Вы не имеете представления о числе строящихся нами подводных лодок. Гитлер все делает в гигантском масштабе, и беспощадная подводная война при поддержке самолетов новых типов скоро приведет к полной и самой действительной блокаде Англии».
Гесс безжалостно отнимал у своего собеседника всякую надежду.
Напрасно было бы думать, что Англия может капитулировать, а Империя будет все же продолжать борьбу. Гитлер предвидел этот случай. Он отклонит капитуляцию Англии и будет продолжать блокаду до той поры, когда население острова будет буквально поставлено перед смертью от истощения.
– Но, – заметил Керкпатрик, – если дело пойдет только о поддержании жизни англичан, то потребуется совсем немного тоннажа.
– Вы ошибаетесь. Блокада будет настолько действительной, что вам не удастся прорвать ее; даже одно судно в день не сможет проскользнуть. Беспощадная суровость гитлеризма шла до конца в своих расчетах. Англия должна была стать заложником, который принудит Империю сложить оружие. – Англия должна понять, что надо сейчас соглашаться или потерять этот случай навсегда. Благожелательности Гитлера и его долгому великодушию по отношению к британской нации есть предел.
«Мое путешествие, – сказал Гесс, – дает вам последнюю возможность вести переговоры, не теряя достоинства. Если вы отвергнете этот шанс, это будет доказательством, что вы не хотите согласия с Германией. После этого Гитлер будет вправе – более того, это будет его долгом, – раздавить вас совершенно и держать после войны в состоянии, постоянного подчинения».
Это заявление было сказано с яростью. В тюремной камере бессильный пленник угрожал мощной Империи, стуча кулаком по столу: сказалась натура национал-социализма.
«Теперь, – заключил он, – я сказал вам все».
Перенесемся теперь в другой лагерь.
23 октября 1945 г. м. Томас, американский судебный следователь, спросил в Нюрнберге маршала Кайтеля, знал ли он Рудольфа Гесса и что ему известно о его бегстве.
«Я считал Гесса, – ответил Кайтель, – за человека разумного, спокойного и вдумчивого. В нем не было ничего грубого. Он был очень хорошим солдатом, получил превосходное военное воспитание и потому сохранил известное уважение к армии.
Он был крайне чувствителен, считался знатоком искусств и мог быть назван эстетом. Я никогда не замечал в нем признаков какой либо душевной болезни и я не в состоянии объяснить себе его потерю памяти.
Титул Гесса «заместитель фюрера» давал иногда повод к недоразумениям. Гесс замещал Гитлера только по партийной линии. В этой роли он, конечно, должен был знать о трениях, беспрерывно возникавших между партией и армией. Его влияние всегда было направлено к примирению, и мы заключили с ним соглашение для дружеского улаживания всех спорных случаев. Дело пошло совсем иначе, когда его заместил его адъютант Борман.
В первой мировой войне Гесс служил пилотом и он всегда отчетливо понимал громадную роль авиации в современном конфликте. Он горячо отстаивал идею постановки мин с самолета. Я вспоминаю, как Гитлер сказал однажды: «Гесс считает, что можно закупорить английские порты, спуская мины на парашютах. Пусть он работает над этой идеей. Я люблю дилетантов – они одни только имеют идеи».
«Я совершенно уверен, – говорит далее Кайтель, – что Гесс имел от Геринга разрешение пользоваться всеми самолетами, в которых он мог нуждаться. Он имел свободный доступ во все авиационные мастерские и на все опытные и учебные поля.
Отправляясь в Англию, он стартовал с заводов Мессершмидта в Аугсбурге. Несомненно ом взял с собою несколько запасных бидонов с бензином. Он объяснил, что намерен совершить дальний полет над Голландией и Северным морем. Это не могло возбудить никакого подозрения».
Гитлер узнал о бегстве своего заместителя в Берхтесгадене. Кайтель присутствовал при этом.
«Я как сейчас вижу, – рассказал он, – фюрера, шагающего вдоль своего большого кабинета; дотронувшись пальцем до лба, он сказал: „Гесс, очевидно, сошел с ума. У него, должно быть, мозг был не в порядке. Это ясно из письма, которое он мне оставил. Я его не узнаю. Можно подумать, что его писал кто-то другой“.
