Поднимаюсь по ступеням, открываю дверь в дом – не заперто. Позаимствованный у Германа аннигилятор держу наготове. Нащупываю выключатель: щелчок – загорается свет. В прихожей – следы разгрома: разбросанная обувь, обожженные обои, разбитое зеркало. Я взглянул на свое отражение, расколотое на куски, и тут же отвел глаза. Я не суеверен, но все же.
Серебристое сияние пробивает серый туман, и я понимаю, что ни Германа, ни Алисы в доме нет. Зато есть некто другой. В библиотеке.
Поднимаюсь на второй этаж, касаюсь ручки двери.
– Не стреляй! – фраза звучит скорее в моей голове, чем на самом деле. – У меня тоже есть Игла Тракля. Заходи. Нужно поговорить.
Открываю дверь, сжимая аннигилятор, быстро, целясь в ту и другую стороны. Мой собеседник стоит у окна спиной ко мне, его тело окружено золотым сиянием. Игла Тракля лежит на подоконнике в десяти сантиметрах от его руки, и я не стреляю.
– Спасибо! – говорит он. – На всякий случай предупреждаю, что я здесь не один. Убьешь меня – не решишь проблему. Садись!
Я остаюсь стоять, держась за спинку кресла. Он поворачивается. Сияние мешает разглядеть черты лица, но я в состоянии, когда обычное зрение не доставляет и сотой части информации. Я вижу его тем, другим зрением. Думаю, ему лет сорок, а значит, по старым меркам выглядит лет на двадцать. Высок, темноволос. Губы тонкие, злые. Глаза смотрят пронзительно.
– Что с людьми? – спрашиваю я.
– Ничего ужасного. С ними беседуют. Поговорят – отпустят.
– А вы кто такой?
– Самуэль.
– Ангел? – усмехаюсь я.
– Нам больше нравится слово «теос», – серьезно говорит он.
– Не высоко ли замахиваетесь?
– Нет, – он улыбается. – В самый раз. Думаю, ты нуждаешься в объяснениях. Что ты знаешь?
– Я бы предпочел выслушать вас.
– Хорошо. Ну, во-первых, это не болезнь. Во-вторых, цертисы ни при чем. Терпеть не могу термин «метацеры», впрочем, «метаморфы» не лучше. «Теос», или «Преображенные». Твое преображение почти завершилось – все твои ляпы от недостатка информации.
– Что вы сделали с Дартом?
– Мир несовершенен, – изрек он. – Мы слегка подправляем ошибки творца, который был до нас, и людей, которые возомнили себя творцами. Дарт преображается.
– Тесса тоже будет «преображена»?
– Да.
– Что это за преображение?
– Долго рассказывать. Увидишь. С тобой уже разговаривал цертис?
– Они же «ни при чем»!
– Они не имеют отношения к преображению, но, как только процесс начинается, пытаются взять его под контроль.
– Нет, не разговаривал.
– Странно, – он задумался. – Ладно, поехали.
– Куда?
– К нам. Тебе нужно найти место среди Преображенных.
– А если я откажусь?
– Мы не можем потерпеть теоса, который не входит в наше сообщество. Это слишком опасно.
– Убьете, значит?
– Ликвидируем, – сказал он.
Постановка вопроса типа «кто не со мною, тот против меня» всегда казалась мне неприятной, несмотря на происхождение из Евангелия. Но пойти с ним – это потенциальная возможность выяснить истину. Соблазнительно, что ни говори.
Я подумал о Юле и Артуре. Как я их оставлю? Если я собираюсь поиграть в шпионов, их бы надо спрятать понадежнее, чтобы развязать себе руки.
– Дайте сутки на размышление, – сказал я.
– Хорошо, – кивнул он. – У нас и поразмышляешь.
– Не пойдет, – отчеканил я. – У меня остались незавершенные дела.
– Отложишь.
У библиотеки есть второй ярус, мы разговариваем на первом, в трех шагах от меня начинается лестница наверх. Там наверху какое-то движение. На астральном плане я вижу два красных пятна. Люди. Точнее Преображенные. И они вооружены.
– Ты пойдешь с нами, хочешь ты или нет, – сказал Самуэль. – У тебя нет выхода. Ты под прицелом.
Минуту назад я колебался, но теперь сомнений не осталось: нет уж, ребята, эта игра не по мне!
