Полицейская матрона закрыла дверь камеры, и Кари вздрогнула, когда раздалось металлическое громыхание. Лязганье запираемого замка было самым страшным звуком, который ей когда-либо доводилось слышать. Этот звук пронизал ее насквозь. Ну как тут не сойти с ума!
– Не могли бы вы дать мне свой автограф, когда вас будут освобождать? – спросила полицейская дама, задержавшись по ту сторону решетки.
– Разумеется, – стуча зубами, ответила Кари.
– И напишите что-нибудь для Гесса. Это сразит его наповал.
– Хорошо.
– Я буду на посту. Зовите в случае чего.
Ее негромкие шаги замерли в глубине коридора, и Кари осталась в одиночестве. В камере были койка, табурет, умывальник и стенной шкаф. В камере было чисто, и выглядела она недавно отремонтированной. Однако Кари было одиноко. И холодно.
Вся дрожа, она легла на койку и натянула на себя простыню. Что бы подумал об этом ее отец? А Томас? Он был бы в ужасе. Перевернувшись на бок, Кари подтянула ноги к груди и заплакала.
– Ты знаешь, как я отношусь к этой девочке. – Сидя за столом, застеленным клеенкой, Пинки с несчастным видом крутил в руке стакан со скотчем. Бонни, стоя у плиты, была занята тем, что жарила бифштексы.
– Она уже давно не девочка. Она – женщина, Пинки. Она страдает за то, во что верит, и сама приняла это решение. Ты ничего не смог бы сделать для нее даже в том случае, если бы Кари разрешила тебе это, а она не разрешит.
– Я знаю, знаю, – неуверенно пробормотал он и сделал глоток. – И почему только она так упряма!
– Потому что чувствует свою правоту.
– Да и я это чувствую. И руководство тоже целиком на ее стороне. Сегодня я первым делом поставил в известность о случившемся адвоката нашей телекомпании. Он мог бы вытащить ее из тюрьмы за несколько часов, так нет же! – Пинки грохнул донышком стакана об стол. – Эта упрямая дура использовала единственный положенный ей по закону телефонный звонок, чтобы позвонить мне и потребовать от меня ничего не предпринимать до завтрашнего дня.
– Она объяснила тебе, почему?
– Несла всякую белиберду, но я полагаю, дело тут в другом: она, видимо, хочет показать своему информатору, на какие жертвы готова пойти, чтобы защитить его.
– Это заслуживает уважения.
– Черта лысого это заслуживает, а не уважения! – заорал Пинки. – Ей придется провести в камере целую ночь! А этот Макки? Как он мог так поступить по отношению к ней!
– Это его работа. – Бонни с обреченным видом погасила огонь под сковородкой. Пинки сейчас в таком состоянии, что еще долго не сможет притронуться к еде. – Я полагаю, что Макки сейчас гораздо хуже, чем тебе.
Она подошла к стулу, на котором сидел Пинки, взяла его голову в свои ладони и положила себе на грудь.
– Хуже, чем мне, никому быть не может, – пробормотал он. – Даже виски не помогает.
Он отодвинул стакан в сторону и еще крепче прижался лицом к матерински теплой груди Бонни, обняв ее за талию.
Женщина погладила его по голове.
– Не волнуйся за Кари, у нее все будет в порядке. Макки не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он любит ее.
– Ты так думаешь?
– Я это знаю.
Пинки поворочал головой, поудобнее пристраивая ее между грудей Бонни.
– Я рад, что сегодня вечером ты со мной, Бонни. Ты мне очень нужна.
Пользуясь тем, что Пинки не видит ее лица, женщина закрыла глаза и прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать рвавшийся наружу крик радости. Интересно, подумалось ей, почувствовал ли Пинки, как сильнее забилось ее сердце от нахлынувшего счастья.
– Если бы ты женился на мне, я была бы с тобой каждый вечер. И каждый день. Я была бы твоей постоянно. Лучше меня тебе не найти, Пинки.
Тот потерся губами о ее грудь и почувствовал сквозь ткань, как напрягся от этих прикосновений ее сосок.
– А я хорош для тебя?
Она снова взяла ладонями его лицо и подняла к себе.
– Ты очень хорош для меня.
Пинки усадил женщину к себе на колени.
– Ну, что ж, коли мы так чертовски хороши друг для друга, почему бы тебе не заняться моим перевоспитанием и не сделать из меня порядочного человека?
Она расхохоталась, но он утихомирил ее глубоким поцелуем.
В камере раздался громкий звонок, и, распрямившись подобно пружине, Кари села, свесив ноги с койки. Все ее мышцы затекли. Она никак не могла согреться от того, что несколько часов пролежала в страшном напряжении, почти не шевелясь, свернувшись под тонким одеялом и пытаясь отогнать от себя страх, навеваемый этим жутким местом.