«Я знаю, – продолжал Кайтель, – что это письмо не было потом найдено, – оно, очевидно, было затеряно. Гесс писал в нем, что он считает продолжение войны бедствием и что он отправляется в Англию, чтобы сделать попытку прекратить войну, пользуясь своими знакомствами с влиятельными англичанами.
Гитлер приказал арестовать профессора Мессершмидта, но выяснилось, что тот не подозревал «о планах Гесса и не знал о его полете. Было также установлено, что и жена Гесса не была посвящена в планы своего мужа».
Свидетельство Кайтеля подтверждают английские документы: одиночное предприятие, романтическая идея, возникшая в несколько неуравновешенном мозгу. Двадцать лет ненормальной, беспорядочной истории, испещренной неожиданными событиями и переворотами, отучили гитлеровцев распознавать возможное от невозможного и мудрое от абсурдного.
Рудольф Гесс был одним из тех молодых людей, которых Гитлер безраздельно себе покорил. Фюрер был для них всем – Добром, Истиной, Непогрешимым. Он отправился в Англию, чтобы послужить, а не изменить ему. Доклады Керкпатрика показывают, что Гесс точно излагал идеи своего господина, вплоть до фантастических наивностей его по отношению Англии и Америки. Одной из них было ребячески дерзкое требование переменить правительство, не угодное Гитлеру.
Единственное сомнение, которое может еще возникнуть по поводу дела Гесса, следующее: действительно ли Гитлер ничего не знал?
Бегство Гесса вызвало в нем не ярость, а только изумление. Оно могло быть притворным. Впрочем, гнев также мог быть притворным.
В Англии Гесс держал себя так уверенно, что нельзя избавиться от впечатления, что он привез с собой подлинные предложения, а не собственные предположения, т. е. что он явился с мандатом.
Беспрепятственное повиновение было законом в национал-социалистической партии. Партия, – согласно определению, неоднократно повторенному Гитлером, – это порядок. Ее законы и дисциплина во многих отношениях напоминали духовные ордена. Если фюрер сказал Гессу: «ты отправишься в Англию с таким-то поручением и никто никогда не должен узнать, что это я тебя послал», то Гесс – этот довольно ограниченный фанатик – конечно, без всяких колебаний должен был в точности исполнить этот приказ.
Гитлер был накануне нападения на Россию. Он сознавал риск, который брал на себя, ведя войну на два фронта. Идея заставить Англию капитулировать при помощи грандиозного шантажа могла отлично уместиться в его маккиавеллиевском уме.
Угрозы, брошенные Рудольфом Гессом, вовсе не казались пустыми. Англия боролась одна. Лондон судорожно корчился под ударами германской авиации. Ковентри недавно было разрушено одним лишь налетом. Мидлэнд – центр военной промышленности – подвергался беспрерывным налетам; дневные и ночные тревоги были так часты, что уже они одни были достаточны для того, чтобы парализовать производство. Караваны английских судов, атакуемые в море стаями германских подводных лодок, несли страшные потери. Суда с грузами, которым удавалось ускользнуть от подводных лодок, еще не могли считать себя спасенными, так как порты назначения подвергались бомбардировке с воздуха и часто случалось, что оудз» уцелевшие от потопления, гибли от пожара.
Против небольшого острова, постепенно разрушаемого, стоял огромный нетронутый континент, работавший на одного господина. Если Гесс и преувеличивал, то он, во всяком случае, не лгал. Весной 1941 г., когда один сухопутный фронт уже не существовал, а другой еще не появился, вся Европа была одной сплошной фабрикой подводных лодок и бомбардировочных самолетов. Холодный расчет показывал, что Англии не избежать гибели. И этой приговоренной стране вдруг давалась возможность заключить почетный мир.
Миссия Гесса вовсе не была абсурдной. Скорее можно сказать, что она имела все шансы на успех.
Слава и величие Англии в том, что она устояла перед этим страшным искушением.
