— И в таком случае, нам придется проехать еще одну милю.— Коли так, поехали.Они продолжали путь. Теперь уже молча. Казалось, каждый был занят своими мыслями. Время от времени дон Торрибио поднимал голову и сосредоточенно оглядывался по сторонам.Вдруг откуда-то издалека донеслось ржание лошади.— Что это значит? — спросил дон Торрибио.— Вероятно, те, кого мы ждем, — ответил комендант.— Как знать. На всякий случай будем соблюдать осторожность.Сделав знак коменданту подождать его, он пришпорил лошадь и вскоре исчез в темноте.Отъехав подальше, дон Торрибио сошел с лошади, припал ухом к земле и стал слушать.— Проклятье, — пробормотал он, быстро садясь на лошадь, — нас преследуют. Нельзя терять ни минуты. Неужели этот разбойник дон Эстебан узнал меня?— Ну что? — спросил комендант, когда дон Торрибио вернулся— Ничего, — ответил дон Торрибио коротко, — ничего интересного для вас.— А именно?— Вот что, — перебил дон Торрибио, положив левую руку на руку коменданта, — сдавайтесь, Хосе Калбрис, вы мой пленник!— Что вы хотите этим сказать? — спросил старый солдат, вздрогнув — Вы с ума сошли, дон Торрибио!— Не называйте меня доном Торрибио, сеньор, — мрачно проговорил молодой человек. — Я теперь негодяй без имени Жажда мести привела меня в стан апачей.— Измена! — закричал полковник — Ко мне, солдаты! Защищайте вашего коменданта!— Эти люди не станут вас защищать, дон Хосе, они служат мне. Говорю вам, сдавайтесь!— Нет, не сдамся! — решительно возразил комендант — Дон Торрибио или кто бы вы ни были, вы подлец!Повернув свою лошадь, он отбросил руку дона Торрибио и выхватил саблю. Вдали послышался топот нескольких лошадей.— Кажется, идет мне подмога, — сказал комендант, взводя курок пистолета.— Да, — холодно ответил дон Торрибио, — но она опоздает.По его приказанию вакеро бросились к коменданту, который успел выстрелить из пистолета и уложить двоих из них.В темноте завязалась жестокая схватка. Сознавая, что у него нет шансов на спасение, дон Хосе проявлял чудеса храбрости. Отчаянно бросая лошадь то вправо, то влево, он ловко отражал нацеленные на него удары, рубил саблей вакеро, обступивших его плотным кольцом.Между тем топот приближавшейся конницы был теперь подобен грому. Дон Торрибио опасался, что его жертва может ускользнуть из рук, и выстрелил в голову лошади коменданта. Дон Хосе упал на землю, но быстро вскочил на ноги и бросился на предателя с саблей, но тот отразил удар, тогда полковник, отпрянув назад, приставил к своему виску пистолет.— Такие, как я, не сдаются, — сказал он и выстрелил. В ту же минуту зазвучали выстрелы, и отряд во главе с майором Барнумом и Жетеваном, словно вихрь, обрушился на вакеро.Борьба продолжалась не долго. По знаку дона Торрибио вакеро повернули лошадей и кинулись врассыпную, оставив семь или восемь трупов товарищей.— Какая жалость… — прошептал майор Барнум.— Мы опоздали, — печально отозвался дон Эстебан. — Дон Хосе предпочел умереть, нежели сдаться в плен.— Да, это был храбрый солдат. Но как догнать теперь этих демонов?— Не стоит их догонять, они уже в лагере. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что скоро мы разгадаем эту загадку. Предоставьте действовать мне.Дон Эстебан сошел с лошади, срезал ветвь смолистой сосны, которая в изобилии произрастала в этом краю, высек огонь и через несколько минут в его руках запылал факел.При свете слабого красноватого пламени он стал вместе с майором осматривать простершиеся на земле трупы. Вскоре они нашли коменданта с раздробленным черепом, в руке был зажат пистолет. На лице — печать презрения и неукротимого мужества.— Вот он, — сказал дон Эстебан. Майор не мог сдержать слез.— Да, — прошептал он, — он умер как солдат в бою, но, увы! Всего лишь с предателем, изменившим своему народу. Неужели моему старому другу была суждена именно такая смерть!— Так было угодно Богу!— Да, — сказал майор, — мы должны исполнить свой долг, как он.Они подняли труп, бережно положили его на лошадь, и скорбная процессия направилась в президио.Между тем дон Торрибио не находил себе места от злости. Он не желал смерти коменданта, которая могла разрушить его планы, побудив мексиканцев опять стоять насмерть и скорее похоронить себя под стенами президио, нежели сдаться на милость победителей. Он замышлял взять дона Хосе в плен и, держа его в качестве заложника, диктовать условия президио.