Однако тогда я еще не понимал, что этих «счастливчиков» приглашали потехи ради. Хозяев торжества забавляло присутствие простолюдинов, для которых, как считалось, эта ночь была самым ярким событием в их незатейливой жизни. Я же, пребывая в состоянии чрезвычайного, восторга, совершенно не замечал жестокой сути происходящего.
Как многие другие мои ровесники, день я провел, совершая положенные ритуалы, связанные со вступлением в новую жизнь. Сначала я принял горячую ванну и тщательно натерся специальным мылом, содержащим крупные песчинки, очень едким. Таким мылом запросто можно было бы стереть лошадиное копыто. От этого купания тело мое раскраснелось и невыносимо зудело. Братья попытались облегчить мои страдания, облив меня холодной водой.
Я также вымыл волосы, но не пожелал полностью сбривать их, как это делали многие мои ровесники. Я лишь позволил маме слегка укоротить мою довольно густую от природы шевелюру, и это получилось у нее очень неплохо. В наших краях находились и такие родители, которые не прочь были выбить зуб-другой у своих заново народившихся и одаренных лунной маской детей, поскольку ведь младенцы не рождаются с зубами. Но жители Вальсины в такие крайности не впадали — в конце концов, перерождение было всего лишь символическим и свою новую жизнь мы начинали уже взрослыми людьми, а не Трудными детьми.
Я оделся во все новое — от туники и брюк до чулок, ботинок и ремня. Туника была зеленая, такого же оттенка, как и у слуг лорда Норрингтона, брюки — коричневые, чуть светлее ботинок и ремня. Надел я, конечно, и маску. Носить с собой нож мне не дозволялось. По старой традиции молодые люди, только что получившие свои лунные маски, должны были оставаться безоружными, что символизировало их чистоту и невинность. Думаю, у этого обычая имелось и более практическое объяснение: многие новоиспеченные обладатели лунных масок так зазнавались, что способны были даже на такую глупость, как дуэль.
Из дома я направился в Годфильд, один из районов города. Вальсина возникла когда-то в долине, меж двух рек, и теперь, спустя многие годы, она простиралась уже на все близлежащие холмы. К юго-западу от нее возвышались горы Бокагула, где жили урЗрети, которых я почему-то так ни разу и не встретил, когда бывал в горах. Многочисленные реки брали из этих мест свое начало и несли воды по равнинам на северо-восток. В Вальсине реки Сут и Кар сливались в одну — Карст, которая текла на северо-запад через землю Мурозо и впадала в Лунное море.
Вальсина существовала на протяжении уже пяти столетий. Историческим центром города была стена, имевшая форму треугольника. По мере разрастания Вальсины архитектура города становилась все менее громоздкой, менее воинственной. На Южном холме ныне располагались роскошные владения, такие, например, как поместье лорда Норрингтона. Далее вниз по реке ютились мрачные полуразрушенные домишки. Годфильд лежал к северу от Старого Форта, и со всех сторон его окружали храмы и святые места. Несмотря на то, что это был один из самых старых районов города, в нем располагались достаточно новые, впечатляющие по своей красоте здания. Старые дома здесь давно уже развалились или сгорели при пожарах, и их сменили новые строения, одно другого роскошнее.
Храм Кедина, бога войны, просторный и прочный, был сложен из необработанного серого и белого камня. Его привозили сюда с близлежащих полей. Некоторые особенные, с мест самых достопамятных битв, камни преодолевали огромные расстояния, прежде чем оказывались на месте строительства. Затем все камни обтачивались так, чтобы их боковые срезы могли плотно прилегать друг к другу, состыковываясь в огромный монолит. Наружная поверхность их оставалась при этом совершенно нетронутой, то есть естественно шероховатой и неровной. Такая конструкция производила впечатление каменной глыбы гигантских размеров, Однажды Доук рассказал мне, что создатели этого сооружения хотели таким способом подчеркнуть, что если самых разных людей объединяет общая цель, то каждый из них становится от этого во сто крат сильней. Думаю, эта идея не лишена смысла.
