Беспорядки и последовавшие за ними репрессии всё ещё беспокоили его, однако всё больше утверждали его в принятом решении.
Сапоги Андрея вызывали глухое эхо, идущее от стен пустого коридора. Дойдя до конца, он повернул налево и остановился. Ещё раз сконцентрировался перед неизбежной конфронтацией, которая должна была произойти – он знал, что выбора нет.
Долгие недели Андрею не удавалось заставить Николая поговорить с ним. Никто из знакомых не мог сказать ему, где находится его брат. Его подчиненные из 146-го также исчезли.
Андрей глубоко вдохнул, чтобы успокоить колотящееся сердце. Сухой воздух и запах моющего средства защекотал нос, так что он чихнул. Звук прозвучал в спартански обставленном коридоре, как взрыв бомбы – он мигом вычистил тени и утерянные надежды из мыслей Андрея. Его сердце стучало так, словно он вынужден был бороться за свою жизнь.
Запах старости. Запах забвения. Запах человека, чьи дни подходят к концу.
Андрей опасался, что страх перед собственным отцом заставит его замешкаться, так что он собрал все силы, поднял руку и постучал в горчично-жёлтую деревянную дверь.
Эдемский ясень? Вполне возможно. Цвет похож, только структура какая-то странная. Может быть…
– Дурак! – громко выругал он самого себя, поймав свой разум на попытке избежать предстоящего скандала.
– Войдите! – старческий голос прозвучал тихо и откуда-то снизу, как бы из-под двери, почти что отражая желание молодого Керенского куда-нибудь спрятаться. Тем не менее, его звук заставил Андрея замереть и он едва не кинулся инстинктивно в бега. Он боялся увидеть старую развалину, которая попросту не могла быть тем самым генералом. Это не мог быть тот человек, который завоевал Республику Пограничных Миров и уничтожил страшную диктатуру Стефана Амариса, чья Мечта увлекла миллионы людей, сорвала их с насиженных мест и повела в неизвестность, чтобы основать новое общество в двух тысячах световых лет от колыбели человечества, Терры.
Перед внутренним взором Андрея проплывали одна за другой картины недавнего прошлого, вырастая, словно сорняки из-под земли. Их было много и остановить этот поток было совершенно невозможно: он знал, что если попытается отвлечься от каких-то воспоминаний, на их место тут же придут иные, ещё более страшные. Разорванный и истоптанный плакат, на котором ещё можно разобрать слово «Единство». Булочная с разбитой витриной и перемешанные с осколками стекла пирожные на тротуаре. Девушка в изорванной блузке с обильно кровоточащей раной на голове…
Её глаза выражают только ужас, они затуманены и их заливает кровь в то время, как она пытается руками прикрыть наготу, а на плечах её остались одни кровавые ошметки…
В обморочном состоянии Андрей открыл дверь и вошел в кабинет.
Затхло.
Запах ударил Андрея в нос, прежде чем он успел закрыть за собой дверь. Он вздохнул ещё раз, стараясь придти в чувство перед предстоящим боем, и обернулся. Если бы запах не отвлёк его от мыслей, он бы, наверное, несмотря на всю свою решимость, попросту сбежал.
Старый. Нет, не просто старый. Древний. Никакое другое слово не описывало лучше то состояние, в котором находился генерал. Ничто не подходит к моему отцу лучше. Неужели прошло всего пять лет?
Он вспомнил, как удалился генерал с церемонии погребения его с Николаем матери – усталая, но несгибаемая поступь старого рабочего коня, чей последний день на службе ещё очень далек.
Время всё же победило тебя, отец. А теперь, похоже, оно попросту забыло тебя, побежденного. Стоящего одной ногой в могиле и ждущего лишь того момента, когда ты сможешь занять свое место рядом с женой, которая покинула тебя годы назад.
Боль, которую ощутил Андрей от этих мыслей, жгла его изнутри так, что слёзы навернулись на глаза. Он не смог сделать ничего иного, кроме как вытянуться по стойке «смирно» и отдать честь. Лучший салют в моей жизни.
– Сэр.
Звук получился, как от камня, брошенного в пруд – только никаких кругов на воде не было. Долгие секунды перетекали в бесконечные минуты, пока Андрей ожидал, глядя прямо перед собой на невыразительную противоположную стену, занятый лишь тем, что изгонял из мыслей все новые и новые картины. Жизнь, полная сожалений и оскорбленных чувств, грозила затянуть его в бездонную черную пучину.