Итак, план дона Торрибио потерпел фиаско. Он отлично сознавал степень своей неудачи, вопреки его сообщникам, считавшим операцию успешной, а потому возвращался восвояси мрачный и недовольный.Тем временем Гермоса и Мануэла, воспользовавшись его отсутствием, сняли с себя индейское платье и остались в своей обычной одежде.Когда дон Торрибио приблизился к своей палатке, колдун, не отходивший от нее ни на шаг, поспешно подошел к нему.— Чего тебе? — спросил его дон Торрибио.— Пусть простит меня мой отец, — почтительно ответил колдун. — Нынешней ночью две женщины пробрались в лагерь.— А мне какое дело? — нетерпеливо перебил его дон Торрибио.— Эти женщины, хотя на них индейский костюм, белые.— Мне-то что до этого? Это, вероятно, жены вакеро.— Нет, — ответил колдун, качая головой. — Руки их слишком белы, а ноги слишком малы для этого. Дон Торрибио заинтересовался.— Кто же взял их в плен?— Никто, они пришли сами.— Сами?— Да, они сказали, что хотят сообщить вам что-то важное.— Вот как! — воскликнул дон Торрибио, бросив взгляд на колдуна. — Откуда же отцу моему известно это?— Я взял их под защиту и привел в палатку моего отца.— Стало быть, они тут?— Да, уже около часа.Дон Торрибио дал колдуну несколько унций.— Я благодарю моего брата за то, что он сделал. Он поступил хорошо.Колдун изобразил на лице подобие улыбки. Дон Торрибио поспешил в палатку, приподнял занавес и не мог удержаться от восторженного изъявления радости при виде донны Гермосы. Она улыбнулась.«Что это значит?» — подумал он и любезно поклонился гостье. Донна Гермоса невольно залюбовалась видом дона Торрибио. Великолепный военный костюм сидел на нем отменно, подчеркивая изящество манер и придавая величие всему его облику.— Как мне полагается обращаться к вам? — спросила донна Гермоса, приглашая сесть возле себя.— Как вам будет угодно, сеньорита, — почтительно ответил он — Если вы видите во мне испанца, называйте доном Торрибио. Среди апачей же я известен под именем Проклятый, — прибавил он печально.— Почему индейцы нарекли вас таким страшным именем? — спросила она.Наступило минутное молчание. Они пытливо вглядывались друг в друга. Донна Гермоса не знала, как ей начать разговор, ради которого она искала встречи с доном Торрибио, в то время, как он терялся в догадках, что привело сюда донну Гермосу.Дон Торрибио первым нарушил молчание.— Вы пришли сюда, чтобы увидеть меня, сеньорита?— Кого же еще?— Извините мою настойчивость, но это настолько неправдоподобно, что я никак не могу поверить в реальность происходящего. Все это кажется мне сказочным сном.Эта возвышенная тирада была из числа тех, которые дон Торрибио Квирога мог бы произносить, явившись с визитом в дом дона Педро де Луна. Сейчас, в столь необычной обстановке, в лагере индейцев она казалась неуместной и противоестественной.— Боже мой! — Донна Гермоса отвечала также в светской манере, заданной доном Торрибио. — Я хочу развеять ваше недоумение и развеять возникший, по-видимому, в вашем воображении образ волшебницы, способной отыскать вас в таком необычном месте.— Тем не менее вы навсегда останетесь для меня волшебницей.— Вы льстец. А если говорить всерьез, то это бедный Эстебан, зная, что я намерена повидаться с вами, указал место, где вас можно найти. Таким образом, если вы хотите непременно наделить кого-то волшебством, то это должен быть только дон Эстебан. Он один имеет на это право.— Я не забуду его при случае, — сказал дон Торрибио, слегка наклонившись — Но вернемся к вам, прошу вас, потому что только одна вы интересуете меня. Я буду вечно благодарен ему за счастье видеть вас. Но позвольте спросить вас, чем я обязан этой величайшей милости, оказан ной мне вами?— О! В сущности, все очень просто, — сказала донна Гермоса, бросив взгляд на молодого человека.Тот молча поклонился, донна Гермоса продолжала— Девушка моих лет и особенно моего звания не решается на такой шаг… прямо скажем, рискованный шаг, без веских к тому оснований.— Я в этом убежден.