Конечно, любой житель Ориозы, которому предстояло получить маску, почти в каждом окружавшем его предмете находил для себя нечто символическое. Во всем мы искали какой-то скрытый подтекст, пытаясь проследить некую закономерность там, где имело место лишь стечение обстоятельств. Мой отец частенько говорил о том, что другие народы очень не любили эту нашу черту и считали, что мы помешались уже на всяких тайных смыслах. Но отец также говорил и другую вещь, а именно то, что наиболее злостные наши критики наверняка вынашивали какие-нибудь планы против нас и, конечно, не хотели, чтобы их замыслы были раскрыты.
Я взбирался по ступенькам храма и, когда оказался у входа, преклонил голову. Здесь моему взору открылись огромные колонны, поддерживающие высокий потолок. Каждая из них расширялась кверху, и это делало колонны похожими на гигантские секиры. Ступеньки в углу зала вели на просторный балкон. Эту лестницу называли «тропой священника», поскольку она вела в верхние помещения храма, где находились личные владения священника, а также служебные комнаты и кладовые для хранения различных ритуальных принадлежностей.
Под куполом, по форме напоминавшим щит, располагалась громадная статуя Кедина. К округлому каменному основанию скульптуры, которое находилось в специальном углублении и было покрыто песком, вели ступеньки. Раскаленные угольки мускусного ладана тлели на песке, курились струйками дыма, устремлявшегося ввысь, обволакивая статую. Тело Кедина пестрело многочисленными шрамами в тех местах, где его не покрывала мантия, сделанная из дракона. Под тенью шлема, увенчанного драконьими лапами, невозможно было разглядеть лица. Здесь, в Ориозе, Кедина изображали без маски, а знаки отличия, которыми ее можно было бы украсить, находились на самом теле бога войны.
Фрески, изображавшие самые выдающиеся сражения и ратные подвиги знаменитых воинов, украшали внутренние стены храма. На полу большого зала были расставлены скульптуры героев. Кое-где виднелись каменные плиты — надгробья воинов Вальсины, а также многих других близлежащих городов Ориозы. За свою выдающуюся храбрость эти люди удостоились чести быть захороненными в самом храме. Никого из Хокинсов здесь не было. Отец объяснял это тем, что никому из нашего рода просто не довелось погибнуть на поле героического сражения и тем снискать себе погребенье в храме. Мама, воспитывая нас, старалась привить нам любовь к этой хорошей семейной традиции.
В правой части зала стояла маленькая скульптура. Это был Гесрик, божок воздаяния, один из многочисленных детей Кедина. За ним, чуть левее, располагалась святыня старухи Фесин, сводной сестры Гесрика, появившейся когда-то на свет от союза Кедина с женщиной из смертных. Фесин управляла болью, и молиться ей приходили больные и калеки, просившие об облегчении своих страданий. От статуи Фесин веяло метолантовым ладаном, запах которого не очень-то сочетался с ароматом, который источала статуя Кедина.
Я прошел туда, где один из прислужников продавал меленькие пластинки угля, похожие по форме на щит, и порошки мускусного ладана. Я предложил прислужнику совсем недавно отчеканенную из золота лунную монету, которой я мог расплатиться лишь раз с одним из продавцов божественных реликвий в городе. Тот отказался от платы и, благословляя меня, дал мне уголек и ладан. Подразумевалось, что в будущем я смогу расплатиться, делами или деньгами, за щедрость каждого, кто откажется взять у меня мою лунную монету.
Я спустился к подножию изваяния Кедина и поднес к огню крохотный щиток уголька, подождал, пока пламя охватит его краешек, затем легонько подул на ладан, искорки взвились ввысь. Огонь постепенно захватывал весь уголек, разгоравшийся теперь ярко-красным цветом. Я аккуратно положил пластинку на песок, держа ее за конец, еще не охваченный огнем, затем встал на колени и преклонил голову.
Говорят, что первая молитва обладателя лунной маски, обращенная к богу, обязательно будет услышана и исполнена. В народе это объясняется тем, что, вероятно, богам, которых, конечно же, никто никогда не видел и не слышал, нравятся та чистота и то простодушие, с которыми произносится такая молитва. Некоторые шутят, будто первую молитву боги исполняют потому, что на самом деле просимое восторженным обладателем лунной маски потом оказывается ему совсем не нужным. Есть и такие, кто осмеливается утверждать, что боги так же глупы, как и лунные новобранцы — поэтому они, боги, готовы исполнять молитвы новоиспеченных обладателей лунных масок, в то время как истинным верующим не дождаться божьей милости.
