А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Все вышесказанное неизбежно приводит меня к мысли, уж не расплевалась ли ты со своим благоверным? Может быть, вы поссорились, и ты подумала: «Ах так? В таком случае я отправлюсь в Гарлем и заведу роман с одноногим нефом»?
Паркер был уверен: после этого она пулей вылетит из кухни, схватит веши, запрыгнет обратно в гольф-кар и умчится прочь. И все это – не переставая проклинать его на все лады, но он снова ошибся. Марис осталась сидеть, где сидела. Когда же она заговорила, ее голос звучал на удивление спокойно.
– Скажи, пожалуйста, Паркер, почему ты так хочешь казаться грубым? Может быть, ты считаешь, что это добавляет тебе силы и мужественности в глазах окружающих? Или ты стремишься делать людям больно потому, что не хочешь – или боишься – подпускать их слишком близко? Может быть, ты стремишься нанести удар первым из страха, что кто-то может тебя ранить, обидеть, уязвить? Если дело обстоит именно так, в таком случае мне тебя жаль.
Он вздрогнул, и она пристально посмотрела на него.
– Да, я тебя жалею, но моя жалость не имеет никакого отношения к твоим физическим недостаткам, – добавила Марис и встала из-за стола. Она держалась очень прямо и с достоинством: голова поднята, спина напряжена, плечи развернуты. Не глядя на него, она вышла из кухни, и Паркер, провожавший ее взглядом, почувствовал себя бесчувственным червем.
Он обвинил Марис в том, что она использовала его, чтобы досадить Ною, хотя на самом деле все обстояло как раз наоборот – это он собирался использовать ее, чтобы отомстить.
Испугавшись, что Марис уедет прежде, чем он успеет извиниться, Паркер выкатился в коридор. Входная дверь была открыта, и сердце у него упало, но Марис никуда не ушла. Она стояла на веранде и, облокотившись на один из опорных столбов, смотрела в пространство.
– Марис…
– Утром я уеду.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Она рассмеялась, но смех ее был невеселым.
– Ты сам не знаешь, чего хочешь! Писать – не писать, быть знаменитым или жить в безвестности на этом острове, прогнать меня – не прогонять меня… Ты даже не знаешь, хочешь ты жить дальше или нет!
Она посмотрела на него краем глаза, потом стала разглядывать виргинские дубы вдоль подъездной дорожки.
– Пожалуй, мне действительно не стоило сюда возвращаться, – прибавила она. – Я и сама не знаю толком, почему я это сделала… Мне следовало остаться в Нью-Йорке, чтобы не мешать тебе упиваться собственным горем и лакать виски в обществе призрака. Но ничего, эту ошибку исправить легко: завтра я уеду, и ты сможешь снова жить как жил.
Подъехав к ней сзади, Паркер положил руки на ее бедра.
– Не уезжай, – сказал он и, наклонившись вперед, уперся лбом ей в поясницу. – Не уезжай, – повторил он и крепче стиснул ее талию. – Мне наплевать, почему ты вернулась, Марис. Клянусь – для меня это совершенно неважно! Даже если ты захотела досадить мужу, я… я только рад. Главное – ты здесь, а все остальное ерунда.
Его руки сомкнулись и некоторое время лежали на узле блузки, потом опустились вниз и коснулись кожи. Несколько секунд он осторожно поглаживал ее живот, потом несильно потянул, и Марис что-то пробормотала удивленно и жалобно. Паркеру показалось, она хотела остановить его, но он продолжал тянуть ее на себя. Наконец Марис уступила – ноги ее подогнулись, и она оказалась у него на коленях. Паркер развернул ее боком, так что ноги Марис оказались перекинуты через подлокотник кресла, и подсунул одну руку ей под спину.
– Тебе удобно?
– А тебе? – Она поглядела на него с тревогой, и Паркер, улыбнувшись, провел руками по ее все еще влажным волосам, потом погладил по щеке.
– Никогда не чувствовал себя лучше.
23
Ему пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы не поцеловать ее. Паркер знал – Марис ожидала чего-то подобного, и именно поэтому сдержался. Кроме того, он все еще чувствовал себя виноватым перед ней за то, что усомнился в чистоте ее побудительных мотивов.
Можно было подумать, что его побудительные мотивы были чисты и благородны!
– Не хочешь немного прокатиться? – спросил он.
– Прокатиться?
– Ну, спуститься к берегу…
– Я могла бы пойти пешком.
– Но лучше я тебя прокачу.
