Немного позже приходит почта с родины. При чтении у многих текут слезы. У одних от радости, у других от горя. Новости из дома отражают весь трагизм наследства, оставленного нацистами. Разрушено все, вплоть до брачных уз. Вот, например, курсант антифашистской школы Ганс Р. регулярно получает письма от жены, полные нежных слов. Он счастлив. Посылает ей страстные письма. Через некоторое время узнает, что все эти нежные письма писала ему сестра. Его жена давно оставила его, ушла от него с товарищем по фронту, который передавал от него привет. Поначалу мы боялись, что этот человек сойдет с ума. Или совершит какую-нибудь глупость. Мы позаботились о нем, и постепенно рана зажила. Когда надо утолить духовное страдание, я порою прошу помочь мне фельдшера Гейнца Т. Эти раны он лечит особенно хорошо. Мы наваливаем на Ганса Р. столько работы, что ему некогда думать о случившемся.
Через много лет (это было, мне кажется, в начале шестидесятых годов) мы встретились с ним совершенно неожиданно в закусочной на Александерплац в Берлине. Это была сердечная встреча. Мне было приятно узнать, что раны его семейной трагедии зарубцевались. Он женился снова, и очень удачно. Работает в магистрате одного города, недалеко от Берлина. Подходящая работа для него. Там как раз нужны отзывчивые люди.
Совестливый человек
На этот раз мы награждаем лучших не на рождество, а к празднику Октябрской революции. Как и на предприятиях, устраиваем торжественное собрание. Да, уже можем себе это позволить. Я говорю только несколько вступительных слов. Не люблю длинных речей. В данном случае предпочитаю предоставить слово Маяковскому. У него получается лучше. Его стихи читает Йозеф К., до удивления выразительно. Потом вручаем премии. На этот раз церемонии продолжаются долго, потому что все предприятия чем-нибудь да и наградили своих пленных-передовиков. Прежде всего, конечно, табак, хороший табак, не махорка. А что еще они могли бы выделить в премиальный фонд? У них у самих нет ничего.
В центре внимания сегодня бригада Густава Б., которая возводит в городе новые дома. Начальник говорит о нем:
«У него есть совесть».
Это самая высшая похвала для военнопленного в устах русского начальника. Русские имеют в виду рабочую честь. Густав Б. строит дома охотно. Впрочем, он и сейчас охотно думает. Он, который до тех пор стоял в стороне, когда речь заходила о политике, теперь даже поделился в стенной газете своими мыслями об Октябрьской революции. Он удивляется самому себе и сам радуется. Еще сегодня он гордится этим своим первым шагом, написал он мне несколько лет тому назад.
Я встретила его летом 1959 года в Магдебурге. Там выступала советская цирковая труппа. В то время я снова работала в области культуры и искусства (в министерстве культуры) и, конечно же, по связям с Советским Союзом.
Когда на гастроли приезжали большие ансамбли, я обычно старалась побывать в местах их выступлений, чтобы проверить, как идет подготовка. Я решила делать все, чтобы выступления советских артистов проходили в самой благоприятной для них обстановке. Уж это-то был мой долг. Впрочем, гостям из других социалистических стран я уделяла не меньше внимания. Я говорила себе: «Если уж я сама не выступаю больше на ниве искусства, то по крайней мере надо помогать другим». Помогала я и нашим немецким артистам. Многие знали об этом и приходили ко мне.
Когда в Магдебурге шли приготовления к этим четырехнедельным гастролям советского цирка, я не могла покинуть Берлин. У нас гостил Тихон Хренников и его жена. Тихон Хренников? всемирно известный композитор, руководит Союзом советских композиторов, входит в состав Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и депутат Верховного Совета. Он как был, так и остался простым, хорошим, непосредственным человеком, всегда готовым помочь. Мы пригласили его и его жену хоть раз погостить у нас. Многие наши композиторы и исполнители бывали у них дома в Москве. Их принимали с таким гостеприимством и сердечностью, что они чувствовали себя в стране чудес, без преувеличения.
