Самолет к нам прилетал за ранеными. С этим самолетом и переслал, чтоб не
таскать за собой - больно много уже накопилось. А после войны и не думал о
них, кому нужны? Другое время пришло, заботы другие обсели. А всплыло все
это только в семидесятом: дал я ко Дню Победы интервью для областной
газеты. Ну и рассказал об этом случае. Тут и началось: письма от
родственников да соратников посыпались. В газету, в обком, в ЦК: мол,
Зданевич самосуд учинил, расстрелял неповинных. Пошло дело в парткомиссию.
А возглавлял ее Тимофей Кухарь. Как ему было признать, что его люди,
которых оставил для подполья, оказались саботажниками?! Тут честь мундира
его задета была. Ну и навалился он на меня: Зданевич, дескать, без суда и
следствия честных патриотов расстрелял самочинно. Да еще коммунистов.
Ляховецкий до войны был председателем райисполкома, а Кунчич - директором
сахарного завода. А я доказать ничего не мог. Где было искать тот
проклятый протокол карандашный, полстранички тетрадных, когда двадцать
шесть лет прошло? И свидетелей нет: комиссар мой, Туранский, был убит еще
в сорок втором, Голохвастова в конце сорок четвертого отозвали куда-то в
погранвойска и след его пропал, а прокурор Лысюк умер в пятьдесят восьмом
от рака. После того, как меня исключили из партии, Кухарь грозился под суд
отдать, да обошлось, может, за давностью..."
На этом запись кончалась. Щерба нажал клавишу, остановил магнитофон.
Долго задумчиво сидел, потом взял фотокопию протокола. Там действительно
все было кратко - карандашом на полстранички: "Протокол N_1 от 24 октября
1941 года. Заседание военного трибунала. В составе... Слушали... Признаны
виновными... Приговор...
Он вспомнил показания свидетелей по делу - тех двоих, что приводили
приговор в исполнение. Холодная октябрьская ночь, дождь, ветер, тьма,
глухой лес. Но все это далеко. А сейчас перед глазами на письменном столе
- реальность: кас сета и подтверждающий ее протокол. Щерба понял, во что
влипал и что теперь предстоит опровергать, какую справочку сочинять для
обкома. Да-а, Тимофей Кондратьевич Кухарь, царство ему небесное, был мужик
крутой, не любил, когда ему на мозоль давили, тем более, когда сидел в
кресле председателя парткомиссии: боевой, прославленный командир пар
тизанского соединения, Герой, депутат. В этом деле правда ему не нужна
была: не могли быть саботажниками Ляховецкий и Кунчич, и не могли только
потому, что являлись _е_г_о_ людьми, он их оставил в подполье, - свою
надежду и оплот...
Взяв фотокопию протокола, Щерба отправился к прокурору области.
Рассказав о своей беседе с Олегом Зданевичем, о содержании
магнитофонной пленки, Щерба выложил к глазам прокурора фотокопию протокола
и спросил:
- Что будем делать?
Тот прочитал протокол и вдруг рассмеялся:
- Что будем делать? В обком спихнем! Пусть ломают голову, как теперь
выкручиваться. Не мы это дело затевали, не мы исключили Зданевича из
партии и опозорили! Вы им такую бесстрастную справку и напишите: ваше
поручение выполнено, выяснились следующие обстоятельства. До этого,
конечно, побывайте в облархиве, познакомьтесь с подлинником, чтоб
сослаться, как у них там: фонд такой-то, опись такая-то, единица хранения
такая-то. Ну, слава Богу, с этим покончим, - прокурор области облегченно
откинулся в кресле, отодвигая рукой листок фотокопии Щербе. - И не тяните
с этим, Михаил Михайлович, своей каши полная кастрюля кипит, через верх
льется: скоро конец квартала, четыре нераскрытых убийства висят. Кстати,
как с делом Шимановича?
- Работаем, - коротко ответил Щерба, вставая...
Не откладывая в долгий ящик, он тут же решил отправиться в облархив.
Сегодня он наметил завершить все с этим обкомовским поручением, на
сочинение справки больше час а не уйдет, еще полчаса в машбюро и - на
подпись начальству...

Облархив находился на маленькой, выложенной серыми плитами площади,
образованной двухэтажным красивым флигелем с высокими венецианскими
окнами, забранными узорчатыми решетками (здесь и размещался облархив),
музеем атеизма, устроенном в здании средневекового арсенала и Домом
печати. Одна сторона площади была открыта и выходила к трамвайной
остановке.