Я слегка качнулся в сторону, зная, что последует выстрел. Я предвидел куда, выстрелил сам, за секунду до того, как передо мной в огне аннигилятора растаяла часть пола, а излучение из воронки Тракля испарило четверть потолка. Мой соперник медленнее, может быть, на долю секунды, и его предвидение отстает от моего. Я упал на колено, выстрелил, почти не видя лица – только аннигиляционную вспышку там, где стоял книжный стеллаж, перекатился на спину, прицелился вверх. Там, на верхнем ярусе, остался еще один теос. Я уже знал, куда он рванется, но он в последний момент изменил решение и отклонился в противоположную сторону. Кажется, ткань времени трещит по швам, и стонет будущее, которое мы с остервенением меняем каждую секунду, стараясь уйти не туда, куда предвидит противник.
Я все-таки достал его, едва удержавшись на краю очередного провала в подвал. Враг превратился в излучение и исчез в пространственно-временной дыре. И тогда я повернулся к Самуэлю.
Было поздно. Невозможно одновременно контролировать четырех врагов, даже двух тяжело. Игла Тракля вспыхнула в моих руках и исчезла в сиреневом огне, текущем из пальцев. Этот огонь спас меня от смертельного ожога и слепоты, окутав холодным облаком.
– Встать! – крикнул Самуэль, направляя на меня аннигилятор. – Встать, идиот!
Я медленно поднялся на ноги.
– Жаль, – сказал Преображенный. – А могли бы быть на одной стороне.
В его голосе слышится искренняя печаль.
– Руки за голову! Вперед!
Почему он так упорно пытается меня арестовать? Почему не убить сразу? Даже если целью был арест, разборка – достаточное оправдание для более простого и эффективного решения.
Я нехотя поднял руки, сложил за головой, спиной чувствуя нацеленную на меня черную иглу.
Ситуация кажется безвыходной.
Не более безвыходной, чем на «Святой Екатерине».
То, что произошло потом, случилось почти помимо моей воли. Я увидел, как разгорается и становится белым пламя вокруг меня.
– Стой! Не смей! – в отчаянии крикнул Самуэль.
Но я не здесь: на короткий миг я увидел кружение звезд под ногами и всю сцену со стороны. Враг жмет на курок.
Он не успел: я возник из ничего рядом с ним и заломил ему руку. Простейший прием из программы любого военного и полицейского училища вдруг оказался самым эффективным. Аннигилятор Самуэля лег ко мне в ладонь.
– А вот теперь поговорим, – устало сказал я.
Развернул, бросил в кресло.
– И только дернись!
Чем бы привязать? Не уверен, что поможет. Но так спокойнее.
Держа его под прицелом, осторожно подошел к окну, содрал веревку со штор. Пойдет!
Мой враг кажется пришибленным и не сопротивляется. Я прочно притянул его руки к подлокотникам кресла. Он поднял голову. Я поймал взгляд. Пожалуй, страха нет – только обреченность.
Я отошел на пару шагов, повернул к нему стул. Сел, положив на колени Иглу Тракля.
– Как вы меня нашли? – спросил я.
Он усмехнулся.
– Не ожидал от тебя такого простого вопроса. Ты работал на Анахате. Только слепой мог не заметить выплеск энергии четвертого уровня.
– На чем работал?
– Ты даже этого не знаешь? Анахата – чакра сердца.
– Никогда не увлекался йогой, – сказал я.
Действительно не увлекался, хотя, кажется, испробовал все. Йога казалась мне чем-то типа руководства по оздоровлению, а эту роль прекрасно выполняли биомодераторы. Я более склонен верить технике, чем восточным учениям.
– Кто он тебе? – спросил он. – Мужик, которого ты штопал?
– Не важно.
Видимо, я поморщился или как-то иначе выдал свое отношение к Герману.
Самуэль усмехнулся.
– Значит, враг. Ну, тогда мы нарвались. Впрочем, и так ясно.
– Что ясно?
Он закрылся, замкнулся в себе, улыбка осталась на губах безжизненной гримасой.
– Этого я не скажу. Не бойся, объяснят.
И я понял, что добровольно он больше ничего не скажет. Попробовал дотянуться до его сознания – стенка. Ну, еще бы!
Он почувствовал и усмехнулся.
Я знаю несколько способов заставить человека говорить, хотя от их применения с души воротит. Проще всего применить биопрограммер. Перепрограммирование биомодераторов может вызвать любую боль. В том числе иллюзорную. Вытерпеть ее невозможно. Ущерба для организма никакого. Последнее – великое оправдание для того, кто допрашивает. Но биопрограммера у меня нет.
Есть способ более изуверский и не менее эффективный. Игла Тракля вполне подойдет.
– Сними сапоги, – приказал я.
Он посмотрел недоуменно. Значит, нет у тебя военного опыта. Впрочем, и мне не приходилось применять это на практике. Слава богу!
– Давай! Давай! – прикрикнул я, помахивая аннигилятором.
С души воротит уже сейчас. Видимо, он заметил мою тщательно скрываемую неуверенность и не торопится.