Тихон Хренников и его жена? замечательные люди. Я их очень люблю. Они невероятно гостеприимны. У них я всегда встречала множество гостей. Одни приходили, другие уходили. Каждый чувствовал себя хорошо. Если Тихону Хренникову хочется заняться музыкой, он незаметно удаляется в свой кабинет и садится за пианино. Клара Хренникова, его жена,? обаятельная женщина, с ней никогда не скучно.
После приезда цирка в Магдебург я позвонила директору труппы. Хотела узнать, как их устроили там. «Плохо»,? сказал он.
Действительно, в интернате, в котором их разместили, их устроили плохо. Они даже не могут как следует вымыться и вскипятить себе чай. Я тут же отправилась в Магдебург. Положение было даже хуже, чем описал мне руководитель труппы. Я вызвала к себе директора Магдебургского цирка. Он заявил, что ничего не может сделать. Действительно, все гостиницы города были переполнены. В то время там находилась большая правительственная делегация. Но она приехала только на три дня. Я обошла все отели, чтобы разместить советских артистов хотя бы после отъезда делегации. Оказалось, что невозможно и это. Все места забронированы на несколько недель вперед. В «Дом ремесленника», в то время лучшую гостиницу города Магдебурга, меня вообще не впустили. Все суетились, бегали взад и вперед. Никто не хотел меня даже выслушать. Удрученная, я стояла в вестибюле, думала, что еще предпринять. В это время по лестнице спускался высокий, широкоплечий человек. Он с удивлением взглянул на меня и бросился мне на шею. Только когда он меня отпустил, я смогла на него посмотреть и узнала его. Это был Густав Б., наш тогдашний ударник, а теперь директор этого отеля. «Госпожа Либерман, как я рад вас вновь увидеть!»
«Вы не представляете себе, как этому рада я!»
Само собой разумеется, что через три дня он разместил советских артистов в своем отеле. После этого я написала ему любезное письмо. А он мне еще более любезное.
Вот мы вновь посылаем лучших своих пленных в антифашистскую школу. На этот раз в Красногорск. С ними отправляется Вальтер М. Он получил вызов. Наверное, ему хотят дать другое задание. Он отправляется раньше других. Я прощаюсь с ним на вокзале.
«До свидания, Вальтер, в нашей новой Германии!»
Других я сопровождаю до Красногорска. Оттуда я быстро еду назад. От нашего актива почти никого не осталось. Мне надо начинать все снова. В который раз формировать новый актив. Дело нелегкое, но есть и привлекательные стороны. Надо найти настоящих людей.
Весна. Приближается Первомай, первый мирный Первомай. Кое-кто из рабочих постарше вспоминает о хорошей традиции немецкого рабочего класса? о демонстрации, о борьбе. И некоторые из них приходят ко мне с просьбой передать начальнику лагеря поздравительное послание к этому празднику. Под этим письмом лишь немного подписей. «Как? Другие не хотят?»
«А мы никого не спрашивали. Мы хотели просто послать это письмо от себя».
«Ну так спросите же других».
Они возвращаются с тремя страницами подписей. Само письмо состоит лишь из нескольких строк, но очень сердечных, прочувствованных, содержательных строк. Наш начальник был обрадован этим письмом. Радовался за людей, написавших его.
Три души живут в моей груди
Однажды перед обедом, когда я беседовала с нашими дистрофиками, меня позвали к пропускной. Я хотела сказать, что приду попозже, но оказалось, что меня зовут к телефону. «Начальник?»? спросила я.
«Нет, кто-то из посторонних».
«Женщина?»
«Нет, мужчина».
Загадка. Охваченная любопытством, я пошла еще быстрее солдата. «Слушаю».
«Говорит друг вашего мужа. Он просил передать вам привет».
«Как это хорошо!»? От волнения я начала заикаться.
«Когда мы сможем увидеться?»
«Давайте сразу же. У меня мало времени. Я жду вас в гостинице».
Я оставила все как было, получила у начальника машину и поехала в гостиницу. Выпрыгиваю из машины, бегу в дом, перескакиваю сразу через несколько ступенек. Внезапно кто-то сзади обнимает меня. Я оборачиваюсь? передо мной стоит муж. Вернулся домой, после шести лет? лет длинных, как целая жизнь.