Отцовские глаза устало отыскали его взгляд.
– Андрей.
После всех мучений и чёрных мыслей, выпавших на его долю в этот день, это было для Андрея почти что слишком – губы, с которых сорвалось это слово, похоже, почти забыли, как произносить его имя.
– Сэр, – выдавил из себя Андрей.
Древний старик медленно встал. Бесконечно долгое движение подтачивало решимость Андрея, умаляло его потребность узнать, что происходит. И что произойдёт. Где Николай? Новый глубокий вздох. Успокойся. Одно за другим.
В конце концов, генерал встал, выпрямился и медленно обошел письменный стол. Что случилось? Куда подевался великий генерал? Где мой отец? Последний вопрос раскаленным углём жёг Андрея, оставляя повсюду ожоги.
Когда генерал приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, так что Андрею показалось, что он больше не в состоянии выдерживать старческий запах в помещении, ему пришлось прервать молчание:
– Сэр, я просил об аудиенции. У меня накопилось множество вопросов…
– Я знаю, зачем ты здесь, – оборвал его генерал на полуслове.
В голове Андрея стучало от напряжения – он никак не мог соотнести стоящего перед ним человека с тем, которого он знал раньше. Какой-то сказочный кобольд, который позволил остолбеневшему наблюдателю поглядеть на себя.
– Ты пришёл, чтобы защищать дело колонистов. Ты пришёл сказать мне, что я должен сделать для них то-то и то-то.
Горечь в голосе отца ударила Андрея сильнее, чем это сделала бы звонкая пощечина.
– Ты далеко не первый, Андрей, и уж точно – не последний. Я жил, чтобы похоронить свои устремления. Я жил, чтобы положить в гроб мечты и желания. Что мне осталось? Только трескучий огонь, пожирающий мою душу… – закончил генерал с сухим хихиканьем, которое отозвалось эхом в тесном кабинете, словно в пещере. – Ужель не сделал я довольно? Когда я обрету покой?
Андрей попытался прочистить сдавленное горло. Его глаза застилали слёзы. Отец цитирует Пушкина, чтобы самому уйти от ответа? Цитата заставила Андрея пошатнуться. Как будто передо мной – какой-то чужак, который пытается копировать генерала… моего отца, который меня воспитал. Андрей боролся со своими чувствами, однако в конце концов открыл рот для ответа. Борись подобным с подобным.
– И снова сердце возгорелось к любви, о Боже, помоги – я не могу иначе…
Генерал вздрогнул, словно пробуждаясь от кошмара, однако когда он заглянул Андрею в глаза, он нашел в них лишь тьму.
– Когда я обрету покой, Андрей?
В душе Андрея закипело раздражение. Разочарование, питаемое поражениями, которые его отец – и Николай! – вечно наносили ему на протяжении всей жизни, разжигаемое памятью о событиях, свидетелем которых Андрей стал всего лишь месяц назад, заставило Андрея впервые в жизни – по крайней мере, ему так казалось – с горячностью бросить в лицо отцу:
– Когда ты умрёшь, отец. Когда ты умрёшь. Но ты ещё не мёртв. Груз ответственности, груз жизни бросает тело в пучину страха и беспокойства, однако он очищает человека, делает его полноценным. Жизнь, о которой стоит вспомнить – хорошая жизнь.
Отец Андрея тяжело оперся о столешницу, словно пытался что-то вспомнить, и кивнул:
– Не Пушкин. Слишком судьбоносно. Слишком полно надежды. А ты знаешь, что Пушкин говорил о надеждах.
– Пушкин как философ, конечно же, во многом опередил свое время, однако слишком часто он находил себя в жизненных горестях. У жизни – свой собственный ритм. Он причиняет боль. Но к этому привыкаешь. А радости её, несмотря на все заботы… ради них стоит жить, отец. – Имя матери жгло ему язык, но Андрей удержался, понимая, что может зайти слишком далеко. Он смотрел на то, как отец отворачивается и пожимает плечами, словно его сын всё-таки произнес неназванное имя.
Как долго может скорбеть человек? При мысли о том, что он может когда-нибудь потерять Дану, Андрея прошиб холодный пот. Столетия скорби, которые пожрут меня.
Но чувство ответственности, полученное от человека, который, кажется, больше не жил… Андрей сделал новую попытку.
– Где Николай?
– Почему именно я должен это знать?
– Ты его непосредственный командир.
