Надо использовать еще и этот день, чтобы все-таки убедить ее, а затем он оставит ее в покое навсегда. Он будет держаться от нее так далеко, как это возможно, находясь в гостях в одном и том же загородном доме.
– Что? – переспросил лорд Эдмонд, не расслышав вопроса мистера Бигсби-Гора. – О да, конечно, еду. Я ни за что на свете не пропущу такой интересной поездки.
* * *
Оставалось еще два дня до юбилея леди Элинор и до большого праздника, который она устраивала по этому поводу, и потом еще один день до окончательного завершения праздника. Это было совсем не много и в то же время невероятно много. Мэри думала, что так долго она не выдержит, ей нужно уехать, вернуться в Лондон.
Ближе к вечеру того же дня на обратном пути из Кентербери, сидя в экипаже, она чувствовала себя измученной, больной, совершенно неспособной прожить еще три дня в Рэндалл-Парке и почти не принимала участия в разговоре ехавших вместе с ней еще трех дам.
Она не должна была этого делать, но оказалась настолько глупой, что любила его в течение одного дня, теперь же его назойливые и грубые ухаживания были ей не просто противны, они были невыносимы. Мэри хотелось бы уснуть и все забыть. Ей надо уехать, уехать из Рэндалл-Парка, уехать от лорда Эдмонда, да и от Саймона тоже. Она ни в чем больше не была уверена, ей нужно было остаться одной, чтобы подумать.
День сложился очень неприятно. Они с Саймоном немного не поняли друг друга, и в результате, когда все прибыли в Кентербери и ей помогли выйти из кареты – леди путешествовали в экипажах, а джентльмены ехали верхом, – оказалось, что виконт уже взял на себя обязанность сопровождать группу, отправлявшуюся за покупками, в то время как Мэри присоединилась к тем, кто собирался осмотреть собор.
Но это было просто маленькое недоразумение, не более, и, кроме того, даже когда они поженятся, нельзя ожидать, что они будут неразлучны друг с другом. И если он предпочитал делать покупки, а она тешить взгляд памятниками истории, то очень правильно, что на час-другой они расстанутся и каждый будет делать то, что ему хочется. И в этом, казалось, не было ничего страшного, потому что лорд Эдмонд, поступив, как всегда, совершенно невоспитанно, не присоединился ни к одной из групп, а, привязав лошадь, сразу же ушел куда-то один.
Но, как Мэри и предчувствовала, он в конце концов появился в соборе и все время держался поодаль от нее, пока джентльмен, с которым она прогуливалась, не отошел от нее, чтобы послушать пояснения Стефани Уиг-гинс.
– Мэри, тебе нравится это старое холодное заплесневелое сооружение? – спросил тогда лорд Эдмонд.
– И вам, очевидно, тоже. – Мэри больше не поверит ни в его безразличие, ни в отсутствие у него вкуса. – Иначе вы не пришли бы сюда совсем один и совершенно добровольно.
– Да, но я пришел сюда, чтобы быть с тобой, Мэри, полагая, что ты скорее выберешь старину, чем поход за покупками. Если бы я сразу открыл свои намерения, Гуд-рич был бы здесь и висел бы на тебе, как пиявка.
– Что за мерзкое сравнение!
– Ну, как сторожевой пес, – пожал он плечами. – Здесь что, похоронен Чосер?
– Нет, – ответила Мэри, – он похоронен в Вестминстерском аббатстве, и я уверена, что вам это прекрасно известно. Вы вспоминаете «Кентерберийские рассказы»?
– А-а, школьные дни и запретный «Рассказ мельника». Замечательное произведение. Ты его читала?
– Вы становитесь весьма предсказуемым. Если бы я предложила вам назвать ваш любимый из «Кентерберийских рассказов», вы, несомненно, назвали бы именно этот. Что еще?
– Ты даже не покраснела. Стыдись. На этом их разговор прервался, потому что вся группа собралась вместе, чтобы отправиться дальше осматривать все, что должно было быть осмотрено.
Сначала ничего плохого не происходило – просто неожиданная встреча, одна из тех, к которым Мэри уже привыкла. Но дальше стало хуже, и особенно плохо было то, считала Мэри, что все это произошло в церкви. Когда все выходили, лорд Эдмонд, крепко схватив ее за руку, повернул так, что она оказалась прижатой спиной к массивной каменной колонне и никто не мог ее увидеть, если бы не начал специально разыскивать. Это было так неожиданно, что она не сделала ни малейшей попытки сопротивляться, когда он, прижавшись к ней всем телом, поцеловал ее тем поцелуем, который заставил ее рот приоткрыться так, что его язык свободно проскользнул в него.
