А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Казалось, будто вдруг очутился на восточном базаре, в том уголке, где торгуют драгоценными благовониями. Будто кто-то натер дерево и кожу лавром и сандалом, гвоздикой и... Нет, не то. Эти запахи были ей знакомы: Лотос? Как он, интересно, пахнет? Ладан? Она не знала названия того благовония, аромат которого заполнял карету, она лишь узнала его. Этот аромат исходил от самого виконта, от его одежды, но был менее резким.
Действительно, запах этот имел имя: Стюарт Уинстон Эйсгарт, виконт Монт-Виляр.
Со своего места она смотрела, как он поднялся в карету. Одним ловким движением — поворот и подъем корпуса — он оказался в кожаном кресле напротив нее. Лакей захлопнул дверцу. Стюарт был тем, кого Зак мог лишь имитировать: неотъемлемой частью высшего класса, сливок общества.
— Вы когда ели?
Эмма вздрогнула.
— Утром.
Он нахмурился, облокотился рукой о перила возле окна и щелкнул пальцами.
Через мгновение в окне показалась физиономия лакея.
— Слушаю, сэр.
— Вы хотите что-то особенное? Я не слишком разбираюсь в йоркширской кухне.
Она была голодна. Она готова была съесть что угодно.
— Только не ягненка, — сказала она и, не удержавшись, добавила: — В последнее время меня от него тошнит.
— Не могли бы вы сказать поточнее? Я не знаю, что заказать.
Эмма назвала несколько своих любимых блюд.
— Йоркширский пудинг, пирог со свининой, гороховое пюре.
Своему слуге Стюартхказал:
— Спроси консьержа, где здесь можно купить йоркширский пудинг, пирог со свининой и... — он искоса посмотрел на нее, — гороховое пюре. Мы едем на ферму Станнелов. Пусть Фриман встречает нас там со всеми этими деликатесами. Тем временем вы сходите в каретную и заберете ослицу, которую оставила там Эмма Хотчкис. Подпишись моим именем. — И, снова обращаясь к Эмме, спросил: — Ее надо доставить Джону Такеру, верно?
— Да, верно, — не сразу ответила она. Он все делал очень быстро, она за ним не успевала.
— Вы могли бы объяснить, где находится его ферма?
— Через лужайку и дорогу от моего дома.
— Который расположен...
— Вниз по склону холма, примерно в одиннадцати милях от вашего.
Стюарт нахмурился и вновь обратился к слуге:
— Найдите ферму Джона Такера. Остальное понятно?
У парня был обеспокоенный вид.
— Остальное?
— Ну да — еда, ослица.
— Ну, если честно, то не все...
С терпеливой настойчивостью человека, привыкшего давать указания бестолковым исполнителям, Стюарт разъяснил:
— Пусть Фриман принесет йоркширский пудинг, пирог со свининой и гороховое пюре к ферме Станнелов. Вы должны забрать из единственной в городе каретной ослицу миссис Хотчкис и доставить животное в Малзерд-на-Прунти. Поспрашивайте у местных, знает ли кто-то преподобного по имени Джон Такер. Отведите животное ему. Затем возвращайтесь домой.
На этот раз слуга кивнул, буркнул: «Будет сделано» — и исчез.
— Вот так, — сказал Стюарт, обращаясь к Эмме. Эмма поджала губы.
— Здорово. Щелкнуть пальцами — и все за вас будет сделано. Наверное, приятно так жить. — Слова ее прозвучали несколько более враждебно, чем ей того хотелось.
Он сидел напротив и смотрел прямо на нее. Он даже несколько заломил шляпу назад, чтобы поля не мешали видеть глаза.
— На самом деле, — медленно и раздельно сказал он, — ничего приятного в этом нет. Лишняя ответственность, больше ничего. Мне было бы гораздо проще делать многое самостоятельно. — Он пожал плечами, надвинул шляпу на лоб и отодвинулся в тень.
И тут случилось нечто еще более странное. Вместо того чтобы дать сигнал к отправлению, он сказал:
— Вы можете не возвращать мне эти пятьдесят с чем-то фунтов. И когда мы все закончим, при условии, конечно, что вы не станете пытаться меня обмануть, я объясню в банке всю ситуацию, сообщу начальству, что хочу, чтобы вы получили деньги. Я объясню и свое участие во всем этом. В конце концов, счет — мой. Не думаю, что у меня возникнут какие-то особые проблемы с тем, чтобы взять деньги у самого себя, даже если это нарушает какие-то там судебные постановления. Пусть мне даже ударят по рукам, я с этим как-нибудь разберусь. Тот факт, что я сам выступаю с инициативой все объяснить, должен помочь.