Он снял кресло с тормоза и, съехав с веранды по специально устроенному пандусу, направил его на вымощенную плитами тропинку, которая терялась в лесу.
– Какая удобная дорожка! – заметила Марис.
– Пока шел ремонт, я велел выложить плитами все дорожки вокруг особняка, – объяснил Паркер. – Только подъездная дорожка осталась засыпана ракушечником, потому что… потому что я редко ею пользуюсь.
– Майкл сказал мне, что ты отказался от кресла с мотором, потому что любишь трудности.
– Езда на инвалидном кресле – отличный спорт. Майкл неплохо меня кормит, а мне не хотелось бы разжиреть.
– А чем это так хорошо пахнет?
– Магнолией.
– Сегодня вечером нет светлячков.
– Светоносок? Похоже, им кажется – будет дождь.
– А он будет?
– Не знаю. Посмотрим…
Вымощенная плиткой дорожка тянулась до самого пляжа. Там она переходила в дощатый настил, который тянулся через песчаные дюны к океану. Кресло легко катилось по не струганным доскам, и пушистые метелочки морской ониолы приятно щекотали икры Марис.
Дощатый тротуар заканчивался у линии прибоя небольшой огороженной площадкой размером примерно два на три ярда. Здесь Паркер снова поставил кресло на тормоз, развернувшись лицом к океану. Кроме них, на берегу больше никого не было; с юго-восточной оконечности острова не было видно континентального побережья с его домами, мачтами высоковольтных линий и башнями маяков, и оттого берег казался первозданно-девственным, словно он только что возник из морской пучины. Солнце село, луна то скрывалась за облаками, то появлялась вновь, и хотя света от нее было мало, Марис отчетливо различала фосфоресцирующую линию прибоя, который с шипением накатывался на мелкий белый песок. С океана тянуло легким ветерком, который нес с собой запахи моря и водорослей.
– Удивительное место! – Марис почему-то говорила шепотом, словно находилась в церкви. – Лес, песок, море… Я и не знала, что в нашей стране еще существуют такие нетронутые, первозданные уголки!
– Если ты имеешь в виду пятизвездочные отели, то здесь их действительно нет, – рассеянно отозвался Паркер. Вместо того чтобы любоваться видом, он теребил в пальцах прядь ее волос, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.
Марис повернула голову и посмотрела на него:
– Мне показалось, ты упомянул наркотики… Это правда? Паркер протяжно вздохнул.
– Надо же было мне так проговориться!.. Впрочем, я надеялся, что ты не заметишь…
– Но я заметила, и с тех пор только об этом и думаю. Ты действительно принимаешь наркотики? Какие?..
В ее взгляде, однако, не было ни осуждения, ни упрека – только интерес и сочувствие. Паркер снова вздохнул и, выпустив ее волосы, опустил руку.
– В основном мне приходится принимать болеутоляющие средства, которые прописал врач. Все они довольно слабые… Должно быть, поэтому мне приходится лопать их буквально пригоршнями.
– Это из-за… твоих ног?
– Из-за чьих же еще?
– Разве они не заживают?
– Заживают, но слишком медленно.
– Но… что с тобой случилось?
– Со мной случилась… обыкновенная глупость. Причем это была моя собственная глупость, что вдвойне обидно. – Паркер немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжил глухим голосом:
– Я пережил несколько очень сложных операций. Сначала хирурги восстанавливали кости, заменяя недостающие кусочки пластиком и металлом. Потом настала очередь мускулов, порванных связок и сухожилий. Наконец пришел черед заняться кожей… Проклятье, Марис, неужели тебе обязательно знать все эти подробности?! Я, во всяком случае, не хочу об этом даже вспоминать! Может быть, тебе будет достаточно, если я скажу, что провел почти два года в больнице, потом еще год в… в других местах, но это было только начало. Понадобились годы физиотерапевтических процедур, прежде чем появились результаты. Все это время я жил точно в аду. Именно тогда я и подсел на болеутоляющие – производные морфия и опиаты. Если же врач отказывался выписывать мне новый рецепт, я покупал то, что мне было нужно, у уличных торговцев.
– Они торгуют смертью, Паркер!
– Но это не помешало мне стать их постоянным клиентом. Мне достаточно было позвонить, и наркотики приносили ко мне на дом, как пиццу.
Это заявление не произвело на Марис особенного впечатления, и Паркер пожалел, что не может рассказать ей о том, до каких глубин падения он дошел.
