Ей было не так уж трудно избегать в течение дня Конара — тем более что он вплотную занялся укреплением стен. Однажды вечером он сообщил ей, что нашел несколько точек, весьма уязвимых для штурма.
Мелисанда горячо стала защищать творение своего отца, и Конар нетерпеливо возразил ей, что дело не в ошибках строителей, просто время и непогода сделали свое разрушительное дело. Им придется заняться укреплением стен, как только они вернутся из Руана.
Однако когда они туда отправятся, он ей не сообщил. Он по сути дела вообще ничего не сообщал ей.
А если ему вдруг хотелось просто побыть в женском обществе, он разыскивал Бренну, с которой мог беседовать часами.
Это произошло на четвертый день после их возвращения. Мелисанда рано удалилась в опочивальню, но прошел не один час, а Конара все не было.
Окончательно разозлившись на него и подозревая, что могло быть причиной столь длительной задержки, Мелисанда решила спуститься в зал, но на полпути остановилась.
Наконец-то все стало ясно. Бренна. Он сидел подле нее у очага и беседовал. Блики пламени играли на их золотистых шевелюрах. Сначала она хотела ошеломить их своим неожиданным появлением — спустилась якобы для того, чтобы выпить бокал вина или эля на ночь — но вместо этого ринулась прочь, проклиная эту парочку.
Мелисанда уже стала засыпать, когда, наконец, услышала его шаги. Это несколько утешило ее. Как всегда, Конар быстро сбросил с себя одежду и скользнул под одеяло. Несколько мгновений спустя он заговорил, причем голос его прозвучал непривычно холодно и сдержанно.
— Если тебя так интересуют мои разговоры с другими людьми, ты могла бы не скрывать этого, а принять в них участие, и извлечь кое-какую пользу для себя.
Она не отвечала, и он продолжил:
— Тебе незачем было нас подслушивать, Мелисанда.
— Я и не собиралась вас подслушивать, — наконец заговорила она. — Просто я надеялась, что в зале никого нет, и я смогу насладиться одиночеством, сидя возле очага.
— Но, миледи, если меня не было в опочивальне, то где же я еще мог находиться в это время, как не в зале возле очага?
— Одному Богу известно, куда тебя может занести нелегкая!
К ее удивлению, он лишь молча вздохнул и повернулся на другой бок.
В эту ночь он так и не прикоснулся к ней.
Утром следующего дня она почувствовала какое-то беспокойство и решила, что ей необходимо прокатиться верхом, Она вспомнила, какой чудесный ручей протекает в поместье у Эрика, и подумала, что неподалеку от замка есть местечко ничуть не хуже.
Она не стала разыскивать Конара, да к тому же ей претила сама мысль о том, чтобы отчитываться перед ним в своих действиях. И она поехала на прогулку одна, так что ни Рагвальд, ни Мари не знали, куда она собирается.
Лишь мальчишка-конюх видел, как она брала в конюшне Героя.
Она и не думала, что поступает опрометчиво. У нее в мыслях царила такая сумятица, что единственным желанием было устроиться где-нибудь в укромном уголке и спокойно разобраться во всем. Она быстро добралась до памятного ей ручейка, соскочила с Героя и легко перебежала на другой берег по каменистому броду, оставив жеребца пастись на чудесной сочной траве. Она нашла уютное местечко на берегу, скинула туфли и уселась, опустив в воду ноги.
Давным-давно, еще маленькой девочкой, она приходила сюда со своим отцом.
Им постоянно приходилось держаться настороже из-за возможности нападения викингов. Но ведь эти морские волки рыскали лишь по побережью, и их ладьи издалека можно было заметить со стен крепости. До того, как не объявился Джеральд, никто и не слыхал об угрозе со стороны внутренних земель.
В детстве она очень любила играть у воды. Возможно, именно поэтому она так полюбила и ручей в Вессексе.
Щеки ее вспыхнули при воспоминании о том, как настиг ее Конар возле того ручья, что протекает в далекой Англии, и она прижала к лицу холодные от ледяной воды руки. Она никогда не забудет, как вспыхнули его глаза, когда он увидел ее, стоявшую на берегу в обществе Грегори.
Она потрясла головой, словно стараясь избавиться наваждения, и плеснула себе в лицо несколько пригоршней свежей воды. И тут ей все стало ясно.
Несомненно, все дело в Конаре.