Сейчас, возвращаясь в экипаже в Рэндалл-Парк и полностью отключившись от разговора своих спутниц, Мэри вспоминала то объятие и не могла подобрать для его описания другого слова, кроме «плотское». Оно не походило ни на одно из его прежних объятий, в нем не было ни ласки, ни нежности, ни просьбы или требовательности, или… вообще ничего, кроме омерзительной, тошнотворной похоти. Его руки до боли сдавили ей грудь, его член прижался к ней, раздвинув ей ноги так, что она чуть не потеряла равновесие.
– Теперь ты понимаешь, почему я хотел отделаться от этой пиявки? – Оторвавшись от ее губ, он горящими глазами посмотрел на Мэри. – Понимаешь, Мэри? Я хочу тебя. И ты хочешь меня. Признайся, Мэри.
И она сделала то единственное, что еще способна была сделать: она заставила свое тело расслабиться, хотя лорд Эдмонд все еще крепко прижимался к ней, и без всякого выражения посмотрела на него.
– Ты трусиха, Мэри. – На его лице опять появилась та же полуулыбка, за которую она ненавидела лорда Эд-монда. – Вместе мы могли бы получить такое удовольствие, что для его описания нам пришлось бы изобрести новое слово. Но ты боишься признаться в том, что считаешь неподобающим леди, – в плотском желании. Ты обычно употребляла слово «влечение», хотя это лишь слабый эвфемизм для описания того, что ты чувствуешь, любовь моя.
– Мне нечего сказать вам, милорд, – слабым голосом произнесла Мэри. – У меня нет ни упреков, ни просьб, ни опровержений, ничего. Вы будете поступать так, как считаете нужным для своего удовольствия, но со мной вы этого удовольствия больше не получите. С таким же успехом вы можете преследовать рыбу. Так мы идем? Или вы намерены запечатлеть на мне еще несколько поцелуев, пока держите меня здесь в плену? Мне больше нечего сказать.
– Мэри. – В голосе лорда Эдмонда звучала насмешка, но он отстранился от Мэри. – Если бы я захотел, то мог бы пробудить в тебе ответное желание, лишь щелкнув пальцами, но время и место не совсем подходящие, верно? Позже, любовь моя, позже.
– Как скажете, милорд.
Лорд Эдмонд раскланялся перед Мэри так, как будто все время обращался с ней самым изысканным образом.
– Присоединимся к остальным? – спросил он. – Обопрешься на мою руку?
– Если желаете. – Мэри повернулась к выходу. – Или если настаиваете, – добавила она, взяв его под руку.
Сейчас она сидела в карете и, закрыв глаза, вспоминала этот ужасный, такой ужасный день. Больше она не выдержит, с нее довольно. Если еще раз повторится подобная сцена, она определенно сойдет с ума.
Мэри чувствовала, что должна уехать. «Как бы это ни показалось грубо и как бы ни было неприятно омрачать юбилейный праздник леди Элинор, но я непременно должна уехать», – сказала себе Мэри.
Глава 14
У лорда Эдмонда были наипротивнейшие ощущения. К физической тошноте примешивалось отвращение к собственной персоне, и это чувство было для него совершенно новым. Он решил, что Мэри была права, сказав, что он себя ненавидит. Размышляя над ее словами, он вынужден был признать, что она попала в точку, хотя сознательно он не относился к себе так уже многие годы – во всяком случае, с тех пор, как затянулась живая рана от смерти Дика и матери. Лорд Эдмонд был уверен, что привычнее всего для него была насмешливая улыбка на лице, хотя он редко смотрел на себя в зеркало.
Итак, отвращение к себе было ему в новинку. Даже с самой последней проституткой он не обошелся бы так грубо, как поступил с Мэри в Кентерберийском соборе – не где-нибудь, а в церкви! Но тогда он не мог упустить представившегося ему подходящего момента. Это была полная деградация и заключительный щелчок по носу всему миру, Богу и тому, что они сделали с его жизнью – вернее, тому, что он сам сделал со своей жизнью. И не к чему было обвинять Господа, лорд Эдмонд никогда прежде этого не делал, во всяком случае, никогда не начинал скулить.
Свернув на дорожку, ведущую в Рэндалл-Парк, он поехал рядом с Эндрю Шелбурном, вплотную за ними скакали Питер и Бигсби-Гор, а впереди были две кареты, в одной из которых ехала Мэри.