Я долго размышлял перед этой молитвой. Род Хокинсов поклонялся богу воинов, и мы были не в обиде на Кедина. Молитва, которую я произнес тогда, была такой же, как если бы я молился на поле битвы. Я должен был просить лишь одну-единственную из шести Военных Добродетелей, и выбрать какую-то одну из них было заданием не из легких.
Никто не просил у богов Терпения, хотя отец говорил, что оно иногда очень нужно на войне, что бывают такие моменты, когда умение выждать оказывается важнее умения сражаться. Многие молились о Стойкости — сюда входили и сила, и ловкость, и выносливость, которые так важны в бою. Мужество и Храбрость также были излюбленными добродетелями, как, впрочем, и Дальновидность, то есть способность ясно представлять себе и планировать те или иные военные действия. Я останавливался попеременно на каждой из них, но в конце концов отказался от всех пяти. У меня были все физические данные воина. Я понимал суть войны и знал, как ее нужно вести. Я также знал, что со временем придет и опыт. Мне казалось, что Мужеством и Храбростью я обладал от природы, хотя, конечно, можно ли быть абсолютно уверенным в этом, когда тебе только восемнадцать?
Молился же я о Самообладании. Я не хотел иллюзий — ни в жизни, ни на войне, — чтобы никакое замешательство или временное помешательство не могли сломить меня или заставить задуматься над тем, где я, почему я здесь и что я должен делать. Я просил ясности ума, которой лишены многие, но без которой все остальные умения бесполезны. Я знал, что, если мою просьбу исполнят, мне придется жить с памятью обо всех ужасах войны, но лучше жить так, чем не жить вообще.
Я сжал левую руку в кулак и поднес ее к груди, словно держал перед собой щит. Правой рукой я посыпал уголек порошком ладана, а затем опустил ее, будто воткнул в землю воображаемый меч. Уголь начал тлеть, и в воздух взвилась лента серого дыма.
— Бог Кедин, услышь мою молитву! — я старался говорить тише, чтобы не мешать воинам, стоявшим рядом. — Ты — источник, дающий жизнь любому подвигу на этой земле. Своим разумом ты, словно острой бритвой, отделяешь выдумку от действительности, слухи от правды, страх от реальности. Научи же меня видеть четко, думать ясно, понимать и сердцем, и умом, что я должен делать, когда и как это сделать лучше всего. С твоей помощью никогда не уклонюсь я от битвы, не откажусь от своего долга, не брошу тех, кто вверит мне свою жизнь. Клянусь своей честью, ныне и навеки.
Я поднял голову и взглянул на статую. Над ней тучей сгущался дым. Мне казалось, что вот-вот я услышу гром или увижу блеск молнии. Ничего этого не произошло — не последовало никакого знака, который свидетельствовал бы о том, что моя молитва услышана. Я улыбнулся, подумав о том, что если бы я даже увидел что-то сверхъестественное, это вовсе не означало бы, что Кедин даровал мне Самообладание. А может, как раз наоборот?
Я встал, снова поднялся вверх по ступенькам и представился прислужнику. Он взял маленькую, высеченную из камня печать, обмакнул ее в чернила и прижал к моей маске, под правым глазом. Печать оставила след в виде трезубца, означавший мое воссоединение с Кедином. Я преклонил голову перед служителем храма и направился к выходу.
Выйдя из храма, я увидел двух лунных новобранцев, которые сидели на ступеньках у входа. Они поднялись и направились в мою сторону. На обоих была одежда такого же цвета, как моя, только шелковая, поэтому она переливалась на солнце. Парни улыбались, на их масках были такие же печати храма, как на моей.
Я сразу узнал этих молодых людей, но, как и полагалось, сделал вид, что мы не знакомы.
— Добрый день, друзья мои! Кто вы?
— Я Раунс Плейфир.
Раунс был примерно того же роста, что и я, но не такой сильный. Однако недостаток силы он сполна компенсировал необычайной быстротой и проворностью. Его темные волосы были коротко подстрижены. Я знал, что такая прическа очень нравится его отцу. Раунс, по-моему, тоже был ею вполне доволен. На его лунной маске виднелась печать Кедина. Я очень удивился, увидев трезубец, поскольку я всегда считал, что Раунсу больше была по сердцу Эрлинсакс, богиня мудрости — или Грегон, бог справедливости.
