлеру? Они ведь только что сообщали об окончательной победе! Гальдер прервал дискуссию: «фюрер желает», чтобы наступление продолжалось.
У Жукова были свежие резервы. 25 отборных советских дивизий находились на Дальнем Востоке. В начале ноября Сталин разрешил перебросить их на Московский фронт. Возможно, он действовал на основе информации Рихарда Зорге, советского разведчика в Токио, сообщившего, что японцы перемещаются на юг и Маньчжурский фронт в безопасности;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28