Под ледяной поверхностью он видел заблудившегося в собственном фанатизме человека. Может быть, ее ход мысли совсем иной? Взгляд его упал на церковь слева. Как она сказала? Я отомстила за отца еще до того, как его тело предали земле . Он уставился на церковь.
Неужели это возможно? Он не знал. Но терять было нечего. Издалека слышались полицейские сирены. Он побежал к церкви. Дверь главного входа была приоткрыта, и это его насторожило. Он осторожно толкнул ее. Дверь слабо скрипнула. Он открыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и тут же встал у стены в притворе. За толстыми церковными стенами сирен не было слышно. Он осторожно открыл дверь, ведущую в храм. В центральном проходе, перед алтарем, стоял гроб. Гроб с телом Герберта Молина. Стефан присел на корточки, держа обеими руками пистолет Джузеппе. Он сделал несколько шагов и спрятался за спинкой задней скамьи. Все было тихо. Он осторожно выглянул. Ее нигде не было видно. Он уже решил, что ошибся, что можно отсюда уходить, как до ушей его донесся слабый звук. Что это был за звук, он не смог определить, но шел он откуда-то из-за алтаря. Он прислушался – звук не повторился. Должно быть, послышалось. Но все же он решил убедиться, что в церкви никого нет. Он медленно двинулся вдоль центрального прохода, по-прежнему держа оружие наготове и пригибаясь. Около гроба он вновь остановился и прислушался. Он посмотрел на алтарь. Образ Христа парил над землей, на заднем плане преклонил колена римский солдат. В ризнице было тихо. Он двинулся вдоль алтаря. Ни звука.
Он поднял пистолет и вошел в ризницу, но заметил ее слишком поздно. Вероника стояла за высоким шкафом у двери. Неподвижно, направив на него пистолет.
– Брось оружие, – сказала она свистящим шепотом. Он медленно наклонился и положил пистолет Джузеппе на каменный пол.
– Ты не можешь оставить меня в покое даже в церкви, – сказала она. – Даже на похоронах отца. Ты бы подумал о своем собственном отце. Я с ним не встречалась, но я знаю, что это был достойный человек. Верный своим идеалам. Жалко только, что он не передал их тебе.
– Тебе рассказал об этом Эмиль Веттерстед?
– Может быть. Но теперь это уже не важно.
– Что ты собираешься делать?
– Убить тебя.
Она произносила эти слова уже второй раз за это утро – она собирается его убить. Но на страх у него уже просто не оставалось сил. Единственной надеждой было попробовать ее уговорить сдаться. Или может быть, чудом удастся ее разоружить.
Вдруг он сообразил, что есть еще и третья возможность. Он все еще стоял рядом с дверью. Если она на секунду ослабит внимание, он может успеть отскочить назад и скрыться в церковном зале. Там можно спрятаться за скамьями, если повезет, выскочить из церкви.
– Как ты догадался, что я здесь?
Она по-прежнему говорила очень тихо. Стефан заметил, что она держит пистолет не так уверенно, как раньше, дуло смотрело скорее на его ноги, чем в грудь. Она вот-вот сломается, подумал он. Он осторожно перенес тяжесть тела на правую ногу.
– Почему бы тебе не сдаться? – спросил он.
Она не ответила, только покачала головой.
И наконец, наступил момент, на который он надеялся. Она опустила руку с пистолетом и глянула в одно из окон. Он бросился назад как можно быстрее и помчался вдоль центрального прохода, каждую секунду ожидая, что за его спиной раздастся смертельный выстрел.
И тут он споткнулся о торчащий из-под скамьи край ковра и упал ничком, сильно ударившись плечом.
Тогда прозвучал выстрел. Пуля угодила в скамью в дециметре от него. Эхо было как от удара грома. И потом – тишина. Он услышал какой-то шум за спиной и поднял голову. Она странно, как-то наискось лежала перед гробом отца. Сердце выпрыгивало из груди, он не мог понять, что произошло. Она застрелилась? В эту секунду раздался резкий голос Эрика Юханссона – он стоял наверху, рядом с органом.
– Лежать не двигаясь. Вероника Молин, вы меня слышите? Лежать не двигаясь.
– Она не шевелится, – крикнул Стефан.
– Ты ранен?
– Нет.
Эрик снова крикнул, его голос отдавался таким же громоподобным эхом.
– Вероника Молин. Лежать не двигаясь. Руки в стороны.
Она по-прежнему не шевелилась. Эрик Юханссон, спустившись по скрипучей лестнице, появился в центральном проходе. Стефан медленно поднялся. Они осторожно приближались к неподвижному телу. Стефан поднял руку:
– Она мертва.