— А я, — промолвил второй человек, светловолосый, чуть пониже ростом, — я — Босли Норрингтон. — Глаза Ли сверкнули, когда он кивнул — отрывисто, но очень изящно. Он уступал мне почти двадцать фунтов в весе и был ниже почти на ладонь. Печать на своей маске Ли, как и мы, получил в храме воинов, — а иначе и быть не могло. Хоть мой друг и был невысок и не очень-то ловок, он все же являлся сыном лорда Норрингтона, и это означало, что его могла ждать только карьера воина. К счастью для самого Ли, он всегда хотел им стать. Никто не ждал, что в воинском мастерстве он превзойдет своего отца, но все надеялись, что Ли сможет поддержать славу, заслуженную Норрингтонами.
— Познакомиться с вами — большая честь для меня. Я Таррант Хокинс. — Я выпрямился в полный рост и слегка нахмурился.
— Зачем же печать Кедина, Раунс? Не думал, что тебя может привлекать жизнь воина.
Раунс пожал плечами.
— Добродетели воина годятся всем, кому приходится разрешать конфликты, Таррант. Торговое дело — это тоже разрешение конфликтов, отсюда и выбор. Кроме того, у трезубца три острия, не означает ли это, что мы, все трое, должны держаться друг друга? Так мы будем намного сильнее.
— Это верно, — сказал я, взглянув на Ли. — Куда путь держишь, мой лорд?
Ли важно приосанился и выглядел теперь довольно нелепо, поскольку он стоял ступенькой ниже меня и от этого казался еще меньше ростом.
— Сначала я должен буду расплатиться лунным золотом с портным, который дошивает мне костюм для сегодняшнего вечера. Затем я отправлюсь в поместье, чтобы перекусить перед праздником. Ты, конечно, пойдешь со мной. Раунс тоже идет, и еще некоторые парни. Ведь ты же пойдешь, правда? И не вздумай отказываться!
Я вздохнул.
— Я постараюсь, Ли, но не обещаю. Приедет моя сестра Нони со своими детьми. Мама надеется, что прибудет и Аннас.
— Разве я похож на того, кто может испортить семейную встречу Хокинсов? — Ли оживился. — Вы должны прийти все вместе, и Нони со своим выводком. Ведь твой отец — Страж Мира на службе у моего отца, все вы — желанные гости в нашем доме. Вы просто обязаны прийти — все вместе!
— Я постараюсь, Ли.
Раунс положил руку на плечо Ли.
— Он говорит это всегда, когда знает наверняка, что на самом деле не пойдет с нами.
Я улыбнулся.
— Мой отец во всем соблюдает обычаи. А это — обычай его поколения, возможно, немного непривычный для лорда Норрингтона или для нас с вами. Единственным поводом пойти в поместье лорда для отца мог бы стать служебный долг или если бы лорд Норрингтон пригласил его. Пришлось бы задействовать целый эскорт, чтобы привезти еще и всю нашу семью.
— Знаешь, Таррант, когда мы сменим наших отцов на их постах, мы поменяем и правила. Открытые двери и все такое. Иначе и быть не должно.
Ли резко убрал свое плечо из-под руки Раунса и засмеялся, увидев, как тот чуть не упал. Я поддержал Раунса.
— Пойдем, Плейфир, у нас много дел. Таррант, увидимся вечером.
— Я поговорю с отцом, Ли, но ничего не обещаю. Если мы не встретимся в поместье, я найду вас на празднике.
— Договорились.
Ли отдал мне честь.
— Сегодня мы начинаем жить по-настоящему, и мир навсегда изменится для нас.
Глава 3
Откровенно говоря, не хотел бы я, чтобы мир менялся резко, и не только потому, что мне было больно видеть слезы мамы, когда она разглаживала мой камзол в тот вечер. Я понимал, что мама очень болезненно переживает мое взросление, и меня пугало, что я ничем не мог ей помочь. Мне казалось, что визит в поместье Лорда мог бы немного отвлечь маму от ее грустных мыслей, поэтому я рассказал отцу про приглашение. Однако убедить его, как я и полагал, было невозможно. Так что этот вечер я провел в кругу семьи, то и дело ловя на себе печальный взгляд мамы.
