Стропальщик, чудак, наотрез отказался взять деньги… Как поехал в ГУМ за пальто.
Пальто купил первое попавшееся, особенно не выбирал. Сразу, на контроле, надел на себя. Упакованную продавщицей телогрейку оставил там же, в ГУМе, у фонтана, – кто найдет, будет несколько разочарован находкой.
Вспоминать, в общем, было не о чем, только страх не проходил.
Тишина и спокойствие исходили от утонувших в снегу построек. Островерхая черепичная крыша плыла между высоченными соснами.
«Моя дача!»
Дорогу к крыльцу давно не расчищали, рассохшийся почтовый ящик на калитке покосился. Илья уже не раз бывал здесь. Не заходя в дом, он остановился полюбоваться деревьями – их колеблющиеся вершины обозначали верхнюю границу недвижимого имущества высоко в небе.
Хозяин, уже немолодой, в вытертых джинсах и ватнике, вышел на крыльцо. Он жил одиноко, Илья ни разу не спрашивал у него, кто ухаживал раньше за гладиолусами в парниках, катался на трехколесном велосипеде, ржавевшем теперь за сараем. Во всем доме Илья не встретил ни одной женской вещи.
– Сколько этим соснам? – Илья виделся с хозяином дачи довольно часто за последние дни, и в обоюдных приветствиях не было необходимости.
– Лет сто – сто двадцать, кто знает? – Мужчина смотрел куда-то в сторону, такая была у него манера. – Я в сарай иду. Хотите со мной?
Из сарая они прошли в дом.
Не глядя на Илью, хозяин дачи снова открывал и закрывал двери, поднимал на террасе доски, показывая состояние полов и фундамента. Так же торопливо и до обидного равнодушно открыл погреб, свел с крыльца, продемонстрировал пустой гараж.
– В прошлый раз мне показалось, что у вас яма не облицована.
– Все как в настоящем гараже. Страшно вспомнить, чего все это стоило.
– Рабочих нанимали со стороны?
– Я не об этом. Свет, между прочим, включается с террасы.
– Верстак с собой увезете?
– Еще не решил. – Мужчина снял с верстака масленку, подержал, поставил на место. – У вас нет машины?
– Пока нет.
– Ну и не надо.
– Меня беспокоят жуки, вредители дерева. Говорят, если заведется, в несколько недель все изведет.
– Пока Бог милует. Кроме того, сейчас есть химикаты.
– Там тоже парники? – Илья показал в конец участка.
Хозяин дачи на секунду оживился:
– Цветы. Жена разводила отличные гладиолусы… Не интересуетесь?
«Все-таки здесь жила женщина», – подумал Илья.
Набирая полные туфли снега, Илья прошел к парникам, в дальний конец сада, под вишни.
«Сюда поведет тропинка, выложенная каменными плитами… Перед гаражом надо будет посадить зелень, пусть поглощает выхлопные газы… Под вишнями – круглый стол, камышовые кресла. Хочу пожить красиво!»
…Случайно в салоне готового платья в Юрюзани увидел он когда-то давно-давно транспарант, потрясший все его существо не меньше любимого теперь Анри де Тулуз-Лотрека.
И сейчас, много лет спустя, с закрытыми глазами Илья мог воспроизвести во всех деталях изображенный на транспаранте уголок осеннего сада – с высоченными деревьями, аккуратно обихоженными дорожками, с невиданным ранее модерновым киоском на первом плане, с манекенами, расставленными вдоль аллей. Мужчины помоложе были облачены в короткие пальто модных силуэтов, очерчивающих мужественную изысканную красоту. На пожилых – они стояли группами позади киоска или сидели на длинных садовых скамейках – пальто выглядели посолиднее, построже. Группа молодых людей готовилась к игре в лаун-теннис. На переднем плане во весь рост был изображен спортивного вида манекен, в надвинутой на лоб мягкой шляпе, с газетой и тростью. Зажав трость под мышкой, манекен поверх развернутого газетного листа улыбался женщине в мини-юбке, катившей по дорожке элегантную детскую коляску. Сбоку, за ажурной оградой, виднелась припаркованная машина. «Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам».
Мысль о женитьбе на женщине, которая могла бы обеспечить материально, Илья отверг, что называется с порога. Тестем его стал мужик-сибиряк. Тесть мог легко поставить и раскатать избу, вырубить топорище, пройти шестьдесят километров из Пызмаса в Соть за тракторными санями, но сбережений не имел. Единственным капиталом была его дочь.