Он показал пальцем:
– Ты попал в глаз.
Эрик проглотил слюну и затряс головой:
– Я целился в ноги. Не такой уж я плохой стрелок.
Они подошли к телу. Стефан был прав. Пуля угодила точно в левый глаз. Рядом с ней, в самом низу каменного основания, на котором стояла купель, виден был явный след пули.
– Рикошет, – сказал Стефан. – Выстрел пришелся в камень, но пуля срикошетила и убила ее.
Эрик Юханссон по-прежнему крутил головой, как бы не веря в реальность происходящего. Стефан понимал его. Эрику ни разу в жизни не приходилось стрелять в человека. И в первый же раз, когда он пытался попасть в ногу, выстрел оказался смертельным.
– Здесь ничем не поможешь, – сказал Стефан. – Что случилось, то случилось. Слава богу, что это позади. Все позади.
Дверь церкви открылась. Перепуганный церковный сторож уставился на них широко открытыми глазами. Стефан положил Эрику руку на плечо, постоял немного и направился к вошедшему. Надо было объяснить, что тут произошло.
Через полчаса он вернулся в дом Эльзы. Там уже был Рундстрём. Джузеппе увезли в больницу в Эстерсунд. Но Фернандо Херейра исчез. Когда санитары несли Джузеппе на носилках, они сказали, что тот куда-то скрылся, они даже не заметили куда.
– Мы его возьмем, – сказал Рундстрём.
– Не уверен, – сказал Стефан с сомнением. – Мы ведь даже не знаем, как его зовут. У него может быть много паспортов. Он большой мастер скрываться.
– Разве он не ранен?
– Царапина на виске.
В комнату вошел человек в комбинезоне и положил на стол грязное, облепленное илом ружье.
– Не успел спуститься – сразу нашел, – сказал он. – Говорят, стреляли в церкви?
Рундстрём нетерпеливо махнул рукой:
– Потом расскажу.
Он осмотрел ружье.
– Интересно, можно ли привлечь к суду Эльзу Берггрен за ложь, – задумчиво сказал он. – Теперь-то мы знаем, что Авраама Андерссона убил Магнус Хольмстрём. Он же выкинул ружье. Скорее всего, и дом Молина поджег он. Дом загорелся сразу в нескольких местах.
– Дом поджег Фернандо Херейра, – сказал Стефан. – Чтобы отвлечь полицию.
– Я по-прежнему многого не понимаю, – сказал Рундстрём. – Джузеппе в больнице. Эрик застрелил Веронику Молин. В церкви. Так что остаешься только ты – Стефан Линдман, полицейский из Буроса. Может быть, ты будешь так любезен и объяснишь, что случилось этим утром в моем полицейском округе?
Стефан провел в кабинете Эрика Юханссона почти весь день. Разговор с Рундстрёмом занял несколько часов – их все время прерывали. Без четверти два позвонили из Арбоги – там задержали Магнуса Хольмстрёма в красном «Эскорте». В начале шестого Рундстрём сказал, что теперь ему все ясно. Он проводил Стефана до гостиницы. Они расстались в вестибюле.
– Когда уезжаешь?
– Завтра. Самолетом.
– Я скажу, чтобы тебя отвезли.
Стефан протянул ему руку.
– Все было очень странно, – сказал Рундстрём. – Но мне кажется, мы теперь многое поймем. Не все, конечно, – всегда есть белые пятна, – но многое.
– Мне почему-то кажется, что взять Фернандо Херейру будет не так-то просто.
– Он, кстати, курит французские сигареты, – сказал Рундстрём. – Помнишь тот окурок, что ты нашел у озера и отдал Джузеппе?
Стефан кивнул. Он помнил.
– Согласен, – сказал он, помедлив. – Всегда есть провалы. Например, эта загадочная личность по имени «М» в Шотландии.
Рундстрём ушел. Стефан подумал, что он, наверное, не читал дневник Молина. Девушка-администратор была очень бледна.
– Я что-то сделала не так? – спросила она.
– Это еще слабо сказано, – сказал Стефан. – Но теперь все позади. Завтра я улетаю. Оставляю тебя с испытателями и прибалтами-ориентировщиками.
Вечером он, поужинав, позвонил Елене и сказал, во сколько приезжает. Он уже ложился спать, когда позвонил Рундстрём и сказал, что Джузеппе чувствует себя сравнительно неплохо. Рана серьезная, но врачи сказали, угрозы для жизни нет. А вот с Эриком не все в порядке, он в глубокой депрессии. Под конец Рундстрём сказал, что к расследованию подключилась СЕПО.