В коридоре послышались чьи-то шаги, и на нее обрушилась новая волна страха. С пугающей неумолимостью они приближались к ее камере.
Наконец на полу появилась длинная тень, отбрасываемая чьей-то фигурой. Она остановилась прямо напротив камеры. Сердце так громко бухало в груди молодой женщины, что она едва расслышала звяканье ключей. Незваный гость повернул голову в сторону стола дежурной, и на его лицо упал свет.
– Хантер! – задыхаясь, воскликнула Кари.
Глава 13
Он перешагнул через порог камеры. Одно мгновение – и она оказалась в его объятиях. Он крепко прижимал Кари к себе, повторяя ее имя, словно заклятие, и целуя ее в шею.
– Ну, как ты?
– Не отпускай, согрей меня, – будто обезумев, шептала она.
– Конечно, моя маленькая, конечно.
Они отчаянно обнимали друг друга – без слов, без движений. Кари вжималась в тело любимого так, словно хотела слиться с ним, стать частью его самого. Он был сильным и теплым – ее защита, страховка ее жизни в этом кошмаре. Проходила минута за минутой, а они не шевелились.
Наконец мрак вокруг нее стал потихоньку рассеиваться. Невидимая удавка, сжимавшая ее горло, исчезла, и Кари снова смогла нормально дышать.
Отпустив его, она сделала шаг назад.
– Что ты здесь делаешь?
– Говоря официальным языком, я пришел сюда, чтобы провести допрос заключенного. Неофициально я здесь для того, чтобы успокоить тебя и сказать, что я очень тебя люблю. – Он нежно поцеловал ее в губы. – Ты что-нибудь ела?
– Недавно сержант Гопкинс приносила мне ужин, но я отказалась. Мне не хотелось есть.
– Я принесу тебе что-нибудь. – Хантер направился к двери, но Кари, как одержимая, вцепилась в его руку и стала тянуть обратно.
– Нет, не уходи! Пожалуйста! Обними меня!
Хантеру с трудом удалось подвести ее к койке и уложить на нее. Он присел рядом и заглянул ей в глаза. Он специально попросил сержанта Гопкинс не включать верхний свет. Вообще-то с целью проведения допросов окружной прокурор имел свободный доступ в любую камеру с любым содержащимся в ней заключенным, однако сюда, да еще в такое время суток он пришел вовсе не для этого. В данный момент Хантер явно превышал свои служебные полномочия, и это лучше было делать при потушенном свете.
– Ну что, очень плохо? – мягко спросил он. Кари взяла его ладонь и приложила к своей щеке.
– Да. Я никогда не думала, что может быть так плохо. Сначала мне представлялось даже экзотичным провести ночь в тюрьме, а втайне я надеялась обрести таким образом известность, привлечь к себе внимание. Но в реальности это оказалось чудовищно. Мне было очень страшно. Я понимаю, это глупо и бояться нечего, но мне и впрямь было страшно. Мне показалось, что я очутилась в какой-то ужасной беде, из которой уже никогда не выбраться.
Кари была на грани истерики. Хантер еще никогда не видел ее в таком состоянии.
– Ш-ш-ш, – успокаивающе прошептал он, поглаживая ее ладонью по волосам. – Я бы ни за что не допустил этого.
– Но ведь может случиться так, что ты будешь не в состоянии мне помочь, – вопреки здравому смыслу упиралась Кари. – Мне было так холодно…
Не успев задуматься над тем, что делает, Хантер лег рядом с ней и натянул одеяло на них обоих. Поскуливая, словно раненый зверек, Кари прижалась к любимому. Ее руки обвили его шею, а лицо спряталось у него на груди.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Мне так страшно! Обними меня покрепче.
Жалость бритвой резанула по сердцу Хантера.
– Я тоже люблю тебя, родная.
Он обнял ее и крепко прижал к себе. Но Кари хотела ощущать его еще ближе, и ее губы стали судорожно искать его рот. Через несколько нескончаемых минут ему с трудом удалось оторваться от нее.
– Что мы делаем! Боже, это безумие! – Он несколько раз поцеловал ее в шею. – Тебя надо бы задушить за то, что ты втянула нас обоих в такую кошмарную передрягу.
Кари потерлась щекой о щеку Хантера.
– Наверное, я этого заслуживаю. Я хотела встать на защиту права журналиста не раскрывать свои источники информации, но выяснилось, что я не создана для роли мученицы. Приходится признать тот факт, что я – обычная трусиха. Не представляю, как осужденные могут выносить тюремное заключение – днями, годами!
