Он тотчас же направился к ним. Флер мысленно вздохнула. Она надеялась, что его светлость будет гулять с гостями по парку и она не увидит его. Вспоминая прошедшую ночь, девушка в ужасе вздрагивала: ведь она вальсировала с герцогом, вальсировала, закрыв глаза и положив руку ему на плечо… Более того, в какой-то момент она даже забыла, с кем танцует.
Но потом, когда Флер наконец-то уснула в своей комнате, герцог снова ей приснился… Приснилось, как он прижимает ее к матрасу и, причиняя ей боль, говорит, что она – шлюха.
Леди Памела улыбнулась и, взяв отца за руку, подставила ему щечку для поцелуя.
– Папа, на следующей неделе у Тимоти Чемберлена день рождения, – сказала она. – Меня пригласили с мисс Гамильтон. Приглашение принесли сегодня утром. Мама меня отпустит? А ты поедешь со мной?
– Мне очень хотелось бы поехать, – сказал герцог. – Но я не уверен, что смогу, потому что мы принимаем гостей.
Впрочем… Может быть, и поеду.
Они направились в классную комнату. Герцог по обыкновению уселся в кресло и молча просидел весь урок. Флер отпустила девочку гораздо раньше, чем обычно.
– Ты идешь к няне в детскую? – спросил герцог у дочери.
– Она хочет вымыть мне голову, – захныкала девочка. – А я собиралась проведать с тобой Тини, папа.
– Но если Нэнни говорит, что надо вымыть голову, то, значит, действительно надо. Ну, иди же.
Девочка насупилась и направилась в детскую.
Флер же принялась собирать книги. Она очень надеялась, что герцог уйдет вместе с дочерью, ведь обычно он так и поступал.
– Наверху мало картин, и не все они хороши. Если вы считаете, что Памеле это интересно, то должны показывать ей те, что висят внизу.
Флер ничего не сказала в ответ.
– Вы видели длинную галерею?
– Да, с миссис Лейкок, ваша светлость.
– Ax, с миссис Лейкок… Она всем показывает галерею, хотя, осмелюсь заметить, не очень хорошо знакома с художественной коллекцией Уиллоуби-Холла. Полагаю, что портреты, висящие внизу, вам понравятся. А девочке было бы полезно узнать кое-что о своих предках. Вы сейчас не заняты?
Флер и на сей раз промолчала.
– Если хотите, пойдемте туда прямо сейчас, – предложил герцог. – Я расскажу вам о моих предках.
Они молча прошли по коридору и, спустившись по лестнице, вышли в холл. В следующее мгновение к герцогу подбежал слуга. Перехватив взгляд хозяина, он распахнул перед ними дверь, ведущую в галерею.
– Мне всегда здесь очень нравилось, – проговорил герцог, ненадолго задержавшись у двери. – Я любил бы эту галерею, даже если бы тут не было ни одной картины.
Флер осмотрелась. Вся галерея была залита солнечным светом.
– Здесь хорошо, когда непрерывно идут дожди, – продолжал герцог. – Тут можно просто погулять, чтобы размяться. Мы с братом в детстве любили проводить здесь время.
А вот моя жена и Нэнни не желают приводить Памелу в галерею. Может быть, вы как-нибудь приведете ее сюда.
Они прошли в дальний конец галереи, а потом долго ходили вдоль стен, и герцог рассказывал о своих предках, изображенных на портретах. Рассказывал с гордостью, но вместе с тем и с юмором.
– А теперь взгляните вот на этот портрет, мисс Гамильтон. У меня почти такой же нос, не правда ли? Так что мне не в чем винить свою мать. – Герцог улыбнулся. Немного помолчав, спросил:
– А вы тоже, наверное, могли бы рассказать о своих предках? – Флер молчала. Она думала о своих родителях. Думала о дедушках и бабушках, которых никогда не видела. Правда, в Герон-Хаусе имелись несколько старых портретов, но никто не мог сказать, кто на них изображен. Флер ничего не знала о своих корнях, хотя ей очень хотелось что-нибудь узнать о своих предках. Возможно, родители, когда были живы, что-то рассказывали ей, но она тогда была слишком маленькой, поэтому ничего не запомнила.
– Откуда вы родом? – спросил герцог. – Кем был ваш отец? Кто вы?
– Ваша светлость, вы же; знаете… – пробормотала девушка. – Меня зовут Флер Гамильтон, я гувернантка вашей дочери. – «А также ваша бывшая шлюха», – добавила она мысленно.
– У вас было трудное детство? – спросил герцог, глядя ей в глаза. – Ваш отец плохо к вам относился?
– Нет-нет! – воскликнула Флер. – В раннем детстве я была счастлива, но родители умерли, когда мне было восемь лет.