– В печати и на телевидении начнется черт-те что, – сказал он. – Мы отвалили здоровенный камень. Мокрицы расползаются во все стороны. Уже сейчас появляются данные о масштабах этой нацистской сети – никто такого даже представить себе не мог. Скажи спасибо, что за тобой не будут гоняться журналисты.
Стефан долго лежал без сна. Он так и не знал, как все обернулось с похоронами. И все время вспоминал отца. Наверное, я никогда его не прощу, подумал он, хоть он и умер. Он скрывал от меня свое лицо. Мой отец поклонялся злу.
Утром следующего дня Стефана доставили на машине на Фрёсён, к самому аэропорту. Без нескольких минут одиннадцать самолет с грохотом опустился на полосу Ландветтера. В зале прибытия он увидел Елену – и обрадовался чуть не до слез.
Через два дня, девятнадцатого ноября, сопровождаемый дождем со снегом, Стефан шел в больницу. Он был совершенно спокоен и уверен, что справится с болезнью.
Он выпил чашку кофе в кафетерии. На стуле лежали смятые вчерашние газеты. Первые страницы были заполнены репортажами из Херьедалена, сенсационными фактами о шведской секции всемирной нацистской организации. Приводилось высказывание шефа СЕПО – «у нас в руках шокирующие факты о чем-то гораздо более глубинном и опасном, чем скинхеды, с которыми мы до сих пор связывали опасность фашизма».
Он отложил газеты. Было десять минут девятого.
Он поднялся и пошел в отделение, где его уже ждали.
Он вспомнил Фернандо Херейру. Его до сих пор не поймали.
В глубине души Стефан ничего так не желал, чтобы Херейра сумел вернуться к себе в Буэнос-Айрес и там мог в покое и умиротворении курить свои французские сигареты.
Свое преступление он давно искупил.
Эпилог
Инвернесс
Апрель 2000
В воскресенье девятого апреля Стефан заехал за Еленой. По дороге от Аллегатан к Норрбю он заметил, что напевает себе под нос – он не мог вспомнить, когда это с ним случалось в последний раз. Не сразу он вспомнил и мотив – что-то такое давным-давно забытое, соображал он, ведя машину по пустому утреннему городу. Потом из памяти выплыло, что этот мотив когда-то наигрывал отец на своем банджо. «Билл-стрит блюз». Отец говорил, что Билл-стрит – название улицы, может быть, такая улица есть и во многих североамериканских городах, но что она есть в Мемфисе – это точно.
Я помню его музыку, подумал Стефан. Но образ отца, его лицо, его безумные идеалы уже успели вновь стушеваться в памяти, ускользнуть в темноту. Он вернулся ненадолго из мира теней, чтобы поведать мне, кем он был. Но теперь он снова там. Теперь единственное, что меня с ним связывает, – навечно застрявшие в памяти фрагменты мелодий. И может быть, эти мелодии в какой-то степени оправдывают его в моих глазах. Потому что негры, их музыка, их уклад жизни для нацистов были олицетворением варварства. Негры стояли гораздо ниже белой расы в их иерархии человечества. Несмотря на то что черный спортсмен Джесси Оуэн был несомненным героем Олимпиады тридцать шестого года в Берлине, Гитлер отказался пожать ему руку. Но отец любил музыку черных, любил блюзы. И не скрывал этого. Здесь была его слабинка, трещина в выстроенной им самим стене ненависти и презрения к людям другого сорта. Не знаю и никогда не узнаю, прав ли я. Но мне хочется, чтобы это было так.
Елена уже ждала его у подъезда. По дороге в Ландветтер они затеяли шутливый спор, кто из них больше рад этому путешествию – Елена, почти никогда не выезжавшая из Буроса, или Стефан, после разговора с врачом всерьез поверивший в свое выздоровление, – по словам врача, один курс лучевой терапии с последующей успешной операцией дал очень хорошие результаты. Вопрос, кто больше рад, так и остался без ответа. Впрочем, это была просто игра.