Он требует, чтобы я тоже вернулась домой. Я говорю об этом с моим начальником. Он просит меня еще подождать немножко. Пока еще он не может меня отпустить. Двумя днями позже мой муж отправляется в Москву, печальный и разочарованный. Он приступает снова к своей старой работе? проектированию электростанций. Ждет, ждет.
Время от времени я навещаю его. Послевоенная жизнь тяжела. Одинокому мужчине приходится трудно вдвойне. Три души живут в моей груди. Я хочу к моему мужу, я хочу назад в Германию, которая сейчас нуждается в каждом из нас для строительства новой жизни, и я не могу покинуть своего поста здесь.
Через год это свершается. К нам приезжает новый политначальник. Он один из освободителей Германии, провел там два года. Он видел конец фашизма и развалины, которые фашизм оставил в душах людей и на улицах городов. И он пережил опьяняющее начало новой жизни. Жадно я вслушиваюсь в его рассказ.
«Но нам повсюду не хватает людей»,? завершает он свой рассказ. Мы еще долго просидели вместе, размышляя, чем можем помочь.
В небольшом, расположенном в красивой местности лагере Зобинка мы устраиваем курсы для антифашистов всех двенадцати лагерей. Кто хочет, может записаться на эти курсы. Мои ученики стали теперь учителями. А я смогла уехать.
Вместо послесловия
«Почему ваша книга завершается событиями 1945 года?»
«Почему вы ее не продолжили?»
Так спрашивают меня многие читатели.
Ответ прост: если бы я продолжила книгу, она получилась бы слишком объемистой. У нее было бы вдвое больше страниц. И цена возросла бы вдвое. А попробуй-ка удержать книгу, скажем, страниц в семьсот, когда ты удобно расположился в кресле и собрался ее читать. Или в кровати перед отходом ко сну. Могла ли я обречь читателя на это? Да ни за что на свете!
Ну а если серьезно, то у меня просто не хватило храбрости написать толстую книгу. Главное, что я хотела сказать, было сказано. Я имею в виду? о моей работе в лагерях для военнопленных. Этот раздел книжки опровергает подлую клевету на Советский Союз. Написать об этом мне хотелось давно. А вообще говоря, я не считаю свою биографию столь важной, чтобы абсолютно обо всем поведать всему миру. Честное слово. Я думаю, что поставила точку вовремя и в нужном месте.
Здесь же мне хочется предоставить слово читателю. Как почти все авторы книг, я получила много читательских писем. От молодых и пожилых, знакомых и незнакомых, от бывших «воспитанников». Эти последние мне писали: «Так это было. Точь-в-точь». Да, это было так. В советских лагерях военнопленные усвоили? хотя с трудом,? как должен жить человек с человеком. И вот в своих письмах рассказывают они о том, как, вернувшись на родину, помогали строить новую жизнь.
Пусть и читатель узнает кое-что об этих красноречивых и взволнованных свидетельствах.
Вернер Истински написал мне из Висмара:
«Когда мы оказались отрезанными от других, наша небольшая группа благодаря агитации одного мужественного капитана, использовавшего ходившую по рукам листовку национального комитета „Свободная Германия“, решила сдаться в плен. Уже в советском военном госпитале мне врезались в память утренники, проводившиеся для нас, пациентов. Например, чтения вслух стихов Пушкина.
Позже, наверное уже во Владимире, меня потрясла книга Вилли Бределя «Испытание», а затем его же «Отцу». Шолоховский «Тихий Дон» всегда был на руках, когда я хотел взять его почитать.
… Вы, наверное, всем сердцем обрадуетесь, получив письмо еще от одного из бывших «владимирцев», письмо о том, как Ваша воспитательная работа ему помогла.
3 августа 1945 года моя жизнь в плену закончилась. Из Бреслау я переселился в Эрфурт. Вступил в партию. Осуществил давнее желание стать учителем. За эти тридцать два года «испробовал» все разновидности этой прекрасной профессии: учительствовал в начальной школе, в профтехшколе, в техникуме, в вузе. Заочно окончил Высшую партийную школу. Семь лет проработал освобожденным работником в партийном аппарате. Это дало мне незаменимый опыт политической и идеологической работы, который помогает вплоть до сегодняшнего дня. В будущем году исполняется два десятилетия с тех пор, как я стал преподавать марксизм-ленинизм. В последние годы? в медицинском техникуме здесь, в Висмаре. Кроме того, преподаю теорию культуры и эстетику.