– Умерли? Сразу и мать, и отец?
– Да. – Флер закусила губу, вдруг вспомнив, что лгала мистеру Хаутону: она сказала, что ее отец умер совеем недавно, оставив после себя много долгов.
Наконец герцог закончил свой рассказ. Флер же остановилась у портрета нынешнего хозяина Уиллоуби-Холла. Миссис Лейкок не объяснила, кто изображен на этом портрете, а Флер тогда не узнала герцога Риджуэя.
А могла ли она его узнать? На портрете был изображен стройный юноша в костюме для верховой езды и со стеком в руке. Молодой человек был красив и беззаботен.
Нет, конечно же, она не могла его узнать.
Флер взглянула на герцога и вдруг почувствовала, что; на ее глаза навернулись слезы.
– Это я незадолго до Ватерлоо, – пояснил герцог. – Мне тогда казалось, что весь мир – это принадлежащая мне раковина с бесценной жемчужиной. Полагаю, что мы все так думаем, когда очень молоды. Ведь и вы тоже?
– Нет-нет, – пробормотала Флер. И тотчас же вспомнила Дэниела. Они любили друг друга, и у нее было будущее… – Ну, возможно, когда-то мне так казалось, но это длилось недолго, – добавила она.
Неужели это было всего несколько месяцев назад? А кажется, прошли годы.
– Вы вчера поздно легли, а сегодня у вас был очень трудный день, – неожиданно сказал герцог. – Вам надо подняться к себе и немного отдохнуть.
Он открыл дверь, и они прошли в холл. В следующее мгновение парадная дверь отворилась, и в дом вошли гости, возвращавшиеся с прогулки.
Флер в ужасе замерла: всем, конечно же, было ясно, что его светлость с гувернанткой вышли из галереи.
– А, Риджуэй!.. – раздался голос Филиппа Шоу. – И восхитительная мисс Гамильтон.
– Риджуэй, а вы хитрец, – сказал веселый краснолицый джентльмен. – Пока мы там жаримся на солнце, вы тут прохлаждаетесь с гувернанткой.
– Позвольте представить вам мисс Гамильтон, – сказал герцог. – Тем из вас, кто не смог познакомиться с ней вчера вечером, – добавил он. – Мисс Гамильтон – гувернантка Памелы.
– Вы свободны, мисс Гамильтон. Чай в салон, Джарвис, и немедленно, – послышался негромкий голос герцогини.
Флер тотчас же повернулась к лестнице и стала быстро подниматься по ступеням. Влетев в свою комнату, она с трудом перевела дух.
Потом она долго стояла у открытого окна. Ей очень хотелось спать, но она боялась ложиться, боялась, что герцог явится к ней снова в кошмарном сне.
Когда-то он был молод, красив и беззаботен. Когда-то он считал, что будет счастлив до конца своих дней. Герцог говорил об этом с грустью в голосе. Неужели герцог Риджуэй не удовлетворен своей нынешней жизнью? Ведь у него есть все…
Флер вдруг поняла, что вот-вот расплачется. Что-то сдавило ей горло и грудь и повергло в неописуемую печаль.
* * *
– Да будь он проклят, – проворчал герцог Риджуэй. – Я вовсе не собирался идти на этот торжественный обед. Сидни.
Слуга расправил галстук на груди герцога.
– Но, сэр, у вас же гости… – сказал он с упреком в голосе.
– К черту гостей! Ну что, закончил наконец?
– Потерпите, сэр, еще немного. Я оставлю вас в покое, когда все закончу.
– Вы бы уже давно оставили меня в покое, если бы то ядро у Ватерлоо шлепнулось на три дюйма ближе.
– Верно, сэр, оставил бы, – кивнул слуга. – Но и вам не пришлось бы одеваться к обеду, если бы то ядро упало на полдюйма ближе к вам.
Герцог, нахмурившись, взглянул на свое отражение в зеркале. Уже второй вечер ему приходилось одеваться особенно тщательно. И все из-за каких-то гостей. Из-за гостей Сибиллы… Когда же они наконец-то уедут и оставят его в покое?
Разумеется, он не собирается скрываться от гостей, но ведь и у Памелы есть свои права. Права на внимание родителей. А Сибилла… Она в восторге от своих гостей и на время забыла о дочери. Что ж, ему следует держаться подальше от жены и почаще видеться с девочкой. Вот только не нужно часто заходить в классную комнату – герцог прекрасно понимал, что заходит туда не только из-за Памелы.
Этим утром, когда герцог, зевая после бессонной ночи, поднялся с постели, Сидни заметил, что его светлости следовало бы вставать пораньше. Возможно, он прав.
