— Пусть докажет, — ответил Чиун и поспешил пройти дальше.
— Как вам удалось? — спросила сконфуженная стюардесса.
— Я треснул его по спине, — объяснил Римо.
— Известный старый способ. Считается, что он больше не помогает.
— У меня получилось.
— О! — восхищенно воскликнула стюардесса, взглянув на широкие запястья собеседника. — Вы пассажир первого класса?
— Не угадали, — ответил Римо, который уже был по горло сыт любвеобильными бортпроводницами.
Стюардесса сникла, а ее хорошенькое личико сморщилось от огорчения, и косметика хлопьями полетела на ковер.
— Может, нам удастся перевести вас в первый класс, — сказала она.
— Ни в коем случае!
— Но почему?
— Если самолет упадет, то первый класс обязательно отправится на тот свет.
Девушка придвинулась ближе, излучая теплую волну ладана, мирры и суперактивных феромонов.
— Если я отправлюсь на тот свет, вы будете жалеть обо мне?
— Наверное, вы ошиблись салоном? — поинтересовался Римо, опускаясь на пустое сиденье рядом с мастером Синанджу.
— Имею право, — самодовольно ответила девушка.
— Еще одна заблудшая овца? — спросил Чиун, когда она ушла.
— Ну да, — проворчал ученик. — И что в последнее время стряслось со стюардессами? Липнут ко мне как мухи на мед!
— Чувствуют, видимо, что ты мой наследник.
— Тогда почему бы им, перепрыгнув через меня, не наброситься прямо на тебя?
Учитель поморщился.
— Да потому, что когда Синанджу достигает статуса Верховного мастера, он без труда контролирует свои желания.
— Научи меня! — с жаром воскликнул Римо.
— Нет.
— Почему?
— Нам еще может понадобиться одна из этих грудастых коров, чтобы родить тебе сына.
— Я сам выберу себе жену, ладно?
— Как вульгарно! Не понимаю, как ваша нация обходится без разрешения на брак.
— А ты женился по разрешению?
— Конечно.
— И кто же тебе разрешил?
— Я сам.
— Разве так можно?
— Сомневаюсь. Но меня так и не поймали.
— Вот как? То, что на пользу Верховному мастеру, должно быть, пойдет на пользу и его ученику.
— Пока ты не отучишься от своих привычек белого человека, тебе ничего не пойдет на пользу, — заключил Чиун, разглаживая на коленях юбки.
Рейс откладывался на час. Пилот в громкоговоритель разъяснил, что в связи со взрывами в Нью-Йорке и Оклахома-Сити объявлена повышенная готовность и взлет может состояться в любую минуту.
Он и состоялся. Через час.
* * *
Где-то над долиной Огайо пилот объявил, что в связи «с некоторыми проблемами» самолет приземлится в Толедо.
— Прекрасно! — проворчал Римо. — К тому времени, когда мы попадем куда надо, Джо Кэмел уже смешается с остальными дромадерами.
— Мы до сих пор не знаем, кого ищем, — пожаловался Чиун, — если не считать безликого верблюда.
Римо достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги — досье ФБР на Юсефа Гамаля. Оно включало плакат «Разыскивается», на котором был изображен человек без лица в фуражке почтальона. Правда, нос у него был — очень большой и в то же время какой-то неопределенный.
— Маловато для начала, — пробормотал Римо.
— Я уже видел такие носы, — прошептал Чиун. — Мы ищем араба-кочевника. Бедуина. Не сомневайся, я сразу же узнаю его.
— Удивительно, как парень по имени Джо Кэмел мог получить работу в почтовом ведомстве. Неужели это никого не насторожило?
— Я читал, что эти посыльные становятся все капризнее, Римо. Не знаешь, почему?
— Понятия не имею! До чего докатилась страна! Убить своего начальника — лучший способ получить выходное пособие.
Самолет приземлился в Толедо, и они высадились. Только тут стало известно, что кто-то сообщил о наличии у него бомбы на борту.
Подали другой самолет, в то время как приземлившийся откатили на боковую дорожку. Взрывотехники из БАТО, одетые в синие специальные костюмы для операций по обезвреживанию бомб, стали его обыскивать.
Пока пассажиры ждали посадки, приземлился рейс из Оклахома-Сити.
— Знаешь, — заметил Римо, — если бы я был Джо Кэмелом, то улетел бы из города первым же рейсом.
— Пожалуй, ты прав. Давай осторожно посмотрим на прибывших. Возможно, наши острые глаза заметят того, кого мы ищем.
На первый взгляд толпа казалась совершенно обычной. Наконец вышел последний пассажир в строгом черном облачении еврея-хасида.