— Какие же важные причины заставили меня пренебречь инстинктом девичьей скромности и подвергнуть риску свою репутацию? Причина в том, что затронуты интересы сердца… Ясно ли я выражаюсь, дон Торрибио? Вы догадываетесь о чем пойдет речь?— Да, сеньорита, — ответил он с волнением.— Последний раз отец принял вас, может быть, несколько сурово. Вы же решили, что наш брак расстроен, рассердились на отца моего и на меня, быстро простились и уехали, унося в сердце обиду и гнев.— Кузина, клянусь вам…— Я женщина, дон Торрибио, а женщинам свойственен инстинкт, никогда их не обманывающий. Неужели вы думаете, что я не догадывалась о вашей горячей любви ко мне, когда согласилась стать вашей женой?Дон Торрибио смотрел на нее в полной растерянности.— А несколько дней спустя дон Фернандо попал в засаду, — продолжала она, — и убит на месте. Значит, вы это сделали, дон Торрибио?— Не стану отпираться, сеньорита, действительно я хотел отомстить человеку, которого считал своим соперником. Но, клянусь вам, я не приказывал убивать его.— Я это знала, — сказала она торжествующим тоном. — Вам не нужно оправдываться.Дон Торрибио смотрел на нее и ничего не понимал. Между тем она продолжала, улыбаясь:— Тот, которого вы считали вашим соперником, не был им. Как только вы уехали в тот день из асиенды, я призналась отцу, что люблю только вас и никогда не выйду за другого.— Возможно ли? — воскликнул молодой человек, вскакивая с места. — О, если бы я это знал!— Успокойтесь, зло, содеянное вами, отчасти поправлено: дон Фернандо по моему приказанию вызволен из рук Паблито и в эту минуту находится в асиенде Лас-Норис, откуда отправится в Мехико. Отец мой, который никогда мне ни в чем не отказывал, позволил мне соединиться с тем, кого я предпочитаюОна бросила на дона Торрибио взгляд, исполненный безмерной любви. Дон Торрибио был смущен. Он страстно желал, но не смел поверить только что сказанным словам.Сердце его снедали сомнение и страх, что если она насмехается над ним?— Неужели вы еще любите меня?— Разве мое присутствие здесь не доказывает это? Иначе для чего бы мне приходить сюда?— Да, конечно, — вскричал дон Торрибио, опускаясь перед ней на колени. — Простите меня, сеньорита, я не ведаю, что говорю… О, я безмерно счастлив!Торжествующая улыбка застыла на лице донны Гермосы.— Если бы не любовь к вам, почему бы мне не выйти за дона Фернандо, тем более что он теперь с нами у нас в асиенде.— Да, да, вы правы! Сто раз, тысячу раз правы! О, женщины, загадочные существа! Кто может разгадать ваше сердце?Донна Гермоса с трудом удерживала сардоническую улыбку. Лев был повержен к ее ногам, она одержала верх. Теперь она не сомневалась в успешном осуществлении своего замысла.— Что мне сказать отцу? — спросила она. Дон Торрибио вне себя от счастья принял торжественную позу.— Сеньорита, скажите вашему отцу, что всю свою жизнь я буду благословлять те сладостные мгновения, которые вы мне подарили сегодня. Как только будет взят президио Сан-Лукас, я буду иметь честь явиться в асиенду дона Педро де Луна. XII. Женская воля Если некто особенно усердствует в доказательстве чего-то, это невольно рождает подозрение, а следовательно, приводит к результату, обратному желаемому. Примерно то же самое имело место в описанном выше случае. Опьяненный счастьем дон Торрибио где-то в глубине души не доверял столь красноречивым изъявлениям чувств со стороны донны Гермосы. Но сам факт ее появления в лагере апачей усыпил его бдительность. Как часто умные и проницательные люди становятся жертвой той или иной своей слабости. И все потому, что доверяются лести людей, которым безгранично верят. Именно это и произошло с доном Торрибио. Мог ли он усомниться в искренности добропорядочной девушки, пришедшей признаться ему в любви?Чего ради она стала бы обманывать его, если дон Фернандо Карриль спасен? Зачем ей было рисковать собственной репутацией, отправляясь в лагерь апачей?Словом, в конце концов он принял желаемое за действительное. Блистательный молодой человек, занятый большой политикой, весь во власти честолюбивых грез, не удосужился изучить повадки лукавого существа, имя которому женщина.