Недаром она с самой первой их встречи относилась к нему с настороженностью, тщетно пытаясь сохранять между ними дистанцию. Наверное, она уже тогда предчувствовала, что может оказаться в зависимости от него, позволить себе чересчур привязаться к этому человеку, безрассудно подчиниться его влиянию…
Хотеть его. Бешено ревновать его к другим женщинам. Из-за этой ревности проклинать всех других женщин, желать им отправиться хоть на дно морское, на съедение рыбам. Потерять голову от любви к нему.
Она невольно выпрямилась, скрестив руки на груди, и тут же принесла себе клятву, что никогда не полюбит его, что надо быть уж совсем безмозглой дурочкой, чтобы влюбиться в такого мужлана, как он.
Но в следующее мгновение она уже проклинала минувшую ночь. Проклинала его холодность. Что же ей теперь делать? Ведь это невыносимо — знать, что он является к ней от Бренны или еще от какой-нибудь из его бесчисленных любовниц. Что могло бы помочь ей? Ведь не будет же она открывать перед ним свое сердце и изливать на него тепло своей души! Ни за что на свете! Что же это будет за жизнь?
О, каким мрачным будет отныне ее существование, даже несмотря на то, что она дома, что она любит всех, кто окружает ее, и они дарят ей ответную любовь. И все же жизнь ее будет пуста. Ни в Дублине, ни в Вессексе она не чувствовала этой пустоты. Обитатели этих твердынь не чуждались ни веселого смеха, ни нежной любви — той особенной, неповторимой любви, которая может возникнуть лишь между мужчиной и женщиной.
Нет, она не может позволить себе полюбить его, она должна бороться с этой любовью, бороться беспощадно, пусть эта битва испепелит ей сердце, иссушит ей душу — и тело.
— Мелисанда!
Она услышала, как кто-то окликнул ее пугающе знакомым голосом. Она посмотрела на другой берег ручья, и душа ее ушла в пятки.
Жоффрей Сюр ле Монт. Сын Джеральда, такой же кареглазый, темноволосый, он сильно возмужал за эти годы и стал очень похож на отца. И взгляд его стал таким же лживым и алчным.
Она в ужасе вскочила на ноги.
Он остановился возле самой воды, не сводя с нее глаз, не делая попыток приблизиться.
— Не надо бояться, — торопливо заявил он.
— А я и не боюсь, — так же торопливо соврала Мелисанда. Она вдруг поняла, что стоит босая в ледяной воде, что туфли лежат в траве, а Герой пасется по ту сторону потока.
— Я слышал, ты недавно вернулась, — продолжал Жоффрей. Он по-прежнему стоял неподвижно. Как и его отец, он был высок, хорошо сложен, а продолговатое лицо с чистыми чертами было даже привлекательным.
Если бы не этот предательский алчный блеск в глазах, не двусмысленная усмешка, кривившая его рот. При виде этого выражения лица у нее возникало ощущение, что он раздевает ее глазами, что она стоит перед ним совершенно голая, а он бесстыдно разглядывает ее.
— Ну да! Как ты можешь заметить, я действительно вернулась, — машинально пробормотала она в ответ.
— Ты чудесным образом изменилась, Мелисанда.
— Да неужели?
— Я еще не встречал такой соблазнительной женщины, как ты.
— Не преувеличивай, Жоффрей.
— Но я правда так думаю.
— Наверное, ты просто плохо знаешь женщин, — в смущении пролепетала она.
Он сделал шаг вперед, балансируя на скользких корнях, как незадолго перед этим делала она сама.
— Ты ошибаешься, — возразил он. — Я отлично разбираюсь в женщинах.
Она торопливо натянула туфли, не заботясь о том, что может их намочить. В любой момент ей, возможно, придется спасаться бегством, и она не хотела делать это босиком.
— Постой! — торопливо окликнул ее Жоффрей. — Я не причиню тебе зла. Я хочу только поговорить с бой, — она замерла в нерешительности, и он заговорил медленно, словно в раздумье. — Ты знаешь, нас когда-то должны были обручить.
— Прости, Жоффрей, — сердито тряхнула она головой, — но я не верю ни одному твоему слову. Твой отец заманил моего отца в ловушку, бессовестно предал его и убил! И ты не докажешь мне, что это неправда.
— А в отместку твой викинг прикончил моего отца.
— Он не викинг, — услышала она свой ответ.
Жоффрей иронически приподнял одну бровь, его губы искривились еще больше. Он приблизился к ней на шаг.