Ночью он вдруг поймал себя на том, что представляет, как танцует на дорожке парка с прекрасной женщиной. Она танцевала, закрыв глаза, и у нее были чудесные огненно-золотистые волосы.
Нет, он не должен о ней думать. И ей здесь не место.
Следовало бы сказать Хаутону, чтобы он как-нибудь иначе ее пристроил. Отправить ее в Уиллоуби – это просто безумие.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге гардеробной появилась герцогиня. Она была в платье, отделанном бледно-розовыми кружевами, и выглядела гораздо моложе своих двадцати шести лет.
– О, вы все еще заняты, Адам. А нельзя ли попросить Сидни выйти?
Слуга вопросительно посмотрел на хозяина, и герцог утвердительно кивнул.
– Будьте так добры. Сидни, – сказал он, поднимаясь. – Что я могу сделать для вас, Сибилла?
Герцогиня дождалась, когда за слугой закроется дверь.
– Меня еще никогда так не унижали, – сказала она, глядя на мужа своими огромными голубыми глазами. – Адам, как ты мог так поступить? Да еще на виду у всех…
Он пристально посмотрел на нее:
– Вы имеете в виду.., инцидент с мисс Гамильтон, не так ли?
– Зачем вы отправили ее сюда? – спросила герцогиня, прижимая к груди руки. – Чтобы оскорбить меня, унизить? Я никогда не жаловалась, хотя вы надолго уезжали в Лондон, Адам. Но я всегда понимала, почему вы туда стремитесь. Я терпела и это унижение и не упрекала вас. Но почему я теперь должна терпеть присутствие вашей любовницы в этом доме? К тому же она гувернантка моей дочери. Вы очень многого от меня требуете. Я этого не вынесу.
– Жаль, что, кроме меня, вас никто не слышит, Сибилла. Ваши слова очень трогательны. Возможно, кто-нибудь мог даже поверить, что вас все это беспокоит. Мы вышли из галереи в холл. Не странно ли, что мы выбрали для тайного свидания такое людное место?
– Вы издеваетесь надо мной, Адам. И совершенно не считаетесь с моими чувствами. Вы можете и солгать. Неужели вы отрицаете, что у вас любовная связь с мисс Гамильтон?
– Вы уже назвали меня лжецом, Сибилла, поэтому вопрос ваш бессмысленный, не так ли? Но разве вы удивились бы, если бы я действительно завел любовницу?
– Этого я от вас ожидала и готова понять, – ответила она. – Ваша любовь ко мне умерла, Адам. Но, полагаю, у вас должно было сохраниться хоть какое-то уважение ко мне.
Ведь я все-таки ваша жена.
– Жена? – Он рассмеялся и подошел к ней поближе. – Мне не потребовалась бы любовница, если бы у меня была жена. Неужели вы этого не понимаете, Сибилла?
Он взял ее за подбородок и поцеловал в губы.
– Не надо, – сказала она, тотчас же отстранившись. – Не надо, пожалуйста.
– Не беспокойтесь, Сибилла. Я никогда не принуждал вас силой и теперь не стану.
– Я все еще нездорова. Не поправилась после той простуды.
– Да, конечно, – кивнул герцог. – Я вижу, что вы нездоровы. И вы похудели, не так ли? А ваш визит ко мне… Вы хотели еще что-то сказать?
– Нет. – Она потупилась. – Но я знаю, что вы мне лжете, Адам. Знаю, что гувернантка Памелы – ваша любовница. Хотя вы это и отрицаете…
И вдруг он вспомнил о крови… О крови на бедрах Флер.
– Полагаю, нам следует пойти в гостиную, к гостям, – проговорил герцог, пристально глядя на жену. – Пойдем вместе?
Он протянул ей руку, и они молча проследовали в гостиную.
На следующее утро Флер музицировала в полном одиночестве – дверь между музыкальным салоном и библиотекой оставалась закрытой.
И все же она испытывала беспокойство, волновалась даже больше, чем обычно. А может, герцог сидит за закрытой дверью и слушает ее? А что, если он сейчас откроет дверь и укажет ей на ошибки? Может, он запретит ей играть в этом салоне? Или все-таки его там нет?
Она никак не могла сосредоточиться на пьесе, которую разучивала. Не могла даже сыграть вещи, которые в другое время сыграла бы с закрытыми глазами. Пальцы Флер словно одеревенели и не слушались ее.
Покинув музыкальный салон, она направилась в классную комнату, где занималась с леди Памелой. Но и во время занятий Флер ужасно нервничала, ей казалось, что вот-вот в коридоре послышатся шаги, ручка двери повернется.
Но на сей раз герцог, очевидно, решил их не беспокоить. Минута проходила за минутой, а он все не появлялся.