Они вылетели рейсом 7.35 на Лондон, аэропорт Гэтвик. Когда самолет круто взмыл в воздух и взял курс на море севернее Кунгсбакки, Елена схватила Стефана за руку – она боялась летать. Самолет прорезал мутный слой облаков, показалось солнце, и Стефан вдруг испытал чувство свободы. Шесть месяцев он жил под гнетом грызущего страха, не оставлявшего его почти никогда. Теперь страх прошел. Он знал, что стопроцентной гарантии, что он здоров и останется здоров, у него нет, – врач сказала, что они будут держать его под наблюдением пять лет. Но она же посоветовала начинать жить, как обычно, не искать симптомов и перестать культивировать в себе страх, живший в нем так долго. И лишь теперь, в самолете, он внезапно освободился от этого страха: оторвался, улетел.
Елена смотрела на него:
– О чем ты думаешь?
– О том, во что не решался верить уже полгода.
Она без слов взяла его за руку. У него чуть не вырвалось рыдание, но он удержался.
Самолет приземлился в Гэтвике. Пройдя паспортный контроль, они расстались, как и договаривались, – Елена хотела пожить пару дней у своего дальнего родственника из Кракова – у того была бакалейная лавка в одном из многочисленных лондонских пригородов. А Стефан собирался продолжить путешествие.
– Я все-таки не понимаю, зачем ты туда едешь.
– Я, несмотря ни на что, все-таки полицейский. Я хочу все понять до конца.
– Но преступника же взяли! Одного из них, по крайней мере. И женщина погибла? Ты знаешь причину, знаешь мотивы. Что тут еще доискиваться?
– Всегда остаются белые пятна. А может быть, это простое любопытство. Если и связанное с моей работой, то не напрямую.
Она смотрела на него изучающее:
– В газетах писали, что один из полицейских был ранен, а другой подвергался смертельной опасности. Не ты ли? Когда-нибудь я дождусь, что ты расскажешь мне все по-человечески?
Стефан не ответил, только развел руками.
– Ты сам не знаешь, зачем ты туда едешь? Правда? Или чего-то недоговариваешь? Почему не сказать все, как есть?
– Я работаю над этим. Учусь говорить все, как есть. Но в данном случае все обстоит именно так – хочу открыть последнюю дверцу и узнать, что за ней кроется.
Он провожал ее взглядом, пока она не исчезла в толпе. Потом пошел на международный терминал. В голове снова возникла утренняя мелодия. Самолет взлетел строго по расписанию, 10.25. Хриплый громкоговоритель сообщил, что им предстоит около двух часов полета. Он закрыл глаза и открыл их только тогда, когда колеса застучали по взлетной полосе аэродрома Инвернесс в Шотландии. Пока Стефан шел к старомодному аэровокзалу, он успел заметить, что воздух чистый и прозрачный, как в Херьедалене. Свег окружали темные волны лесов, здесь пейзаж был совсем другим. Высокие, четко очерченные горы на севере, луга и пастбища. Небо совсем близко. Он взял ключ от заранее заказанной машины, немножко нервничая из-за левостороннего движения, и поехал в Инвернесс. Дорога была узкой. Его раздражал разболтанный рычаг переключения скоростей, он даже подумал, не стоит ли вернуться и поменять машину, но потом плюнул. Много крутить баранку не придется, до Инвернесса и обратно, ну, может быть, съездить куда-то еще.
Заказанная через бюро путешествий гостиница по имени «Олд Бленд» находилась в самом центре городка. Он довольно долго добирался, пару раз путался в круговых развязках, заставляя встречные машины с визгом тормозить. Доехав наконец, он вздохнул с облегчением и поставил машину на стоянку перед трехэтажным, красного кирпича зданием. Еще одна гостиница, скорее всего последняя по счету в его поисках. Где теперь человек, называвший себя Фернандо Херейра, он не знал. Несколько дней назад позвонил Джузеппе из Эстерсунда и сказал, что ни шведской полиции, ни Интерполу выследить его не удалось. Он наверняка уже в Южной Америке, под другим именем, настоящим, и Джузеппе очень сомневался, что его когда-нибудь удастся найти. И даже если его удастся найти, вряд ли его выдадут шведским властям. Джузеппе пообещал держать его в курсе. Потом он поинтересовался, как Стефан себя чувствует. Когда Стефан сообщил ему результаты последних анализов, он обрадовался.
– Я же тебе говорил! – весело засмеялся он. – Если бы ты и умер за это время, то только от страха. Я никогда в жизни не видел такую жалкую и запуганную личность, как ты.
– Может быть, ты не так много видел личностей, приговоренных к смерти и уже с петлей на горле. Вернее, в горле. Хотя, с другой стороны, тебя тоже подстрелили. Как твое плечо?
Джузеппе внезапно посерьезнел.
– До сих пор не могу понять – неужели она стреляла, чтобы убить? Мне хочется верить, что это не так, но, наверное, да, так оно и есть.