— Этот союз не принесет тебе счастья, Мелисанда. Предки твоего мужа были дикарями, и как бы они ни прикидывались цивилизованными христианами, в душе своей они продолжают оставаться кровожадными викингами, неподвластными голосу разума и любви. Конар бился с моим отцом только ради того, чтобы обладать тобою. Вот посмотришь, когда его народ вернется сюда, это будет все те же бешеные псы, что и прежде. Ты просто еще не знаешь, их так, как я.
— Жоффрей, мне очень жаль…
— Я никогда не откажусь от тебя, Мелисанда. И ведь твой отец прочил тебя мне в жены.
— Жоффрей, но ведь церковь никогда не освятит такого союза.
— Церковь лишь подтверждает то, что устанавливается с помощью силы!
— Жоффрей, — решилась она наконец, — но ведь твой отец приберегал меня для себя, он скорее умертвил бы меня, чем позволил принадлежать тебе.
— Ты всегда была мне желанна, Мелисанда, и помяни мое слово, я еще отвоюю тебя у этого норвежского ублюдка! Отвоюю — или освобожу тебя от него. Чем прикажешь это считать, Мелисанда?
— Я никогда не забуду, что твой отец убил моего отца! — вскричала она. — И я не желаю иметь с тобой никаких дел!
В ответ он решительно двинулся через ручей. И тут со стороны замка раздалось лошадиное ржание и топот копыт. Жоффрей застыл на месте. А в следующий миг Мелисанда увидела, как сквозь заросли на том берегу Ручья несется Конар верхом на Торе, в сопровождении Свена и Гастона.
Он был грозен, словно бог войны. Встряхнув золотистой шевелюрой, он, не спешиваясь, полоснул Жоффрея холодной сталью синих глаз.
— Ах, а вот и досточтимый Повелитель Волков соизволил явиться к нам собственной персоной! — злобно пробормотал себе под нос Жоффрей. Он отвесил Конару шутовской поклон и громко воскликнул: Я слышал, что ты вернулся, Конар, и что ты привез с собою мою родственницу. А когда я натолкнулся возле ручья на Героя, решил позаботиться о ее безопасности. Но — как ты и сам можешь убедиться — она пребывает в полном порядке, нетронутая, живая и здоровая.
— Ого, да мы вовремя подоспели! — гневно воскликнул Гастон.
— Если я должен отвечать за дела своего отца, равным образом отвечать должен и ты. Твой родитель корчит из себя повелителя Дублина, но по моим понятиям он захватил свои нынешние владения в диких набега незаконно присвоив себе права сюзерена. Ну а потом захотел приобрести некоторую респектабельность и женился на дочери Ард-Рига, не так ли?
— Я прикончу тебя, не сходя с этого места! — холодно произнес Конар. В его спокойном голосе послышалось бешенство.
Мелисанда злорадно заметила, как побледнел Жоффрей, и все же Сюр ле Монт пытался сохранить достоинство.
— Ты убьешь безоружного, ни в чем не повинного человека! — провозгласил он, подняв руки, чтобы убедились, что в них не было оружия. — Нет, милорд Повелитель Волков, такой поступок не прибавит вам уважения в глазах французского дворянства, — ехидно закончил он.
— Ну так убирайся, покуда цел, — приказал ему Конар. — И учти, если я снова застану тебя с моей женой…
— Меня с твоей женой или твою жену со мной? — издевательски переспросил Жоффрей.
Конар вдруг послал Тора вперед. Огромный, черный как ночь, боевой конь ринулся на Жоффрея, и Гастон, не выдержав, вскричал:
— О Боже, граф, придержите жеребца, ведь он затопчет этого негодяя!
Конар заставил Тора остановиться всего в нескольких дюймах от Жоффрея.
— Убирайся! — взревел он, не в силах больше сдерживать ярость.
Жоффрей проворно выскочил на берег ручья, но, удалившись на приличное расстояние от Конара, не преминул послать Мелисанде глубокий поклон. Затем он вскочил на своего коня и воскликнул:
— Желаю приятно провести день, графиня!
Дав шпоры скакуну, он поднял его в галоп и быстро скрылся из глаз. Мелисанда смотрела ему вслед, ощущая на себе суровый взгляд Конара. Она еле заставила себя поднять на него глаза, опасаясь гневной вспышки.
— Ты сама виновата во всем, Мелисанда! — упрекнул он ее.
— Виновата в чем?
— Садись на лошадь.
— Но…
— Я не собираюсь ничего обсуждать с тобой здесь и сейчас! — рявкнул он.
Она невольно перевела взгляд на Свена с Гастоном. Оба слуги — и золотоволосый юноша, и седобородый ветеран — чувствовали себя крайне неловко.