Она смотрела на него во все глаза. Он предлагал ей те пятьдесят шесть фунтов, что она украла, плюс к этому обещал отмазать ее от всех неприятностей. При условии, конечно, что она ему поможет.
— Хорошо. — Что еще она могла ему сказать? — Спасибо. Да, конечно, она этого хотела. Она смотрела в эти его черные глаза в тени полей шляпы и пыталась понять, что за мысли крутились у него в голове, что заставило его открыть ей кредит.
Стюарт задумчиво взглянул на нее. Наконец это случилось. То, что он называл про себя их «инцидентом в гостинице». Кажется, он случайно ее поимел. Так случилось. Он не мог объяснить того, что сделал. На него что-то накатило. Невероятно эротичное. Он испытывал к ней странную нежность, и с этой нежностью, с этим эротическим чувством ему почему-то не хотелось расставаться. Не хотелось — и он отдался этому чувству, хотя сейчас он был почти наверняка уверен, что где-то тут закралась ошибка.
Она прикусила губу, затем произнесла:
— Возможно, вы только что доказали, что мои самые мрачные подозрения относительно вас были ложными.
— Прекрасно, — сказал он и засмеялся. — Но как я понял, я успел развеять далеко не все ваши подозрения. — Смех у него был какой-то грубоватый и двусмысленный. Но ей нравилась эта двусмысленность, этот не слишком приличный подтекст. Ему приятно ее дразнить.
Он улыбался ей, глядя в глаза. Вот уж действительно «ваше сиятельство». У нее не было ни капли почтения к его титулу. Может, именно поэтому она его так забавляла. Все выглядело так, словно у них была общая тайна, молчаливое соглашение. Он тоже находил нелепым то, что та случайность, что он родился в семье аристократов, случайность, не имеющая ничего общего с его действиями, что-то должна значить для всех окружающих его людей. Но на самом деле это что-то значило. И он совсем не желал отказываться от привилегий, данных ему от рождения, лишь потому, что миссис Хотчкис не желает их признавать. Она будет ощущать эту грань и не посмеет переступить через нее, как и все прочие. Ему будет приятно об этом позаботиться.
И тут он вспомнил, что они собирались делать. Он мог так сидеть и смотреть на нее хоть весь день. Виконт Монт-Виляр поднял руку, щелкнул по потолку, и карета тронулась. Кони тянули со всем возможным энтузиазмом.
Когда они выехали на простор, Стюарт, перекрикивая шум, спросил у нее:
— Ну разве это не самые быстрые, самые славные кони, которых вы видели?
Она лишь молча смотрела на него. То ли рот боялась открыть, то ли не хотела ему противоречить.
Ему было все равно, что она думает. Он любил свою славную восьмерку. Этот экипаж был единственным предметом вопиющей роскоши, который он с удовольствием отобрал у своего дяди. Карета словно летела по деревенским просторам. Почуяв воздух свободы, кони неслись во весь опор.
Стюарт закрыл глаза. На душе его было хорошо и покойно. На мгновение ему показалось, что он на тройке в окрестностях Петербурга летит через снежную целину и вплоть до самого горизонта видны лишь белые холмы. Его английский экипаж роднило с русской тройкой чудо полета — необыкновенной скорости и куража, когда сильные, мощные животные с удовольствием несутся вперед в едином порыве, слаженно, словно все они — одно целое. Он слегка покачивался, убаюканный звоном колокольчика. Этот колокольчик он привез из России, снял его со своей тройки. Он отрезал колокольчик от упряжи за час до отъезда — этот звук должен был напоминать ему о России.
***
Он не думал, что что-то может испортить его наслаждение. Но тут он открыл глаза и увидел, что лицо Эммы свела судорога страха. Она вцепилась в бархатное кольцо, словно вся жизнь ее висела на нем. Он нахмурился. Плохо, что она боится быстрой езды. Глядя на нее, он и сам выпрямился. При виде того, в каком напряжении находится она, ему вдруг стало не по себе.
Лишь когда кони остановились, Эмма вздохнула полной грудью. Она и представить не могла, что до фермы Стан-нелов можно добраться так быстро.
Она еще какое-то время оставалась в карете, глядя на дом, к которому они подъехали: маленький кирпичный домик на вершине заснеженного холма. Вся крыша завалена снегом, над окнами нависли сосульки, «плачущие» на солнце. Все так спокойно и мирно. Блеют овцы.