Да и Памела почти все утро была на редкость тихой и послушной. Но уже в конце занятий вдруг схватила ножницы и порезала на куски шелковый носовой платок, который училась вышивать.
Флер, уронив иголку, с изумлением посмотрела на девочку.
– Она сказала, что мне можно пойти вниз, – выпалила леди Памела. – Да, она так сказала! А он сказал: как-нибудь в другой раз. Он сказал, что напомнит ей. Он сказал это уже давно. Но мне так и не разрешили… А мне все равно, я вовсе не хочу спускаться вниз.
Флер отложила вышивание в сторону и поднялась на ноги.
– А теперь вы скажете им, что я плохо себя вела, – продолжала девочка. – Они придут в детскую и будут ругать меня. И мама будет плакать, потому что я плохо себя вела.
Но мне все равно. Мне все равно!
Флер отобрала у девочки ножницы и испорченный носовой платок.
– И это вы во всем виноваты! – закричала леди Памела. – Мама сказала, что мне можно пойти вниз, а вы не позволили. Я вас ненавижу и попрошу маму, чтобы она прогнала вас. И папе тоже скажу.
Флер села в кресло, обняла девочку и крепко прижала к себе. Хотя Памела отбивалась от нее, как могла, она все же пыталась успокоить девочку.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату влетела миссис Клемент.
– Что вы делаете с ребенком?! – Она взглянула на Флер, сверкая глазами. – Что случилось, моя милая?
Няня протянула к девочке руки, но та еще громче заплакала и еще крепче прижалась к Флер, уткнувшись лицом ей в грудь. Миссис Клемент что-то проворчала себе под нос и вышла из комнаты.
Памела все еще плакала, когда дверь снова распахнулась и в комнату вошел герцог Риджуэй. Какое-то время он молча смотрел на дочь и гувернантку; Флер по-прежнему сидела в кресле, прижимая к себе девочку.
– Что случилось? – спросил наконец герцог. – Памела, почему ты плачешь?
Девочка, сидевшая на коленях гувернантки, тихонько всхлипывала.
– Мисс Гамильтон?..
Она наконец-то подняла голову.
– Невыполненные обещания, – сказала она.
Герцог постоял еще немного, потом опустился в кресло у окна. Он в задумчивости смотрел на дочь, обнимавшую гувернантку за шею.
Флер заметила, что герцог в это утро как-то особенно мрачен, а шрам на его щеке казался еще более безобразным, чем обычно. «Когда-то это лицо было очень красивым, – подумала она, вспомнив его портрет, висевший в галерее. – Впрочем, оно и сейчас красивое, и этот шрам нисколько не уродует его, лишь подчеркивает мужественность…»
Если бы она не встретила его при тех ужасных обстоятельствах, если бы могла отделаться от кошмаров, постоянно преследовавших ее, это мужчина, возможно, показался бы ей очень даже привлекательным.
Герцог наконец нарушил молчание.
– Памела, я могу что-нибудь сделать? – спросил он. – Может быть, еще можно что-то сделать?
Флер вздрогнула: ей показалось, что герцог обращается не к дочери, а к ней.
– Нет, ничего не надо делать, – ответила девочка, повернувшись к отцу.
– Мама обещала, что позволит тебе посидеть с гостями, верно? А я обещал поговорить с ней и напомнить об этом.
Обещал, но не поговорил. Мне очень жаль, Памела. Сможешь ли ты простить меня?
– Нет, – ответила она, снова уткнувшись лицом в грудь Флер.
Герцог вздохнул и погладил дочь по волосам.
– Хочешь, я все устрою? Сегодня у нас пикник. Может, пойдешь вместе со всеми?
– Нет, я хочу остаться с мисс Гамильтон и учить французский. Как раз сегодня у нас первый урок.
– Ну пожалуйста, Памела… А что, если мы уговорим мисс Гамильтон отложить урок на завтра?
Флер поцеловала девочку в висок:
– Мы начнем учить французский завтра, хорошо? А сегодня прекрасный день для пикника. Мне кажется, что все леди наденут красивые муслиновые платья и чепчики и у всех будут хорошенькие зонтики.
– И, как я слышал, там будут пирожки с раковыми шейками, – добавил герцог. – Так ты пойдешь, Памела?
– Если и мисс Гамильтон пойдет, – неожиданно заявила леди Памела.
Флер встретилась взглядом с герцогом.
– Но мама и папа хотят, чтобы вы отправились на пикник без меня.
– Мисс Гамильтон хотела бы отдохнуть, – проговорил герцог. – Она очень устала.
– Тогда и я не пойду, – сказала девочка.
Герцог снова вздохнул.
– Мисс Гамильтон, а вы любите пирожки с раковыми шейками? – спросил он.