– Немногие из них отличаются такой чувствительностью, как ты, любовь моя.
– Когда-нибудь я обязательно сделаю репортаж о заключенных. Я изучу их…
Из горла Хантера вырвалось глухое ворчание.
– Давай сначала ты отсюда выберешься, а уж потом будешь думать о собратьях по несчастью и о том, как привлечь внимание общественности к их страданиям. – Хантер поднял подбородок Кари и посмотрел ей в глаза. – Почему ты не позволила адвокату телекомпании вытащить тебя из тюрьмы?
– А что бы это изменило? Ведь речь в данном случае идет о первой поправке. Я понимаю, ты считаешь меня занозой в пальце, упрямой ослицей и…
– Я с уважением отношусь к твоему поступку. – Видя, как удивленно раскрылись глаза Кари, Хантер пояснил: – Сейчас я говорю как мужчина, а не как окружной прокурор. Прокурор во мне по-прежнему негодует на тебя. Но я люблю тебя, Кари Стюарт, – тебя и все, во что ты веришь. – Он прижал ее голову к своей груди. – Разве стал бы я рисковать своей карьерой, приходя сюда и лежа на тюремной койке с заключенной, если бы думал иначе? Да если об этом узнают, меня просто насмерть затопчут.
– За сексуальные притязания по отношению к заключенной?
– Что-то в этом роде.
Она поцеловала его в подбородок.
– Обещаю не подавать на тебя в суд.
Влюбленные поцеловались еще раз. Это было так чудесно, что на некоторое время они даже забыли о том, в какой жуткой ситуации находятся.
– Кстати, тебя могут затоптать и по другой причине, – спокойно заметила Кари, вспомнив о журналистском столпотворении в коридоре тюрьмы после ее ареста.
– Знаю. Ваши когорты уже подняты по боевой тревоге. В заголовках сегодняшних газет меня рисуют настоящим циклопом, а ты затмила даже Жанну д'Арк и являешься теперь самой знаменитой мученицей. За твоей спиной – целая армия твоих коллег, которые провозгласили меня своим общим врагом и подступают со всех сторон.
– Извини, Хантер. Я, честное слово, меньше всего хотела навлечь неприятности на твою голову.
– И тем не менее мне теперь придется ходить в монстрах.
Она рассмеялась:
– И что же ты собираешься сделать для того, чтобы вновь обрести в глазах общественности благопристойное лицо?
– Выяснить, что приключилось с тремя крохами, и вернуть их родителям. Что-то подсказывает мне: они еще живы.
– Хорошо бы, – тихо откликнулась женщина.
На них снизошел покой. Кари лежала в объятиях дорогого ей человека и с любовью прислушивалась к тому, как бьется его сердце. Еще несколько минут назад все в этой маленькой камере пугало ее, сейчас же здесь было тепло и мирно.
– У меня отобрали часы. Сколько сейчас времени?
– Уже поздно.
– Ты с самого начала собирался ко мне прийти, да? Именно поэтому у меня нет ни одного сокамерника?
– Конечно. Не мог же я позволить, чтобы ты одна провела в тюремной камере целую ночь.
– А как ты объяснил цель этого посещения сержанту Гопкинс?
Хантер улыбнулся, и Кари поняла: если он одарил полицейскую матрону такой же улыбкой, то ее вопрос просто неуместен.
– Она – романтическая натура, и я апеллировал к этому ее качеству.
– Не является ли это разновидностью взятки?
– Разве что на уровне чувств.
– По-моему, еще немного – и ты превратишься в продажного блюстителя закона.
– Я уже являюсь таковым. Сама посуди: лежу в камере рядом с арестованной и мечтаю ею овладеть.
Женщина тихо засмеялась и прижалась к нему еще крепче.
– Тебе и вправду этого хочется?
– Прекрати, Кари, не то мы окажемся в еще более дурацком положении. Тебе тепло?
– Да… – вздохнула она. – Лежи, как лежишь, и не двигайся. Все-таки в узких кроватях есть своя прелесть.
– Да. Я, например, ощущаю твою грудь.
– Правда?
– Ага. Кстати, я уже говорил тебе, что у тебя чудесная грудь?
– Да.
– Когда в следующий раз мы займемся любовью, я намерен уделить ей особое внимание.
– Она будет с нетерпением этого ждать.
Рукой, которой Хантер обнимал Кари за талию, он притянул ее к себе еще ближе. Его губы целовали ее волосы.
– Мне так не хватало тебя! Я скучал по твоему телу, ночью протягивал руку и не находил тебя рядом с собой, а по утрам просыпался один. Это было очень тяжело. А помнишь тот день в Брекенридже?