— Вроде бы никакого Кэмела, — заключил Римо.
— Да, араба-кочевника среди них не оказалось, — согласился Чиун.
Над поредевшей толпой внезапно послышался чей-то резкий голос.
Римо машинально повернул голову в сторону двух мужчин: слишком уж ожесточенно они жестикулировали и громко разговаривали. Один из них оказался евреем-хасидом, а другой — рыжеволосым встречающим.
— Послушай, Римо! — прошептал мастер Синанджу.
— Что слушать? Я ни слова не понимаю.
— Этот человек говорит по-арабски.
— Да ну? И что же он говорит?
— Он называет другого евреем.
— Типа в черном?
— Да, хасида. Он ругает его за то, что тот еврей.
— Ну, так он и есть еврей, разве нет?
— Нет, но в его устах это звучит как ругательство, а не комплимент.
— По-моему тот рыжий парень не похож на араба.
— Не похож. Он египтянин с примесью крови крестоносцев.
— Ну, он нам не интересен. К тому же он ниоткуда не прилетал.
Глаза Чиуна сузились, но странная пара уже исчезла в дверях.
Вскоре объявили новый рейс на Оклахома-Сити. Римо с тоской заметил, что стюардесса из первого класса теперь обслуживает их салон.
— У меня есть сообщение от японского туриста из первого класса, — промурлыкала она, обращаясь сразу к обоим мастерам Синанджу.
— И слышать не хочу, — буркнул Чиун.
— Вам он передал: «Домо аригато».
— Что значит «спасибо», — перевел кореец.
— А вам просил передать... — Стюардесса понизила голос и прошептала какое-то слово.
— Что? Он так и сказал? Мне?
— Полегче, Чиун. Остынь. Ну в чем дело?
— Он меня оскорбил!
— Оскорбил так оскорбил. Успокойся. Главное — спокойно прилететь в Оклахома-Сити. Быть арестованным по обвинению в убийстве мне не улыбается.
— Хорошо. Но только потому, что этого требуют дела Императора, я готов терпеть подобное унижение.
Спустя некоторое время Римо повернулся к мастеру Синанджу:
— Ну ладно. Так что же все-таки он сказал?
Чиун с отвращением отвернулся.
— Это самое тяжкое оскорбление для японца. Я удивлен, что ёкабаре посмел мне его высказать.
— Ну и что оно значит?
— Достопочтенный.
Римо недоуменно захлопал глазами.
— По-моему, это комплимент.
— Нет. В устах японца подобное слово звучит саркастически и оскорбительно.
Римо пожал плечами.
— Тебе виднее.
— Ты не понимаешь склада ума японцев, Римо. Они все время мучаются от того, что им никогда не стать корейцами. Это их раздражает.
— Просто кошмар какой-то, — сухо заметил ученик.
Чиун кивнул.
— На обратном пути я ему отплачу.
— Послушай, ты и так поступил плохо, когда засунул пленку ему в глотку. Оставь ты беднягу в покое!
— Я оскорблю его еще сильнее, — не унимался учитель.
— Как же?
Старик разразился японской фразой, в которой Римо не понял ни слова.
— И что же это значит?
— У твоей матери торчит пупок. Для японца звучит очень обидно.
Римо с трудом подавил улыбку.
— Что ж, давай, если хочешь. Будем надеяться, что он не «пойдет на почту».
— Я не понимаю, почему «они ходят на почту», не понимаю это их недовольство. Почему почтальоны так поступают, Римо?
— Надеюсь, если мы наконец попадем в почтовое отделение Оклахомы, нам удастся все выяснить.
* * *
На здании почтового отделения Оклахома-Сити до сих пор виднелись трещины после взрыва в 1995 году здания федеральных служб имени Альфреда П. Марра, который произошел всего в нескольких кварталах отсюда. В тот момент когда Римо с Чиуном подъезжали к почтовому отделению, другое такси высадило маленькую блондинку с огромным рюкзаком за плечами. Она устремилась в здание с такой быстротой, как будто за ней кто-то гнался.
— Осторожнее, Римо, она работает на почте.
— Откуда ты знаешь?
— Обрати внимание на ее испуганное лицо, нервозность, беспорядочные жесты. Она явно скоро кого-нибудь или что-нибудь отправит на почту.
— Ты хочешь сказать — «пойдет на почту». Я думаю, она просто спешит, папочка.
Когда они вошли, навстречу им неожиданно выскочила блондинка. С потухшими глазами, по всей видимости, огорченная чем-то.
Зацепившись каблуком за ступеньку, девушка полетела вниз. Римо тотчас поймал бедняжку и с интересом скользнул взглядом по ее лицу.
— Я вас знаю? — спросил он, поставив блондинку на ноги.