Праздник проходил во дворце Сената. Все лестницы этого огромного, роскошного здания сходились наверху, в круглой комнате под куполом. Ее украшали портреты и статуи правителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Как многие другие мои ровесники, день я провел, совершая положенные ритуалы, связанные со вступлением в новую жизнь. Сначала я принял горячую ванну и тщательно натерся специальным мылом, содержащим крупные песчинки, очень едким. Таким мылом запросто можно было бы стереть лошадиное копыто. От этого купания тело мое раскраснелось и невыносимо зудело. Братья попытались облегчить мои страдания, облив меня холодной водой.
Я также вымыл волосы, но не пожелал полностью сбривать их, как это делали многие мои ровесники. Я лишь позволил маме слегка укоротить мою довольно густую от природы шевелюру, и это получилось у нее очень неплохо. В наших краях находились и такие родители, которые не прочь были выбить зуб-другой у своих заново народившихся и одаренных лунной маской детей, поскольку ведь младенцы не рождаются с зубами. Но жители Вальсины в такие крайности не впадали — в конце концов, перерождение было всего лишь символическим и свою новую жизнь мы начинали уже взрослыми людьми, а не Трудными детьми.
Я оделся во все новое — от туники и брюк до чулок, ботинок и ремня. Туника была зеленая, такого же оттенка, как и у слуг лорда Норрингтона, брюки — коричневые, чуть светлее ботинок и ремня. Надел я, конечно, и маску. Носить с собой нож мне не дозволялось. По старой традиции молодые люди, только что получившие свои лунные маски, должны были оставаться безоружными, что символизировало их чистоту и невинность. Думаю, у этого обычая имелось и более практическое объяснение: многие новоиспеченные обладатели лунных масок так зазнавались, что способны были даже на такую глупость, как дуэль.
Из дома я направился в Годфильд, один из районов города. Вальсина возникла когда-то в долине, меж двух рек, и теперь, спустя многие годы, она простиралась уже на все близлежащие холмы. К юго-западу от нее возвышались горы Бокагула, где жили урЗрети, которых я почему-то так ни разу и не встретил, когда бывал в горах. Многочисленные реки брали из этих мест свое начало и несли воды по равнинам на северо-восток. В Вальсине реки Сут и Кар сливались в одну — Карст, которая текла на северо-запад через землю Мурозо и впадала в Лунное море.
Вальсина существовала на протяжении уже пяти столетий. Историческим центром города была стена, имевшая форму треугольника. По мере разрастания Вальсины архитектура города становилась все менее громоздкой, менее воинственной. На Южном холме ныне располагались роскошные владения, такие, например, как поместье лорда Норрингтона. Далее вниз по реке ютились мрачные полуразрушенные домишки. Годфильд лежал к северу от Старого Форта, и со всех сторон его окружали храмы и святые места. Несмотря на то, что это был один из самых старых районов города, в нем располагались достаточно новые, впечатляющие по своей красоте здания. Старые дома здесь давно уже развалились или сгорели при пожарах, и их сменили новые строения, одно другого роскошнее.
Храм Кедина, бога войны, просторный и прочный, был сложен из необработанного серого и белого камня. Его привозили сюда с близлежащих полей. Некоторые особенные, с мест самых достопамятных битв, камни преодолевали огромные расстояния, прежде чем оказывались на месте строительства. Затем все камни обтачивались так, чтобы их боковые срезы могли плотно прилегать друг к другу, состыковываясь в огромный монолит. Наружная поверхность их оставалась при этом совершенно нетронутой, то есть естественно шероховатой и неровной. Такая конструкция производила впечатление каменной глыбы гигантских размеров, Однажды Доук рассказал мне, что создатели этого сооружения хотели таким способом подчеркнуть, что если самых разных людей объединяет общая цель, то каждый из них становится от этого во сто крат сильней. Думаю, эта идея не лишена смысла.
Конечно, любой житель Ориозы, которому предстояло получить маску, почти в каждом окружавшем его предмете находил для себя нечто символическое. Во всем мы искали какой-то скрытый подтекст, пытаясь проследить некую закономерность там, где имело место лишь стечение обстоятельств. Мой отец частенько говорил о том, что другие народы очень не любили эту нашу черту и считали, что мы помешались уже на всяких тайных смыслах. Но отец также говорил и другую вещь, а именно то, что наиболее злостные наши критики наверняка вынашивали какие-нибудь планы против нас и, конечно, не хотели, чтобы их замыслы были раскрыты.