Через кованую железную калитку с большим кольцом вместо ручки Щерба
прошел в узкий коридор здания, по обеим сторонам которого шли двери. На
одной из них он нашел табличку с надписью "Дирекция", постучавшись,
заглянул в маленькую пустую приемную - стол, пишущая машинка, два стула.
Дверь справа, как понял Щерба, вела к директору. Поскольку спросить было
не у кого, он приоткрыл ее с вопросом:
- Разрешите?
- Входите, - сидевшая за красивым письменным столом с витыми ножками
немолодая женщина подняла голову.
- Моя фамилия Щерба. Я из прокуратуры области. Вот мое удостоверение.
С вашего разрешения я хотел бы посмотреть вот эти документы, - и он
протянул листок бумаги с заранее выписанными указаниями: "Ф.Р-587, оп.4,
ед.хр.2. Оригинал". - Это по партизанскому отряду "Месть".
- Ах, вот что! - Надежда Францевна как-то тоскливо посмотрела на
Щербу, пожала плечами, встала, приоткрыла дверь и позвала: - Леся!.. Опять
ее на месте нет! - Надежда Францевна вернулась к столу, взяла бумажку,
поданную ей Щербой. - Подождите минуточку здесь, я сама принесу.
Вернулась Надежда Францевна минут через десять.
- Вот, пожалуйста, - протянула она папку. - Если вам удобно, можете
здесь знакомиться. Садитесь за мой стол, а я выйду.
- Нет, нет, - возразил Щерба, сидевший у стены на высоком стуле,
таком же черном, как письменный стол. - Мне и тут удобно, благодарю вас.
Это займет немного времени.
Но она все-таки деликатно вышла.
Времени действительно понадобилось немного, чтоб перелистать ветхие
бумажки и найти подлинник протокола. Щерба сличил его с фотокопией.
Никаких сомнений: снята с этого документа...
Когда Надежда Францевна вернулась, он уже все закончил и скучающе
ждал, чтоб возвратить ей папку, поблагодарить и откланяться.
- Так быстро? - удивилась она.
- Да, спасибо. Извините за беспокойство...
Он вышел и оглянулся, в конце коридора, где шел поворот, Щерба увидел
знакомую фигуру человека. В тот момент, когда тот, удаляясь, сворачивал за
угол, Михаил Михайлович удивленно узнал Олега Зданевича.
"Вот те-те! - покусал Щерба губу. - Он-то зачем сюда пожаловал?
Впрочем, если можно мне, то почему нельзя ему? Мы с ним сейчас как бы одно
дело делаем..."
Около четырех, закончив писать справку, Щерба по дороге в машбюро
приоткрыл дверь особо общей части и позвал:
- Валя!
Женщина, стоявшая у сейфа, оглянулась.
- Мне, пожалуйста, сводки УВД за последний квартал, - попросил Щерба.
- Хорошо, Михаил Михайлович, сейчас принесу.
- Я буду у себя через десять минут...
Сотрудница принесла сводки, Щерба расписался, что получил, и уселся
читать. Он искал то, что могло быть связано с убийством Шимановича -
аналогичные убийства, совершенные по Подгорской области. Кроме того, в
деле Шимановича выплыла машина. Надо было посмотреть, где, когда и какие
были угоны...
Читал он долго, в глазах рябило от одних и тех же стандартных фраз,
повторявшихся случаев, стереотипных формулировок: "...на улице Мира
ограблены...", "...из магазина... путем выставления стекол похищены..."
Ничего интересного. И лишь уже в июльской сводке наткнулся на сообщение,
задержавшее его внимание: "...поступило заявление директора облархива, что
из арендуемого подвала-хранилища в Армянском соборе из вскрытых ящиков
похищена папка с документами..." И имелась пометка, что преступление
раскрыто... Армянский собор... Где-то вначале он упоминался. Но в связи с
чем? Щерба перелистал страницы в обратном порядке. Ага, вот: "...со склада
райторга в подвале Армянского собора похищено тридцать бутылок водки
"Столичная"..." И через дробь тоже пометка, что преступление раскрыто.
Водка и папка архивных документов... Армянский собор... Совпадение?.. Там
ведь много складских помещений, арендуют их разные учреждения... Да и даты
заявлений пострадавших разные, с некоторым разрывом... И все-таки...
Михаил Михайлович снял трубку, набрал номер, который знал напамять.