На: обратном пути лорд Эдмонд почти не принимал участия в разговоре. Собираясь уехать раньше времени, он чувствовал себя виноватым перед тетей. Он любил леди Элинор и не представлял себе, как смог бы выжить, если бы не ее поддержка, если бы все связи с семьей оборвались после той трагедии. Но до ее дня рождения оставалось еще двое суток – так долго он не выдержит, два дня – это целая вечность. И он не знал, как посмеет снова взглянуть Мэри в глаза.
Подъезжая к дому, лорд Эдмонд немного придержал лошадь, чтобы оказаться позади всех. «Нужно будет помочь дамам выйти из экипажей, но впереди еще Гудрич и Райт, так что моя помощь, вероятно, не понадобится, – решил лорд Эдмонд, – возможно, мне удастся затеряться в толпе и отправиться прямо на конюшню. А кроме того, большинство леди и не ожидает от меня галантного поведения».
Но прежде чем он успел привести в исполнение свои намерения, наверху подковообразной лестницы появилась его тетя, а с ней еще одна леди и два джентльмена – очевидно, гости, ради которых она осталась дома. Лорд Эдмонд мельком взглянул на них. Просто, но со вкусом одетая леди, одного возраста с ним или чуть старше, была ему не знакома. Он перевел взгляд на старшего из двоих мужчин, высокого и седовласого, а затем посмотрел на более молодого, у которого волосы только начали седеть на висках.
В следующую секунду, спрыгнув с лошади и бросив кому-то поводья – он даже не видел кому, – лорд Эдмонд зашагал, сам не зная куда, в поисках неизвестно кого, в панике оглядываясь по сторонам. И, увидев Мэри, он мгновенно оказался рядом с ней, а его рука крепко вцепилась ей в запястье.
– Пойдем со мной. – Он с такой силой потянул ее за собой, что Мэри едва не упала.
– Уберите свою руку, – холодно приказала она.
– О Боже, Уэйт, вы мне за это ответите, – тихо, со злостью прошипел виконт Гудрич. – Сейчас же оставьте Мэри в покое, или все собравшиеся станут свидетелями того, как я сломаю вам челюсть.
– Пойдем, – повторил лорд Эдмонд, не слыша слов ни одного из них, – пойдем.
– Все в порядке, Саймон, – успокоила виконта Мэри, взглянув на лестницу, а затем снова на лорда Эдмонда. – Я пойду с ним.
– Мэри! – возмущенно запротестовал виконт.
– Все в порядке, – подтвердила Мэри.
Но лорд Эдмонд не слышал их разговора, его взгляд был прикован к углу дома в конце террасы. Он знал, что ему нужно добраться туда и завернуть за угол. Его рука как тисками сжимала запястье Мэри, но он этого не сознавал, и ей приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним.
Ей следует упереться ногами в землю и остановиться, следует потребовать, чтобы он отпустил ее руку, следует накричать на него, на худой конец следует поколотить и исцарапать его; она сыта им по горло и даже больше – так считала Мэри, но ничего этого не делала.
Увидев на лестнице двух незнакомых джентльменов с леди Элинор, она мгновенно все поняла, а взглянув на лорда Эдмонда, заметила, как он побледнел и как дико горят его глаза. Поэтому она не сделала ничего из того, что ей следовало сделать, а почти бегом обогнула вместе с ним угол дома и последовала дальше мимо розария через лужайку за домом к ближайшим деревьям.
Сначала Мэри чувствовала боль в запястье, потом рука у нее онемела, в руку вонзилась тысяча булавок и иголок, но лорд Эдмонд не отпускал ее и не ослаблял своей хватки, и Мэри, ничего не говоря, старалась не отставать от него.
Оказавшись наконец среди деревьев, они зашли за огромный ствол векового дуба, лорд Эдмонд прислонился к нему спиной и крепко прижал к себе Мэри, как стальным обручем обхватив одной рукой за талию. Другая его рука, развязав ленты шляпы и небрежно отбросив ее в сторону, легла ей на затылок. Лицо Мэри оказалось так плотно прижатым к шарфу лорда Эдмонда, что у нее не было возможности даже дышать.
– Не сопротивляйся, – сказал он, хотя Мэри не сделала ни единого движения, – не сопротивляйся.
Лорд Эдмонд слегка отклонился назад, к дереву, а Мэри, закрыв глаза и перенеся на него весь вес своего тела, расслабилась и, вдыхая тепло и мужской запах, слушала бешеный стук его сердца.
Она не знала, сколько времени они так стояли; может быть, пять минут, а может, и десять, и все это время он так же крепко прижимал ее к себе, но его сердце понемногу успокаивалось.