– Где-то на манёврах. Кажется, – последние слова едва слышно слетели с губ генерала, и все-таки Андрею было больно их услышать. Он снова подумал о том, что его отец почти присоединился уже к его матери. Ты никогда и не возвращался с её похорон, не так ли, отец?
Андрей сглотнул, после чего отдал ещё один образцовый воинский салют.
– Сэр, я прошу перевести меня в боевую часть.
Несмотря на ощущение реальности ситуации, Андрей всё не мог избавиться от мысли, что где-то за сценой Николай дергает за ниточки. Он должен понять, во что превратился Николай. Я должен ему это показать. Даже если эта демонстрация вот уже годы, как была до боли необходима, Андрею конфронтация с братом казалась все более угрожающей. Пришло время, чтобы всё прояснить.
– Ага, – последовал ответ и сгорбленный старик повернулся, чтобы взглянуть на Андрея. Выражение лёгкой растерянности в глазах отца стерло последние его воспоминания о великом генерале. Генерал никогда не производил впечатления растерянного.
– Я прошу немедленного перевода в боевую часть. – Как?
– Я ещё не забыл о своей ответственности, – в Андрее снова вскипел гнев, заставив его слова прозвучать гораздо более эмоционально, чем хотелось. И опять это чувство, словно он попросту впитывает мои слова – они его совершенно не трогают.
– А ты что, не на активной службе?
Андрей сжимал зубы до тех пор, пока боль едва не разорвала челюсти. Немедленно заболела голова. Он медленно обернулся к отцу и с ужасом понял, что тот ничего не помнит. Ничего из своей работы. Он попросту не помнит о годах, которые я провел в изгнании в академии.
– В боевую… часть… сэр! – Это были единственные слова, которые Андрей смог протолкнуть сквозь сцепленные зубы. Он снова почувствовал, что вот-вот взорвётся и превратится в кучку пепла на полу.
Какое-то время старик просто стоял и смотрел на Андрея, потом взмахнул правой рукой, словно отгораживался от вопроса.
– Поговори с моим адъютантом, он все сделает.
– Я получу собственное подразделение, сэр?
– Всё, что хочешь.
– Сэр! – пролаял Андрей, ещё раз отдал салют и развернулся к двери. Ему казалось, что этим движением он стряхнул с себя остатки уважения к генералу – к человеку, когда-то был моим отцом. Достигнув выхода, он вновь услышал голос отца:
– Цитата?
Андрей остановился, ухватившись вспотевшей рукой за металлическую ручку двери, за которой расстилалась неожиданная свобода, и взглянул назад. – Сэр?
– Ты мне ещё не сказал, чьи это были слова.
Если Андрей в своей жизни и глядел на кого-нибудь когда-нибудь ошарашенно, то именно в этот момент. Редко он был настолько уверен в том, что собеседник сошел с ума.
– Ну? Кого ты мне процитировал?
Андрей снова повернулся и, выходя, без всяких эмоций ответил:
– Тебя, отец.
23
Неподалеку от Новой Москвы
Норафф, Эдем
Миры Пентагона
15 февраля 2801 года
Холодный воздух заставил Андрея передёрнуться, но он отогнал неприятное ощущение. Широкими шагами он пересек плац, торопясь поскорее вернуться в кокпит своего «Экстерми-натора». Хотя манёвры продолжались уже две недели, запах нафталина и застоявшегося воздуха всё ещё витал в его машине. Каждый раз Андрей чувствовал, что этот запах напоминает ему, как долго его мех простоял законсервированным в ангаре, как долго он не сидел за управлением. Андрей снова вздрогнул, сознавая, что виной тому не холодный воздух, а опасение быть вновь отлученным от работы мехвоина.
– Андрей! – он глянул вперед и увидел генерал-майора Карсона, который скорым шагом направлялся к нему.
– Сэр! – Андрей шагнул к нему навстречу в суете походного лагеря и отдал салют. Завывание проезжающего мимо ховера на мгновение заглушило любые другие слова. Тяжёлые шаги боевых мехов неподалеку заставляли дрожать землю так, что, казалось, эта вибрация щекочет ступни.
Широкоплечий друг и командир Андрея ответил на военное приветствие гораздо свободнее и помахал рукой, как бы намекая на ненужность всех этих формальностей меж друзьями.
– Я хотел тебя ещё раз поблагодарить за поддержку во время допроса. Очень здорово ощущать себя свободным от подозрений.