Вне себя, оттого что Конар позволяет себе так грубо командовать ею в присутствии слуг, она, оступаясь на скользких камнях, поспешила к Герою и вскочила в седло.
Герой был на диво резвым скакуном. Она легонько тронула стремена, и он рванулся вперед быстрее птицы, вперед, вперед, через поля, по направлению к замку. И хотя Конар изо всех сил понукал своего Тора, тот все равно остался далеко позади.
Возле южной башни она грациозно соскочила с седла и бросила поводья подбежавшему груму. Торопливо поднявшись вверх по лестнице, она юркнула в свою комнату и захлопнула было дверь, но в ту же минуту дверь резко распахнулась, так что Мелисанда едва успела отскочить в сторону. В комнату ворвался Конар. Он взглянул ей в глаза, а потом невольно опустил взор на ее грудь, трепещущую от быстрой ходьбы и волнений. Сердце Мелисанды сжалось.
— Напрасно ты пытаешься спрятаться от меня! — грозно произнес он.
— Сударь, ежели вам угодно, чтобы я не пряталась от вас, то потрудитесь не распускать язык, когда говорите со мною в присутствии слуг. Совершенно ни к чему рявкать на меня и понукать так, словно я малое дитя!
Он двинулся внутрь комнаты, и она отскочила, испугавшись, что он прибегнет к силе. Однако он лишь прошел в дальний угол и, к ее удивлению, принялся рыться в одном из ее сундуков — причем не в том, что был привезен из Вессекса, а в старом, который слуги принесли из ее бывшей девичьей комнаты.
В нетерпении он вынимал и отбрасывал в сторону одну вещь за другой.
— Я не могу не говорить с тобой, как с ребенком коли ты постоянно ведешь себя, как ребенок, притом не самый умный.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что ты очертя голову ускакала невесть куда одна без охраны, не предупредив ни одну живую душу!
— Но… — от гнева она на секунду онемела. — Я не пленница!
— Тебе нельзя выезжать за стены!
— Ты не имеешь права говорить мне такие вещи! — гордо вздернув подбородок, она приблизилась, чтобы видеть, что он вытаскивает из ее сундука. — Там, в чужих землях, ты годами держал меня на положении пленницы. Но никто не вправе запретить мне прогулки верхом, когда я нахожусь в своем собственном доме…
Он повернулся к ней резко, и она замерла, завороженная его взором, не заметив поначалу, что он держит в руках.
— Мелисанда, тебе нельзя отныне и впредь выезжать на прогулки одной. И я могу и должен сказать тебе об этом.
— Но… — начала было она, и в этот момент ее глаза, уловили тусклый блеск предмета, который держал в руках Конар. Присмотревшись, она узнала кольчужную рубаху, удивительно тонко сработанную каким-то искусным кузнецом, — подарок ее отца.
— Что ты делаешь? — вскричала Мелисанда.
— Смотрю, добротно ли она сделана, — отвечал он. — Боюсь, что впредь тебе можно будет выезжать за стены крепости лишь в этой рубахе.
— Нет! Нет! — и она с неожиданной яростью набросилась на него, молотя кулачками по его груди, так что он даже попятился при виде столь сильного натиска. — Нет!
Он отбросил кольчугу в сторону и поймал ее руки, стараясь успокоить ее. Она в бешенстве уставилась ему в глаза.
— Ты не посмеешь! Это его последний дар, это последний подарок моего отца. Если только ты еще прикоснешься к моей кольчуге, я возненавижу тебя до конца дней! Клянусь тебе, клянусь!
— Ха, да ты и так меня уже ненавидишь! — возразил он.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет! — мрачно пообещала она.
Похоже, что ее угрозы все же подействовали. По крайней мере, Конар на миг задумался.
— Хорошо, я больше не прикоснусь к твоей кольчуге, но пообещай и ты мне…
Конару явно претила эта торговля, однако он твердо решил добиться своего.
— Что я должна пообещать?
— Что ты больше не выедешь за стены крепости без моего ведома. Что ты отныне будешь прогуливаться либо со мной, либо с теми провожатыми, которых я тебе назначу.
— То бишь с твоими дружками-викингами, — ледяным тоном добавила она.
— Я жду твоего обещания, Мелисанда.
— Обещание недолго и нарушить, — съязвила она.
— Но не по отношению ко мне. Я позабочусь о том, чтобы ты все исполняла в точности.