Мэри не заботилась о том, сколько прошло времени, хотя полностью отдавала себе отчет о происходящем. Она знала только одно – она была там, где нужна, где ей следовало быть и где ей хотелось быть. Не было ни паники, ни ужаса – они придут потом, в другое время и в другом месте. Сейчас же она знала только то, что должна быть с ним.
Наконец рука, лежавшая у Мэри на затылке, расслабилась и перекочевала на талию, и Мэри, подняв голову, взглянула на лорда Эдмонда.
Он стоял с закрытыми глазами, прислонившись к стволу дуба, его лицо было все таким же бледным, как в тот момент, когда он схватил ее за руку. Затем его светло-голубые глаза открылись, изумленно взглянули в ее глаза, ничего не видя. Постепенно его взгляд сфокусировался, и тогда он нагнул голову, чтобы поцеловать Мэри.
Поцелуй длился очень долго, но это вовсе не был поцелуй страсти, в нем были нежность и мольба – мольба о человеческой близости и участии. И, обняв его обеими руками за шею, встретив его губы своими мягкими, податливыми губами, раскрытыми навстречу его прикосновению, Мэри в ответ подарила ему ласку, нежность и любовь.
– Ты знала, что это готовилось? – наконец оторвавшись от нее и снова опершись на ствол, спросил лорд Эдмонд, глядя в пространство поверх ее головы.
– Да. – Разомкнув объятия, Мэри положила ладони ему на плечи.
– А-а, – протянул он без всякого выражения, – значит, это не случайность, а было задумано заранее? А ты, Мэри, знала обо всем и не предупредила меня? Хотя ты и не была обязана. Теперь ты, наверное, рада.
– Нет.
– Нет? – Лорд Эдмонд рассеянно пробежал пальцами по ее волосам. – И.что же теперь мне делать? Убежать, прихватив тебя с собой? Добавить к моим прочим преступлениям еще и похищение женщины? А ты будешь брыкаться и кричать всю дорогу? Мэри, почему ты сейчас не кричишь и не колотишь меня?
– Пора возвращаться.
– Эти слова можно толковать по-разному. – Он усмехнулся, но смех получился совсем не веселым. – Ты имеешь в виду возвращение к дому, Мэри?
– Нет.
– Пора возвращаться. Мы не можем идти назад, Мэри, мы идем только вперед. Возвращаться не имеет смысла, прошлое нельзя изменить. Мой брат не Лазарь, а я не Иисус.
– Иногда приходится возвращаться. Бывает, мы теряем дорогу, и нужно вернуться назад.
– По-твоему, это случилось со мной, мой мудрый, любящий поучать философ? – Лорд Эдмонд снова заглянул в глаза Мэри. – Я потерял дорогу, Мэри?
– Да.
– Пятнадцать лет назад. Это произошло слишком давно. Все дороги и тропинки густо заросли такими высокими сорняками, что их уже невозможно найти.
– Эдмонд. – Она ласково коснулась его щеки тыльной стороной ладони. – Ты должен вернуться, впереди не будет ничего, если ты не вернешься.
– Эдмонд? – повторил он. – В твоих устах это прозвучало очень мило, Мэри. Я заставил тебя покраснеть. Ты не поняла, что в первый раз назвала меня по имени? Неужели мой случай такой безнадежный? Ты добилась того, что я почувствовал себя заблудшей душой.
– Ты и есть заблудшая душа.
– Но ты говоришь о невозможном. – Он неторопливо улыбнулся. – Меня нельзя переделать в такого человека, который был бы достоин тебя, Мэри.
– Я думаю не о себе. Я хочу, чтобы ты сам смог уважать себя. И не улыбайся, пожалуйста, так.
– Как ты оказалась здесь вместе со мной? – продолжая улыбаться, спросил лорд Эдмонд. – Это я притащил тебя сюда?
– В подтверждение могу продемонстрировать синяк. Взяв руку Мэри, он погладил пальцами еще красные следы у нее на запястье и снова заглянул ей в глаза.
– В последние два дня я только и делал, что оскорблял тебя. Мэри, я должен уехать, уехать от них и уйти из твоей жизни. Именно это я собирался сделать по возвращении из Кентербери.
– Нет. Ты должен вернуться. Должен.
– Скажи мне, – попросил он, – они были так же удивлены, как и я? Или они знали, что я здесь?
– Нет, не знали.
– Значит, моя тетушка выступает в роли адвоката дьявола. Что ж, полагаю, нет причин, почему мы не можем быть вежливыми друг с другом. Ведь все это было давным-давно.
– Да. Ты должен вернуться.