Моя жена Эвелин тоже с 1945 года в партии. Два десятилетия работает на ответственной политической работе? сначала в союзе молодежи, затем в партаппарате.
Моя жена и я отдаем все силы, чтобы молодежь научилась разбираться в прошлом.
По поручению районного комитета участников подпольной борьбы с фашизмом жена ведет студенческие кружки по вопросу рабочего движения в районах Висмар, Доберан и Гревесмюлен. Самое время, чтобы познакомить сменяющие нас поколения с жизнью и борьбой до сих пор еще мало известных товарищей по партии и других борцов Сопротивления.
Наша восемнадцатилетняя дочь Вера в составе группы Союза свободной немецкой молодежи изучает жизнь одного товарища, павшего в борьбе с путчистами Каппа.
Если? как мы надеемся? нашу дочь примут в кандидаты партии, можно будет создать в нашей семье свою собственную партгруппу!
Мне представлялось необходимым познакомить Вас с этими моментами из моей жизни и жизни, моей семьи. Хотя письмо получилось довольно длинным. Пусть Вы порадуетесь, читая эти строки о том, как Ваша тяжелая воспитательная работа помогла человеку и нашему делу…»
Добавить к этому письму мне нечего. И следующее? такой же кусочек истории этого поколения, в свое время совращенного и испорченного фашизмом, но распрямившегося в нашем государстве. Разумеется, я воспроизвожу все эти письма с большими сокращениями. Особенно в тех местах, в которых говорится обо мне самой и о моей книге. Мне жаль, но? ничего не поделаешь.
Из письма д-ра Курта Бартеля, Берлин? Лихтенберг:
«Владимир и Красногорск были для меня университетами жизни. Они позволили мне встать на тот путь, который делает жизнь достойной человека. Их влияние оказалось прочным и помогло мне выстоять в трудных условиях.
… Может быть, стоит привести здесь некоторые примеры. В конце июля 1949 года я возвратился в Берлин и приступил к работе на одном из народных предприятий. Летом 1950 года его директор ушел на год учиться в партшколу. Руководство предприятием передали мне. Моя специальная подготовка все еще была прежней: слесарь. Разряд я получил перед самой войной. Летом 1951 года меня забрали в министерство, где я должен был стать первым секретарем парткома. Но поскольку я указал на недостаток партийного опыта, меня сделали вторым секретарем, чтобы я мог подучиться. После курсов в Форст-Циннаж меня откомандировали в распоряжение Генриха Рау. Он направил меня на работу во внешнюю торговлю. С 1956 по 1958 год находился в командировке в Египте. С 1958 по 1962 год работал генеральным директором одного внешнеторгового объединения. Затем партия позаботилась о дальнейшем повышении моей квалификации, направив меня на трехгодичные курсы при Высшей партшколе имени К. Маркса. Это был второй Красногорск! Замечательно! Сначала я хотел вернуться на практическую работу в экономику, но в порядке укрепления Института экономики кадрами практиков меня направили в Карлсхорст. В 1969 году защитил диссертацию. С 1970 года заместитель директора секции по внешней торговле, отвечаю за шестьсот студентов. Разумеется, не все шло гладко. Просветление началось во Владимире.
Мне кажется, что этот грандиозный и дальновидный замысел, осуществленный советскими людьми в труднейших условиях, еще никогда не был освещен с такой полнотой, как в этой книге.
Замечательно, что вы воздвигли своеобразный памятник советским врачам. Не могу вспомнить ее имени, но одному такому врачу-женщине я обязан жизнью. Она спасла меня в лагере 190, когда я заболел там (1946 год) тяжелой формой малярии. Она вылечила меня так основательно, что рецидивов потом не было. О многих можно было бы вспомнить с такой же благодарностью…»
Д-р Вернер Дорманн из Бернбурга писал мне:
«… Я пережил все, что вы описываете как учитель и воспитатель антифашистов и военнопленных.
… Как военнопленные мы должны быть бесконечно благодарны советским офицерам и всем, с кем нас свела жизнь,? рабочий на стройках и предприятиях. Я продолжу мою работу над этой темой. Вы дали мне заряд уверенности в моих силах».