Ее бесстрастие имеет в себе что-то возвышенное. Когда двери камеры в Мэрихильс закрылись за М. Керкпатриком, Рудольф Гесс, третья персона Райха, уже не увидел более никого из англичан, кроме своих стражей. Он ожидал министров, пэров, быть может, даже короля. Но отныне он видел только сержантов.
10 июня, потеряв терпение, он написал меморандум-ультиматум. Он повторил слово в слово свои аргументы и свои угрозы.
«Гессу было ясно показано, – заявил Антони Иден в Палате Общин, – что не может быть и речи о каких-либо переговорах с Гитлером и его правительством. С момента прибытия в Англию Гесс рассматривался как военнопленный и он будет считаться таковым до конца войны».
Добавим от себя: а с момента окончания войны он был переведен на положение преступника.
XIV. Зарождение войны с Россией
Когда германская армия в сентябре 1939 г. обрушилась на Польшу, на французской границе было оставлено всего лишь пять дивизий. Ровно столько же было оставлено на всей территории завоеванной Польши в октябре того же года, когда германская армия перегруппировалась, чтобы обернуться к западу.
Побежденная Польша была разделена. Германские и советские войска заняли позиции вдоль демаркационной линии, начертанной месяц тому назад Риббентропом и Молотовым. В нескольких местах немцы, увлекшись преследованием неприятеля, перешли демаркационную черту. Но они спокойно вернулись назад. Ни с одной стороны не было инцидентов.
Этот раздел Польши казался символическим. Полтораста лет тому назад такой же раздел Польши создал между Пруссией и Россией узы солидарности, которые сохранялись больше ста лет. В наши дни история идет быстрее. Не прошло и двух лет со дня заключения пакта между СССР и Германией, как эти страны оказались в состояние войны.
Об этих двух годах в Нюрнберге скопилось 185 документов, как политического, так и военного характера, найденных в архивах германского адмиралтейства. Эти документы позволяют проследить почти день за днем постепенное ухудшение отношений и путь к открытому конфликту.
Первый из документов помечен 21 августа 1939 г. – днем заключения пакта с Москвой. Последний – 22 июня 1941 – днем начала войны с СССР. Начинается с союза, кончается борьбой не на жизнь, а не смерть.
Вначале Германия была вполне удовлетворена союзом. 17 сентября начальник оперативного отделения морских сил отмечает вступление советских войск в Польшу, как событие, обещающее самые счастливые последствия; 23 сентября адмирал Рэдер совещается с фюрером по поводу использования русских подводных лодок и Мурманска, как базы для германских вспомогательных крейсеров, для стоянки, а также для ремонта и убежища.
25 сентября германское адмиралтейство занимает позицию явно советофильскую. Германский морской атташе в Москве доносит, что у него нет ни малейших сомнений относительно лояльности СССР. Несколько дней спустя адмирал Рэдер предписывает проштудировать вопрос о совместных действиях с красным флотом. Запрошенное по этому поводу министерство иностранных дел, столь же советофильское, отвечает, что можно рассчитывать на самое широкое содействие советских сил.
10 октября адмирал Рэдер сообщает фюреру, что германский вспомогательный крейсер вооружается в Мурманске и что русские предлагают хорошо расположенную базу вблизи этого порта. Сотрудничество начинается многообещающе. Рэдер надеется, что при помощи русских удастся создать базу в Норвегии, быть может, Трондхейм.
Но уже на следующий день легкие морщины появляются на гладкой до сих пор поверхности германо-советских отношений. СССР и Англия подписали соглашение об обмене: русский лес за английский каучук и цинк.
Однако, германское правительство быстро оправляется от этого тревожного сигнала. Оно даже надеется получить, обойдя русских, партии неприятельского каучука и цинка. «Кроме того, – заявляет адмиралтейство, – так как отправка леса будет происходить из Мурманска на нейтральных судах, то мы всегда будем иметь возможность вмешаться.»
17 октября германское правительство приходит к заключению, что ремонт германских военных судов на русских верфях, так же как и вооружение вспомогательных крейсеров в русских портах, нежелательны по, соображениям политического и военного характера. Наоборот, приготовления для северной базы идут полным ходом. Германский морской атташе в Москве требует от Берлина прекращения слежки за СССР, дабы не портить с ним отношения.