Никто не мог бросить Илье упрек в том, что он женился ради денег. Не деньги влекли его и потом, когда из райцентра он переехал с женой в Юрюзань, настоял на том, чтобы она поступила в иняз, стал готовиться к переезду в Москву. Жить стоило только той жизнью, что была изображена на транспаранте в салоне готового платья в Юрюзани.
2 января, 14 часов 15 минут
Участковый инспектор в Деганове, средних лет, в очках, с поплавком гуманитарного вуза, вернул Денисова к действительности.
Участковый оперировал конкретными цифрами – площадь микрорайона, население, промышленность. По населению Северное и Южное Деганово оказалось равным среднему областному центру – Костроме или Вологде. По промышленности давало фору некоторым группам зарубежных стран, взятых в совокупности. По рождаемости держалось на среднем уровне.
Денисов понял, что всем формам предупредительно-профилактической работы участковый инспектор предпочитает публичные выступления перед гражданами.
С другой стороны, если послушать участкового инспектора, получалось, что искать преступника по приметам в Деганове не имеет смысла – все равно как иголку в стогу сена. С этим Денисов не мог согласиться.
– Выходит, преступление пусть остается нераскрытым?
– Прошу не передергивать! Я рассказал тебе о районе, в который ты прибыл. По площади до последнего районирования он был только на семьсот гектаров меньше Парижа… В Деганове сегодня трудится более тысячи докторов и кандидатов наук. В непосредственной близости от города здесь созданы одновременно благоустроенные зоны отдыха. Введены в строй тысячи квадратных метров жилой площади… Представляешь, сколько сотен, а то и тысяч моряков может проживать здесь постоянно, а также приезжать со всех сторон нашей необъятной страны на побывку, в гости, на экскурсии? У тебя ведь нет данных, что он прописан здесь?
– Откуда? Я вообще о нем ничего определенного не знаю. Младший лейтенант флота. Приметы… И все.
– Все? И с этим ты думаешь его найти? Так ведь это знаешь чем отдает? Нет? Детективом! «Натпинкертоновщиной»! – Участковый инспектор обрадовался, найдя сразу слова, нужные для сравнения. – Сам-то ты это чувствуешь?
– Что же прикажешь делать? Преступник не позаботился о том, чтобы дать свой точный адрес. Не искать?
– Система розыска… Система! Понимаешь? Как в футболе! Вот что важно.
– Между прочим, как с кражей куртки у штурмана?
– Возбудили уголовное дело. Ищем. Должен тебе, правда, сказать, что и этот преступник, возможно, не из Деганова. Во-первых, такая кража на моем участке первая. Почерк новый…
Участковый инспектор мог оказаться прав. Спорить, не располагая фактами, было бессмысленно. Денисов молча протянул руку.
– Поехал? – спросил инспектор. – Ну давай. Я позвоню, если что будет.
Денисов вышел.
Сразу за домами начиналось полотно железной дороги, дальше пустырь, за которым вновь тянулись дома. Преступник направлялся в Южное Деганово, что ближе прилегало к железной дороге, иначе тридцать первого вечером он воспользовался бы автобусом или трамваем. Таким образом, район поиска заметно ограничивался.
«Значит, „детектив“, „натпинкертоновщина“, – замечание участкового инспектора неприятно задело Денисова, – но разве система розыска не требует индивидуального мастерства?
Как это называлось в книге, которую читал на дежурстве Сабодаш? Колокола судьбы? Любопытно, гремели ли эти самые колокола, когда заводской комитет комсомола рекомендовал в милицию именно меня? Наверное, гремели, но я не слышал».
Внутренним взором Денисов увидел себя постовым на платформе в первые недели работы. Медовые дачные сосны, усыпанные хвоей тропинки. Ночью вровень с высокими платформами проплывают кабины электровозов, залитые серебристым светом. Будто идут в Гавану или на Острова Зеленого Мыса…
За переездом днем играли в футбол пацаны. Денисов несколько раз за смену подходил к краю поля, ждал, когда мяч отлетит в его сторону. Денисов даже не оглядывался, приехал проверяющий или нет, – так хотелось ударить по мячу. Мяч в конце концов оказывался рядом. Денисов пробивал точно по воротам.
– Повторить! – кричали пацаны.
Он повторял. Мяч звенел от удара.
– Играйте за нас!
Но он уже жалел, что не сдержался, и уходил на пост.