– Само собой, сэр. Я всего лишь помог своему командиру. Мне-то с самого начала ясно было, что герой Звёздной Лиги не может быть замешан в контрабанде оружия, сэр.
– Нет, не было, – говоря это, Карсон подошел ещё ближе, словно хотел посвятить Андрея в какую-то тайну. – Мне все равно, что ты об этом думаешь: твои слова для меня многое означают. И мне хочется верить, что это именно твоя дружба со мной повлияла на твои показания. Естественно, в хорошем смысле.
Впервые за много лет Андрей почувствовал некоторое оцепенение. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Карсон прервал его:
– Нет, – сказал он, делая быстрый жест рукой. – Я ничего от тебя не желаю слышать, кроме «пожалуйста». Вы так не полагаете, майор?
Хотя в голосе Карсона и слышался отчетливый подтекст, Андрей почувствовал легкость, вызвавшую на его губах улыбку.
– Пожалуйста.
Карсон ответил дружеским тычком в плечо, который сделал бы честь даже Джес. Без пяти минут перелом ключицы. Андрей всерьез усомнился, что стукнувшая его рука состоит из плоти и крови. Больше похоже на сталебетон.
– Отлично, – продолжил Карсон. – Мне кажется, теперь самое время тебе поговорить с твоим посетителем.
– Э… сэр?
– Генерал-майор Керенский ожидает тебя в моей командирской палатке.
Более удивленным Андрей вряд ли смог бы быть. Он неделями пытался отыскать Николая. А теперь, совершенно неожиданно, он появляется из ничего, без предупреждения… Как это понимать?
Карсон поймал взгляд Андрея и дружелюбно кивнул.
– Андрей, если есть что-то, что я могу сделать для тебя – только скажи.
Какой-то момент Андрею хотелось списать слова Карсона в разряд общих фраз, однако тот задержал его взгляд, ухватив его за плечо. В глазах друга Андрей прочёл подтверждение того, что его слова ни в коем случае не были простой вежливостью. Годы их дружбы, к которой Андрей так и не привык, ощущались даже в им самим выбранной изоляции. Он слишком долго полагал себя в полном одиночестве – за исключением разве что Даны. Но теперь, в этот неожиданный момент дружеской близости, Андрей понял, что дружба, которую он заключил в первые тяжёлые годы колонизации, оказалась сильнее брони любого меха. Мои друзья напоминают о себе как раз тогда, когда нужны мне больше всего.
Карсон – Андрей все ещё не мог решиться назвать вышестоящего офицера по имени – и Уин-дхэм, Джейсон и Раймонд, даже Стивен: друзья, которых Андрей слишком долго не замечал.
– Спасибо, – ответил он, протянул руку и тоже положил её на плечо Карсона. Господи, словно за дуб ухватился. Карсон ещё раз дружески кивнул и оставил Андрея в одиночестве. Тот направился к командирской палатке, всё ещё размышляя об этом разговоре.
Андрей достиг палатки прежде, чем смог привести мысли в порядок, откинул полог и вошел со словами:
– Сэр, майор Керенский по вашему приказанию явился.
Вместо привычного парализующего страха, охватывающего его при каждой встрече с Николаем, на этот раз Андрей почувствовал нечто совершенно новое, непривычное. Почти… предвкушение. Словно жизнь в последнюю пару лет готовила его именно к этой конфронтации – до сегодняшнего дня, когда Андрей наконец-то лицом к лицу встретился со своей Немезидой. Может быть, теперь я в конце концов оборву ниточки, которые мой брат прицепил ко мне годы назад.
Ничего не выражающие глаза его брата глубоко впали в глазницы. Холодность Николая в который раз заставила Андрея покрыться потом, однако это едва чувствовалось ввиду его собственной холодной решимости – маленькая победа, однако любой, самый незначительный шаг вперед создавал возможность для следующего шага. Мысленно Андрей уже нашел свое место. Он гордо вздернул подбородок – безмолвный вызов Николаю.
В глазах брата, однако, ничто не шевельнулось. Ничего нельзя было прочесть на его лице и Андрей снова вспомнил слова Даны, хотя разговор между нею и Николаем состоялся более пяти лет назад. Андрей мог презирать Николая за его махинации, но последняя встреча с отцом и мысль о разрыве тесных семейных уз… может быть, Николай вообще не может иначе. «Узы, полнящие силой, если с ними мы близки, и ведущие в могилу, если рвем их на куски». Старый добрый Пушкин.
– Ты меня искал?