24 октября германский посол, в свою очередь, сообщает из Москвы, что советское правительство выполнит свои обязательства по отношению к Германии и что оно не допустит ни прохода англо-французской эскадры через Дарданеллы, ни антигерманской позиции Турции.
Спустя два дня, начальник оперативного отделения морских сил высказывает следующее суждение:
«Экономическая помощь со стороны России имеет для нас решающее значение. Нам сделаны такие щедрые предложения, что мы можем не бояться блокады Германии британским флотом. Германия должна в свою очередь дать доказательства своей щедрости».
31 октября – речь Молотова: он заявляет, что дружба Германии и СССР будет длительной, при этом он сурово нападает на Англию, которая проводит морскую блокаду с нарушением международного права.
2 ноября советский морской комиссар прибывает с визитом в Германию. «Мой ответ, – говорит он адмиралу Рэдеру, который его принимает у себя, – будет не на словах, а на деле».
Вот одно из этих дел: 12 декабря крейсер «Бремен», нашедший убежище в Мурманске, появился неожиданно в устье Эльбы. Это было посрамлением британского флота, который проглядел возвращение гигантского парохода. «Русские», – сказало по этому поводу германское адмиралтейство, – оказали ценное содействие этому предприятию».
В начале войны немцы оставили постройку линейных кораблей, сосредоточив все усилия на подводном флоте. Остовы недостроенных гигантов остались на стапелях. И тут СССР явился с неожиданным предложением: купить у Германии эти остовы, чтобы закончить отстройку их при помощи германских техников. Он остановил свой выбор на крейсерах «Принц Евгений» и «Зайдлиц», линейном корабле «Лютцов» и на двух законченных башнях для сверх-крейсеров, временно означенных буквами Х и И. Германское адмиралтейство относилось к этому предложению сочувственно, и адмирал Рэдер рекомендует фюреру быть «щедрым».
23 ноября обзор общего положения привел к заключению, что поведение СССР продолжает быть вполне удовлетворительным. По мнению германских моряков, влиянию СССР Германия обязана тем, что скандинавские и юго-восточные державы сохраняют нейтралитет. Пока Сталин жив, позиция СССР останется неизменной и, во всяком случае, перемена ориентации возможна только после нескольких лет, необходимых для внутренней консолидации. «Впервые за последние 50 лет Германия спокойна за свои восточные границы и может вести войну на одном фронте».
Таким образом, после трехмесячного опыта, Адмиралтейство твердо продолжает поддерживать союз. Министерство иностранных дел, где Риббентроп считается отцом пакта с Москвой, еще тверже стоит на той же позиции. Экономические круги в общем разделяют эту точку зрения. Германия ясно ощущает благие последствия соглашения с СССР: она не боится английской блокады и ускользает от стратегических клещей войны на два фронта.
Но под этой реальностью, заверенной официальными документами, существует другая, более глубокая и скрытая: она таится в уме Гитлера.
Он не теряет из вида своих конечных целей. Зная, что экспансия Германии к востоку неминуемо встретит сопротивление России, он предвидел столкновение. 23 ноября 1939 г. он признался своим генералам, что стремление России к Персидскому заливу и к Балканам перекрещивается с линиями германской политики. Он сказал им, что СССР будет соблюдать пакт лишь постольку, поскольку это будет ему выгодно, и естественно, что он, Гитлер, сохраняет за собой право поступать так же. Вооруженное столкновение, – сказал он, – рано или поздно неизбежно.
Россия и Германия теперь снова имеют общие границы. Один лишь вопрос беспокоит и смущает фюрера: что творится за железным занавесом, которым СССР отгородился от Германии и остальной Европы?
«Положение в Польше, – говорит Кайтель, – скоро обострилось. Русские постоянно перелетали в нашу зону. Со своей стороны, мы организовали разведки на очень большой высоте. Фотографии показывали большие сосредоточения войск, проведение стратегических дорог и создание подозрительной сети аэродромов. В то же время количество наших войск в Польше по-прежнему оставалось крайне незначительным, так как все наши силы были на Западе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Гесс безжалостно отнимал у своего собеседника всякую надежду.