Признаюсь: все эти письма доставили мне много счастливых часов. Это была несказанная радость. Так наглядно еще раз убедиться в том, что наша работа была не напрасной! И работа над этой книгой тоже.
Интересными, а иногда забавными были звонки читателей по телефону.
Однажды мне позвонила Грета Кейльзон, о которой упоминается в книжке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Через много лет (это было, мне кажется, в начале шестидесятых годов) мы встретились с ним совершенно неожиданно в закусочной на Александерплац в Берлине. Это была сердечная встреча. Мне было приятно узнать, что раны его семейной трагедии зарубцевались. Он женился снова, и очень удачно. Работает в магистрате одного города, недалеко от Берлина. Подходящая работа для него. Там как раз нужны отзывчивые люди.
Совестливый человек
На этот раз мы награждаем лучших не на рождество, а к празднику Октябрской революции. Как и на предприятиях, устраиваем торжественное собрание. Да, уже можем себе это позволить. Я говорю только несколько вступительных слов. Не люблю длинных речей. В данном случае предпочитаю предоставить слово Маяковскому. У него получается лучше. Его стихи читает Йозеф К., до удивления выразительно. Потом вручаем премии. На этот раз церемонии продолжаются долго, потому что все предприятия чем-нибудь да и наградили своих пленных-передовиков. Прежде всего, конечно, табак, хороший табак, не махорка. А что еще они могли бы выделить в премиальный фонд? У них у самих нет ничего.
В центре внимания сегодня бригада Густава Б., которая возводит в городе новые дома. Начальник говорит о нем:
«У него есть совесть».
Это самая высшая похвала для военнопленного в устах русского начальника. Русские имеют в виду рабочую честь. Густав Б. строит дома охотно. Впрочем, он и сейчас охотно думает. Он, который до тех пор стоял в стороне, когда речь заходила о политике, теперь даже поделился в стенной газете своими мыслями об Октябрьской революции. Он удивляется самому себе и сам радуется. Еще сегодня он гордится этим своим первым шагом, написал он мне несколько лет тому назад.
Я встретила его летом 1959 года в Магдебурге. Там выступала советская цирковая труппа. В то время я снова работала в области культуры и искусства (в министерстве культуры) и, конечно же, по связям с Советским Союзом.
Когда на гастроли приезжали большие ансамбли, я обычно старалась побывать в местах их выступлений, чтобы проверить, как идет подготовка. Я решила делать все, чтобы выступления советских артистов проходили в самой благоприятной для них обстановке. Уж это-то был мой долг. Впрочем, гостям из других социалистических стран я уделяла не меньше внимания. Я говорила себе: «Если уж я сама не выступаю больше на ниве искусства, то по крайней мере надо помогать другим». Помогала я и нашим немецким артистам. Многие знали об этом и приходили ко мне.
Когда в Магдебурге шли приготовления к этим четырехнедельным гастролям советского цирка, я не могла покинуть Берлин. У нас гостил Тихон Хренников и его жена. Тихон Хренников? всемирно известный композитор, руководит Союзом советских композиторов, входит в состав Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и депутат Верховного Совета. Он как был, так и остался простым, хорошим, непосредственным человеком, всегда готовым помочь. Мы пригласили его и его жену хоть раз погостить у нас. Многие наши композиторы и исполнители бывали у них дома в Москве. Их принимали с таким гостеприимством и сердечностью, что они чувствовали себя в стране чудес, без преувеличения.
Тихон Хренников и его жена? замечательные люди. Я их очень люблю. Они невероятно гостеприимны. У них я всегда встречала множество гостей. Одни приходили, другие уходили. Каждый чувствовал себя хорошо. Если Тихону Хренникову хочется заняться музыкой, он незаметно удаляется в свой кабинет и садится за пианино. Клара Хренникова, его жена,? обаятельная женщина, с ней никогда не скучно.
После приезда цирка в Магдебург я позвонила директору труппы. Хотела узнать, как их устроили там. «Плохо»,? сказал он.