– Только если ты пойдешь со мной. Мои ноги не будут слушаться, если ты не будешь держать меня за руку, Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Что? – переспросил лорд Эдмонд, не расслышав вопроса мистера Бигсби-Гора. – О да, конечно, еду. Я ни за что на свете не пропущу такой интересной поездки.
* * *
Оставалось еще два дня до юбилея леди Элинор и до большого праздника, который она устраивала по этому поводу, и потом еще один день до окончательного завершения праздника. Это было совсем не много и в то же время невероятно много. Мэри думала, что так долго она не выдержит, ей нужно уехать, вернуться в Лондон.
Ближе к вечеру того же дня на обратном пути из Кентербери, сидя в экипаже, она чувствовала себя измученной, больной, совершенно неспособной прожить еще три дня в Рэндалл-Парке и почти не принимала участия в разговоре ехавших вместе с ней еще трех дам.
Она не должна была этого делать, но оказалась настолько глупой, что любила его в течение одного дня, теперь же его назойливые и грубые ухаживания были ей не просто противны, они были невыносимы. Мэри хотелось бы уснуть и все забыть. Ей надо уехать, уехать из Рэндалл-Парка, уехать от лорда Эдмонда, да и от Саймона тоже. Она ни в чем больше не была уверена, ей нужно было остаться одной, чтобы подумать.
День сложился очень неприятно. Они с Саймоном немного не поняли друг друга, и в результате, когда все прибыли в Кентербери и ей помогли выйти из кареты – леди путешествовали в экипажах, а джентльмены ехали верхом, – оказалось, что виконт уже взял на себя обязанность сопровождать группу, отправлявшуюся за покупками, в то время как Мэри присоединилась к тем, кто собирался осмотреть собор.
Но это было просто маленькое недоразумение, не более, и, кроме того, даже когда они поженятся, нельзя ожидать, что они будут неразлучны друг с другом. И если он предпочитал делать покупки, а она тешить взгляд памятниками истории, то очень правильно, что на час-другой они расстанутся и каждый будет делать то, что ему хочется. И в этом, казалось, не было ничего страшного, потому что лорд Эдмонд, поступив, как всегда, совершенно невоспитанно, не присоединился ни к одной из групп, а, привязав лошадь, сразу же ушел куда-то один.
Но, как Мэри и предчувствовала, он в конце концов появился в соборе и все время держался поодаль от нее, пока джентльмен, с которым она прогуливалась, не отошел от нее, чтобы послушать пояснения Стефани Уиг-гинс.
– Мэри, тебе нравится это старое холодное заплесневелое сооружение? – спросил тогда лорд Эдмонд.
– И вам, очевидно, тоже. – Мэри больше не поверит ни в его безразличие, ни в отсутствие у него вкуса. – Иначе вы не пришли бы сюда совсем один и совершенно добровольно.
– Да, но я пришел сюда, чтобы быть с тобой, Мэри, полагая, что ты скорее выберешь старину, чем поход за покупками. Если бы я сразу открыл свои намерения, Гуд-рич был бы здесь и висел бы на тебе, как пиявка.
– Что за мерзкое сравнение!
– Ну, как сторожевой пес, – пожал он плечами. – Здесь что, похоронен Чосер?
– Нет, – ответила Мэри, – он похоронен в Вестминстерском аббатстве, и я уверена, что вам это прекрасно известно. Вы вспоминаете «Кентерберийские рассказы»?
– А-а, школьные дни и запретный «Рассказ мельника». Замечательное произведение. Ты его читала?
– Вы становитесь весьма предсказуемым. Если бы я предложила вам назвать ваш любимый из «Кентерберийских рассказов», вы, несомненно, назвали бы именно этот. Что еще?
– Ты даже не покраснела. Стыдись. На этом их разговор прервался, потому что вся группа собралась вместе, чтобы отправиться дальше осматривать все, что должно было быть осмотрено.
Сначала ничего плохого не происходило – просто неожиданная встреча, одна из тех, к которым Мэри уже привыкла. Но дальше стало хуже, и особенно плохо было то, считала Мэри, что все это произошло в церкви. Когда все выходили, лорд Эдмонд, крепко схватив ее за руку, повернул так, что она оказалась прижатой спиной к массивной каменной колонне и никто не мог ее увидеть, если бы не начал специально разыскивать. Это было так неожиданно, что она не сделала ни малейшей попытки сопротивляться, когда он, прижавшись к ней всем телом, поцеловал ее тем поцелуем, который заставил ее рот приоткрыться так, что его язык свободно проскользнул в него.