Напрасно было бы думать, что Англия может капитулировать, а Империя будет все же продолжать борьбу. Гитлер предвидел этот случай. Он отклонит капитуляцию Англии и будет продолжать блокаду до той поры, когда население острова будет буквально поставлено перед смертью от истощения.
– Но, – заметил Керкпатрик, – если дело пойдет только о поддержании жизни англичан, то потребуется совсем немного тоннажа.
– Вы ошибаетесь. Блокада будет настолько действительной, что вам не удастся прорвать ее; даже одно судно в день не сможет проскользнуть. Беспощадная суровость гитлеризма шла до конца в своих расчетах. Англия должна была стать заложником, который принудит Империю сложить оружие. – Англия должна понять, что надо сейчас соглашаться или потерять этот случай навсегда. Благожелательности Гитлера и его долгому великодушию по отношению к британской нации есть предел.
«Мое путешествие, – сказал Гесс, – дает вам последнюю возможность вести переговоры, не теряя достоинства. Если вы отвергнете этот шанс, это будет доказательством, что вы не хотите согласия с Германией. После этого Гитлер будет вправе – более того, это будет его долгом, – раздавить вас совершенно и держать после войны в состоянии, постоянного подчинения».
Это заявление было сказано с яростью. В тюремной камере бессильный пленник угрожал мощной Империи, стуча кулаком по столу: сказалась натура национал-социализма.
«Теперь, – заключил он, – я сказал вам все».
Перенесемся теперь в другой лагерь.
23 октября 1945 г. м. Томас, американский судебный следователь, спросил в Нюрнберге маршала Кайтеля, знал ли он Рудольфа Гесса и что ему известно о его бегстве.
«Я считал Гесса, – ответил Кайтель, – за человека разумного, спокойного и вдумчивого. В нем не было ничего грубого. Он был очень хорошим солдатом, получил превосходное военное воспитание и потому сохранил известное уважение к армии.
Он был крайне чувствителен, считался знатоком искусств и мог быть назван эстетом. Я никогда не замечал в нем признаков какой либо душевной болезни и я не в состоянии объяснить себе его потерю памяти.
Титул Гесса «заместитель фюрера» давал иногда повод к недоразумениям. Гесс замещал Гитлера только по партийной линии. В этой роли он, конечно, должен был знать о трениях, беспрерывно возникавших между партией и армией. Его влияние всегда было направлено к примирению, и мы заключили с ним соглашение для дружеского улаживания всех спорных случаев. Дело пошло совсем иначе, когда его заместил его адъютант Борман.
В первой мировой войне Гесс служил пилотом и он всегда отчетливо понимал громадную роль авиации в современном конфликте. Он горячо отстаивал идею постановки мин с самолета. Я вспоминаю, как Гитлер сказал однажды: «Гесс считает, что можно закупорить английские порты, спуская мины на парашютах. Пусть он работает над этой идеей. Я люблю дилетантов – они одни только имеют идеи».
«Я совершенно уверен, – говорит далее Кайтель, – что Гесс имел от Геринга разрешение пользоваться всеми самолетами, в которых он мог нуждаться. Он имел свободный доступ во все авиационные мастерские и на все опытные и учебные поля.
Отправляясь в Англию, он стартовал с заводов Мессершмидта в Аугсбурге. Несомненно ом взял с собою несколько запасных бидонов с бензином. Он объяснил, что намерен совершить дальний полет над Голландией и Северным морем. Это не могло возбудить никакого подозрения».
Гитлер узнал о бегстве своего заместителя в Берхтесгадене. Кайтель присутствовал при этом.
«Я как сейчас вижу, – рассказал он, – фюрера, шагающего вдоль своего большого кабинета; дотронувшись пальцем до лба, он сказал: „Гесс, очевидно, сошел с ума. У него, должно быть, мозг был не в порядке. Это ясно из письма, которое он мне оставил. Я его не узнаю. Можно подумать, что его писал кто-то другой“.