– Ты хочешь, чтобы я их сжег? – спросил я.
Луч аннигилятора скользнул по голенищу. На самой малой мощности Иглой Тракля можно нарезать хлеб тонкими ломтиками, причем сразу поджаренными.
Черная кожа исчезла, будто испарилась, он взвыл от ожога.
– Ну?
– Сейчас! Сейчас!
Он остался босиком, в одних носках.
– Что ты собираешься делать?
– Носки тоже, – сказал я.
– Тогда развяжи, – усмехнулся он.
– Обойдешься. Это вполне можно сделать без помощи рук.
Я посмеялся над парой неудачных попыток, но задача и впрямь оказалась выполнимой.
– Ну, теперь что? – спросил он.
– А теперь я буду отстреливать у тебя по одному пальцу, пока ты не скажешь все. Еще ни один человек этого не выдерживал.
Он хмыкнул.
– Два часа назад ты лечил здесь своего врага. И ты считаешь, что после этого я поверю, что ты будешь отстреливать мне пальцы?
– Герман мне не враг, – сказал я. – Он друг моего отца.
Он поморщился.
– Кого ты хочешь обмануть?
Я не ответил. Направил тонкий ствол аннигилятора ему на мизинец, тщательно прицелился.
– Знаешь, – сказал я. – Ведь ущерб для организма минимальный. Без одного пальца на ноге вполне можно жить, а до второго мы вряд ли дойдем.
Но его и так понесло:
– Ты не умеешь врать! – он изо всех сил старается выглядеть спокойным, но я чувствую, что сейчас скажет лишнее, сам того не желая. – Не можешь ты врать! Ты инициирован цертисом. У тебя верхние каналы пробиты! Никто не может работать на восьмом уровне без инициации.
Я слушаю, всего лишь не перебиваю.
– На восьмом уровне, значит? – задумчиво повторяю я. – Что же вы избегаете инициации?
Он снова закрылся, молчит.
– Я жду!
Выполнять угрозу крайне не хочется. На каком-то глубинном уровне не хочется, словно кто-то держит руку и не дает нажать на курок.
– Вот! Вот! – усмехается он. – Связавшись с цертисом, ты обрел силу, но утратил свободу.
И я жму, почти через боль, ломая себя, скручивая в дугу. Аннигиляционный заряд активизируется на его мизинце. Дымится и испаряется кровь. Он кричит.
– Вот так! – говорю. – Я свободен!
И чувствую себя гаже некуда.
– Сволочь! – с трудом говорит он, и конец слова теряется и обращается в стон.
По его телу проходит дрожь. Дрожат руки. Он откидывается назад, запрокидывает голову.
Хрипит:
– Сволочь! Сволочь!
Я вскакиваю с места, еще не понимая, что происходит. Его окружает красное сияние, по которому идут алые волны, и веревка начинает дымиться. Тело бьется в конвульсиях в такт этим волнам.
Аннигилятор падает на стул, я поднимаю руки над своим врагом и вызываю зеленое пламя. Я не осознаю, что делаю, это почти на уровне инстинкта. Но зеленое сияние разгорается чудовищно медленно, я уже понимаю, что не успею.
Его тело вздрагивает в последний раз, веревки вспыхивают и осыпаются пеплом. На миг я пугаюсь, что он освободится, что это хорошо продуманный спектакль, манифестация силы с одной целью – вырваться, но его тело вспыхивает вслед за веревками.
Белый огонь. Он исчезает, словно от выстрела аннигилятора. Только пепел и обугленное кресло.
Минуту я стою над тем, что не заслуживает даже имени останков. «Ты сгоришь за год…» Эта фраза Германа – первое, что вспоминается. Неужели так буквально? Или это просто попытка самооправдания, попытка объяснить убийство последствиями Т-синдрома. Даже не знаю, сколько времени он болел. Что если значительно меньше года?
Но аннигилятор не мог его убить. Слабенький направленный заряд. Это же не цепная реакция. Сколько антивещества образовалось в зоне выстрела – столько и вещества будет уничтожено и обратится в поток излучения. Не больше и не меньше.
Может быть, следствие радиации. Гамма-кванты. Могут они инициировать процесс? Черт его знает! Я, кстати, тоже схватил дозу. Игла Тракля не оружие для ближнего боя.
Энергия восьмого уровня… Я вдруг понимаю смысл фразы. Если они выследили меня по применению энергии четвертого уровня – восьмой для них, как прожектор. Значит, уже знают. Значит, будут здесь. Вопрос, насколько быстро.
В любом случае надо убираться.
Я выскочил из дома, попутно стараясь выйти на астральный план и понять, не спешат ли сюда гравипланы Преображенных.