Она, тряхнув головой, мигом привела прическу в порядок.
— Нет. Мы с вами никогда раньше не виделись, — смущенно проговорила девушка, избегая смотреть Римо в глаза.
— Мне знаком ваш голос, — сказал Римо.
— Я не местная.
— И мне тоже, — заявил Чиун, задумчиво поглаживая бороденку.
Оба пристально разглядывали худое лицо девушки, копну светлых волос и красные губы. У блондинки были правильной формы нос, золотистый цвет кожи и синие-синие глаза. Таких Римо еще никогда не видел.
— А теперь пустите меня, — сказала она, отстранившись от Римо.
И тут его осенило.
— Тамайо Танака! — воскликнул Римо.
— Кто? — удивилась девушка.
— Перестаньте валять дурака! — огрызнулся Римо. — Я узнаю ваш голос.
— Да, — добавил Чиун. — Вы Тамайо Танака, и вы почему-то стали белой.
— Ш-ш-ш! Ладно, ладно. Вы меня раскусили. Я выполняю секретное задание.
— В Оклахома-Сити? Вы же бостонский репортер.
— Студия послала меня в Нью-Йорк, чтобы освещать серию сегодняшних взрывов, а я связала их со стрельбой в суде. Вот почему я здесь. Я единственный репортер, который освещает обе стороны инцидента.
— А что с вашими глазами? — спросил мастер Синанджу.
— Ничего.
— Они круглые! У Тамайо Танаки должны быть японские глаза.
— Ах да. Только никому не говорите. Так надо. Я втираю гель в уголки глаз, и когда он высыхает, то вытягивает их так, что глаза кажутся круглыми. Но пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?
— Вы сошли с ума! — возразил Чиун. — Вы не японка, ставшая белой! Вы белая, ставшая японкой: Какой же человек в здравом уме захочет казаться японцем?
Тамайо Танака внезапно стала похожа на затравленного зверя. Ее голубые глаза тревожно бегали из стороны в сторону, как бы пытаясь нащупать путь к отступлению.
— Я категорически отрицаю, что я белая, — заявила она. — Я не стыжусь быть белой — то есть не стыдилась бы, если бы была ею, хотя вы понимаете, что я не белая, но я японка. Правда.
— Вы белая, — настаивал Римо.
— И с желтыми волосами, — добавил Чиун.
— Они крашеные, — зарделась Танака.
— Я не вижу темных корней.
— Ладно, ладно. К чему скрывать? Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой. Во мне течет немного японской крови. Достаточно, чтобы работать в тележурналистике. Я нигде не показываюсь без темного парика.
— Скажите об этом Диане Сойер, — проворчал Римо.
— Она делала это еще до того, как ведущие из Азии стали модными, — возразила Танака.
— Похоже, сейчас ваша известность вам не помогает.
— Почтмейстер меня футболит. Пока не окончится перерыв на кофе, посторонним вход воспрещен. Вы когда-нибудь слышали, чтобы почтовое отделение закрывали на перерыв для принятия кофе? Думаю, просто предлог.
— А как насчет почты? — спросил Римо.
— Вы когда-нибудь посылали видеозапись со срочной доставкой? Счастье, если она дойдет через четыре дня. А трехдневная доставка? Минимум от пяти до семи дней.
— Пойдем, папочка. Посмотрим, что там внутри.
— Вы хотите войти? — спросила Танака, приподнимая свой рюкзак. — Там внутри моя скрытая камера. Ох, и потайной микрофон тоже. Отвернитесь, пока я отцеплю секретное устройство, вмонтированное в лифчик.
— И не мечтайте, — обронил Римо, проходя мимо нее.
Загораживая проход в вестибюль, у дверей стоял охранник в форме и держал руку на кобуре. Судя по выражению его лица, он охранял вход в Форт-Нокс.
— У нас перерыв, — грозным тоном заявил охранник.
— А у вас нет, — возразил Римо.
— Я на посту.
— Какой здесь может быть перерыв? — удивился Римо.
— Попрошу вас вернуться и подождать, пока двери не откроют, — холодно сказал секьюрити.
— Они уже открыты. Смотрите! — произнес Римо. Руки Римо скользнули к охраннику, схватили его за пояс и рванули на себя. Ремень, на котором болталась кобура, лопнул на спине, и охранник покатился вниз по ступенькам.
Римо захлопнул дверь у него перед носом. И перед носом Тамайо тоже. Упав на одно колено, она рванула на груди блузку, как Кларк Кент, превращающийся в Супермена, и воскликнула:
— Смотрите мне прямо между грудей! Расскажите, почему это учреждение на замке.