«Я знаю, – продолжал Кайтель, – что это письмо не было потом найдено, – оно, очевидно, было затеряно. Гесс писал в нем, что он считает продолжение войны бедствием и что он отправляется в Англию, чтобы сделать попытку прекратить войну, пользуясь своими знакомствами с влиятельными англичанами.
Гитлер приказал арестовать профессора Мессершмидта, но выяснилось, что тот не подозревал «о планах Гесса и не знал о его полете. Было также установлено, что и жена Гесса не была посвящена в планы своего мужа».
Свидетельство Кайтеля подтверждают английские документы: одиночное предприятие, романтическая идея, возникшая в несколько неуравновешенном мозгу. Двадцать лет ненормальной, беспорядочной истории, испещренной неожиданными событиями и переворотами, отучили гитлеровцев распознавать возможное от невозможного и мудрое от абсурдного.
Рудольф Гесс был одним из тех молодых людей, которых Гитлер безраздельно себе покорил. Фюрер был для них всем – Добром, Истиной, Непогрешимым. Он отправился в Англию, чтобы послужить, а не изменить ему. Доклады Керкпатрика показывают, что Гесс точно излагал идеи своего господина, вплоть до фантастических наивностей его по отношению Англии и Америки. Одной из них было ребячески дерзкое требование переменить правительство, не угодное Гитлеру.
Единственное сомнение, которое может еще возникнуть по поводу дела Гесса, следующее: действительно ли Гитлер ничего не знал?
Бегство Гесса вызвало в нем не ярость, а только изумление. Оно могло быть притворным. Впрочем, гнев также мог быть притворным.
В Англии Гесс держал себя так уверенно, что нельзя избавиться от впечатления, что он привез с собой подлинные предложения, а не собственные предположения, т. е. что он явился с мандатом.
Беспрепятственное повиновение было законом в национал-социалистической партии. Партия, – согласно определению, неоднократно повторенному Гитлером, – это порядок. Ее законы и дисциплина во многих отношениях напоминали духовные ордена. Если фюрер сказал Гессу: «ты отправишься в Англию с таким-то поручением и никто никогда не должен узнать, что это я тебя послал», то Гесс – этот довольно ограниченный фанатик – конечно, без всяких колебаний должен был в точности исполнить этот приказ.
Гитлер был накануне нападения на Россию. Он сознавал риск, который брал на себя, ведя войну на два фронта. Идея заставить Англию капитулировать при помощи грандиозного шантажа могла отлично уместиться в его маккиавеллиевском уме.
Угрозы, брошенные Рудольфом Гессом, вовсе не казались пустыми. Англия боролась одна. Лондон судорожно корчился под ударами германской авиации. Ковентри недавно было разрушено одним лишь налетом. Мидлэнд – центр военной промышленности – подвергался беспрерывным налетам; дневные и ночные тревоги были так часты, что уже они одни были достаточны для того, чтобы парализовать производство. Караваны английских судов, атакуемые в море стаями германских подводных лодок, несли страшные потери. Суда с грузами, которым удавалось ускользнуть от подводных лодок, еще не могли считать себя спасенными, так как порты назначения подвергались бомбардировке с воздуха и часто случалось, что оудз» уцелевшие от потопления, гибли от пожара.
Против небольшого острова, постепенно разрушаемого, стоял огромный нетронутый континент, работавший на одного господина. Если Гесс и преувеличивал, то он, во всяком случае, не лгал. Весной 1941 г., когда один сухопутный фронт уже не существовал, а другой еще не появился, вся Европа была одной сплошной фабрикой подводных лодок и бомбардировочных самолетов. Холодный расчет показывал, что Англии не избежать гибели. И этой приговоренной стране вдруг давалась возможность заключить почетный мир.
Миссия Гесса вовсе не была абсурдной. Скорее можно сказать, что она имела все шансы на успех.
Слава и величие Англии в том, что она устояла перед этим страшным искушением.