Действительно, в интернате, в котором их разместили, их устроили плохо. Они даже не могут как следует вымыться и вскипятить себе чай. Я тут же отправилась в Магдебург. Положение было даже хуже, чем описал мне руководитель труппы. Я вызвала к себе директора Магдебургского цирка. Он заявил, что ничего не может сделать. Действительно, все гостиницы города были переполнены. В то время там находилась большая правительственная делегация. Но она приехала только на три дня. Я обошла все отели, чтобы разместить советских артистов хотя бы после отъезда делегации. Оказалось, что невозможно и это. Все места забронированы на несколько недель вперед. В «Дом ремесленника», в то время лучшую гостиницу города Магдебурга, меня вообще не впустили. Все суетились, бегали взад и вперед. Никто не хотел меня даже выслушать. Удрученная, я стояла в вестибюле, думала, что еще предпринять. В это время по лестнице спускался высокий, широкоплечий человек. Он с удивлением взглянул на меня и бросился мне на шею. Только когда он меня отпустил, я смогла на него посмотреть и узнала его. Это был Густав Б., наш тогдашний ударник, а теперь директор этого отеля. «Госпожа Либерман, как я рад вас вновь увидеть!»
«Вы не представляете себе, как этому рада я!»
Само собой разумеется, что через три дня он разместил советских артистов в своем отеле. После этого я написала ему любезное письмо. А он мне еще более любезное.
Вот мы вновь посылаем лучших своих пленных в антифашистскую школу. На этот раз в Красногорск. С ними отправляется Вальтер М. Он получил вызов. Наверное, ему хотят дать другое задание. Он отправляется раньше других. Я прощаюсь с ним на вокзале.
«До свидания, Вальтер, в нашей новой Германии!»
Других я сопровождаю до Красногорска. Оттуда я быстро еду назад. От нашего актива почти никого не осталось. Мне надо начинать все снова. В который раз формировать новый актив. Дело нелегкое, но есть и привлекательные стороны. Надо найти настоящих людей.
Весна. Приближается Первомай, первый мирный Первомай. Кое-кто из рабочих постарше вспоминает о хорошей традиции немецкого рабочего класса? о демонстрации, о борьбе. И некоторые из них приходят ко мне с просьбой передать начальнику лагеря поздравительное послание к этому празднику. Под этим письмом лишь немного подписей. «Как? Другие не хотят?»
«А мы никого не спрашивали. Мы хотели просто послать это письмо от себя».
«Ну так спросите же других».
Они возвращаются с тремя страницами подписей. Само письмо состоит лишь из нескольких строк, но очень сердечных, прочувствованных, содержательных строк. Наш начальник был обрадован этим письмом. Радовался за людей, написавших его.
Три души живут в моей груди
Однажды перед обедом, когда я беседовала с нашими дистрофиками, меня позвали к пропускной. Я хотела сказать, что приду попозже, но оказалось, что меня зовут к телефону. «Начальник?»? спросила я.
«Нет, кто-то из посторонних».
«Женщина?»
«Нет, мужчина».
Загадка. Охваченная любопытством, я пошла еще быстрее солдата. «Слушаю».
«Говорит друг вашего мужа. Он просил передать вам привет».
«Как это хорошо!»? От волнения я начала заикаться.
«Когда мы сможем увидеться?»
«Давайте сразу же. У меня мало времени. Я жду вас в гостинице».
Я оставила все как было, получила у начальника машину и поехала в гостиницу. Выпрыгиваю из машины, бегу в дом, перескакиваю сразу через несколько ступенек. Внезапно кто-то сзади обнимает меня. Я оборачиваюсь? передо мной стоит муж. Вернулся домой, после шести лет? лет длинных, как целая жизнь.
Он требует, чтобы я тоже вернулась домой. Я говорю об этом с моим начальником. Он просит меня еще подождать немножко. Пока еще он не может меня отпустить. Двумя днями позже мой муж отправляется в Москву, печальный и разочарованный. Он приступает снова к своей старой работе? проектированию электростанций. Ждет, ждет.
Время от времени я навещаю его. Послевоенная жизнь тяжела. Одинокому мужчине приходится трудно вдвойне. Три души живут в моей груди. Я хочу к моему мужу, я хочу назад в Германию, которая сейчас нуждается в каждом из нас для строительства новой жизни, и я не могу покинуть своего поста здесь.