Этот ах-какой-холодный тон…
– Никакого «здравствуй, брат»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Сапоги Андрея вызывали глухое эхо, идущее от стен пустого коридора. Дойдя до конца, он повернул налево и остановился. Ещё раз сконцентрировался перед неизбежной конфронтацией, которая должна была произойти – он знал, что выбора нет.
Долгие недели Андрею не удавалось заставить Николая поговорить с ним. Никто из знакомых не мог сказать ему, где находится его брат. Его подчиненные из 146-го также исчезли.
Андрей глубоко вдохнул, чтобы успокоить колотящееся сердце. Сухой воздух и запах моющего средства защекотал нос, так что он чихнул. Звук прозвучал в спартански обставленном коридоре, как взрыв бомбы – он мигом вычистил тени и утерянные надежды из мыслей Андрея. Его сердце стучало так, словно он вынужден был бороться за свою жизнь.
Запах старости. Запах забвения. Запах человека, чьи дни подходят к концу.
Андрей опасался, что страх перед собственным отцом заставит его замешкаться, так что он собрал все силы, поднял руку и постучал в горчично-жёлтую деревянную дверь.
Эдемский ясень? Вполне возможно. Цвет похож, только структура какая-то странная. Может быть…
– Дурак! – громко выругал он самого себя, поймав свой разум на попытке избежать предстоящего скандала.
– Войдите! – старческий голос прозвучал тихо и откуда-то снизу, как бы из-под двери, почти что отражая желание молодого Керенского куда-нибудь спрятаться. Тем не менее, его звук заставил Андрея замереть и он едва не кинулся инстинктивно в бега. Он боялся увидеть старую развалину, которая попросту не могла быть тем самым генералом. Это не мог быть тот человек, который завоевал Республику Пограничных Миров и уничтожил страшную диктатуру Стефана Амариса, чья Мечта увлекла миллионы людей, сорвала их с насиженных мест и повела в неизвестность, чтобы основать новое общество в двух тысячах световых лет от колыбели человечества, Терры.
Перед внутренним взором Андрея проплывали одна за другой картины недавнего прошлого, вырастая, словно сорняки из-под земли. Их было много и остановить этот поток было совершенно невозможно: он знал, что если попытается отвлечься от каких-то воспоминаний, на их место тут же придут иные, ещё более страшные. Разорванный и истоптанный плакат, на котором ещё можно разобрать слово «Единство». Булочная с разбитой витриной и перемешанные с осколками стекла пирожные на тротуаре. Девушка в изорванной блузке с обильно кровоточащей раной на голове…
Её глаза выражают только ужас, они затуманены и их заливает кровь в то время, как она пытается руками прикрыть наготу, а на плечах её остались одни кровавые ошметки…
В обморочном состоянии Андрей открыл дверь и вошел в кабинет.
Затхло.
Запах ударил Андрея в нос, прежде чем он успел закрыть за собой дверь. Он вздохнул ещё раз, стараясь придти в чувство перед предстоящим боем, и обернулся. Если бы запах не отвлёк его от мыслей, он бы, наверное, несмотря на всю свою решимость, попросту сбежал.
Старый. Нет, не просто старый. Древний. Никакое другое слово не описывало лучше то состояние, в котором находился генерал. Ничто не подходит к моему отцу лучше. Неужели прошло всего пять лет?
Он вспомнил, как удалился генерал с церемонии погребения его с Николаем матери – усталая, но несгибаемая поступь старого рабочего коня, чей последний день на службе ещё очень далек.
Время всё же победило тебя, отец. А теперь, похоже, оно попросту забыло тебя, побежденного. Стоящего одной ногой в могиле и ждущего лишь того момента, когда ты сможешь занять свое место рядом с женой, которая покинула тебя годы назад.
Боль, которую ощутил Андрей от этих мыслей, жгла его изнутри так, что слёзы навернулись на глаза. Он не смог сделать ничего иного, кроме как вытянуться по стойке «смирно» и отдать честь. Лучший салют в моей жизни.
– Сэр.
Звук получился, как от камня, брошенного в пруд – только никаких кругов на воде не было. Долгие секунды перетекали в бесконечные минуты, пока Андрей ожидал, глядя прямо перед собой на невыразительную противоположную стену, занятый лишь тем, что изгонял из мыслей все новые и новые картины. Жизнь, полная сожалений и оскорбленных чувств, грозила затянуть его в бездонную черную пучину.
Отцовские глаза устало отыскали его взгляд.