– Очень люблю. Особенно на пикниках.
Леди Памела спрыгнула с коленей Флер и убрала с покрасневшего и опухшего от слез личика пряди волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Но потом, когда Флер наконец-то уснула в своей комнате, герцог снова ей приснился… Приснилось, как он прижимает ее к матрасу и, причиняя ей боль, говорит, что она – шлюха.
Леди Памела улыбнулась и, взяв отца за руку, подставила ему щечку для поцелуя.
– Папа, на следующей неделе у Тимоти Чемберлена день рождения, – сказала она. – Меня пригласили с мисс Гамильтон. Приглашение принесли сегодня утром. Мама меня отпустит? А ты поедешь со мной?
– Мне очень хотелось бы поехать, – сказал герцог. – Но я не уверен, что смогу, потому что мы принимаем гостей.
Впрочем… Может быть, и поеду.
Они направились в классную комнату. Герцог по обыкновению уселся в кресло и молча просидел весь урок. Флер отпустила девочку гораздо раньше, чем обычно.
– Ты идешь к няне в детскую? – спросил герцог у дочери.
– Она хочет вымыть мне голову, – захныкала девочка. – А я собиралась проведать с тобой Тини, папа.
– Но если Нэнни говорит, что надо вымыть голову, то, значит, действительно надо. Ну, иди же.
Девочка насупилась и направилась в детскую.
Флер же принялась собирать книги. Она очень надеялась, что герцог уйдет вместе с дочерью, ведь обычно он так и поступал.
– Наверху мало картин, и не все они хороши. Если вы считаете, что Памеле это интересно, то должны показывать ей те, что висят внизу.
Флер ничего не сказала в ответ.
– Вы видели длинную галерею?
– Да, с миссис Лейкок, ваша светлость.
– Ax, с миссис Лейкок… Она всем показывает галерею, хотя, осмелюсь заметить, не очень хорошо знакома с художественной коллекцией Уиллоуби-Холла. Полагаю, что портреты, висящие внизу, вам понравятся. А девочке было бы полезно узнать кое-что о своих предках. Вы сейчас не заняты?
Флер и на сей раз промолчала.
– Если хотите, пойдемте туда прямо сейчас, – предложил герцог. – Я расскажу вам о моих предках.
Они молча прошли по коридору и, спустившись по лестнице, вышли в холл. В следующее мгновение к герцогу подбежал слуга. Перехватив взгляд хозяина, он распахнул перед ними дверь, ведущую в галерею.
– Мне всегда здесь очень нравилось, – проговорил герцог, ненадолго задержавшись у двери. – Я любил бы эту галерею, даже если бы тут не было ни одной картины.
Флер осмотрелась. Вся галерея была залита солнечным светом.
– Здесь хорошо, когда непрерывно идут дожди, – продолжал герцог. – Тут можно просто погулять, чтобы размяться. Мы с братом в детстве любили проводить здесь время.
А вот моя жена и Нэнни не желают приводить Памелу в галерею. Может быть, вы как-нибудь приведете ее сюда.
Они прошли в дальний конец галереи, а потом долго ходили вдоль стен, и герцог рассказывал о своих предках, изображенных на портретах. Рассказывал с гордостью, но вместе с тем и с юмором.
– А теперь взгляните вот на этот портрет, мисс Гамильтон. У меня почти такой же нос, не правда ли? Так что мне не в чем винить свою мать. – Герцог улыбнулся. Немного помолчав, спросил:
– А вы тоже, наверное, могли бы рассказать о своих предках? – Флер молчала. Она думала о своих родителях. Думала о дедушках и бабушках, которых никогда не видела. Правда, в Герон-Хаусе имелись несколько старых портретов, но никто не мог сказать, кто на них изображен. Флер ничего не знала о своих корнях, хотя ей очень хотелось что-нибудь узнать о своих предках. Возможно, родители, когда были живы, что-то рассказывали ей, но она тогда была слишком маленькой, поэтому ничего не запомнила.
– Откуда вы родом? – спросил герцог. – Кем был ваш отец? Кто вы?
– Ваша светлость, вы же; знаете… – пробормотала девушка. – Меня зовут Флер Гамильтон, я гувернантка вашей дочери. – «А также ваша бывшая шлюха», – добавила она мысленно.
– У вас было трудное детство? – спросил герцог, глядя ей в глаза. – Ваш отец плохо к вам относился?
– Нет-нет! – воскликнула Флер. – В раннем детстве я была счастлива, но родители умерли, когда мне было восемь лет.
– Умерли? Сразу и мать, и отец?
– Да. – Флер закусила губу, вдруг вспомнив, что лгала мистеру Хаутону: она сказала, что ее отец умер совеем недавно, оставив после себя много долгов.