Она упрямо прикрыла глаза. Он отпустил ее руку и наклонился, чтобы поднять с пола кольчугу. Взяв ее у него из рук, она, не спеша, направилась обратно к сундуку и аккуратно уложила отцовский подарок на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Мелисанда горячо стала защищать творение своего отца, и Конар нетерпеливо возразил ей, что дело не в ошибках строителей, просто время и непогода сделали свое разрушительное дело. Им придется заняться укреплением стен, как только они вернутся из Руана.
Однако когда они туда отправятся, он ей не сообщил. Он по сути дела вообще ничего не сообщал ей.
А если ему вдруг хотелось просто побыть в женском обществе, он разыскивал Бренну, с которой мог беседовать часами.
Это произошло на четвертый день после их возвращения. Мелисанда рано удалилась в опочивальню, но прошел не один час, а Конара все не было.
Окончательно разозлившись на него и подозревая, что могло быть причиной столь длительной задержки, Мелисанда решила спуститься в зал, но на полпути остановилась.
Наконец-то все стало ясно. Бренна. Он сидел подле нее у очага и беседовал. Блики пламени играли на их золотистых шевелюрах. Сначала она хотела ошеломить их своим неожиданным появлением — спустилась якобы для того, чтобы выпить бокал вина или эля на ночь — но вместо этого ринулась прочь, проклиная эту парочку.
Мелисанда уже стала засыпать, когда, наконец, услышала его шаги. Это несколько утешило ее. Как всегда, Конар быстро сбросил с себя одежду и скользнул под одеяло. Несколько мгновений спустя он заговорил, причем голос его прозвучал непривычно холодно и сдержанно.
— Если тебя так интересуют мои разговоры с другими людьми, ты могла бы не скрывать этого, а принять в них участие, и извлечь кое-какую пользу для себя.
Она не отвечала, и он продолжил:
— Тебе незачем было нас подслушивать, Мелисанда.
— Я и не собиралась вас подслушивать, — наконец заговорила она. — Просто я надеялась, что в зале никого нет, и я смогу насладиться одиночеством, сидя возле очага.
— Но, миледи, если меня не было в опочивальне, то где же я еще мог находиться в это время, как не в зале возле очага?
— Одному Богу известно, куда тебя может занести нелегкая!
К ее удивлению, он лишь молча вздохнул и повернулся на другой бок.
В эту ночь он так и не прикоснулся к ней.
Утром следующего дня она почувствовала какое-то беспокойство и решила, что ей необходимо прокатиться верхом, Она вспомнила, какой чудесный ручей протекает в поместье у Эрика, и подумала, что неподалеку от замка есть местечко ничуть не хуже.
Она не стала разыскивать Конара, да к тому же ей претила сама мысль о том, чтобы отчитываться перед ним в своих действиях. И она поехала на прогулку одна, так что ни Рагвальд, ни Мари не знали, куда она собирается.
Лишь мальчишка-конюх видел, как она брала в конюшне Героя.
Она и не думала, что поступает опрометчиво. У нее в мыслях царила такая сумятица, что единственным желанием было устроиться где-нибудь в укромном уголке и спокойно разобраться во всем. Она быстро добралась до памятного ей ручейка, соскочила с Героя и легко перебежала на другой берег по каменистому броду, оставив жеребца пастись на чудесной сочной траве. Она нашла уютное местечко на берегу, скинула туфли и уселась, опустив в воду ноги.
Давным-давно, еще маленькой девочкой, она приходила сюда со своим отцом.
Им постоянно приходилось держаться настороже из-за возможности нападения викингов. Но ведь эти морские волки рыскали лишь по побережью, и их ладьи издалека можно было заметить со стен крепости. До того, как не объявился Джеральд, никто и не слыхал об угрозе со стороны внутренних земель.
В детстве она очень любила играть у воды. Возможно, именно поэтому она так полюбила и ручей в Вессексе.
Щеки ее вспыхнули при воспоминании о том, как настиг ее Конар возле того ручья, что протекает в далекой Англии, и она прижала к лицу холодные от ледяной воды руки. Она никогда не забудет, как вспыхнули его глаза, когда он увидел ее, стоявшую на берегу в обществе Грегори.
Она потрясла головой, словно стараясь избавиться наваждения, и плеснула себе в лицо несколько пригоршней свежей воды. И тут ей все стало ясно.
Несомненно, все дело в Конаре.
Недаром она с самой первой их встречи относилась к нему с настороженностью, тщетно пытаясь сохранять между ними дистанцию. Наверное, она уже тогда предчувствовала, что может оказаться в зависимости от него, позволить себе чересчур привязаться к этому человеку, безрассудно подчиниться его влиянию…
Хотеть его. Бешено ревновать его к другим женщинам. Из-за этой ревности проклинать всех других женщин, желать им отправиться хоть на дно морское, на съедение рыбам. Потерять голову от любви к нему.