* * *
Подобрав свои многочисленные юбки, мастер Синанджу заметно посуровел:
— Мы должны быть готовы к вступлению в царство недовольных.
— Не думаю, что у нас будут какие-то проблемы, — отозвался ученик.
Распахнув внутренние двери, они вошли в операционный зал и в недоумении остановились. Все стены были выкрашены в яркий розовый цвет.
— Жаль, никто не подсказал художнику, что так нельзя, — оглядевшись, хмыкнул Римо.
В окошечках никого не было. Тем не менее откуда-то доносился аромат свежесваренного кофе и слышался низкий, музыкальный гул голосов.
— Похоже на рекламу кофе, — заключил Римо и толкнулся в дверь, на которой значилось: «Начальник отделения».
— Давай поговорим с главным, — бросил он Чиуну.
Когда они вошли, начальник яростно крутил телефонный диск. Он посмотрел на Римо и Чиуна как школьник, которого застали за ковырянием в носу.
— Кто вы? — в страхе проговорил он.
— Почтовый инспектор, — ответил Римо.
— В майке?
— Так надо. А это мой партнер, он глубоко законспирирован.
— В Японии мои портреты вывешены во всех почтовых отделениях, — поклонившись, произнес Чиун.
Начальник почты снова сел.
— Вас послал ГП?
— Может быть, — сказал Римо, не имевший представления, кто такой ГП.
— Я думаю, что ситуация под контролем. Сейчас у нас чрезвычайный перерыв для принятия успокаивающего кофе.
— Кажется, ваши служащие весьма довольны.
— Они что, поют?
— На мой взгляд, это скорее похоже на жужжание.
— Боже мой! Сработало! Надо пойти посмотреть.
Вслед за начальником почты мастера Синанджу проследовали в какую-то комнату, где на старых металлических рамах лежали холщовые мешки для почты, а в розовых ячейках — всяческая корреспонденция. Весь персонал сортировочного участка сгрудился вокруг кофеварки, распевая песни Барри Манилофф.
— Они всегда такие чудные? — спросил Римо.
— В кофе подмешан «прозак», — признался начальник почты. — Он бьет по мозгам не хуже адреналина.
— Вы им что-то подмешивали в кофе?
— Не я. Это специальный кофейный рацион ПССШ, созданный для поддержания психологической устойчивости по приказу самого ГП. — Он понизил голос. — Я, правда, никогда не думал, что придется его применять.
— И что при этом происходит?
— "Прозак" поднимает уровень серотонина.
— А что такое серотонин? — спросил Римо.
— Насколько я знаю, это какое-то успокаивающее вещество, вырабатываемое в мозгу. Впрочем, сам я не пробовал. Должен же кто-то сохранить свежую голову.
Очевидно, их разговор услышали, потому что один из почтовых служащих запел импровизированную песенку.
Серотонин,
Серотонин,
дорме-ву,
дорме-ву?
К нему присоединились остальные.
Сонне ле матен!
Сонне ле матен!
У почтальона хорошее настроение.
У почтальона хорошее настроение.
Когда они начали второй куплет, Римо вытащил изготовленный в ФБР портрет Юсефа Гамаля и сказал:
— Нам нужно заполнить пустоты на физиономии вот этого парня.
— Вы правильно нарисовали фуражку. Просто отлично!
— Спасибо, — сухо отозвался Римо. — Так как насчет лица?
— Джо работал у нас около года — вам каждый это подтвердит. Я не помню цвет его глаз и не уверен насчет его волос. Рот у него тоже самый обыкновенный.
— Другими словами, нада.
— А вот нос у него был как клюв, но немного и не такой, как здесь нарисовано.
— Как у сокола или как орла? — проскрипел Чиун.
— Скорее, как у верблюда. Не острый, а такой... как бы закругленный.
Мастер Синанджу достал из рукава кимоно сложенный лист бумаги, осторожно развернул его и поднес к глазам начальника почты.
— Похож? — спросил он.
— Знаете, я никогда не замечал сходства, но действительно очень похоже. За исключением цвета кожи. У Джо она совершенно белая.
— Что там, покажи? — попросил Римо. Учитель подал ему лист бумаги. Это была реклама сигарет. Римо недоуменно заморгал.
— Он выглядит как Джо Кэмел? — вырвалось у него.
— Да. Более-менее.
— Что значит более-менее?
— Нос — более, все остальное — менее.
— У вас работает почтовый служащий Джо Кэмел, который выглядит как верблюд, Джо Кэмел с рекламы сигарет, и вы описываете ФБР только фуражку?
— ГП просил нас сотрудничать с ними как можно меньше.
— Я хочу у вас еще спросить кое-что. Этот Джо Кэмел походил на выходца с Ближнего Востока?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26