Я взбирался по ступенькам храма и, когда оказался у входа, преклонил голову. Здесь моему взору открылись огромные колонны, поддерживающие высокий потолок. Каждая из них расширялась кверху, и это делало колонны похожими на гигантские секиры. Ступеньки в углу зала вели на просторный балкон. Эту лестницу называли «тропой священника», поскольку она вела в верхние помещения храма, где находились личные владения священника, а также служебные комнаты и кладовые для хранения различных ритуальных принадлежностей.
Под куполом, по форме напоминавшим щит, располагалась громадная статуя Кедина. К округлому каменному основанию скульптуры, которое находилось в специальном углублении и было покрыто песком, вели ступеньки. Раскаленные угольки мускусного ладана тлели на песке, курились струйками дыма, устремлявшегося ввысь, обволакивая статую. Тело Кедина пестрело многочисленными шрамами в тех местах, где его не покрывала мантия, сделанная из дракона. Под тенью шлема, увенчанного драконьими лапами, невозможно было разглядеть лица. Здесь, в Ориозе, Кедина изображали без маски, а знаки отличия, которыми ее можно было бы украсить, находились на самом теле бога войны.
Фрески, изображавшие самые выдающиеся сражения и ратные подвиги знаменитых воинов, украшали внутренние стены храма. На полу большого зала были расставлены скульптуры героев. Кое-где виднелись каменные плиты — надгробья воинов Вальсины, а также многих других близлежащих городов Ориозы. За свою выдающуюся храбрость эти люди удостоились чести быть захороненными в самом храме. Никого из Хокинсов здесь не было. Отец объяснял это тем, что никому из нашего рода просто не довелось погибнуть на поле героического сражения и тем снискать себе погребенье в храме. Мама, воспитывая нас, старалась привить нам любовь к этой хорошей семейной традиции.
В правой части зала стояла маленькая скульптура. Это был Гесрик, божок воздаяния, один из многочисленных детей Кедина. За ним, чуть левее, располагалась святыня старухи Фесин, сводной сестры Гесрика, появившейся когда-то на свет от союза Кедина с женщиной из смертных. Фесин управляла болью, и молиться ей приходили больные и калеки, просившие об облегчении своих страданий. От статуи Фесин веяло метолантовым ладаном, запах которого не очень-то сочетался с ароматом, который источала статуя Кедина.
Я прошел туда, где один из прислужников продавал меленькие пластинки угля, похожие по форме на щит, и порошки мускусного ладана. Я предложил прислужнику совсем недавно отчеканенную из золота лунную монету, которой я мог расплатиться лишь раз с одним из продавцов божественных реликвий в городе. Тот отказался от платы и, благословляя меня, дал мне уголек и ладан. Подразумевалось, что в будущем я смогу расплатиться, делами или деньгами, за щедрость каждого, кто откажется взять у меня мою лунную монету.
Я спустился к подножию изваяния Кедина и поднес к огню крохотный щиток уголька, подождал, пока пламя охватит его краешек, затем легонько подул на ладан, искорки взвились ввысь. Огонь постепенно захватывал весь уголек, разгоравшийся теперь ярко-красным цветом. Я аккуратно положил пластинку на песок, держа ее за конец, еще не охваченный огнем, затем встал на колени и преклонил голову.
Говорят, что первая молитва обладателя лунной маски, обращенная к богу, обязательно будет услышана и исполнена. В народе это объясняется тем, что, вероятно, богам, которых, конечно же, никто никогда не видел и не слышал, нравятся та чистота и то простодушие, с которыми произносится такая молитва. Некоторые шутят, будто первую молитву боги исполняют потому, что на самом деле просимое восторженным обладателем лунной маски потом оказывается ему совсем не нужным. Есть и такие, кто осмеливается утверждать, что боги так же глупы, как и лунные новобранцы — поэтому они, боги, готовы исполнять молитвы новоиспеченных обладателей лунных масок, в то время как истинным верующим не дождаться божьей милости.