Женщина — особенно мексиканка — никогда не прощает оскорблений, нанесенных тому, кого она любит. Он для нее — святыня, идол. К тому же донна Гермоса была единственной женщиной, которую любил дон Торрибио. Эта любовь слепила его, и он видел только то, что желал видеть.— Теперь, — сказала донна Гермоса, — я могу остаться в вашем лагере до прибытия моего отца, не опасаясь каких-либо оскорблений?— Приказывайте, сеньорита, здесь все ваши рабы, — ответил дон Торрибио, поклонившись.— Эта женщина, благодаря покровительству которой я добралась до вас, отправится на асиенду Лас-Нориас.Дон Торрибио подошел к выходу из хижины и два раза хлопнул в ладоши. Тотчас же явился индейский воин.— Пусть для меня приготовят другую палатку. Эту я уступаю бледнолицым женщинам. Отряд отборных воинов под началом моего брата будет охранять их безопасность. Горе тому, кто посмеет проявить к ним хоть малейшее неуважение. Эти женщины священны. Они могут выходить куда угодно и принимать, кого пожелают. Брат мой понял меня?Воин молча поклонился.— Пусть брат мой велит приготовить двух лошадей. Индеец вышел.— Видите, сеньорита, — продолжал он, кланяясь донне Гермосе, — вы здесь царица.— Благодарю вас, — ответила она. Вынув из кармана письмо, приготовленное заранее и не запечатанное, она продолжала:— Я была уверена в результате нашего разговора и написала обо всем отцу до того, как увиделась с вами. Прочтите, дон Торрибио, — добавила она с очаровательной улыбкой, но с внутренним трепетом.— О, сеньорита! — воскликнул он, отстраняя письмо. — Дочь поверяет отцу свои сокровенные мысли и никому другому не полагается их знать.Донна Гермоса медленно запечатала письмо, не обнаруживая ни малейшего признака тревоги, в которой она пребывала все это время, и вручила письмо Мануэле.— Кормилица, улучи момент, когда отец будет один и вручи ему это письмо, а также объясни ему то, о чем я не могла упомянуть.— Позвольте мне удалиться, — прервал ее дон Торрибио. — Я не хочу знать, какие поручения вы будете давать вашей служанке.— Я не согласна, — лукаво сказала донна Гермоса. — Я не должна ничего скрывать от вас. Отныне вы будете знать самые сокровенные мои мысли.Молодой человек засиял от удовольствия. Тем временем привели лошадей. Когда дон Торрибио вышел отдать приказания апачу, донна Гермоса торопливо зашептала.— Твой сын должен быть здесь через час, если возможно.Дон Торрибио вернулся в палатку.— Я сам провожу донну Мануэлу до оборонительного рубежа, чтобы вы не беспокоились о вашей посланнице.— Благодарю вас, — ответила донна Гермоса. Женщины бросились на шею друг другу и поцеловались так, будто расставались навсегда.— Не забудь! — прошептала донна Гермоса.— Будьте спокойны!— Вы здесь у себя дома, — сказал дон Торрибио. — Никто не войдет сюда без вашего разрешения.Донна Гермоса улыбнулась в ответ и проводила свою верную кормилицу до порога. Мануэла и дон Торрибио сели на лошадей и ускакали. Донна Гермоса провожала их взглядом и, когда топот их лошадей растворился в разноголосом шуме, опустила полог и вернулась в палатку.— Я разыграла главную карту, теперь он должен открыть мне свои.Четверть часа спустя Мануэла и ее проводник остановились в пятидесяти шагах от президио. За все время пути они не обменялись ни единым словом.— Я вам больше не нужен, — сказал дон Торрибио. — Оставьте у себя эту лошадь, она может вам понадобиться. Да хранит вас Господь!С этими словами он повернул лошадь, оставив старушку одну. Та огляделась по сторонам и решительно направилась к президио.Едва Мануэла проехала несколько метров, как чья-то сильная рука схватила поводья ее лошади, к груди ее был приставлен пистолет и грубый голос говорил ей шепотом по-испански.— Кто идет?— Друг, — ответила она, леденея от ужаса.— Матушка!— Эстебан! Обожаемый сын мой! — радостно вскричала она и упала на руки сына.— Откуда ты? — спросил он, прижимая ее к груди.— Из лагеря краснокожих.— Как? Уже? — удивился он.— Да, барышня прислала меня к тебе.— А кто тебя провожал, мамочка?— Сам дон Торрибио.— Проклятье! — воскликнул мажордом — Он ускользнул от меня, а я целых пять минут прицеливался в него. Но здесь оставаться опасно. Поехали, там ты мне скажешь, что барышня поручила мне передать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18