Где-то запела птичка. Они приехали сюда — добрались живыми, и это само по себе ей казалось чудом. Расстояние между городом и фермой они покрыли за четверть часа.
Помогая ей выйти, Стюарт еще раз сказал:
— Это была случайность.
Он снова вспомнил о ягненке. Значит, и он ощущал неловкость. Неловкость и раздражение из-за того, что она посеяла в его душе сомнения относительно его возлюбленных лошадей.
Но она не станет сожалеть по этому поводу. Вполне в порядке вещей сохранять определенную долю сомнений, когда неверный шаг может отбросить тебя в канаву. Пусть посомневается. «Это пойдет тебе на пользу, Стюарт. Будешь чуть осторожнее».
Глава 8
Станнелы были пожилой супружеской парой. Мод, старшая сестра Джона Такера, высокая, худая, совершенно плоская и прямая как палка, выглядела древней как мир, но при этом крепкой и жилистой. Глядя на нее, никак не скажешь, что она собиралась в скором времени этот мир покинуть. Должно быть, все из рода Такеров были долгожителями, крепкие люди, словно из камня рубленные. Тяготы жизни оставляли в них выбоины, но справиться с ними не могли. Питер был похож на Мод так, словно они были братом и сестрой. Такой же древний, крепкий, высокий и худой. Станнелы являли собой пример того, как в браке люди становятся похожими друг на друга, а их брак был самым долгим из тех, кого Эмма знала в жизни. Завтра к ним должны были приехать дети, чтобы отметить шестьдесят седьмую годовщину свадьбы родителей.
Именно поэтому седьмого января, через тринадцать дней после Рождества, Мод сказала Эмме:
— После того как ты посмотришь на барана, мы бы хотели, чтобы ты помогла нам срубить дерево. — Рождественскую елку. — Мод, Питер и Эмма обсуждали, каким оно должно быть, по дороге к загону для овец. — Чтобы в доме пахло хвоей, — Мод переглянулась с мужем, будто они шуткой обменялись, — праздник для девочек и мальчиков. Все внуки приедут и еще два праправнука, — гордо объявила она. — Ты увидишь.
Выяснилось, что они хотели срубить ель для главного зала. Станнелы клялись, что на поляне есть несколько таких деревьев, которые можно запросто «подтащить» к дому через северньгй загон, где они держат барана на продажу. Они весь день ждали Эмму в надежде, что она им поможет, после того как примет решение о покупке барана.
Эмма подумала о том, что старикам действительно нужна помощь. Ни у мужа, ни у жены не осталось ни одного пальца, который не был бы скрючен от подагры. Ни Мод, ни Питер не могли даже пилу удержать в руках. Эмма думала, что задача ей по плечу. Руки у нее сильные. Она вообще крепкий орешек. Она поможет, конечно, поможет, если Стюарт подождет.
Он остался на дороге, возле кареты: он что-то говорил своим лошадям, и возле губ его рождались облачка пара.
— Договорились, — сказала Эмма, когда они подошли к загону, в котором жил баран. Пусть Стюарт подойдет и заберет ее отсюда, если она ему так нужна.
Эмма почувствовала, что Мод и Питер смотрят на нее как-то искоса. Но может, ей просто так показалось — она была дюймов на шесть ниже Мод. Да, она низенькая. Значит, и елка должна быть не слишком высокой. А какой еще у них выбор? Тут Эмма догадалась, что Станнелы рассчитывали на прибытие человеческого существа побольше.
У забора они заговорили о деле: какие у барана привычки, откуда у него шрам на левой ноге. На каком-то этапе беседы Эмма заметила, что Станнелы то и дело бросают взгляды на высокого мужчину вдалеке. Эмма готова была помереть со смеху, но при этом Станнелам ничего не показывала, боясь их обидеть. Тоже мне, раскатали губу. Они хотели, чтобы виконт Монт-Виляр собственной персоной срубил им елку. Хотя, если подумать, можно приспособить для этого дела его кучера.
Между тем баран оказался взрослым и весьма хулиганистым субъектом. Эмма не поняла из предварительного разговора, какого барана ей пытаются продать. Она бы предпочла животное помоложе и поспокойнее, с которым было бы меньше хлопот. Когда она сказала Станнелам, что их баран не совсем то, что она хочет, слегка смущаясь от того, что не определилась в своем мнении раньше, они почти не обратили внимания на ее слова. Они оба во все глаза пялились на высокого мужчину возле восьмерки лошадей. Он оставил пальто в карете — ему показалось, что на улице слишком тепло. Он был высоким, очень высоким — его рост позволял опереться локтем о высокое колесо кареты, о которое он рассеянно стучал пальцем.