– Короче говоря, я был в ужасном состоянии – из-за боли и из-за наркотиков, – неохотно добавил он. – Хорошо, что ты тогда меня не видела.
– Но ведь ты сумел выбраться из этого болота…
– Черта с два! – резко возразил Паркер. – Меня выволокли оттуда за волосы.
– Майкл?! – удивленно выдохнула Марис.
– Да, Майкл, – повторил Паркер и покачал головой, словно и сейчас удивлялся, как Майклу это удалось. – До сих пор не понимаю, чем я ему так приглянулся, но мы стали друзьями. Он свалился на меня как снег на голову. Я до сих пор помню его глаза, когда он глядел на меня и решал – стоит ли тратить время и силы, чтобы спасти меня от самого себя, или нет.
– Быть может, он был послан тебе свыше?
– Майкл в роли ангела-спасителя? – Паркер хмыкнул. – Едва ли… Во всяком случае, в первые недели после того, как он явился меня спасать, я желал только одного: умереть. Ведь он начал с того, что реквизировал весь мой запас наркотиков, потом вызвал парочку знакомых врачей-коновалов и устроил мне полную детоксикацию.
– Должно быть, тебе нелегко пришлось!
– Нелегко – не то слово. К счастью для нас обоих, я был еще слишком слаб, чтобы причинить себе или Майклу серьезный вред, поэтому, когда я принимался биться головой о стену или пытался перегрызть себе вены, он довольно легко со мной справлялся. Ну а потом, когда «ломка» миновала и я все-таки не умер, Майкл перешел к психотерапии. Он привел меня в порядок, купил кое-какую одежду, снял квартиру, специально оборудованную для инвалидов, а потом… Потом он спросил меня, что я собираюсь делать дальше. Ну я и ляпнул, что когда-то мне хотелось писать, и он купил мне компьютер и бумагу.
– То есть это он подтолкнул тебя к писательству?
– Он не подталкивал. Просто Майкл слишком хорошо меня изучил и обставил дело так, что я воспринял это как вызов.
– И у тебя появилась цель, ради которой стоит жить.
– Не так… Просто к тому времени я уже решил, что должен жить, просто я еще не знал – как, – ответил Паркер. «Цель-то у меня появилась гораздо раньше!» – мрачно подумал он.
– А можно задать тебе очень личный вопрос, Паркер?
– Валяй, только не жалуйся, если ответ не придется тебе по вкусу.
– Рурк – это ты?
Паркер ответил не сразу. Он знал, что рано или поздно Марис придет к этой мысли. Она была слишком умна, чтобы не суметь сложить два и два и получить четыре. Писатель, пишущий о писателе… Она не могла не заметить явных параллелей и не задать этот вопрос. Впрочем, Паркер предвидел, что так будет, и заранее приготовил ответ – ответ, в котором не было ни слова лжи, но и всей правды тоже не было.
– Не совсем.
– То есть ты взял себя, свою жизнь за основу характера и творчески ее доработал?..
– Да, пожалуй, можно сказать и так.
Марис кивнула, но дальше разрабатывать эту тему ей, очевидно, показалось неудобным или преждевременным. Вместо этого она спросила:
– И ты сразу стал сочинять детективные романы?
– Нет, – Паркер покачал головой. – Я перепробовал самые разные жанры. Каждую неделю у меня появлялось по несколько идей, которые казались мне плодотворными, но в конце концов я их отвергал, чтобы схватиться за что-то новенькое. Так продолжалось два года. Один бог знает, сколько тысяч кубических футов превосходной древесины отправилось в мою корзину для бумаг, прежде чем я набрел на Дика Кейтона. В нем было что-то, что заставило меня отвлечься от собственных физических недостатков. Когда мне наконец удалось слепить нечто читабельное, я обзавелся литературным агентом. Это была Сильва – миссис Сильвия Фицгерберт, как я ее тогда называл. Прежде чем вручить ей рукопись, я заставил ее поклясться своей жизнью и жизнью детей, что она будет хранить мое подлинное имя в тайне…
– Так появился Маккензи Рун… – вставила Марис и легко коснулась его щеки. – И я рада, что все кончилось именно так, а не иначе. О чем я жалею, это о тех страданиях, которые тебе пришлось перенести.
– Теперь мне кажется, что я могу благодарить за них судьбу!
Едва он успел произнести эти слова, как ему пришло в голову, что он употребил настоящее время. Паркер боялся, что Марис начнет расспрашивать, что он имел в виду, но она уже отвернулась и, глядя в сгущающуюся над океаном темноту, думала о чем-то своем.