Она невольно выпрямилась, скрестив руки на груди, и тут же принесла себе клятву, что никогда не полюбит его, что надо быть уж совсем безмозглой дурочкой, чтобы влюбиться в такого мужлана, как он.
Но в следующее мгновение она уже проклинала минувшую ночь. Проклинала его холодность. Что же ей теперь делать? Ведь это невыносимо — знать, что он является к ней от Бренны или еще от какой-нибудь из его бесчисленных любовниц. Что могло бы помочь ей? Ведь не будет же она открывать перед ним свое сердце и изливать на него тепло своей души! Ни за что на свете! Что же это будет за жизнь?
О, каким мрачным будет отныне ее существование, даже несмотря на то, что она дома, что она любит всех, кто окружает ее, и они дарят ей ответную любовь. И все же жизнь ее будет пуста. Ни в Дублине, ни в Вессексе она не чувствовала этой пустоты. Обитатели этих твердынь не чуждались ни веселого смеха, ни нежной любви — той особенной, неповторимой любви, которая может возникнуть лишь между мужчиной и женщиной.
Нет, она не может позволить себе полюбить его, она должна бороться с этой любовью, бороться беспощадно, пусть эта битва испепелит ей сердце, иссушит ей душу — и тело.
— Мелисанда!
Она услышала, как кто-то окликнул ее пугающе знакомым голосом. Она посмотрела на другой берег ручья, и душа ее ушла в пятки.
Жоффрей Сюр ле Монт. Сын Джеральда, такой же кареглазый, темноволосый, он сильно возмужал за эти годы и стал очень похож на отца. И взгляд его стал таким же лживым и алчным.
Она в ужасе вскочила на ноги.
Он остановился возле самой воды, не сводя с нее глаз, не делая попыток приблизиться.
— Не надо бояться, — торопливо заявил он.
— А я и не боюсь, — так же торопливо соврала Мелисанда. Она вдруг поняла, что стоит босая в ледяной воде, что туфли лежат в траве, а Герой пасется по ту сторону потока.
— Я слышал, ты недавно вернулась, — продолжал Жоффрей. Он по-прежнему стоял неподвижно. Как и его отец, он был высок, хорошо сложен, а продолговатое лицо с чистыми чертами было даже привлекательным.
Если бы не этот предательский алчный блеск в глазах, не двусмысленная усмешка, кривившая его рот. При виде этого выражения лица у нее возникало ощущение, что он раздевает ее глазами, что она стоит перед ним совершенно голая, а он бесстыдно разглядывает ее.
— Ну да! Как ты можешь заметить, я действительно вернулась, — машинально пробормотала она в ответ.
— Ты чудесным образом изменилась, Мелисанда.
— Да неужели?
— Я еще не встречал такой соблазнительной женщины, как ты.
— Не преувеличивай, Жоффрей.
— Но я правда так думаю.
— Наверное, ты просто плохо знаешь женщин, — в смущении пролепетала она.
Он сделал шаг вперед, балансируя на скользких корнях, как незадолго перед этим делала она сама.
— Ты ошибаешься, — возразил он. — Я отлично разбираюсь в женщинах.
Она торопливо натянула туфли, не заботясь о том, что может их намочить. В любой момент ей, возможно, придется спасаться бегством, и она не хотела делать это босиком.
— Постой! — торопливо окликнул ее Жоффрей. — Я не причиню тебе зла. Я хочу только поговорить с бой, — она замерла в нерешительности, и он заговорил медленно, словно в раздумье. — Ты знаешь, нас когда-то должны были обручить.
— Прости, Жоффрей, — сердито тряхнула она головой, — но я не верю ни одному твоему слову. Твой отец заманил моего отца в ловушку, бессовестно предал его и убил! И ты не докажешь мне, что это неправда.
— А в отместку твой викинг прикончил моего отца.
— Он не викинг, — услышала она свой ответ.
Жоффрей иронически приподнял одну бровь, его губы искривились еще больше. Он приблизился к ней на шаг.
— Этот союз не принесет тебе счастья, Мелисанда. Предки твоего мужа были дикарями, и как бы они ни прикидывались цивилизованными христианами, в душе своей они продолжают оставаться кровожадными викингами, неподвластными голосу разума и любви. Конар бился с моим отцом только ради того, чтобы обладать тобою. Вот посмотришь, когда его народ вернется сюда, это будет все те же бешеные псы, что и прежде. Ты просто еще не знаешь, их так, как я.