Через несколько недель он ходил по платформе не один, в сопровождении двух-трех футболистов с красными повязками.
– Хорошо несет службу новенький милиционер, э, Денисов! У него авторитет перед молодежью, и пассажиры о нем отзываются положительно, – объявил как-то на разводе старший лейтенант – проверяющий. – Вот скоро на сборы его отправим, тогда и вовсе вернется асом.
– В университет его, – подсказывал кто-то из заднего ряда.
Подсказывавший словно в воду смотрел. Через год Денисов поступил на юрфак.
– Разговорчики в строю! Смирно! Слушай приказ! – командовал старший лейтенант. – Приказываю заступить на охрану общественного порядка в столице нашей Родины, городе-герое… – Денисов знал к тому времени приказ наизусть, но каждый раз, когда его читали, невольно подтягивался, – …во время несения службы строго соблюдать социалистическую законность, быть справедливым и вежливым в обращении с гражданами. На-ряд! Напра-ву! По по-о-стам шагом аррш!
Но если невидимые колокола действительно гремят, предупреждая о глубоких отдаленных последствиях наших внешне совсем обычных, даже случайных шагов, то слышнее всего они, должно быть, грохотали во время сборов, в тот день, когда он познакомился с Кристининым, попал на первую серьезную операцию…
Шлагбаум на переезде был закрыт, пропускали пассажирский состав. Денисов посмотрел на часы – «Лотос» шел без опоздания. Мелькнула дверь вагона-ресторана с поперечной металлической планкой-ограждением. Усатый повар в белом колпаке, с оголенными по локоть руками, не замечая мороза, наблюдал строительный пейзаж Деганова.
«Сначала надо проверить „горячие точки“ – винные отделы гастрономов, пивные палатки, потом адресоваться к сторожам, дворникам», – решил Денисов, но тут же изменил свое решение.
Проходная маленького заводика за переездом выходила окнами на дорогу. Дверь была приоткрыта – очевидно, для притока свежего воздуха. Денисов не стал искать ближайшую «горячую точку» и пошел в проходную: «Моряк в форме – человек заметный. Может, видели?»
Пенсионного вида вахтер сразу все понял, едва Денисов попросил разрешения позвонить:
– С Петровки? Или из районного управления? Что-то не знаю тебя.
– Из тридцатки.
Московское управление транспортной милиции размещалось в доме тридцать по улице Чкалова. Денисов сослался на управление для солидности.
– Все ясно. Сейчас в бюро пропусков положат трубку, и можно звонить. У нас с ними параллельный.
Звонить Денисову было некому, он набрал номер своего кабинета. Как и рассчитывал, никто не отозвался.
– Не отвечают, придется подождать.
Вахтер сам начал разговор.
– Работы под самую завязку? Знакомо. Все бегает молодежь, все шебаршит! Потому что жизнь не понимают.
– Не так легко понять.
– А чего нелегко? Живи как вокруг живут!
– Так-то так.
– Тоже вот я шебаршился… На работе устаешь, а тут в школу вызывают: девчонка тройки носит, жена шумит! А как хирург отхватил полжелудка, так все в норму пришло. Больше не шебаршу… Ты ищешь кого или так, между прочим?
– Бывает здесь один человек. Моряк, младший лейтенант.
– Живет или как?
– Разве найдешь?! Вон сколько домов понастроили…
«Знакомая песня…» – Для приличия Денисов еще раз набрал тот же номер.
– Капитан Колыханова слушает!
Денисов положил трубку: за эти двое суток он совсем забыл о ККК.
– Куда бы тебя адресовать? – Вахтер снял со стены висевшие на гвоздике заявки на пропуска. – Вот что! Сходи-ка ты для начала в общежитие техникума. Народ там – ух! Идут вечером, волосы распустят, поют – смотреть страшно. – Он повертел бумажки в руках и снова наколол на гвоздик. – С них и начни!
«Вот уж там мне делать совершенно нечего…»
Поблагодарив вахтера, Денисов пошел к домам. Протянувшиеся вдоль фасадов витрины предлагали сразу несколько «горячих точек» – на выбор.