Долго никто не отвечал, затем послышался запыхавшийся голос:
- Слушаю, майор Соколянский!
- Ты не кричи на меня, Соколянский. Здравствуй. Это Щерба. Что такой
заполошенный?.. Бывает, бывает. Он у вас службист. Утешайся, что и над ним
есть начальство... Слушай, в июле юнцы грабанули склад с водкой в
Армянском соборе. Помнишь? Дело пошло в суд?.. Хорошо... А попозже
поступило заявление от директора облархива, что оттуда же унесли папку с
документами. Тоже помнишь? Меня интересует, как это дело размотали. Нет,
папку, папку!.. Заказной почтой? Анонимно?.. Интересно... Ладно... Туфли
Шимановича ищите, ребята...
- Это все, что от нас требуется? - засмеялся майор.
- Да нет, не все, я тебе списочек поручений через Скорика подброшу.
- Пожалейте, Михаил Михайлович.
- А кто меня пожалеет? Ну, будь здоров...
Щерба посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставался час, можно
было еще успеть в суд, чтоб ознакомиться с ушедшим в архив делом о хищении
водки. Отпечатав отношение от прокурора области, Щерба забежал в приемную,
сказал секретарше, что уходит в суд и не дожидаясь лифта, спустился
вниз...
Районный суд размещался в старинном пятиэтажном доме. Некогда
красивое здание, принадлежавшее до 1939 года какой-то страховой земельной
компании, давно пришло в упадок, в нем теперь размещались на каждом этаже
по две-три конторы; фанерные перегородки и выгородки со множеством
уродливых дверей, вывески: "Управление льнозаготовок", "Бухгалтерия",
"Общая канцелярия", "Торготдел", "Орготдел", "Отдел комплектации"... У
здания не было единого хозяина. На площадке цокольного этажа стояли баки
для мусора, сквозила пустая, без кабины, лифтная шахта.
Поднимаясь на верхотуру по крутым и долгим лестничным маршам, Щерба
часто останавливался, передыхал, разглядывая прежнее богатство этого дома:
позеленевшие латунные перила, нежный мрамор стен, где плиты были
прихвачены потемневшими бронзовыми винтами с широкими фигурными шляпками,
кое-где метровые плиты были выломаны или отбиты, серел цемент...
"Добьем и это", - подумал Щерба, одолевая последние ступени.
В комнатке за конторкой перед пишущей машинкой сидела худенькая
девушка. Поставив раскрытую парфюмерную коробочку с зеркальцем в глубину
машинки, она мягкой широкой кисточкой румянила щеки.
Щерба показал ей удостоверение и подал отношение. Ничего не сказав,
девушка вышла, не было ее долго, наконец принесла немногостраничное дело,
и Михаил Михайлович, испросив разрешения, уселся в этой же комнатушке за
свободный столик.
Щерба сразу нашел то, что хотел - допрос мальчишек. Ничего
интересного в нем не было: взломали дверь в одном отсеке, взяли водку,
затем в другом отсеке вскрыли ящики, но обнаружили бумаги, папки, а искали
консервы, конфеты. Тут им помешал некто с фонариком, появившийся
неожиданно, напугал... Этого с фонариком могли, сговорившись, выдумать. Но
зачем?.. Нет, не выдумали: в деле красным карандашом было подчеркнуто два
места из показаний обоих:
"...Сперва фонариком далеко светил, потом поближе, как под ноги.
Потом фонарик взял в другую руку... В левую... А правой за стенку
придерживался..."
"...Он сперва посветил далеко, в конец подвала... Потом ближе, на
ступеньки... взял фонарик в левую руку, а правой все за стенку, как за
перила..."
Тот, кто подчеркнул это, думал также, как и Щерба сейчас: о таких
деталях юнцы не могли сговориться. Значит третий человек в подвале был. И,
что насторожило, вошел он не в тот отсек, где водка, а - где ящики
облархива. И мальчишки видели, что уходил он ничем не нагруженный. То, что
они по-разному описывали его внешность, не смущало Щербу. Определенного
возраста, роста - "высокий", "низкий" - очень субъективно порой. Некоторые
низкорослые считают высокими всех, кто выше их; стоящий внизу, у подножия
холма или у основания лестницы, воспринимает находящегося наверху, как
высокого. Возможность запомнить приметы человека связана с освещенностью,
длительностью восприятия и со степенью самообладания. Смелый человек видит
иначе все, что происходит в стрессовых обстоятельствах, - точнее, - а у
страха глаза велики. А судя по протоколам допросов, мальчишки очень разные
по характеру...