Наконец герцог закончил свой рассказ. Флер же остановилась у портрета нынешнего хозяина Уиллоуби-Холла. Миссис Лейкок не объяснила, кто изображен на этом портрете, а Флер тогда не узнала герцога Риджуэя.
А могла ли она его узнать? На портрете был изображен стройный юноша в костюме для верховой езды и со стеком в руке. Молодой человек был красив и беззаботен.
Нет, конечно же, она не могла его узнать.
Флер взглянула на герцога и вдруг почувствовала, что; на ее глаза навернулись слезы.
– Это я незадолго до Ватерлоо, – пояснил герцог. – Мне тогда казалось, что весь мир – это принадлежащая мне раковина с бесценной жемчужиной. Полагаю, что мы все так думаем, когда очень молоды. Ведь и вы тоже?
– Нет-нет, – пробормотала Флер. И тотчас же вспомнила Дэниела. Они любили друг друга, и у нее было будущее… – Ну, возможно, когда-то мне так казалось, но это длилось недолго, – добавила она.
Неужели это было всего несколько месяцев назад? А кажется, прошли годы.
– Вы вчера поздно легли, а сегодня у вас был очень трудный день, – неожиданно сказал герцог. – Вам надо подняться к себе и немного отдохнуть.
Он открыл дверь, и они прошли в холл. В следующее мгновение парадная дверь отворилась, и в дом вошли гости, возвращавшиеся с прогулки.
Флер в ужасе замерла: всем, конечно же, было ясно, что его светлость с гувернанткой вышли из галереи.
– А, Риджуэй!.. – раздался голос Филиппа Шоу. – И восхитительная мисс Гамильтон.
– Риджуэй, а вы хитрец, – сказал веселый краснолицый джентльмен. – Пока мы там жаримся на солнце, вы тут прохлаждаетесь с гувернанткой.
– Позвольте представить вам мисс Гамильтон, – сказал герцог. – Тем из вас, кто не смог познакомиться с ней вчера вечером, – добавил он. – Мисс Гамильтон – гувернантка Памелы.
– Вы свободны, мисс Гамильтон. Чай в салон, Джарвис, и немедленно, – послышался негромкий голос герцогини.
Флер тотчас же повернулась к лестнице и стала быстро подниматься по ступеням. Влетев в свою комнату, она с трудом перевела дух.
Потом она долго стояла у открытого окна. Ей очень хотелось спать, но она боялась ложиться, боялась, что герцог явится к ней снова в кошмарном сне.
Когда-то он был молод, красив и беззаботен. Когда-то он считал, что будет счастлив до конца своих дней. Герцог говорил об этом с грустью в голосе. Неужели герцог Риджуэй не удовлетворен своей нынешней жизнью? Ведь у него есть все…
Флер вдруг поняла, что вот-вот расплачется. Что-то сдавило ей горло и грудь и повергло в неописуемую печаль.
* * *
– Да будь он проклят, – проворчал герцог Риджуэй. – Я вовсе не собирался идти на этот торжественный обед. Сидни.
Слуга расправил галстук на груди герцога.
– Но, сэр, у вас же гости… – сказал он с упреком в голосе.
– К черту гостей! Ну что, закончил наконец?
– Потерпите, сэр, еще немного. Я оставлю вас в покое, когда все закончу.
– Вы бы уже давно оставили меня в покое, если бы то ядро у Ватерлоо шлепнулось на три дюйма ближе.
– Верно, сэр, оставил бы, – кивнул слуга. – Но и вам не пришлось бы одеваться к обеду, если бы то ядро упало на полдюйма ближе к вам.
Герцог, нахмурившись, взглянул на свое отражение в зеркале. Уже второй вечер ему приходилось одеваться особенно тщательно. И все из-за каких-то гостей. Из-за гостей Сибиллы… Когда же они наконец-то уедут и оставят его в покое?
Разумеется, он не собирается скрываться от гостей, но ведь и у Памелы есть свои права. Права на внимание родителей. А Сибилла… Она в восторге от своих гостей и на время забыла о дочери. Что ж, ему следует держаться подальше от жены и почаще видеться с девочкой. Вот только не нужно часто заходить в классную комнату – герцог прекрасно понимал, что заходит туда не только из-за Памелы.
Этим утром, когда герцог, зевая после бессонной ночи, поднялся с постели, Сидни заметил, что его светлости следовало бы вставать пораньше. Возможно, он прав.
Ночью он вдруг поймал себя на том, что представляет, как танцует на дорожке парка с прекрасной женщиной. Она танцевала, закрыв глаза, и у нее были чудесные огненно-золотистые волосы.