Через год это свершается. К нам приезжает новый политначальник. Он один из освободителей Германии, провел там два года. Он видел конец фашизма и развалины, которые фашизм оставил в душах людей и на улицах городов. И он пережил опьяняющее начало новой жизни. Жадно я вслушиваюсь в его рассказ.
«Но нам повсюду не хватает людей»,? завершает он свой рассказ. Мы еще долго просидели вместе, размышляя, чем можем помочь.
В небольшом, расположенном в красивой местности лагере Зобинка мы устраиваем курсы для антифашистов всех двенадцати лагерей. Кто хочет, может записаться на эти курсы. Мои ученики стали теперь учителями. А я смогла уехать.
Вместо послесловия
«Почему ваша книга завершается событиями 1945 года?»
«Почему вы ее не продолжили?»
Так спрашивают меня многие читатели.
Ответ прост: если бы я продолжила книгу, она получилась бы слишком объемистой. У нее было бы вдвое больше страниц. И цена возросла бы вдвое. А попробуй-ка удержать книгу, скажем, страниц в семьсот, когда ты удобно расположился в кресле и собрался ее читать. Или в кровати перед отходом ко сну. Могла ли я обречь читателя на это? Да ни за что на свете!
Ну а если серьезно, то у меня просто не хватило храбрости написать толстую книгу. Главное, что я хотела сказать, было сказано. Я имею в виду? о моей работе в лагерях для военнопленных. Этот раздел книжки опровергает подлую клевету на Советский Союз. Написать об этом мне хотелось давно. А вообще говоря, я не считаю свою биографию столь важной, чтобы абсолютно обо всем поведать всему миру. Честное слово. Я думаю, что поставила точку вовремя и в нужном месте.
Здесь же мне хочется предоставить слово читателю. Как почти все авторы книг, я получила много читательских писем. От молодых и пожилых, знакомых и незнакомых, от бывших «воспитанников». Эти последние мне писали: «Так это было. Точь-в-точь». Да, это было так. В советских лагерях военнопленные усвоили? хотя с трудом,? как должен жить человек с человеком. И вот в своих письмах рассказывают они о том, как, вернувшись на родину, помогали строить новую жизнь.
Пусть и читатель узнает кое-что об этих красноречивых и взволнованных свидетельствах.
Вернер Истински написал мне из Висмара:
«Когда мы оказались отрезанными от других, наша небольшая группа благодаря агитации одного мужественного капитана, использовавшего ходившую по рукам листовку национального комитета „Свободная Германия“, решила сдаться в плен. Уже в советском военном госпитале мне врезались в память утренники, проводившиеся для нас, пациентов. Например, чтения вслух стихов Пушкина.
Позже, наверное уже во Владимире, меня потрясла книга Вилли Бределя «Испытание», а затем его же «Отцу». Шолоховский «Тихий Дон» всегда был на руках, когда я хотел взять его почитать.
… Вы, наверное, всем сердцем обрадуетесь, получив письмо еще от одного из бывших «владимирцев», письмо о том, как Ваша воспитательная работа ему помогла.
3 августа 1945 года моя жизнь в плену закончилась. Из Бреслау я переселился в Эрфурт. Вступил в партию. Осуществил давнее желание стать учителем. За эти тридцать два года «испробовал» все разновидности этой прекрасной профессии: учительствовал в начальной школе, в профтехшколе, в техникуме, в вузе. Заочно окончил Высшую партийную школу. Семь лет проработал освобожденным работником в партийном аппарате. Это дало мне незаменимый опыт политической и идеологической работы, который помогает вплоть до сегодняшнего дня. В будущем году исполняется два десятилетия с тех пор, как я стал преподавать марксизм-ленинизм. В последние годы? в медицинском техникуме здесь, в Висмаре. Кроме того, преподаю теорию культуры и эстетику.
Моя жена Эвелин тоже с 1945 года в партии. Два десятилетия работает на ответственной политической работе? сначала в союзе молодежи, затем в партаппарате.
Моя жена и я отдаем все силы, чтобы молодежь научилась разбираться в прошлом.