— Жоффрей, мне очень жаль…
— Я никогда не откажусь от тебя, Мелисанда. И ведь твой отец прочил тебя мне в жены.
— Жоффрей, но ведь церковь никогда не освятит такого союза.
— Церковь лишь подтверждает то, что устанавливается с помощью силы!
— Жоффрей, — решилась она наконец, — но ведь твой отец приберегал меня для себя, он скорее умертвил бы меня, чем позволил принадлежать тебе.
— Ты всегда была мне желанна, Мелисанда, и помяни мое слово, я еще отвоюю тебя у этого норвежского ублюдка! Отвоюю — или освобожу тебя от него. Чем прикажешь это считать, Мелисанда?
— Я никогда не забуду, что твой отец убил моего отца! — вскричала она. — И я не желаю иметь с тобой никаких дел!
В ответ он решительно двинулся через ручей. И тут со стороны замка раздалось лошадиное ржание и топот копыт. Жоффрей застыл на месте. А в следующий миг Мелисанда увидела, как сквозь заросли на том берегу Ручья несется Конар верхом на Торе, в сопровождении Свена и Гастона.
Он был грозен, словно бог войны. Встряхнув золотистой шевелюрой, он, не спешиваясь, полоснул Жоффрея холодной сталью синих глаз.
— Ах, а вот и досточтимый Повелитель Волков соизволил явиться к нам собственной персоной! — злобно пробормотал себе под нос Жоффрей. Он отвесил Конару шутовской поклон и громко воскликнул: Я слышал, что ты вернулся, Конар, и что ты привез с собою мою родственницу. А когда я натолкнулся возле ручья на Героя, решил позаботиться о ее безопасности. Но — как ты и сам можешь убедиться — она пребывает в полном порядке, нетронутая, живая и здоровая.
— Ого, да мы вовремя подоспели! — гневно воскликнул Гастон.
— Если я должен отвечать за дела своего отца, равным образом отвечать должен и ты. Твой родитель корчит из себя повелителя Дублина, но по моим понятиям он захватил свои нынешние владения в диких набега незаконно присвоив себе права сюзерена. Ну а потом захотел приобрести некоторую респектабельность и женился на дочери Ард-Рига, не так ли?
— Я прикончу тебя, не сходя с этого места! — холодно произнес Конар. В его спокойном голосе послышалось бешенство.
Мелисанда злорадно заметила, как побледнел Жоффрей, и все же Сюр ле Монт пытался сохранить достоинство.
— Ты убьешь безоружного, ни в чем не повинного человека! — провозгласил он, подняв руки, чтобы убедились, что в них не было оружия. — Нет, милорд Повелитель Волков, такой поступок не прибавит вам уважения в глазах французского дворянства, — ехидно закончил он.
— Ну так убирайся, покуда цел, — приказал ему Конар. — И учти, если я снова застану тебя с моей женой…
— Меня с твоей женой или твою жену со мной? — издевательски переспросил Жоффрей.
Конар вдруг послал Тора вперед. Огромный, черный как ночь, боевой конь ринулся на Жоффрея, и Гастон, не выдержав, вскричал:
— О Боже, граф, придержите жеребца, ведь он затопчет этого негодяя!
Конар заставил Тора остановиться всего в нескольких дюймах от Жоффрея.
— Убирайся! — взревел он, не в силах больше сдерживать ярость.
Жоффрей проворно выскочил на берег ручья, но, удалившись на приличное расстояние от Конара, не преминул послать Мелисанде глубокий поклон. Затем он вскочил на своего коня и воскликнул:
— Желаю приятно провести день, графиня!
Дав шпоры скакуну, он поднял его в галоп и быстро скрылся из глаз. Мелисанда смотрела ему вслед, ощущая на себе суровый взгляд Конара. Она еле заставила себя поднять на него глаза, опасаясь гневной вспышки.
— Ты сама виновата во всем, Мелисанда! — упрекнул он ее.
— Виновата в чем?
— Садись на лошадь.
— Но…
— Я не собираюсь ничего обсуждать с тобой здесь и сейчас! — рявкнул он.
Она невольно перевела взгляд на Свена с Гастоном. Оба слуги — и золотоволосый юноша, и седобородый ветеран — чувствовали себя крайне неловко.
Вне себя, оттого что Конар позволяет себе так грубо командовать ею в присутствии слуг, она, оступаясь на скользких камнях, поспешила к Герою и вскочила в седло.