– Я помню их все.
– Нет, тот, когда шел дождь?
– М-м-м, да.
– Честно?
Губы Хантера скользнули по носу Кари и запечатлели поцелуй на ее полуоткрытых губах.
– Что тебе тогда понравилось больше всего?
– Все. Мне нравится, когда мы медленно, без спешки исследуем друг друга руками и губами. Мне нравится запах твоей кожи, волосы у тебя на груди и на животе. Когда я вспоминаю о том, какой ты на вкус, у меня прямо слюнки текут. И еще мне очень нравится чувствовать тебя внутри себя.
Дыхание Хантера обжигало ей ухо. Оно сделалось частым и хриплым.
– А ты внутри – тесная и теплая, – прошептал он.
Эти чуть слышные слова казались некими запретными – и от того еще более сладостными – заклинаниями. Рот Хантера нашел ее губы, и они снова надолго слились в горячем поцелуе. Когда губы их разъединились, мужчина положил голову ей на грудь.
– Спи, – коротко приказал он.
– Ты останешься со мной?
– Да.
– Я люблю тебя.
– А я – тебя.
Их сердца бились в унисон. Через минуту Кари уже спала.
Когда при первых лучах солнца она проснулась, его уже не было, но место, на котором он пролежал с ней всю ночь, было еще теплым.
Внешне адвокат компании Даблью-би-ти-ви Напоминал Дэвида Нивена – с такими же изящными манерами и так же с иголочки одет, вплоть до свежей гвоздики в петлице. Появившись в то утро у двери ее камеры, он обаятельно улыбнулся:
– Доброе утро, миссис Стюарт. – Кари подумалось, что если бы у него была шляпа, он наверняка снял бы ее и с полупоклоном прижал к груди. – Вас отпускают.
Теперь, после ночи, проведенной вместе с Хантером, камера уже не казалась женщине такой зловещей, и все же, как только сержант Гопкинс отперла замок, арестантка выскочила наружу с быстротой резвой девочки.
– Благодарю вас, – выпалила она на одном дыхании. Адвокат взял ее под руку и повел по коридору, однако возле сержантского стола Кари остановилась. – Вы все еще хотите получить мой автограф?
Полицейская дама так и просияла:
– Я боялась снова беспокоить вас по этому поводу. Спасибо, что вспомнили.
Кари расписалась на чистом листе бумаги и протянула его женщине.
– У вас такие долгие дежурства? – спросила она.
– Сегодня у меня была двойная смена, – ответила та. – Меня попросил об этом мистер Макки – чтобы я присмотрела за вами.
Кари с благодарностью улыбнулась и вместе с адвокатом вышла из тюремного блока. Внизу ей предстояло получить вещи, отобранные у нее накануне. Вытряхнув из пакета свое имущество, она сверила его с полицейской описью и, рассовав по карманам, собралась выйти наружу.
– Минутку! – внезапно пророкотал за ее спиной знакомый голос. Обернувшись, Кари увидела лейтенанта Гарриса. – Мне нужно поговорить с вами, – рявкнул он, уставив ей в лицо толстый палец с обкусанным ногтем.
И снова страх холодной рукой схватил ее за горло. Неужели ей придется вернуться в камеру? Где же в таком случае Хантер?
– Мисс Стюарт выпущена под залог, – скрипучим голосом сообщил адвокат.
– Это касается только нас с ней, – воинственно ответил полицейский, величественно отмахнувшись от юриста. Его глаза, черные и блестящие, будто два жука, снова уставились на Кари. – Так вы идете или нет?
Это был явный вызов, а она – и это прекрасно знали Пинки с Хантером – в таких случаях никогда не шла на попятный.
– Конечно, – ответила Кари и, к величайшему неудовольствию адвоката, последовала за лейтенантом. Ей не оставалось ничего другого.
Они поднялись на один лестничный пролет, повернули направо, затем налево и оказались возле маленькой комнатушки. Открыв дверь, лейтенант пропустил ее вперед и едко бросил:
– Вот они, ваши друзья, не так ли?
Кари никогда не видела этой женщины – с добрыми глазами и серебристого цвета волосами, но сразу же узнала светлые вихры и помеченные оспинками щеки парня, стоявшего рядом с ней.
– Привет, – сказал Грейди Бертон. – Небось решили, что не смогли меня защитить?
Кари рассмеялась:
– Нет, но очень рада тебя видеть.
– А это, гм, миссис Пламмер, – представил Грейди свою спутницу. – Когда вчера вечером мы узнали, что вас из-за нас, гм, упекли за решетку, то собрались и решили прийти сюда сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28