По поручению районного комитета участников подпольной борьбы с фашизмом жена ведет студенческие кружки по вопросу рабочего движения в районах Висмар, Доберан и Гревесмюлен. Самое время, чтобы познакомить сменяющие нас поколения с жизнью и борьбой до сих пор еще мало известных товарищей по партии и других борцов Сопротивления.
Наша восемнадцатилетняя дочь Вера в составе группы Союза свободной немецкой молодежи изучает жизнь одного товарища, павшего в борьбе с путчистами Каппа.
Если? как мы надеемся? нашу дочь примут в кандидаты партии, можно будет создать в нашей семье свою собственную партгруппу!
Мне представлялось необходимым познакомить Вас с этими моментами из моей жизни и жизни, моей семьи. Хотя письмо получилось довольно длинным. Пусть Вы порадуетесь, читая эти строки о том, как Ваша тяжелая воспитательная работа помогла человеку и нашему делу…»
Добавить к этому письму мне нечего. И следующее? такой же кусочек истории этого поколения, в свое время совращенного и испорченного фашизмом, но распрямившегося в нашем государстве. Разумеется, я воспроизвожу все эти письма с большими сокращениями. Особенно в тех местах, в которых говорится обо мне самой и о моей книге. Мне жаль, но? ничего не поделаешь.
Из письма д-ра Курта Бартеля, Берлин? Лихтенберг:
«Владимир и Красногорск были для меня университетами жизни. Они позволили мне встать на тот путь, который делает жизнь достойной человека. Их влияние оказалось прочным и помогло мне выстоять в трудных условиях.
… Может быть, стоит привести здесь некоторые примеры. В конце июля 1949 года я возвратился в Берлин и приступил к работе на одном из народных предприятий. Летом 1950 года его директор ушел на год учиться в партшколу. Руководство предприятием передали мне. Моя специальная подготовка все еще была прежней: слесарь. Разряд я получил перед самой войной. Летом 1951 года меня забрали в министерство, где я должен был стать первым секретарем парткома. Но поскольку я указал на недостаток партийного опыта, меня сделали вторым секретарем, чтобы я мог подучиться. После курсов в Форст-Циннаж меня откомандировали в распоряжение Генриха Рау. Он направил меня на работу во внешнюю торговлю. С 1956 по 1958 год находился в командировке в Египте. С 1958 по 1962 год работал генеральным директором одного внешнеторгового объединения. Затем партия позаботилась о дальнейшем повышении моей квалификации, направив меня на трехгодичные курсы при Высшей партшколе имени К. Маркса. Это был второй Красногорск! Замечательно! Сначала я хотел вернуться на практическую работу в экономику, но в порядке укрепления Института экономики кадрами практиков меня направили в Карлсхорст. В 1969 году защитил диссертацию. С 1970 года заместитель директора секции по внешней торговле, отвечаю за шестьсот студентов. Разумеется, не все шло гладко. Просветление началось во Владимире.
Мне кажется, что этот грандиозный и дальновидный замысел, осуществленный советскими людьми в труднейших условиях, еще никогда не был освещен с такой полнотой, как в этой книге.
Замечательно, что вы воздвигли своеобразный памятник советским врачам. Не могу вспомнить ее имени, но одному такому врачу-женщине я обязан жизнью. Она спасла меня в лагере 190, когда я заболел там (1946 год) тяжелой формой малярии. Она вылечила меня так основательно, что рецидивов потом не было. О многих можно было бы вспомнить с такой же благодарностью…»
Д-р Вернер Дорманн из Бернбурга писал мне:
«… Я пережил все, что вы описываете как учитель и воспитатель антифашистов и военнопленных.
… Как военнопленные мы должны быть бесконечно благодарны советским офицерам и всем, с кем нас свела жизнь,? рабочий на стройках и предприятиях. Я продолжу мою работу над этой темой. Вы дали мне заряд уверенности в моих силах».
Признаюсь: все эти письма доставили мне много счастливых часов. Это была несказанная радость. Так наглядно еще раз убедиться в том, что наша работа была не напрасной! И работа над этой книгой тоже.
Интересными, а иногда забавными были звонки читателей по телефону.
Однажды мне позвонила Грета Кейльзон, о которой упоминается в книжке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39