– А как плечо?
– Как замороженное. Но сейчас получше.
– А Эрик Юханссон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Неужели это возможно? Он не знал. Но терять было нечего. Издалека слышались полицейские сирены. Он побежал к церкви. Дверь главного входа была приоткрыта, и это его насторожило. Он осторожно толкнул ее. Дверь слабо скрипнула. Он открыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и тут же встал у стены в притворе. За толстыми церковными стенами сирен не было слышно. Он осторожно открыл дверь, ведущую в храм. В центральном проходе, перед алтарем, стоял гроб. Гроб с телом Герберта Молина. Стефан присел на корточки, держа обеими руками пистолет Джузеппе. Он сделал несколько шагов и спрятался за спинкой задней скамьи. Все было тихо. Он осторожно выглянул. Ее нигде не было видно. Он уже решил, что ошибся, что можно отсюда уходить, как до ушей его донесся слабый звук. Что это был за звук, он не смог определить, но шел он откуда-то из-за алтаря. Он прислушался – звук не повторился. Должно быть, послышалось. Но все же он решил убедиться, что в церкви никого нет. Он медленно двинулся вдоль центрального прохода, по-прежнему держа оружие наготове и пригибаясь. Около гроба он вновь остановился и прислушался. Он посмотрел на алтарь. Образ Христа парил над землей, на заднем плане преклонил колена римский солдат. В ризнице было тихо. Он двинулся вдоль алтаря. Ни звука.
Он поднял пистолет и вошел в ризницу, но заметил ее слишком поздно. Вероника стояла за высоким шкафом у двери. Неподвижно, направив на него пистолет.
– Брось оружие, – сказала она свистящим шепотом. Он медленно наклонился и положил пистолет Джузеппе на каменный пол.
– Ты не можешь оставить меня в покое даже в церкви, – сказала она. – Даже на похоронах отца. Ты бы подумал о своем собственном отце. Я с ним не встречалась, но я знаю, что это был достойный человек. Верный своим идеалам. Жалко только, что он не передал их тебе.
– Тебе рассказал об этом Эмиль Веттерстед?
– Может быть. Но теперь это уже не важно.
– Что ты собираешься делать?
– Убить тебя.
Она произносила эти слова уже второй раз за это утро – она собирается его убить. Но на страх у него уже просто не оставалось сил. Единственной надеждой было попробовать ее уговорить сдаться. Или может быть, чудом удастся ее разоружить.
Вдруг он сообразил, что есть еще и третья возможность. Он все еще стоял рядом с дверью. Если она на секунду ослабит внимание, он может успеть отскочить назад и скрыться в церковном зале. Там можно спрятаться за скамьями, если повезет, выскочить из церкви.
– Как ты догадался, что я здесь?
Она по-прежнему говорила очень тихо. Стефан заметил, что она держит пистолет не так уверенно, как раньше, дуло смотрело скорее на его ноги, чем в грудь. Она вот-вот сломается, подумал он. Он осторожно перенес тяжесть тела на правую ногу.
– Почему бы тебе не сдаться? – спросил он.
Она не ответила, только покачала головой.
И наконец, наступил момент, на который он надеялся. Она опустила руку с пистолетом и глянула в одно из окон. Он бросился назад как можно быстрее и помчался вдоль центрального прохода, каждую секунду ожидая, что за его спиной раздастся смертельный выстрел.
И тут он споткнулся о торчащий из-под скамьи край ковра и упал ничком, сильно ударившись плечом.
Тогда прозвучал выстрел. Пуля угодила в скамью в дециметре от него. Эхо было как от удара грома. И потом – тишина. Он услышал какой-то шум за спиной и поднял голову. Она странно, как-то наискось лежала перед гробом отца. Сердце выпрыгивало из груди, он не мог понять, что произошло. Она застрелилась? В эту секунду раздался резкий голос Эрика Юханссона – он стоял наверху, рядом с органом.
– Лежать не двигаясь. Вероника Молин, вы меня слышите? Лежать не двигаясь.
– Она не шевелится, – крикнул Стефан.
– Ты ранен?
– Нет.
Эрик снова крикнул, его голос отдавался таким же громоподобным эхом.
– Вероника Молин. Лежать не двигаясь. Руки в стороны.
Она по-прежнему не шевелилась. Эрик Юханссон, спустившись по скрипучей лестнице, появился в центральном проходе. Стефан медленно поднялся. Они осторожно приближались к неподвижному телу. Стефан поднял руку:
– Она мертва.