Ее бесстрастие имеет в себе что-то возвышенное. Когда двери камеры в Мэрихильс закрылись за М. Керкпатриком, Рудольф Гесс, третья персона Райха, уже не увидел более никого из англичан, кроме своих стражей. Он ожидал министров, пэров, быть может, даже короля. Но отныне он видел только сержантов.
10 июня, потеряв терпение, он написал меморандум-ультиматум. Он повторил слово в слово свои аргументы и свои угрозы.
«Гессу было ясно показано, – заявил Антони Иден в Палате Общин, – что не может быть и речи о каких-либо переговорах с Гитлером и его правительством. С момента прибытия в Англию Гесс рассматривался как военнопленный и он будет считаться таковым до конца войны».
Добавим от себя: а с момента окончания войны он был переведен на положение преступника.
XIV. Зарождение войны с Россией
Когда германская армия в сентябре 1939 г. обрушилась на Польшу, на французской границе было оставлено всего лишь пять дивизий. Ровно столько же было оставлено на всей территории завоеванной Польши в октябре того же года, когда германская армия перегруппировалась, чтобы обернуться к западу.
Побежденная Польша была разделена. Германские и советские войска заняли позиции вдоль демаркационной линии, начертанной месяц тому назад Риббентропом и Молотовым. В нескольких местах немцы, увлекшись преследованием неприятеля, перешли демаркационную черту. Но они спокойно вернулись назад. Ни с одной стороны не было инцидентов.
Этот раздел Польши казался символическим. Полтораста лет тому назад такой же раздел Польши создал между Пруссией и Россией узы солидарности, которые сохранялись больше ста лет. В наши дни история идет быстрее. Не прошло и двух лет со дня заключения пакта между СССР и Германией, как эти страны оказались в состояние войны.
Об этих двух годах в Нюрнберге скопилось 185 документов, как политического, так и военного характера, найденных в архивах германского адмиралтейства. Эти документы позволяют проследить почти день за днем постепенное ухудшение отношений и путь к открытому конфликту.
Первый из документов помечен 21 августа 1939 г. – днем заключения пакта с Москвой. Последний – 22 июня 1941 – днем начала войны с СССР. Начинается с союза, кончается борьбой не на жизнь, а не смерть.
Вначале Германия была вполне удовлетворена союзом. 17 сентября начальник оперативного отделения морских сил отмечает вступление советских войск в Польшу, как событие, обещающее самые счастливые последствия; 23 сентября адмирал Рэдер совещается с фюрером по поводу использования русских подводных лодок и Мурманска, как базы для германских вспомогательных крейсеров, для стоянки, а также для ремонта и убежища.
25 сентября германское адмиралтейство занимает позицию явно советофильскую. Германский морской атташе в Москве доносит, что у него нет ни малейших сомнений относительно лояльности СССР. Несколько дней спустя адмирал Рэдер предписывает проштудировать вопрос о совместных действиях с красным флотом. Запрошенное по этому поводу министерство иностранных дел, столь же советофильское, отвечает, что можно рассчитывать на самое широкое содействие советских сил.
10 октября адмирал Рэдер сообщает фюреру, что германский вспомогательный крейсер вооружается в Мурманске и что русские предлагают хорошо расположенную базу вблизи этого порта. Сотрудничество начинается многообещающе. Рэдер надеется, что при помощи русских удастся создать базу в Норвегии, быть может, Трондхейм.
Но уже на следующий день легкие морщины появляются на гладкой до сих пор поверхности германо-советских отношений. СССР и Англия подписали соглашение об обмене: русский лес за английский каучук и цинк.
Однако, германское правительство быстро оправляется от этого тревожного сигнала. Оно даже надеется получить, обойдя русских, партии неприятельского каучука и цинка. «Кроме того, – заявляет адмиралтейство, – так как отправка леса будет происходить из Мурманска на нейтральных судах, то мы всегда будем иметь возможность вмешаться.»
17 октября германское правительство приходит к заключению, что ремонт германских военных судов на русских верфях, так же как и вооружение вспомогательных крейсеров в русских портах, нежелательны по, соображениям политического и военного характера. Наоборот, приготовления для северной базы идут полным ходом. Германский морской атташе в Москве требует от Берлина прекращения слежки за СССР, дабы не портить с ним отношения.