– Андрей.
После всех мучений и чёрных мыслей, выпавших на его долю в этот день, это было для Андрея почти что слишком – губы, с которых сорвалось это слово, похоже, почти забыли, как произносить его имя.
– Сэр, – выдавил из себя Андрей.
Древний старик медленно встал. Бесконечно долгое движение подтачивало решимость Андрея, умаляло его потребность узнать, что происходит. И что произойдёт. Где Николай? Новый глубокий вздох. Успокойся. Одно за другим.
В конце концов, генерал встал, выпрямился и медленно обошел письменный стол. Что случилось? Куда подевался великий генерал? Где мой отец? Последний вопрос раскаленным углём жёг Андрея, оставляя повсюду ожоги.
Когда генерал приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, так что Андрею показалось, что он больше не в состоянии выдерживать старческий запах в помещении, ему пришлось прервать молчание:
– Сэр, я просил об аудиенции. У меня накопилось множество вопросов…
– Я знаю, зачем ты здесь, – оборвал его генерал на полуслове.
В голове Андрея стучало от напряжения – он никак не мог соотнести стоящего перед ним человека с тем, которого он знал раньше. Какой-то сказочный кобольд, который позволил остолбеневшему наблюдателю поглядеть на себя.
– Ты пришёл, чтобы защищать дело колонистов. Ты пришёл сказать мне, что я должен сделать для них то-то и то-то.
Горечь в голосе отца ударила Андрея сильнее, чем это сделала бы звонкая пощечина.
– Ты далеко не первый, Андрей, и уж точно – не последний. Я жил, чтобы похоронить свои устремления. Я жил, чтобы положить в гроб мечты и желания. Что мне осталось? Только трескучий огонь, пожирающий мою душу… – закончил генерал с сухим хихиканьем, которое отозвалось эхом в тесном кабинете, словно в пещере. – Ужель не сделал я довольно? Когда я обрету покой?
Андрей попытался прочистить сдавленное горло. Его глаза застилали слёзы. Отец цитирует Пушкина, чтобы самому уйти от ответа? Цитата заставила Андрея пошатнуться. Как будто передо мной – какой-то чужак, который пытается копировать генерала… моего отца, который меня воспитал. Андрей боролся со своими чувствами, однако в конце концов открыл рот для ответа. Борись подобным с подобным.
– И снова сердце возгорелось к любви, о Боже, помоги – я не могу иначе…
Генерал вздрогнул, словно пробуждаясь от кошмара, однако когда он заглянул Андрею в глаза, он нашел в них лишь тьму.
– Когда я обрету покой, Андрей?
В душе Андрея закипело раздражение. Разочарование, питаемое поражениями, которые его отец – и Николай! – вечно наносили ему на протяжении всей жизни, разжигаемое памятью о событиях, свидетелем которых Андрей стал всего лишь месяц назад, заставило Андрея впервые в жизни – по крайней мере, ему так казалось – с горячностью бросить в лицо отцу:
– Когда ты умрёшь, отец. Когда ты умрёшь. Но ты ещё не мёртв. Груз ответственности, груз жизни бросает тело в пучину страха и беспокойства, однако он очищает человека, делает его полноценным. Жизнь, о которой стоит вспомнить – хорошая жизнь.
Отец Андрея тяжело оперся о столешницу, словно пытался что-то вспомнить, и кивнул:
– Не Пушкин. Слишком судьбоносно. Слишком полно надежды. А ты знаешь, что Пушкин говорил о надеждах.
– Пушкин как философ, конечно же, во многом опередил свое время, однако слишком часто он находил себя в жизненных горестях. У жизни – свой собственный ритм. Он причиняет боль. Но к этому привыкаешь. А радости её, несмотря на все заботы… ради них стоит жить, отец. – Имя матери жгло ему язык, но Андрей удержался, понимая, что может зайти слишком далеко. Он смотрел на то, как отец отворачивается и пожимает плечами, словно его сын всё-таки произнес неназванное имя.
Как долго может скорбеть человек? При мысли о том, что он может когда-нибудь потерять Дану, Андрея прошиб холодный пот. Столетия скорби, которые пожрут меня.
Но чувство ответственности, полученное от человека, который, кажется, больше не жил… Андрей сделал новую попытку.
– Где Николай?
– Почему именно я должен это знать?
– Ты его непосредственный командир.