Спешат. Но пока далеко.
Я метнулся к красному гравиплану Алисы. Коснулся двери. Ближняя связь работает и давно.
Изящная машина поднялась в воздух и тут же заскользила в метре над шоссе, едва преодолев забор. Я затормозил возле Юли с Артуром и распахнул дверь.
– Залезайте! Быстро!
Они нырнули в машину.
– Что там случилось? – тут же спросила она.
– Не время! Надо уходить.
Мы поднялись очень высоко для гравиплана, километра три, и против всех правил выключили сигнальные огни. Теперь я уверен, что с машин теосов нас не заметят.
Они проплыли далеко внизу: дюжина маленьких огоньков. А впереди миллионами огней сияет Версай-нуво. Эти огни успокаивают: хоть энергосистема в порядке. Есть надежда, что полностью восстановится связь. Но вряд ли останется прежней. Не упустят они случая взять под контроль Сеть!
В небе сияет тонкий серп Эвтерпы – первой тессианской луны. А на востоке встала желто-красная половинка второй – маленькой Эрато, и за ней спешит третья: большая и почти полная Каллиопа. Я подумал о романтических первооткрывателях Тессы, назвавших луны именами муз поэзии. Планета хранит им верность: по-прежнему утонченная, богемная и вольнолюбивая. По крайней мере, была такой до вчерашнего вечера. О боже! Сколько же случилось за эти несколько часов!
– Даня, что там было? – наконец не вытерпела моя спутница.
Я рассказал, не особенно вдаваясь в подробности. Без теосов и попытки попрактиковаться в работе палача. Но с энергетическим поединком. Она все равно видела, как я заживлял раны Германа.
– Юля, ты никогда не увлекалась йогой? – спросил я.
– Увлекалась.
Это было неожиданно. Ей бы больше подошла стрельба по движущимся мишеням.
– Раскладку по чакрам знаешь?
– Конечно.
– Что такое Анахата?
– Четвертая чакра. Чакра сердца. Зеленая энергия. Точно! Как я сразу не догадалась? Это же чакра целителей.
– Юль, скинь мне раскладку.
Она коснулась моей руки. Глобальная Сеть еще не работает, даже в рамках планеты, и мы воспользовались ближней связью. В память моего перстня перетекла информация, и перед глазами возникла картинка: человек, сидящий в позе лотоса, и семь разноцветных цветков вдоль позвоночника – семь чакр. Как же все ладно укладывается в эту картинку! Пожалуй, кроме одного…
– Юлия, что такое энергия восьмого уровня?
– Белая энергия. Что-то очень крутое. Чуть ли не уровень бодхисатвы.
Я задумался. Не о собственной предполагаемой крутизне, скорее о том, что делать дальше.
– Юля, у тебя есть какое-нибудь место, где можно укрыться? – спросил я.
– Есть. Но не сейчас. У меня тоже есть долг. Я должна собрать экипаж «Вийона».
Я покосился на Артура. Мальчишке явно рано в этом участвовать.
Но вслух сказал:
– Два часа ночи. Не время для поисков.
Она поняла. Покусала губы, но кивнула:
– Поворачиваем.
Мы повернули на восток и начали снижение.
– Ты был когда-нибудь на Хрустальной Горе? – спросила Юля.
– Нет.
– Тогда смотри!
Каллиопа плывет к зениту, заливая все молочно-белым светом. Там впереди, на склоне холма сияет нечто, больше всего напоминающее кристаллы аметиста. Небоскребы, связанные мостами, широкие посадочные площадки, словно хрустальные блюда, приклеенные к зданиям на разной высоте, и парковые деревья на мостах, площадках и широких террасах. Судя по всему, архитектора вдохновляла легенда о висячих садах Семирамиды.
Мы зависли над одной из площадок. Ее поверхность под нами заколебалась и исчезла, пропуская нас в ангар.
Публика здесь явно не бедная: гравипланов много и притом хороших, ничуть не хуже машины Алисии Штефански. На всякий случай есть и прокатные машины, штук пять прозрачных элипсоидов, но и те новые и не заезженные.
Мы вошли в лифт, сияющий и украшенный зеркалами, и он взмыл вверх, вынырнул из ангара и оказался укрепленным с внешней стороны стены. Я улыбнулся: жилье для отважных романтиков. Этаж пятидесятый. Да еще склон холма: высота головокружительная. Не каждый обрадуется ежедневному путешествию на этом лифте. Отрадно, что на Тессе таких людей набралось на огромный жилой комплекс.
Восемьдесят первый этаж. Мы оказались в длинном коридоре, залитом теплым желтоватым светом. Коридор оканчивается круглым окном, похожим на огромный иллюминатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38