Сейчас, возвращаясь в экипаже в Рэндалл-Парк и полностью отключившись от разговора своих спутниц, Мэри вспоминала то объятие и не могла подобрать для его описания другого слова, кроме «плотское». Оно не походило ни на одно из его прежних объятий, в нем не было ни ласки, ни нежности, ни просьбы или требовательности, или… вообще ничего, кроме омерзительной, тошнотворной похоти. Его руки до боли сдавили ей грудь, его член прижался к ней, раздвинув ей ноги так, что она чуть не потеряла равновесие.
– Теперь ты понимаешь, почему я хотел отделаться от этой пиявки? – Оторвавшись от ее губ, он горящими глазами посмотрел на Мэри. – Понимаешь, Мэри? Я хочу тебя. И ты хочешь меня. Признайся, Мэри.
И она сделала то единственное, что еще способна была сделать: она заставила свое тело расслабиться, хотя лорд Эдмонд все еще крепко прижимался к ней, и без всякого выражения посмотрела на него.
– Ты трусиха, Мэри. – На его лице опять появилась та же полуулыбка, за которую она ненавидела лорда Эд-монда. – Вместе мы могли бы получить такое удовольствие, что для его описания нам пришлось бы изобрести новое слово. Но ты боишься признаться в том, что считаешь неподобающим леди, – в плотском желании. Ты обычно употребляла слово «влечение», хотя это лишь слабый эвфемизм для описания того, что ты чувствуешь, любовь моя.
– Мне нечего сказать вам, милорд, – слабым голосом произнесла Мэри. – У меня нет ни упреков, ни просьб, ни опровержений, ничего. Вы будете поступать так, как считаете нужным для своего удовольствия, но со мной вы этого удовольствия больше не получите. С таким же успехом вы можете преследовать рыбу. Так мы идем? Или вы намерены запечатлеть на мне еще несколько поцелуев, пока держите меня здесь в плену? Мне больше нечего сказать.
– Мэри. – В голосе лорда Эдмонда звучала насмешка, но он отстранился от Мэри. – Если бы я захотел, то мог бы пробудить в тебе ответное желание, лишь щелкнув пальцами, но время и место не совсем подходящие, верно? Позже, любовь моя, позже.
– Как скажете, милорд.
Лорд Эдмонд раскланялся перед Мэри так, как будто все время обращался с ней самым изысканным образом.
– Присоединимся к остальным? – спросил он. – Обопрешься на мою руку?
– Если желаете. – Мэри повернулась к выходу. – Или если настаиваете, – добавила она, взяв его под руку.
Сейчас она сидела в карете и, закрыв глаза, вспоминала этот ужасный, такой ужасный день. Больше она не выдержит, с нее довольно. Если еще раз повторится подобная сцена, она определенно сойдет с ума.
Мэри чувствовала, что должна уехать. «Как бы это ни показалось грубо и как бы ни было неприятно омрачать юбилейный праздник леди Элинор, но я непременно должна уехать», – сказала себе Мэри.
Глава 14
У лорда Эдмонда были наипротивнейшие ощущения. К физической тошноте примешивалось отвращение к собственной персоне, и это чувство было для него совершенно новым. Он решил, что Мэри была права, сказав, что он себя ненавидит. Размышляя над ее словами, он вынужден был признать, что она попала в точку, хотя сознательно он не относился к себе так уже многие годы – во всяком случае, с тех пор, как затянулась живая рана от смерти Дика и матери. Лорд Эдмонд был уверен, что привычнее всего для него была насмешливая улыбка на лице, хотя он редко смотрел на себя в зеркало.
Итак, отвращение к себе было ему в новинку. Даже с самой последней проституткой он не обошелся бы так грубо, как поступил с Мэри в Кентерберийском соборе – не где-нибудь, а в церкви! Но тогда он не мог упустить представившегося ему подходящего момента. Это была полная деградация и заключительный щелчок по носу всему миру, Богу и тому, что они сделали с его жизнью – вернее, тому, что он сам сделал со своей жизнью. И не к чему было обвинять Господа, лорд Эдмонд никогда прежде этого не делал, во всяком случае, никогда не начинал скулить.
Свернув на дорожку, ведущую в Рэндалл-Парк, он поехал рядом с Эндрю Шелбурном, вплотную за ними скакали Питер и Бигсби-Гор, а впереди были две кареты, в одной из которых ехала Мэри.