– Где-то на манёврах. Кажется, – последние слова едва слышно слетели с губ генерала, и все-таки Андрею было больно их услышать. Он снова подумал о том, что его отец почти присоединился уже к его матери. Ты никогда и не возвращался с её похорон, не так ли, отец?
Андрей сглотнул, после чего отдал ещё один образцовый воинский салют.
– Сэр, я прошу перевести меня в боевую часть.
Несмотря на ощущение реальности ситуации, Андрей всё не мог избавиться от мысли, что где-то за сценой Николай дергает за ниточки. Он должен понять, во что превратился Николай. Я должен ему это показать. Даже если эта демонстрация вот уже годы, как была до боли необходима, Андрею конфронтация с братом казалась все более угрожающей. Пришло время, чтобы всё прояснить.
– Ага, – последовал ответ и сгорбленный старик повернулся, чтобы взглянуть на Андрея. Выражение лёгкой растерянности в глазах отца стерло последние его воспоминания о великом генерале. Генерал никогда не производил впечатления растерянного.
– Я прошу немедленного перевода в боевую часть. – Как?
– Я ещё не забыл о своей ответственности, – в Андрее снова вскипел гнев, заставив его слова прозвучать гораздо более эмоционально, чем хотелось. И опять это чувство, словно он попросту впитывает мои слова – они его совершенно не трогают.
– А ты что, не на активной службе?
Андрей сжимал зубы до тех пор, пока боль едва не разорвала челюсти. Немедленно заболела голова. Он медленно обернулся к отцу и с ужасом понял, что тот ничего не помнит. Ничего из своей работы. Он попросту не помнит о годах, которые я провел в изгнании в академии.
– В боевую… часть… сэр! – Это были единственные слова, которые Андрей смог протолкнуть сквозь сцепленные зубы. Он снова почувствовал, что вот-вот взорвётся и превратится в кучку пепла на полу.
Какое-то время старик просто стоял и смотрел на Андрея, потом взмахнул правой рукой, словно отгораживался от вопроса.
– Поговори с моим адъютантом, он все сделает.
– Я получу собственное подразделение, сэр?
– Всё, что хочешь.
– Сэр! – пролаял Андрей, ещё раз отдал салют и развернулся к двери. Ему казалось, что этим движением он стряхнул с себя остатки уважения к генералу – к человеку, когда-то был моим отцом. Достигнув выхода, он вновь услышал голос отца:
– Цитата?
Андрей остановился, ухватившись вспотевшей рукой за металлическую ручку двери, за которой расстилалась неожиданная свобода, и взглянул назад. – Сэр?
– Ты мне ещё не сказал, чьи это были слова.
Если Андрей в своей жизни и глядел на кого-нибудь когда-нибудь ошарашенно, то именно в этот момент. Редко он был настолько уверен в том, что собеседник сошел с ума.
– Ну? Кого ты мне процитировал?
Андрей снова повернулся и, выходя, без всяких эмоций ответил:
– Тебя, отец.
23
Неподалеку от Новой Москвы
Норафф, Эдем
Миры Пентагона
15 февраля 2801 года
Холодный воздух заставил Андрея передёрнуться, но он отогнал неприятное ощущение. Широкими шагами он пересек плац, торопясь поскорее вернуться в кокпит своего «Экстерми-натора». Хотя манёвры продолжались уже две недели, запах нафталина и застоявшегося воздуха всё ещё витал в его машине. Каждый раз Андрей чувствовал, что этот запах напоминает ему, как долго его мех простоял законсервированным в ангаре, как долго он не сидел за управлением. Андрей снова вздрогнул, сознавая, что виной тому не холодный воздух, а опасение быть вновь отлученным от работы мехвоина.
– Андрей! – он глянул вперед и увидел генерал-майора Карсона, который скорым шагом направлялся к нему.
– Сэр! – Андрей шагнул к нему навстречу в суете походного лагеря и отдал салют. Завывание проезжающего мимо ховера на мгновение заглушило любые другие слова. Тяжёлые шаги боевых мехов неподалеку заставляли дрожать землю так, что, казалось, эта вибрация щекочет ступни.
Широкоплечий друг и командир Андрея ответил на военное приветствие гораздо свободнее и помахал рукой, как бы намекая на ненужность всех этих формальностей меж друзьями.
– Я хотел тебя ещё раз поблагодарить за поддержку во время допроса. Очень здорово ощущать себя свободным от подозрений.
– Само собой, сэр. Я всего лишь помог своему командиру. Мне-то с самого начала ясно было, что герой Звёздной Лиги не может быть замешан в контрабанде оружия, сэр.