Кучер сидел сгорбившись на своем сиденье, и, приглядевшись к нему попристальнее, Эмма поняла, что он всего на дюйм выше, чем Эмма. Оба лакея Стюарта стояли на запятках, худенькие, молоденькие, меньше двадцати, оба хлипкого сложения.
Старики были правы. Если бы Эмме нужно было выбрать человека, чтобы тот срубил ей дерево, выбор пал бы, Конечно, на Стюарта. Эмма с интересом наблюдала за тем, что будет дальше. Она не знала, как сказать им, что тот высокий крепкий мужчина носит огромное число титулов и распоряжается семьюдесятью семью слугами, что он даже дверцу собственной кареты открывает не сам.
Мод Станнел помахала ему рукой.
Стюарт заметил и замер. Он взглянул на своего кучера. Эмма была уверена, что он пошлет именно его. Но он не послал. Он понял, что они хотят что-то именно от него, Стюарта Эйсгарта. Черт, если бы он сейчас не подошел к ним, Эмма бы его поняла. Ей вообще нравилась его высокомерная манера поведения. Ей совсем не хотелось представлять его. Она не знала, как объяснить их знакомство. И что бы она ни сказала, все будет передано Джону, а от него разойдется и по всей деревне. О, как замечательно!
Стюарту пришлось бы перепрыгнуть через забор, чтобы оказаться рядом с ними. Или обойти дом. Стюарт предпочел первый вариант. Приблизившись к забору, он снял шляпу, затем, одной рукой опираясь о жердь, ловко перемахнул через ограду. Эмме его маневр показался настолько полным невыразимой грации, что она готова была наблюдать за тем, как он скачет через забор, и десять раз, и двадцать. Давай, Стюарт, покажи им еще раз!
Когда он подошел, она вдруг увидела его таким, каким, должно быть, его видели Станнелы. Высокий, стройный, широкоплечий мужчина в дорогой одежде. У него не было на лбу написано, что он виконт. Просто элегантный, крепкий и здоровый мужчина. Дровосек из сказки. Если бы когда-нибудь ей довелось видеть дровосека! Особенно дровосека в хорошем сюртуке, темно-синем шелковом жилете, брюках из дорогой шерсти, заправленных в иностранного вида сапоги, и с шляпой в руке. Картину дополняли его темные глаза и темные, несколько чересчур длинные волосы. Упавший на лоб локон. Настоящий чужеземный принц. Нет, русский царь.
— Где пила? — спросила Эмма у Станнелов. Поскольку она знала, что здесь к чему, лучше было бы взяться за дело без всяких объяснений.
Станнелы переглянулись. Они явно были разочарованы. Они искренне надеялись на то, что сейчас начнутся объяснения, подробные и занимательные.
Плохо дело.
— Пила, — напомнила им Эмма. С бараном ей все было ясно. Теперь она хотела покончить со всем остальным.
Пила уже висела на том самом дереве, которое они выбрали в качестве рождественской елки.
Со стоном Питер впился пилой в норвежскую ель футов восемь высотой. Пила вошла в ствол на дюйм. Питер вытащил лезвие из надреза и протянул пилу Стюарту. Эмма, не выдержав, захихикала.
Стюарт смотрел на пилу во все глаза. Он не знал, с какой стороны за нее браться. Эмма взяла пилу у него из рук, повернула ее и вложила в правильном положении ему в руки. О, это длинные изящные пальцы без единой мозоли!
— Тяните назад и вперед, пока дерево не свалится, — сказала она.
— Как забавно. — Он приподнял брови, надменно глядя на нее. — Не слишком трудная комбинация.
Она засмеялась. Верно. Он ведь каждый день валит деревья. Нет проблем.
И — о чудо! Он действительно предпринял попытку спилить это дерево. Это была настоящая борьба, борьба с инструментом. В течение минуты Станнелы недоумевающе переглядывались, не понимая, что происходит. Сила у него была, вот только опыта не было. Эмма забавлялась от души. Виконт Монт-Виляр спустя две недели после Рождества пытался спилить елку для пары стариков, которых она, Эмма, почти не знала.
И тут Стюарт поймал ритм. Он сделал несколько вполне полноценных движений, назад и вперед, почувствовал, что надо делать, и зачем-то прекратил работу. Он сбросил сюртук, аккуратно свернул его и положил на снег. Ослабил ворот рубашки, затем и жилет расстегнул. И после этого ему хватило трех минут, чтобы спилить ствол диаметром восемь дюймов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39