На: обратном пути лорд Эдмонд почти не принимал участия в разговоре. Собираясь уехать раньше времени, он чувствовал себя виноватым перед тетей. Он любил леди Элинор и не представлял себе, как смог бы выжить, если бы не ее поддержка, если бы все связи с семьей оборвались после той трагедии. Но до ее дня рождения оставалось еще двое суток – так долго он не выдержит, два дня – это целая вечность. И он не знал, как посмеет снова взглянуть Мэри в глаза.
Подъезжая к дому, лорд Эдмонд немного придержал лошадь, чтобы оказаться позади всех. «Нужно будет помочь дамам выйти из экипажей, но впереди еще Гудрич и Райт, так что моя помощь, вероятно, не понадобится, – решил лорд Эдмонд, – возможно, мне удастся затеряться в толпе и отправиться прямо на конюшню. А кроме того, большинство леди и не ожидает от меня галантного поведения».
Но прежде чем он успел привести в исполнение свои намерения, наверху подковообразной лестницы появилась его тетя, а с ней еще одна леди и два джентльмена – очевидно, гости, ради которых она осталась дома. Лорд Эдмонд мельком взглянул на них. Просто, но со вкусом одетая леди, одного возраста с ним или чуть старше, была ему не знакома. Он перевел взгляд на старшего из двоих мужчин, высокого и седовласого, а затем посмотрел на более молодого, у которого волосы только начали седеть на висках.
В следующую секунду, спрыгнув с лошади и бросив кому-то поводья – он даже не видел кому, – лорд Эдмонд зашагал, сам не зная куда, в поисках неизвестно кого, в панике оглядываясь по сторонам. И, увидев Мэри, он мгновенно оказался рядом с ней, а его рука крепко вцепилась ей в запястье.
– Пойдем со мной. – Он с такой силой потянул ее за собой, что Мэри едва не упала.
– Уберите свою руку, – холодно приказала она.
– О Боже, Уэйт, вы мне за это ответите, – тихо, со злостью прошипел виконт Гудрич. – Сейчас же оставьте Мэри в покое, или все собравшиеся станут свидетелями того, как я сломаю вам челюсть.
– Пойдем, – повторил лорд Эдмонд, не слыша слов ни одного из них, – пойдем.
– Все в порядке, Саймон, – успокоила виконта Мэри, взглянув на лестницу, а затем снова на лорда Эдмонда. – Я пойду с ним.
– Мэри! – возмущенно запротестовал виконт.
– Все в порядке, – подтвердила Мэри.
Но лорд Эдмонд не слышал их разговора, его взгляд был прикован к углу дома в конце террасы. Он знал, что ему нужно добраться туда и завернуть за угол. Его рука как тисками сжимала запястье Мэри, но он этого не сознавал, и ей приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним.
Ей следует упереться ногами в землю и остановиться, следует потребовать, чтобы он отпустил ее руку, следует накричать на него, на худой конец следует поколотить и исцарапать его; она сыта им по горло и даже больше – так считала Мэри, но ничего этого не делала.
Увидев на лестнице двух незнакомых джентльменов с леди Элинор, она мгновенно все поняла, а взглянув на лорда Эдмонда, заметила, как он побледнел и как дико горят его глаза. Поэтому она не сделала ничего из того, что ей следовало сделать, а почти бегом обогнула вместе с ним угол дома и последовала дальше мимо розария через лужайку за домом к ближайшим деревьям.
Сначала Мэри чувствовала боль в запястье, потом рука у нее онемела, в руку вонзилась тысяча булавок и иголок, но лорд Эдмонд не отпускал ее и не ослаблял своей хватки, и Мэри, ничего не говоря, старалась не отставать от него.
Оказавшись наконец среди деревьев, они зашли за огромный ствол векового дуба, лорд Эдмонд прислонился к нему спиной и крепко прижал к себе Мэри, как стальным обручем обхватив одной рукой за талию. Другая его рука, развязав ленты шляпы и небрежно отбросив ее в сторону, легла ей на затылок. Лицо Мэри оказалось так плотно прижатым к шарфу лорда Эдмонда, что у нее не было возможности даже дышать.
– Не сопротивляйся, – сказал он, хотя Мэри не сделала ни единого движения, – не сопротивляйся.
Лорд Эдмонд слегка отклонился назад, к дереву, а Мэри, закрыв глаза и перенеся на него весь вес своего тела, расслабилась и, вдыхая тепло и мужской запах, слушала бешеный стук его сердца.
Она не знала, сколько времени они так стояли; может быть, пять минут, а может, и десять, и все это время он так же крепко прижимал ее к себе, но его сердце понемногу успокаивалось.