– Нет, не было, – говоря это, Карсон подошел ещё ближе, словно хотел посвятить Андрея в какую-то тайну. – Мне все равно, что ты об этом думаешь: твои слова для меня многое означают. И мне хочется верить, что это именно твоя дружба со мной повлияла на твои показания. Естественно, в хорошем смысле.
Впервые за много лет Андрей почувствовал некоторое оцепенение. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Карсон прервал его:
– Нет, – сказал он, делая быстрый жест рукой. – Я ничего от тебя не желаю слышать, кроме «пожалуйста». Вы так не полагаете, майор?
Хотя в голосе Карсона и слышался отчетливый подтекст, Андрей почувствовал легкость, вызвавшую на его губах улыбку.
– Пожалуйста.
Карсон ответил дружеским тычком в плечо, который сделал бы честь даже Джес. Без пяти минут перелом ключицы. Андрей всерьез усомнился, что стукнувшая его рука состоит из плоти и крови. Больше похоже на сталебетон.
– Отлично, – продолжил Карсон. – Мне кажется, теперь самое время тебе поговорить с твоим посетителем.
– Э… сэр?
– Генерал-майор Керенский ожидает тебя в моей командирской палатке.
Более удивленным Андрей вряд ли смог бы быть. Он неделями пытался отыскать Николая. А теперь, совершенно неожиданно, он появляется из ничего, без предупреждения… Как это понимать?
Карсон поймал взгляд Андрея и дружелюбно кивнул.
– Андрей, если есть что-то, что я могу сделать для тебя – только скажи.
Какой-то момент Андрею хотелось списать слова Карсона в разряд общих фраз, однако тот задержал его взгляд, ухватив его за плечо. В глазах друга Андрей прочёл подтверждение того, что его слова ни в коем случае не были простой вежливостью. Годы их дружбы, к которой Андрей так и не привык, ощущались даже в им самим выбранной изоляции. Он слишком долго полагал себя в полном одиночестве – за исключением разве что Даны. Но теперь, в этот неожиданный момент дружеской близости, Андрей понял, что дружба, которую он заключил в первые тяжёлые годы колонизации, оказалась сильнее брони любого меха. Мои друзья напоминают о себе как раз тогда, когда нужны мне больше всего.
Карсон – Андрей все ещё не мог решиться назвать вышестоящего офицера по имени – и Уин-дхэм, Джейсон и Раймонд, даже Стивен: друзья, которых Андрей слишком долго не замечал.
– Спасибо, – ответил он, протянул руку и тоже положил её на плечо Карсона. Господи, словно за дуб ухватился. Карсон ещё раз дружески кивнул и оставил Андрея в одиночестве. Тот направился к командирской палатке, всё ещё размышляя об этом разговоре.
Андрей достиг палатки прежде, чем смог привести мысли в порядок, откинул полог и вошел со словами:
– Сэр, майор Керенский по вашему приказанию явился.
Вместо привычного парализующего страха, охватывающего его при каждой встрече с Николаем, на этот раз Андрей почувствовал нечто совершенно новое, непривычное. Почти… предвкушение. Словно жизнь в последнюю пару лет готовила его именно к этой конфронтации – до сегодняшнего дня, когда Андрей наконец-то лицом к лицу встретился со своей Немезидой. Может быть, теперь я в конце концов оборву ниточки, которые мой брат прицепил ко мне годы назад.
Ничего не выражающие глаза его брата глубоко впали в глазницы. Холодность Николая в который раз заставила Андрея покрыться потом, однако это едва чувствовалось ввиду его собственной холодной решимости – маленькая победа, однако любой, самый незначительный шаг вперед создавал возможность для следующего шага. Мысленно Андрей уже нашел свое место. Он гордо вздернул подбородок – безмолвный вызов Николаю.
В глазах брата, однако, ничто не шевельнулось. Ничего нельзя было прочесть на его лице и Андрей снова вспомнил слова Даны, хотя разговор между нею и Николаем состоялся более пяти лет назад. Андрей мог презирать Николая за его махинации, но последняя встреча с отцом и мысль о разрыве тесных семейных уз… может быть, Николай вообще не может иначе. «Узы, полнящие силой, если с ними мы близки, и ведущие в могилу, если рвем их на куски». Старый добрый Пушкин.
– Ты меня искал?
Этот ах-какой-холодный тон…
– Никакого «здравствуй, брат»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29