Он показал пальцем:
– Ты попал в глаз.
Эрик проглотил слюну и затряс головой:
– Я целился в ноги. Не такой уж я плохой стрелок.
Они подошли к телу. Стефан был прав. Пуля угодила точно в левый глаз. Рядом с ней, в самом низу каменного основания, на котором стояла купель, виден был явный след пули.
– Рикошет, – сказал Стефан. – Выстрел пришелся в камень, но пуля срикошетила и убила ее.
Эрик Юханссон по-прежнему крутил головой, как бы не веря в реальность происходящего. Стефан понимал его. Эрику ни разу в жизни не приходилось стрелять в человека. И в первый же раз, когда он пытался попасть в ногу, выстрел оказался смертельным.
– Здесь ничем не поможешь, – сказал Стефан. – Что случилось, то случилось. Слава богу, что это позади. Все позади.
Дверь церкви открылась. Перепуганный церковный сторож уставился на них широко открытыми глазами. Стефан положил Эрику руку на плечо, постоял немного и направился к вошедшему. Надо было объяснить, что тут произошло.
Через полчаса он вернулся в дом Эльзы. Там уже был Рундстрём. Джузеппе увезли в больницу в Эстерсунд. Но Фернандо Херейра исчез. Когда санитары несли Джузеппе на носилках, они сказали, что тот куда-то скрылся, они даже не заметили куда.
– Мы его возьмем, – сказал Рундстрём.
– Не уверен, – сказал Стефан с сомнением. – Мы ведь даже не знаем, как его зовут. У него может быть много паспортов. Он большой мастер скрываться.
– Разве он не ранен?
– Царапина на виске.
В комнату вошел человек в комбинезоне и положил на стол грязное, облепленное илом ружье.
– Не успел спуститься – сразу нашел, – сказал он. – Говорят, стреляли в церкви?
Рундстрём нетерпеливо махнул рукой:
– Потом расскажу.
Он осмотрел ружье.
– Интересно, можно ли привлечь к суду Эльзу Берггрен за ложь, – задумчиво сказал он. – Теперь-то мы знаем, что Авраама Андерссона убил Магнус Хольмстрём. Он же выкинул ружье. Скорее всего, и дом Молина поджег он. Дом загорелся сразу в нескольких местах.
– Дом поджег Фернандо Херейра, – сказал Стефан. – Чтобы отвлечь полицию.
– Я по-прежнему многого не понимаю, – сказал Рундстрём. – Джузеппе в больнице. Эрик застрелил Веронику Молин. В церкви. Так что остаешься только ты – Стефан Линдман, полицейский из Буроса. Может быть, ты будешь так любезен и объяснишь, что случилось этим утром в моем полицейском округе?
Стефан провел в кабинете Эрика Юханссона почти весь день. Разговор с Рундстрёмом занял несколько часов – их все время прерывали. Без четверти два позвонили из Арбоги – там задержали Магнуса Хольмстрёма в красном «Эскорте». В начале шестого Рундстрём сказал, что теперь ему все ясно. Он проводил Стефана до гостиницы. Они расстались в вестибюле.
– Когда уезжаешь?
– Завтра. Самолетом.
– Я скажу, чтобы тебя отвезли.
Стефан протянул ему руку.
– Все было очень странно, – сказал Рундстрём. – Но мне кажется, мы теперь многое поймем. Не все, конечно, – всегда есть белые пятна, – но многое.
– Мне почему-то кажется, что взять Фернандо Херейру будет не так-то просто.
– Он, кстати, курит французские сигареты, – сказал Рундстрём. – Помнишь тот окурок, что ты нашел у озера и отдал Джузеппе?
Стефан кивнул. Он помнил.
– Согласен, – сказал он, помедлив. – Всегда есть провалы. Например, эта загадочная личность по имени «М» в Шотландии.
Рундстрём ушел. Стефан подумал, что он, наверное, не читал дневник Молина. Девушка-администратор была очень бледна.
– Я что-то сделала не так? – спросила она.
– Это еще слабо сказано, – сказал Стефан. – Но теперь все позади. Завтра я улетаю. Оставляю тебя с испытателями и прибалтами-ориентировщиками.
Вечером он, поужинав, позвонил Елене и сказал, во сколько приезжает. Он уже ложился спать, когда позвонил Рундстрём и сказал, что Джузеппе чувствует себя сравнительно неплохо. Рана серьезная, но врачи сказали, угрозы для жизни нет. А вот с Эриком не все в порядке, он в глубокой депрессии. Под конец Рундстрём сказал, что к расследованию подключилась СЕПО.