24 октября германский посол, в свою очередь, сообщает из Москвы, что советское правительство выполнит свои обязательства по отношению к Германии и что оно не допустит ни прохода англо-французской эскадры через Дарданеллы, ни антигерманской позиции Турции.
Спустя два дня, начальник оперативного отделения морских сил высказывает следующее суждение:
«Экономическая помощь со стороны России имеет для нас решающее значение. Нам сделаны такие щедрые предложения, что мы можем не бояться блокады Германии британским флотом. Германия должна в свою очередь дать доказательства своей щедрости».
31 октября – речь Молотова: он заявляет, что дружба Германии и СССР будет длительной, при этом он сурово нападает на Англию, которая проводит морскую блокаду с нарушением международного права.
2 ноября советский морской комиссар прибывает с визитом в Германию. «Мой ответ, – говорит он адмиралу Рэдеру, который его принимает у себя, – будет не на словах, а на деле».
Вот одно из этих дел: 12 декабря крейсер «Бремен», нашедший убежище в Мурманске, появился неожиданно в устье Эльбы. Это было посрамлением британского флота, который проглядел возвращение гигантского парохода. «Русские», – сказало по этому поводу германское адмиралтейство, – оказали ценное содействие этому предприятию».
В начале войны немцы оставили постройку линейных кораблей, сосредоточив все усилия на подводном флоте. Остовы недостроенных гигантов остались на стапелях. И тут СССР явился с неожиданным предложением: купить у Германии эти остовы, чтобы закончить отстройку их при помощи германских техников. Он остановил свой выбор на крейсерах «Принц Евгений» и «Зайдлиц», линейном корабле «Лютцов» и на двух законченных башнях для сверх-крейсеров, временно означенных буквами Х и И. Германское адмиралтейство относилось к этому предложению сочувственно, и адмирал Рэдер рекомендует фюреру быть «щедрым».
23 ноября обзор общего положения привел к заключению, что поведение СССР продолжает быть вполне удовлетворительным. По мнению германских моряков, влиянию СССР Германия обязана тем, что скандинавские и юго-восточные державы сохраняют нейтралитет. Пока Сталин жив, позиция СССР останется неизменной и, во всяком случае, перемена ориентации возможна только после нескольких лет, необходимых для внутренней консолидации. «Впервые за последние 50 лет Германия спокойна за свои восточные границы и может вести войну на одном фронте».
Таким образом, после трехмесячного опыта, Адмиралтейство твердо продолжает поддерживать союз. Министерство иностранных дел, где Риббентроп считается отцом пакта с Москвой, еще тверже стоит на той же позиции. Экономические круги в общем разделяют эту точку зрения. Германия ясно ощущает благие последствия соглашения с СССР: она не боится английской блокады и ускользает от стратегических клещей войны на два фронта.
Но под этой реальностью, заверенной официальными документами, существует другая, более глубокая и скрытая: она таится в уме Гитлера.
Он не теряет из вида своих конечных целей. Зная, что экспансия Германии к востоку неминуемо встретит сопротивление России, он предвидел столкновение. 23 ноября 1939 г. он признался своим генералам, что стремление России к Персидскому заливу и к Балканам перекрещивается с линиями германской политики. Он сказал им, что СССР будет соблюдать пакт лишь постольку, поскольку это будет ему выгодно, и естественно, что он, Гитлер, сохраняет за собой право поступать так же. Вооруженное столкновение, – сказал он, – рано или поздно неизбежно.
Россия и Германия теперь снова имеют общие границы. Один лишь вопрос беспокоит и смущает фюрера: что творится за железным занавесом, которым СССР отгородился от Германии и остальной Европы?
«Положение в Польше, – говорит Кайтель, – скоро обострилось. Русские постоянно перелетали в нашу зону. Со своей стороны, мы организовали разведки на очень большой высоте. Фотографии показывали большие сосредоточения войск, проведение стратегических дорог и создание подозрительной сети аэродромов. В то же время количество наших войск в Польше по-прежнему оставалось крайне незначительным, так как все наши силы были на Западе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26