Для Щербы почти несомненным сейчас стало, что человек с фонариком
приходил не за водкой. Он шел в отсек, где лежали документы облархива, шел
за папкой, _з_н_а_я_, что она там. И просто совпало, что юнцы в этот же
день полезли в подвал за водкой. А разница в датах заявлений о хищении
водки и пропаже папки объясняется просто: сперва милиция уведомила
райторг, а через какое-то время - руководство облархива... Странным
казалось другое: папку тут же вернули, и не туда, откуда унесли, а
заказной бандеролью. Так было проще, безопасней или имелась другая
причина. Отыскивая ее, Щерба набрел на возможный вариант и, решив
проверить его, вернувшись к себе, отыскал в справочнике телефон дирекции
облархива, позвонил. Трубку сняла Надежда Францевна.
- Это опять я, Щерба, из областной прокуратуры. У меня к вам один
вопрос, Надежда Францевна. Папка с документами, которые я смотрел сегодня
возвратились к вам по почте. Скажите, к этому моменту хранилище в подвале
Армянского собора еще существовало?
- О, господи! - вырвалось у нее. - Опять эта папка!.. Нет, мы
ликвидировали хранилище буквально на следующий день.
"Вот почему он вынужден был вернуть ее по почте", - подумал Щерба,
довольный, что догадка его подтвердилась, и спросил:
- В ней ничего не пропало?
- Нет, все, слава Богу, на месте... Простите, а почему вас это
интересует?
- Проверяем одно обстоятельство, - уклонился он от подробностей. -
Благодарю вас и простите за беспокойство, - Щерба поспешил положить
трубку...
Человек похитил папку, почти тут же возвратил, все содержимое в
целости. Эта внешняя странность вдруг осветилась мыслью, которая родилась
из событий минувших двух дней, свежих, еще не задавленных в памяти, не
осевших в ее глубине под тяжестью каждодневной рутины. Но нанизать на эту
мысль, как на иглу, факты в их логической сообразности, Щерба не успел:
дверь без стука отворилась, и вошел Сергей Ильич.
- А который час? - спросил Щерба, вскидывая глаза.
- Четверть седьмого... Я не вовремя?
- Садись. Хватит на сегодня, - Щерба вышел из-за стола, открыл
фрамугу. - С работы?
- Да.
- Летят дни, летят! - он потер ладонями лицо, отчего рыжеватые
волосинки вздыбились кустиками. - Когда собираешься в отпуск?
- Еще не знаю. Где путевки взять? "Дикарями" сейчас немыслимо, а две
путевки, чтоб с одного срока...
- Возьми туристические, куда-нибудь в ГДР или Чехословакию.
- Денег сейчас таких нет. Ремонт вышиб...
Встречаясь, они могли говорить о чем и о ком угодно, но никогда о
том, чем занимались каждый у себя на службе. Профессии их были в чем-то
близки, и может быть поэтому расспрашивать друг друга, кто что делал в
данный момент, было неинтересно, да и непринято. Сергей Ильич хорошо знал
круг забот Мини, тяжкий его хлеб, подробности же его мало занимали. Также
и Михаил Михайлович, в общем, зная характер работы приятеля, никогда не
ощущал потребности интересоваться деталями. Возможно, поэтому Сергей Ильич
и не спросил сейчас, как дело Шимановича, есть ли какие новости, он
понимал, что пока идет следствие, Миня будет уклоняться от расспросов, они
ему неприятны, хотя в данном случае Сергею Ильичу хотелось знать все...
- Юрку Кухаря давно видел? - спросил вдруг Щерба.
- На похоронах Богдана Григорьевича. А что?
- Я тебе расскажу об одном дельце, только ты не болтай... Помнишь, в
начале семидесятых был скандал - исключили из партии некоего командира
партизанского отряда за самосуд?
- Что-то слышал тогда, сейчас уже не помню.
- Фамилия его Зданевич. Пять лет назад он умер. Так вот, руку к этому
исключению приложил брат Юрки Кухаря... - и Щерба коротко изложил суть
истории, всплывшей неожиданно для него самого.
- Миленький детектив, - выслушав, сказал Сергей Ильич. - Как же
теперь обком будет выкручиваться?
- Это их забота. Но представляешь, как засуетиться Юрка Кухарь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25