– В печати и на телевидении начнется черт-те что, – сказал он. – Мы отвалили здоровенный камень. Мокрицы расползаются во все стороны. Уже сейчас появляются данные о масштабах этой нацистской сети – никто такого даже представить себе не мог. Скажи спасибо, что за тобой не будут гоняться журналисты.
Стефан долго лежал без сна. Он так и не знал, как все обернулось с похоронами. И все время вспоминал отца. Наверное, я никогда его не прощу, подумал он, хоть он и умер. Он скрывал от меня свое лицо. Мой отец поклонялся злу.
Утром следующего дня Стефана доставили на машине на Фрёсён, к самому аэропорту. Без нескольких минут одиннадцать самолет с грохотом опустился на полосу Ландветтера. В зале прибытия он увидел Елену – и обрадовался чуть не до слез.
Через два дня, девятнадцатого ноября, сопровождаемый дождем со снегом, Стефан шел в больницу. Он был совершенно спокоен и уверен, что справится с болезнью.
Он выпил чашку кофе в кафетерии. На стуле лежали смятые вчерашние газеты. Первые страницы были заполнены репортажами из Херьедалена, сенсационными фактами о шведской секции всемирной нацистской организации. Приводилось высказывание шефа СЕПО – «у нас в руках шокирующие факты о чем-то гораздо более глубинном и опасном, чем скинхеды, с которыми мы до сих пор связывали опасность фашизма».
Он отложил газеты. Было десять минут девятого.
Он поднялся и пошел в отделение, где его уже ждали.
Он вспомнил Фернандо Херейру. Его до сих пор не поймали.
В глубине души Стефан ничего так не желал, чтобы Херейра сумел вернуться к себе в Буэнос-Айрес и там мог в покое и умиротворении курить свои французские сигареты.
Свое преступление он давно искупил.
Эпилог
Инвернесс
Апрель 2000
В воскресенье девятого апреля Стефан заехал за Еленой. По дороге от Аллегатан к Норрбю он заметил, что напевает себе под нос – он не мог вспомнить, когда это с ним случалось в последний раз. Не сразу он вспомнил и мотив – что-то такое давным-давно забытое, соображал он, ведя машину по пустому утреннему городу. Потом из памяти выплыло, что этот мотив когда-то наигрывал отец на своем банджо. «Билл-стрит блюз». Отец говорил, что Билл-стрит – название улицы, может быть, такая улица есть и во многих североамериканских городах, но что она есть в Мемфисе – это точно.
Я помню его музыку, подумал Стефан. Но образ отца, его лицо, его безумные идеалы уже успели вновь стушеваться в памяти, ускользнуть в темноту. Он вернулся ненадолго из мира теней, чтобы поведать мне, кем он был. Но теперь он снова там. Теперь единственное, что меня с ним связывает, – навечно застрявшие в памяти фрагменты мелодий. И может быть, эти мелодии в какой-то степени оправдывают его в моих глазах. Потому что негры, их музыка, их уклад жизни для нацистов были олицетворением варварства. Негры стояли гораздо ниже белой расы в их иерархии человечества. Несмотря на то что черный спортсмен Джесси Оуэн был несомненным героем Олимпиады тридцать шестого года в Берлине, Гитлер отказался пожать ему руку. Но отец любил музыку черных, любил блюзы. И не скрывал этого. Здесь была его слабинка, трещина в выстроенной им самим стене ненависти и презрения к людям другого сорта. Не знаю и никогда не узнаю, прав ли я. Но мне хочется, чтобы это было так.
Елена уже ждала его у подъезда. По дороге в Ландветтер они затеяли шутливый спор, кто из них больше рад этому путешествию – Елена, почти никогда не выезжавшая из Буроса, или Стефан, после разговора с врачом всерьез поверивший в свое выздоровление, – по словам врача, один курс лучевой терапии с последующей успешной операцией дал очень хорошие результаты. Вопрос, кто больше рад, так и остался без ответа. Впрочем, это была просто игра.
Они вылетели рейсом 7.35 на Лондон, аэропорт Гэтвик. Когда самолет круто взмыл в воздух и взял курс на море севернее Кунгсбакки, Елена схватила Стефана за руку – она боялась летать. Самолет прорезал мутный слой облаков, показалось солнце, и Стефан вдруг испытал чувство свободы. Шесть месяцев он жил под гнетом грызущего страха, не оставлявшего его почти никогда. Теперь страх прошел. Он знал, что стопроцентной гарантии, что он здоров и останется здоров, у него нет, – врач сказала, что они будут держать его под наблюдением пять лет. Но она же посоветовала начинать жить, как обычно, не искать симптомов и перестать культивировать в себе страх, живший в нем так долго. И лишь теперь, в самолете, он внезапно освободился от этого страха: оторвался, улетел.