С неба упали первые капли дождя. Падая на песок, они оставляли на нем темные рябинки и глухо стучали по доскам помоста. Паркер услышал этот звук еще до того, как почувствовал дождевые капли на своей коже. Отчего-то они показались ему солеными, словно слезы.
– Паркер…
– Да?
– Помнишь, в тот день, когда я в первый раз пришла в хлопковый сарай, ты сказал, что Ной женился на дочке босса, чтобы сделать карьеру?
– Конечно, помню. Ты тогда взвилась, точно тебя оса ужалила.
– Да, но только потому, что ты угодил в точку. В глубине души я всегда это знала… только никому не признавалась, даже себе. – Она повернула голову и заглянула ему в глаза. – На днях я застала его с другой женщиной.
За этим заявлением последовала продолжительная пауза; Марис словно давала ему время, чтобы что-то сказать, но выражение лица Паркера осталось бесстрастным.
– Не стану утомлять тебя подробностями, но…
– Так вот в чем дело! Значит, ты примчалась сюда из-за этого? Чтобы отплатить Ною? Око за око…
– Нет! Клянусь, у меня этого и в мыслях не было. Это было бы… низко. – Она серьезно посмотрела на него. – Конечно, Ной поступил со мной отвратительно и подло, но это еще не причина, чтобы вести себя как… как… словом, еще хуже. – Марис покачала головой. – Я вернулась совсем по другой причине. На самом деле, мне и в тот первый раз не хотелось отсюда уезжать…
– Тогда почему же ты уехала?
– Меня заставила поступить так моя совесть. – Марис по-детски трогательно улыбнулась.
– Совесть? Но ведь между нами ничего не было! Не произошло ничего такого, за что ты могла бы себя винить.
– Это так, но… Что-то произошло со мной, – ответила она, упираясь ему в грудь ладонями. – Мне хотелось остаться с тобой, и поэтому я уехала. Мне казалось, что, если я задержусь на острове еще немного, это может отразиться на моей семейной жизни. Тогда я думала – у меня есть семейная жизнь… – Она горько усмехнулась. – Как бы там ни было, то, что я думала и чувствовала тогда, напугало меня достаточно сильно, и я… удрала. Мне необходимо было убедить себя в том, что я – мужняя жена, что я счастлива в браке и все такое… Но, по злой иронии судьбы, я обнаружила, что Ной мне изменяет, в тот же день, когда вернулась в Нью-Йорк.
– Твой Ной просто глуп.
Услышав этот плохо замаскированный комплимент, Марис попыталась улыбнуться, но улыбка у нее не получилась.
– Я тоже поступила достаточно глупо, когда старалась не замечать, что наш брак совсем не такой, каким бы мне хотелось его видеть. Да и Ной оказался совсем другим – не таким, каким я его себе представляла. Он вовсе не похож на героя своей книги!
– Теперь твоим героем стал Рурк?
Марис отрицательно покачала головой:
– Я давно уже не путаю реальность и вымысел, Паркер. Я переросла эту детскую привычку. Ты – настоящий, я могу коснуться тебя… – Взяв его руку в свою, она провела кончиками пальцев по вздувшимся венам. – Мой брак как таковой перестал существовать, и я больше не хочу о нем говорить.
– Меня это устраивает. – Намотав ее волосы на руку, Паркер заставил Марис наклониться, так что их губы оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Выждав несколько мгновений, он прижался ртом к ее губам, снова подождал немного и чуть-чуть повернулся, словно ища наиболее удобное положение. Марис издала какой-то странный звук, и, заглянув в ее глаза, Паркер увидел в них желание едва ли не более сильное, чем его собственное.
В следующее мгновение всякая сдержанность оказалась отброшена. Заключив ее лицо в ладони, Паркер покрыл его неистовыми, жадными, грубыми поцелуями. Марис отвечала тем же. Но вот их губы сомкнулись в долгом, страстном поцелуе, и оба замерли.
Лишь когда воздух в его легких иссяк, Паркер ненадолго оторвался от нее и, переведя дыхание, снова начал целовать Марис. На этот раз он не спешил, вернее – старался не спешить. Он скользил языком по ее губам, приникает к ним в неутолимой жажде. Их поцелуй длился и длился, и ни один из них был не в силах прервать его.
Чуть слышно Марис прошептала:
– Помнишь, когда мы впервые встретились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64