Мэри не заботилась о том, сколько прошло времени, хотя полностью отдавала себе отчет о происходящем. Она знала только одно – она была там, где нужна, где ей следовало быть и где ей хотелось быть. Не было ни паники, ни ужаса – они придут потом, в другое время и в другом месте. Сейчас же она знала только то, что должна быть с ним.
Наконец рука, лежавшая у Мэри на затылке, расслабилась и перекочевала на талию, и Мэри, подняв голову, взглянула на лорда Эдмонда.
Он стоял с закрытыми глазами, прислонившись к стволу дуба, его лицо было все таким же бледным, как в тот момент, когда он схватил ее за руку. Затем его светло-голубые глаза открылись, изумленно взглянули в ее глаза, ничего не видя. Постепенно его взгляд сфокусировался, и тогда он нагнул голову, чтобы поцеловать Мэри.
Поцелуй длился очень долго, но это вовсе не был поцелуй страсти, в нем были нежность и мольба – мольба о человеческой близости и участии. И, обняв его обеими руками за шею, встретив его губы своими мягкими, податливыми губами, раскрытыми навстречу его прикосновению, Мэри в ответ подарила ему ласку, нежность и любовь.
– Ты знала, что это готовилось? – наконец оторвавшись от нее и снова опершись на ствол, спросил лорд Эдмонд, глядя в пространство поверх ее головы.
– Да. – Разомкнув объятия, Мэри положила ладони ему на плечи.
– А-а, – протянул он без всякого выражения, – значит, это не случайность, а было задумано заранее? А ты, Мэри, знала обо всем и не предупредила меня? Хотя ты и не была обязана. Теперь ты, наверное, рада.
– Нет.
– Нет? – Лорд Эдмонд рассеянно пробежал пальцами по ее волосам. – И.что же теперь мне делать? Убежать, прихватив тебя с собой? Добавить к моим прочим преступлениям еще и похищение женщины? А ты будешь брыкаться и кричать всю дорогу? Мэри, почему ты сейчас не кричишь и не колотишь меня?
– Пора возвращаться.
– Эти слова можно толковать по-разному. – Он усмехнулся, но смех получился совсем не веселым. – Ты имеешь в виду возвращение к дому, Мэри?
– Нет.
– Пора возвращаться. Мы не можем идти назад, Мэри, мы идем только вперед. Возвращаться не имеет смысла, прошлое нельзя изменить. Мой брат не Лазарь, а я не Иисус.
– Иногда приходится возвращаться. Бывает, мы теряем дорогу, и нужно вернуться назад.
– По-твоему, это случилось со мной, мой мудрый, любящий поучать философ? – Лорд Эдмонд снова заглянул в глаза Мэри. – Я потерял дорогу, Мэри?
– Да.
– Пятнадцать лет назад. Это произошло слишком давно. Все дороги и тропинки густо заросли такими высокими сорняками, что их уже невозможно найти.
– Эдмонд. – Она ласково коснулась его щеки тыльной стороной ладони. – Ты должен вернуться, впереди не будет ничего, если ты не вернешься.
– Эдмонд? – повторил он. – В твоих устах это прозвучало очень мило, Мэри. Я заставил тебя покраснеть. Ты не поняла, что в первый раз назвала меня по имени? Неужели мой случай такой безнадежный? Ты добилась того, что я почувствовал себя заблудшей душой.
– Ты и есть заблудшая душа.
– Но ты говоришь о невозможном. – Он неторопливо улыбнулся. – Меня нельзя переделать в такого человека, который был бы достоин тебя, Мэри.
– Я думаю не о себе. Я хочу, чтобы ты сам смог уважать себя. И не улыбайся, пожалуйста, так.
– Как ты оказалась здесь вместе со мной? – продолжая улыбаться, спросил лорд Эдмонд. – Это я притащил тебя сюда?
– В подтверждение могу продемонстрировать синяк. Взяв руку Мэри, он погладил пальцами еще красные следы у нее на запястье и снова заглянул ей в глаза.
– В последние два дня я только и делал, что оскорблял тебя. Мэри, я должен уехать, уехать от них и уйти из твоей жизни. Именно это я собирался сделать по возвращении из Кентербери.
– Нет. Ты должен вернуться. Должен.
– Скажи мне, – попросил он, – они были так же удивлены, как и я? Или они знали, что я здесь?
– Нет, не знали.
– Значит, моя тетушка выступает в роли адвоката дьявола. Что ж, полагаю, нет причин, почему мы не можем быть вежливыми друг с другом. Ведь все это было давным-давно.
– Да. Ты должен вернуться.
– Только если ты пойдешь со мной. Мои ноги не будут слушаться, если ты не будешь держать меня за руку, Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26