Я долго размышлял перед этой молитвой. Род Хокинсов поклонялся богу воинов, и мы были не в обиде на Кедина. Молитва, которую я произнес тогда, была такой же, как если бы я молился на поле битвы. Я должен был просить лишь одну-единственную из шести Военных Добродетелей, и выбрать какую-то одну из них было заданием не из легких.
Никто не просил у богов Терпения, хотя отец говорил, что оно иногда очень нужно на войне, что бывают такие моменты, когда умение выждать оказывается важнее умения сражаться. Многие молились о Стойкости — сюда входили и сила, и ловкость, и выносливость, которые так важны в бою. Мужество и Храбрость также были излюбленными добродетелями, как, впрочем, и Дальновидность, то есть способность ясно представлять себе и планировать те или иные военные действия. Я останавливался попеременно на каждой из них, но в конце концов отказался от всех пяти. У меня были все физические данные воина. Я понимал суть войны и знал, как ее нужно вести. Я также знал, что со временем придет и опыт. Мне казалось, что Мужеством и Храбростью я обладал от природы, хотя, конечно, можно ли быть абсолютно уверенным в этом, когда тебе только восемнадцать?
Молился же я о Самообладании. Я не хотел иллюзий — ни в жизни, ни на войне, — чтобы никакое замешательство или временное помешательство не могли сломить меня или заставить задуматься над тем, где я, почему я здесь и что я должен делать. Я просил ясности ума, которой лишены многие, но без которой все остальные умения бесполезны. Я знал, что, если мою просьбу исполнят, мне придется жить с памятью обо всех ужасах войны, но лучше жить так, чем не жить вообще.
Я сжал левую руку в кулак и поднес ее к груди, словно держал перед собой щит. Правой рукой я посыпал уголек порошком ладана, а затем опустил ее, будто воткнул в землю воображаемый меч. Уголь начал тлеть, и в воздух взвилась лента серого дыма.
— Бог Кедин, услышь мою молитву! — я старался говорить тише, чтобы не мешать воинам, стоявшим рядом. — Ты — источник, дающий жизнь любому подвигу на этой земле. Своим разумом ты, словно острой бритвой, отделяешь выдумку от действительности, слухи от правды, страх от реальности. Научи же меня видеть четко, думать ясно, понимать и сердцем, и умом, что я должен делать, когда и как это сделать лучше всего. С твоей помощью никогда не уклонюсь я от битвы, не откажусь от своего долга, не брошу тех, кто вверит мне свою жизнь. Клянусь своей честью, ныне и навеки.
Я поднял голову и взглянул на статую. Над ней тучей сгущался дым. Мне казалось, что вот-вот я услышу гром или увижу блеск молнии. Ничего этого не произошло — не последовало никакого знака, который свидетельствовал бы о том, что моя молитва услышана. Я улыбнулся, подумав о том, что если бы я даже увидел что-то сверхъестественное, это вовсе не означало бы, что Кедин даровал мне Самообладание. А может, как раз наоборот?
Я встал, снова поднялся вверх по ступенькам и представился прислужнику. Он взял маленькую, высеченную из камня печать, обмакнул ее в чернила и прижал к моей маске, под правым глазом. Печать оставила след в виде трезубца, означавший мое воссоединение с Кедином. Я преклонил голову перед служителем храма и направился к выходу.
Выйдя из храма, я увидел двух лунных новобранцев, которые сидели на ступеньках у входа. Они поднялись и направились в мою сторону. На обоих была одежда такого же цвета, как моя, только шелковая, поэтому она переливалась на солнце. Парни улыбались, на их масках были такие же печати храма, как на моей.
Я сразу узнал этих молодых людей, но, как и полагалось, сделал вид, что мы не знакомы.
— Добрый день, друзья мои! Кто вы?
— Я Раунс Плейфир.
Раунс был примерно того же роста, что и я, но не такой сильный. Однако недостаток силы он сполна компенсировал необычайной быстротой и проворностью. Его темные волосы были коротко подстрижены. Я знал, что такая прическа очень нравится его отцу. Раунс, по-моему, тоже был ею вполне доволен. На его лунной маске виднелась печать Кедина. Я очень удивился, увидев трезубец, поскольку я всегда считал, что Раунсу больше была по сердцу Эрлинсакс, богиня мудрости — или Грегон, бог справедливости.