Нет, он не должен о ней думать. И ей здесь не место.
Следовало бы сказать Хаутону, чтобы он как-нибудь иначе ее пристроил. Отправить ее в Уиллоуби – это просто безумие.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге гардеробной появилась герцогиня. Она была в платье, отделанном бледно-розовыми кружевами, и выглядела гораздо моложе своих двадцати шести лет.
– О, вы все еще заняты, Адам. А нельзя ли попросить Сидни выйти?
Слуга вопросительно посмотрел на хозяина, и герцог утвердительно кивнул.
– Будьте так добры. Сидни, – сказал он, поднимаясь. – Что я могу сделать для вас, Сибилла?
Герцогиня дождалась, когда за слугой закроется дверь.
– Меня еще никогда так не унижали, – сказала она, глядя на мужа своими огромными голубыми глазами. – Адам, как ты мог так поступить? Да еще на виду у всех…
Он пристально посмотрел на нее:
– Вы имеете в виду.., инцидент с мисс Гамильтон, не так ли?
– Зачем вы отправили ее сюда? – спросила герцогиня, прижимая к груди руки. – Чтобы оскорбить меня, унизить? Я никогда не жаловалась, хотя вы надолго уезжали в Лондон, Адам. Но я всегда понимала, почему вы туда стремитесь. Я терпела и это унижение и не упрекала вас. Но почему я теперь должна терпеть присутствие вашей любовницы в этом доме? К тому же она гувернантка моей дочери. Вы очень многого от меня требуете. Я этого не вынесу.
– Жаль, что, кроме меня, вас никто не слышит, Сибилла. Ваши слова очень трогательны. Возможно, кто-нибудь мог даже поверить, что вас все это беспокоит. Мы вышли из галереи в холл. Не странно ли, что мы выбрали для тайного свидания такое людное место?
– Вы издеваетесь надо мной, Адам. И совершенно не считаетесь с моими чувствами. Вы можете и солгать. Неужели вы отрицаете, что у вас любовная связь с мисс Гамильтон?
– Вы уже назвали меня лжецом, Сибилла, поэтому вопрос ваш бессмысленный, не так ли? Но разве вы удивились бы, если бы я действительно завел любовницу?
– Этого я от вас ожидала и готова понять, – ответила она. – Ваша любовь ко мне умерла, Адам. Но, полагаю, у вас должно было сохраниться хоть какое-то уважение ко мне.
Ведь я все-таки ваша жена.
– Жена? – Он рассмеялся и подошел к ней поближе. – Мне не потребовалась бы любовница, если бы у меня была жена. Неужели вы этого не понимаете, Сибилла?
Он взял ее за подбородок и поцеловал в губы.
– Не надо, – сказала она, тотчас же отстранившись. – Не надо, пожалуйста.
– Не беспокойтесь, Сибилла. Я никогда не принуждал вас силой и теперь не стану.
– Я все еще нездорова. Не поправилась после той простуды.
– Да, конечно, – кивнул герцог. – Я вижу, что вы нездоровы. И вы похудели, не так ли? А ваш визит ко мне… Вы хотели еще что-то сказать?
– Нет. – Она потупилась. – Но я знаю, что вы мне лжете, Адам. Знаю, что гувернантка Памелы – ваша любовница. Хотя вы это и отрицаете…
И вдруг он вспомнил о крови… О крови на бедрах Флер.
– Полагаю, нам следует пойти в гостиную, к гостям, – проговорил герцог, пристально глядя на жену. – Пойдем вместе?
Он протянул ей руку, и они молча проследовали в гостиную.
На следующее утро Флер музицировала в полном одиночестве – дверь между музыкальным салоном и библиотекой оставалась закрытой.
И все же она испытывала беспокойство, волновалась даже больше, чем обычно. А может, герцог сидит за закрытой дверью и слушает ее? А что, если он сейчас откроет дверь и укажет ей на ошибки? Может, он запретит ей играть в этом салоне? Или все-таки его там нет?
Она никак не могла сосредоточиться на пьесе, которую разучивала. Не могла даже сыграть вещи, которые в другое время сыграла бы с закрытыми глазами. Пальцы Флер словно одеревенели и не слушались ее.
Покинув музыкальный салон, она направилась в классную комнату, где занималась с леди Памелой. Но и во время занятий Флер ужасно нервничала, ей казалось, что вот-вот в коридоре послышатся шаги, ручка двери повернется.
Но на сей раз герцог, очевидно, решил их не беспокоить. Минута проходила за минутой, а он все не появлялся.
Да и Памела почти все утро была на редкость тихой и послушной. Но уже в конце занятий вдруг схватила ножницы и порезала на куски шелковый носовой платок, который училась вышивать.