Елена смотрела на него:
– О чем ты думаешь?
– О том, во что не решался верить уже полгода.
Она без слов взяла его за руку. У него чуть не вырвалось рыдание, но он удержался.
Самолет приземлился в Гэтвике. Пройдя паспортный контроль, они расстались, как и договаривались, – Елена хотела пожить пару дней у своего дальнего родственника из Кракова – у того была бакалейная лавка в одном из многочисленных лондонских пригородов. А Стефан собирался продолжить путешествие.
– Я все-таки не понимаю, зачем ты туда едешь.
– Я, несмотря ни на что, все-таки полицейский. Я хочу все понять до конца.
– Но преступника же взяли! Одного из них, по крайней мере. И женщина погибла? Ты знаешь причину, знаешь мотивы. Что тут еще доискиваться?
– Всегда остаются белые пятна. А может быть, это простое любопытство. Если и связанное с моей работой, то не напрямую.
Она смотрела на него изучающее:
– В газетах писали, что один из полицейских был ранен, а другой подвергался смертельной опасности. Не ты ли? Когда-нибудь я дождусь, что ты расскажешь мне все по-человечески?
Стефан не ответил, только развел руками.
– Ты сам не знаешь, зачем ты туда едешь? Правда? Или чего-то недоговариваешь? Почему не сказать все, как есть?
– Я работаю над этим. Учусь говорить все, как есть. Но в данном случае все обстоит именно так – хочу открыть последнюю дверцу и узнать, что за ней кроется.
Он провожал ее взглядом, пока она не исчезла в толпе. Потом пошел на международный терминал. В голове снова возникла утренняя мелодия. Самолет взлетел строго по расписанию, 10.25. Хриплый громкоговоритель сообщил, что им предстоит около двух часов полета. Он закрыл глаза и открыл их только тогда, когда колеса застучали по взлетной полосе аэродрома Инвернесс в Шотландии. Пока Стефан шел к старомодному аэровокзалу, он успел заметить, что воздух чистый и прозрачный, как в Херьедалене. Свег окружали темные волны лесов, здесь пейзаж был совсем другим. Высокие, четко очерченные горы на севере, луга и пастбища. Небо совсем близко. Он взял ключ от заранее заказанной машины, немножко нервничая из-за левостороннего движения, и поехал в Инвернесс. Дорога была узкой. Его раздражал разболтанный рычаг переключения скоростей, он даже подумал, не стоит ли вернуться и поменять машину, но потом плюнул. Много крутить баранку не придется, до Инвернесса и обратно, ну, может быть, съездить куда-то еще.
Заказанная через бюро путешествий гостиница по имени «Олд Бленд» находилась в самом центре городка. Он довольно долго добирался, пару раз путался в круговых развязках, заставляя встречные машины с визгом тормозить. Доехав наконец, он вздохнул с облегчением и поставил машину на стоянку перед трехэтажным, красного кирпича зданием. Еще одна гостиница, скорее всего последняя по счету в его поисках. Где теперь человек, называвший себя Фернандо Херейра, он не знал. Несколько дней назад позвонил Джузеппе из Эстерсунда и сказал, что ни шведской полиции, ни Интерполу выследить его не удалось. Он наверняка уже в Южной Америке, под другим именем, настоящим, и Джузеппе очень сомневался, что его когда-нибудь удастся найти. И даже если его удастся найти, вряд ли его выдадут шведским властям. Джузеппе пообещал держать его в курсе. Потом он поинтересовался, как Стефан себя чувствует. Когда Стефан сообщил ему результаты последних анализов, он обрадовался.
– Я же тебе говорил! – весело засмеялся он. – Если бы ты и умер за это время, то только от страха. Я никогда в жизни не видел такую жалкую и запуганную личность, как ты.
– Может быть, ты не так много видел личностей, приговоренных к смерти и уже с петлей на горле. Вернее, в горле. Хотя, с другой стороны, тебя тоже подстрелили. Как твое плечо?
Джузеппе внезапно посерьезнел.
– До сих пор не могу понять – неужели она стреляла, чтобы убить? Мне хочется верить, что это не так, но, наверное, да, так оно и есть.
– А как плечо?
– Как замороженное. Но сейчас получше.
– А Эрик Юханссон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44