Герой был на диво резвым скакуном. Она легонько тронула стремена, и он рванулся вперед быстрее птицы, вперед, вперед, через поля, по направлению к замку. И хотя Конар изо всех сил понукал своего Тора, тот все равно остался далеко позади.
Возле южной башни она грациозно соскочила с седла и бросила поводья подбежавшему груму. Торопливо поднявшись вверх по лестнице, она юркнула в свою комнату и захлопнула было дверь, но в ту же минуту дверь резко распахнулась, так что Мелисанда едва успела отскочить в сторону. В комнату ворвался Конар. Он взглянул ей в глаза, а потом невольно опустил взор на ее грудь, трепещущую от быстрой ходьбы и волнений. Сердце Мелисанды сжалось.
— Напрасно ты пытаешься спрятаться от меня! — грозно произнес он.
— Сударь, ежели вам угодно, чтобы я не пряталась от вас, то потрудитесь не распускать язык, когда говорите со мною в присутствии слуг. Совершенно ни к чему рявкать на меня и понукать так, словно я малое дитя!
Он двинулся внутрь комнаты, и она отскочила, испугавшись, что он прибегнет к силе. Однако он лишь прошел в дальний угол и, к ее удивлению, принялся рыться в одном из ее сундуков — причем не в том, что был привезен из Вессекса, а в старом, который слуги принесли из ее бывшей девичьей комнаты.
В нетерпении он вынимал и отбрасывал в сторону одну вещь за другой.
— Я не могу не говорить с тобой, как с ребенком коли ты постоянно ведешь себя, как ребенок, притом не самый умный.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что ты очертя голову ускакала невесть куда одна без охраны, не предупредив ни одну живую душу!
— Но… — от гнева она на секунду онемела. — Я не пленница!
— Тебе нельзя выезжать за стены!
— Ты не имеешь права говорить мне такие вещи! — гордо вздернув подбородок, она приблизилась, чтобы видеть, что он вытаскивает из ее сундука. — Там, в чужих землях, ты годами держал меня на положении пленницы. Но никто не вправе запретить мне прогулки верхом, когда я нахожусь в своем собственном доме…
Он повернулся к ней резко, и она замерла, завороженная его взором, не заметив поначалу, что он держит в руках.
— Мелисанда, тебе нельзя отныне и впредь выезжать на прогулки одной. И я могу и должен сказать тебе об этом.
— Но… — начала было она, и в этот момент ее глаза, уловили тусклый блеск предмета, который держал в руках Конар. Присмотревшись, она узнала кольчужную рубаху, удивительно тонко сработанную каким-то искусным кузнецом, — подарок ее отца.
— Что ты делаешь? — вскричала Мелисанда.
— Смотрю, добротно ли она сделана, — отвечал он. — Боюсь, что впредь тебе можно будет выезжать за стены крепости лишь в этой рубахе.
— Нет! Нет! — и она с неожиданной яростью набросилась на него, молотя кулачками по его груди, так что он даже попятился при виде столь сильного натиска. — Нет!
Он отбросил кольчугу в сторону и поймал ее руки, стараясь успокоить ее. Она в бешенстве уставилась ему в глаза.
— Ты не посмеешь! Это его последний дар, это последний подарок моего отца. Если только ты еще прикоснешься к моей кольчуге, я возненавижу тебя до конца дней! Клянусь тебе, клянусь!
— Ха, да ты и так меня уже ненавидишь! — возразил он.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет! — мрачно пообещала она.
Похоже, что ее угрозы все же подействовали. По крайней мере, Конар на миг задумался.
— Хорошо, я больше не прикоснусь к твоей кольчуге, но пообещай и ты мне…
Конару явно претила эта торговля, однако он твердо решил добиться своего.
— Что я должна пообещать?
— Что ты больше не выедешь за стены крепости без моего ведома. Что ты отныне будешь прогуливаться либо со мной, либо с теми провожатыми, которых я тебе назначу.
— То бишь с твоими дружками-викингами, — ледяным тоном добавила она.
— Я жду твоего обещания, Мелисанда.
— Обещание недолго и нарушить, — съязвила она.
— Но не по отношению ко мне. Я позабочусь о том, чтобы ты все исполняла в точности.
Она упрямо прикрыла глаза. Он отпустил ее руку и наклонился, чтобы поднять с пола кольчугу. Взяв ее у него из рук, она, не спеша, направилась обратно к сундуку и аккуратно уложила отцовский подарок на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34