— А я, — промолвил второй человек, светловолосый, чуть пониже ростом, — я — Босли Норрингтон. — Глаза Ли сверкнули, когда он кивнул — отрывисто, но очень изящно. Он уступал мне почти двадцать фунтов в весе и был ниже почти на ладонь. Печать на своей маске Ли, как и мы, получил в храме воинов, — а иначе и быть не могло. Хоть мой друг и был невысок и не очень-то ловок, он все же являлся сыном лорда Норрингтона, и это означало, что его могла ждать только карьера воина. К счастью для самого Ли, он всегда хотел им стать. Никто не ждал, что в воинском мастерстве он превзойдет своего отца, но все надеялись, что Ли сможет поддержать славу, заслуженную Норрингтонами.
— Познакомиться с вами — большая честь для меня. Я Таррант Хокинс. — Я выпрямился в полный рост и слегка нахмурился.
— Зачем же печать Кедина, Раунс? Не думал, что тебя может привлекать жизнь воина.
Раунс пожал плечами.
— Добродетели воина годятся всем, кому приходится разрешать конфликты, Таррант. Торговое дело — это тоже разрешение конфликтов, отсюда и выбор. Кроме того, у трезубца три острия, не означает ли это, что мы, все трое, должны держаться друг друга? Так мы будем намного сильнее.
— Это верно, — сказал я, взглянув на Ли. — Куда путь держишь, мой лорд?
Ли важно приосанился и выглядел теперь довольно нелепо, поскольку он стоял ступенькой ниже меня и от этого казался еще меньше ростом.
— Сначала я должен буду расплатиться лунным золотом с портным, который дошивает мне костюм для сегодняшнего вечера. Затем я отправлюсь в поместье, чтобы перекусить перед праздником. Ты, конечно, пойдешь со мной. Раунс тоже идет, и еще некоторые парни. Ведь ты же пойдешь, правда? И не вздумай отказываться!
Я вздохнул.
— Я постараюсь, Ли, но не обещаю. Приедет моя сестра Нони со своими детьми. Мама надеется, что прибудет и Аннас.
— Разве я похож на того, кто может испортить семейную встречу Хокинсов? — Ли оживился. — Вы должны прийти все вместе, и Нони со своим выводком. Ведь твой отец — Страж Мира на службе у моего отца, все вы — желанные гости в нашем доме. Вы просто обязаны прийти — все вместе!
— Я постараюсь, Ли.
Раунс положил руку на плечо Ли.
— Он говорит это всегда, когда знает наверняка, что на самом деле не пойдет с нами.
Я улыбнулся.
— Мой отец во всем соблюдает обычаи. А это — обычай его поколения, возможно, немного непривычный для лорда Норрингтона или для нас с вами. Единственным поводом пойти в поместье лорда для отца мог бы стать служебный долг или если бы лорд Норрингтон пригласил его. Пришлось бы задействовать целый эскорт, чтобы привезти еще и всю нашу семью.
— Знаешь, Таррант, когда мы сменим наших отцов на их постах, мы поменяем и правила. Открытые двери и все такое. Иначе и быть не должно.
Ли резко убрал свое плечо из-под руки Раунса и засмеялся, увидев, как тот чуть не упал. Я поддержал Раунса.
— Пойдем, Плейфир, у нас много дел. Таррант, увидимся вечером.
— Я поговорю с отцом, Ли, но ничего не обещаю. Если мы не встретимся в поместье, я найду вас на празднике.
— Договорились.
Ли отдал мне честь.
— Сегодня мы начинаем жить по-настоящему, и мир навсегда изменится для нас.
Глава 3
Откровенно говоря, не хотел бы я, чтобы мир менялся резко, и не только потому, что мне было больно видеть слезы мамы, когда она разглаживала мой камзол в тот вечер. Я понимал, что мама очень болезненно переживает мое взросление, и меня пугало, что я ничем не мог ей помочь. Мне казалось, что визит в поместье Лорда мог бы немного отвлечь маму от ее грустных мыслей, поэтому я рассказал отцу про приглашение. Однако убедить его, как я и полагал, было невозможно. Так что этот вечер я провел в кругу семьи, то и дело ловя на себе печальный взгляд мамы.
Праздник проходил во дворце Сената. Все лестницы этого огромного, роскошного здания сходились наверху, в круглой комнате под куполом. Ее украшали портреты и статуи правителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47