2 января, 15 часов 20 минут
– Товарищ полковник, разрешите обратиться! – Сутуловатый капитан линотделения, прикомандированный к оперативной группе вокзала, четко взял под козырек. – Установлено, что свидетель Вотрин Евгений Иванович тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, проживающий на Дубниковской улице, видел подозрительного мужчину, шедшего со стороны вокзала мимо багажного отделения первого января в пятом часу утра, о чем и докладываю на ваше распоряжение! – Капитан словно сошел со страниц милицейской повести: в своем длинном сообщении не сделал ни одной паузы, не допустил ни одного неуставного оборота и ни разу не перевел дух. Окончив рапорт, капитан лихо рванул руку к бедру и щелкнул сапогами. Холодилин слушал скептически, потом посмотрел на Блохина, пришедшего вместе с капитаном. Блохин напряженно молчал.
– Пригласите сюда.
– Он здесь, за дверью.
Свидетель оказался человеком средних лет, в джинсах, заштопанных на коленях грубыми мужскими стежками, со значком рационализатора на куртке.
– Вот вы, полковник, юрист, – заговорил он, прежде чем Холодилин задал ему вопрос, – можете вы мне сказать, почему разбор моего дела начали раньше, чем указано в повестке? И сколькими репликами в гражданском процессе могут обмениваться прокурор с ответчиком?
Блохин положил ему руку на плечо:
– Два слова о себе, пожалуйста… Почему первого января вы пошли на вокзал?
– Я и тридцать первого декабря ходил… А что делать?
Он жил один, рано вставал, ходил пить кофе на станцию. Работа в котельной посменно нарушила ход его физиологических часов. Вотрин по привычке каждую ночь приходил в вокзальный буфет, хотя еще в сентябре его уволили из котельной и теперь он судился по поводу восстановления на работу.
Холодилин ни разу не прервал сбивчивый рассказ слесаря, мысленно подыскивая объяснение странному костюму Вотрина, латкам на джинсах, значку, личной неустроенности – всем несоответствиям, вытекавшим из его рассказа.
– …Я не задерживаю?
– Пожалуйста, пожалуйста.
Рассказчиком Вотрин оказался плохим.
– Работал как все. Еще рационализацией занимался, – Вотрин показал на значок, – ни одного дня не болел. А когда завхозу понадобилось своего человека в котельную взять, вспомнили: инвалид, нельзя использовать на работе с механизмами… Да! А тут, значит, так было… Я иду мимо девятиэтажки. Пятый час, никого. Один только человек от вокзала. Знаете, где церковь за багажным двором? Трубы еще выведены из алтаря на крышу?
– Далеко он от вас прошел?
– Вот как вы сейчас сидите.
– Молодой?
– Лет за сорок, высокий. В форме.
– В форме? В какой?
– В какой, не помню. Голова своим забита. – Вотрин помолчал. – Как вы думаете, товарищ полковник, могут отменить решение суда, если нарушен принцип несменяемости судей?
2 января, 16 часов 20 минут
В винном отделе гастронома Денисов ничего не узнал – час неурочный: отсутствовали завсегдатаи. В «Березку» завотделом идти не посоветовала – кафе только открылось, не подобрался постоянный контингент. В кинотеатре шли «Озорные повороты».
По случаю демонстрации популярного фильма контролера в дверях не оказалось.
Темнело.
Все так до удивления не клеилось, что становилось смешно.
У палатки, торговавшей черствыми мучными деликатесами, Денисов увидел пьяненького мужичка – он приставал к прохожим с одним и тем же вопросом:
– Куда мне сейчас, товарищи? К законной или к незаконной?
– Конечно, к законной!
– Да-а, она опять пилить будет!
Инспектора мужичок обошел, обостренной интуицией пьяного почувствовал возможную от этой встречи неприятность.
Денисов просунул голову в окно палатки.
– Моего дружка не видела? Приветик!
Скучающая девица с припухлыми веками взглянула недоверчиво.
– Какого еще дружка?
– Здравствуй! Морячка, младшего лейтенанта! Пиво у тебя пьет. Вспомнила?
– Вспомнила. – Продавщица легла грудью на прилавок. – Боишься, потеряется?
– Приходится за ручку водить, – отшутился Денисов. – Не видела его сегодня?
– Может, видела. Что мне за это будет?
Вид у нее был плутоватый, но Денисов вдруг понял, что в устах этой скучающей девицы правда и должна выглядеть именно так – сильно замаскированной под ложь.
– Да я серьезно говорю.
– И я серьезно.
– Не шучу.
– Какие могут быть шутки!
Видя, что Денисов не собирается просить пива или клянчить взаймы, она успокоилась.
– Я ему электродрель принес, – Денисов назвал первое, что пришло в голову, – полки книжные вешать, а он ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18