Флер, уронив иголку, с изумлением посмотрела на девочку.
– Она сказала, что мне можно пойти вниз, – выпалила леди Памела. – Да, она так сказала! А он сказал: как-нибудь в другой раз. Он сказал, что напомнит ей. Он сказал это уже давно. Но мне так и не разрешили… А мне все равно, я вовсе не хочу спускаться вниз.
Флер отложила вышивание в сторону и поднялась на ноги.
– А теперь вы скажете им, что я плохо себя вела, – продолжала девочка. – Они придут в детскую и будут ругать меня. И мама будет плакать, потому что я плохо себя вела.
Но мне все равно. Мне все равно!
Флер отобрала у девочки ножницы и испорченный носовой платок.
– И это вы во всем виноваты! – закричала леди Памела. – Мама сказала, что мне можно пойти вниз, а вы не позволили. Я вас ненавижу и попрошу маму, чтобы она прогнала вас. И папе тоже скажу.
Флер села в кресло, обняла девочку и крепко прижала к себе. Хотя Памела отбивалась от нее, как могла, она все же пыталась успокоить девочку.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату влетела миссис Клемент.
– Что вы делаете с ребенком?! – Она взглянула на Флер, сверкая глазами. – Что случилось, моя милая?
Няня протянула к девочке руки, но та еще громче заплакала и еще крепче прижалась к Флер, уткнувшись лицом ей в грудь. Миссис Клемент что-то проворчала себе под нос и вышла из комнаты.
Памела все еще плакала, когда дверь снова распахнулась и в комнату вошел герцог Риджуэй. Какое-то время он молча смотрел на дочь и гувернантку; Флер по-прежнему сидела в кресле, прижимая к себе девочку.
– Что случилось? – спросил наконец герцог. – Памела, почему ты плачешь?
Девочка, сидевшая на коленях гувернантки, тихонько всхлипывала.
– Мисс Гамильтон?..
Она наконец-то подняла голову.
– Невыполненные обещания, – сказала она.
Герцог постоял еще немного, потом опустился в кресло у окна. Он в задумчивости смотрел на дочь, обнимавшую гувернантку за шею.
Флер заметила, что герцог в это утро как-то особенно мрачен, а шрам на его щеке казался еще более безобразным, чем обычно. «Когда-то это лицо было очень красивым, – подумала она, вспомнив его портрет, висевший в галерее. – Впрочем, оно и сейчас красивое, и этот шрам нисколько не уродует его, лишь подчеркивает мужественность…»
Если бы она не встретила его при тех ужасных обстоятельствах, если бы могла отделаться от кошмаров, постоянно преследовавших ее, это мужчина, возможно, показался бы ей очень даже привлекательным.
Герцог наконец нарушил молчание.
– Памела, я могу что-нибудь сделать? – спросил он. – Может быть, еще можно что-то сделать?
Флер вздрогнула: ей показалось, что герцог обращается не к дочери, а к ней.
– Нет, ничего не надо делать, – ответила девочка, повернувшись к отцу.
– Мама обещала, что позволит тебе посидеть с гостями, верно? А я обещал поговорить с ней и напомнить об этом.
Обещал, но не поговорил. Мне очень жаль, Памела. Сможешь ли ты простить меня?
– Нет, – ответила она, снова уткнувшись лицом в грудь Флер.
Герцог вздохнул и погладил дочь по волосам.
– Хочешь, я все устрою? Сегодня у нас пикник. Может, пойдешь вместе со всеми?
– Нет, я хочу остаться с мисс Гамильтон и учить французский. Как раз сегодня у нас первый урок.
– Ну пожалуйста, Памела… А что, если мы уговорим мисс Гамильтон отложить урок на завтра?
Флер поцеловала девочку в висок:
– Мы начнем учить французский завтра, хорошо? А сегодня прекрасный день для пикника. Мне кажется, что все леди наденут красивые муслиновые платья и чепчики и у всех будут хорошенькие зонтики.
– И, как я слышал, там будут пирожки с раковыми шейками, – добавил герцог. – Так ты пойдешь, Памела?
– Если и мисс Гамильтон пойдет, – неожиданно заявила леди Памела.
Флер встретилась взглядом с герцогом.
– Но мама и папа хотят, чтобы вы отправились на пикник без меня.
– Мисс Гамильтон хотела бы отдохнуть, – проговорил герцог. – Она очень устала.
– Тогда и я не пойду, – сказала девочка.
Герцог снова вздохнул.
– Мисс Гамильтон, а вы любите пирожки с раковыми шейками? – спросил он.
– Очень люблю. Особенно на пикниках.
Леди Памела спрыгнула с коленей Флер и убрала с покрасневшего и опухшего от слез личика пряди волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31