6. Джанни Командини, несмотря на еще не прошедшую ужасную травму в области поясницы, вполне хватило 2-х минут и 40 секунд, чтобы открыть счет в этом дерби. Столь молниеносного гола не видели на «Сан-Сиро» с 28 октября 1971 года, когда Бигон забил через две минуты после начала игры, хотя рекорд скорострельности все еще принадлежит Сандро Маццоле, который послал мяч в ворота противника уже на 13-й секунде. Для «Интера», который в то время тренировал Марко Тарделли, поражение стало самым разгромным за всю его историю. Кристиан Вьери, центральный нападающий, один из немногих, кто еще был в силе, дико заорал, дрался как лев и покинул стадион в слезах, до того он был взвинчен и зол. По одному из шести забитых в ворота «Интера» на счету Джунти и Сержинью. По два раза отличились Командини и Шевченко.
И снова Шевченко.
Все шло, как обычно, хотя иногда имя бомбардира, несмотря на твердые заявления насчет верности «Милану», все еще хаотически приписывалось тайным намерениям различных клубов с их возрастающими аппетитами. В день встречи «Милана» с «Лацио» (в ноябре, 1:1, Шевченко сравнял счет, забив шестой мяч в семи играх) возникло некоторое замешательство. Печатные агентства объявили: на телевидении Шевченко заявил телекомментатору Карло Пеллегатти, что его вовсе не интересует мадридский «Реал», потому что он намеревается играть в «Ювентусе» или «Роме». В какой-то момент произошло настоящее землетрясение: бесконечные «занято» по телефонам, сайты, забитые электронными письмами, и тифози на грани кризиса и отчаяния.
Что о «Реале» не могло быть и речи, было и так слишком хорошо известно, поскольку в свое время Шева неоднократно говорил, что «Милан» и только «Милан» его идеал. Но то, что его вдруг потянуло в стан «Ювентуса» или «Ромы», прямых конкурентов «Милана» на итальянской сцене, было еще хуже. «Бомба-Шевченко» в черно-белой (цвета «Ювентуса» – прим. ред. ) или желто-красной (цвета «Ромы» – прим. ред. ) футболке казалась такой невероятной… Но все оказалось просто мыльным пузырем. Телепрограмма шла 1-го апреля, и речь шла лишь о привычной шутке, но придуманной хитро и весьма ироничной. Шевченко согласился подшутить над теми, кто уже надоел ему с этим «Миланом», ведь он хотел только, чтобы за ним признали общеевропейский статус. Победил, прежде всего, Галлиани. Это он выступал за применение новых норм.
Все слишком хорошо знали, что Галлиани толстокож и задирист, что никогда не подставит вторую щеку. Уже вошла в историю его перепалка с Франко Сенси из «Ромы». Первый раунд состоялся 7 января 2000 года. «Всякий раз, когда мы собираемся играть с „Миланом“, у нас дисквалифицируют парочку игроков. Странно, но это повторяется уже не в первый раз», – сказал патрон желто-красных после встречи «Рома» – «Бари» в порядке комментария предупреждений, которые получили Загу и Ринальди. Галлиани: «Непонятно, как можно думать, что арбитром можно управлять на расстоянии, и что он накажет футболиста, чтобы „Милан“ получил преимущество в следующем туре. У нас удалили Альбертини, но мне никогда бы и в голову не пришло подумать, что таким образом судья захотел помочь „Роме“… Второй раунд был 14 февраля 2000 года. „Это был еще один несчастливый уик-энд для судейства. Гол, который не засчитали „Болонье“ в игре против „Милана“ был отменен совершенно справедливо. Необходимо в корне пересмотреть всю систему“, – сказал Сенси. А Галлиани: „Только парапсихолог Сенси мог разглядеть этот гол. И все же судьи „ошибались“ и в пользу „Ромы“. Третий раунд. 24 февраля 2000 года. „Юве“ и „Милан“ уже несколько лет делят победы в чемпионатах страны, но благодаря ТВ их мощь подходит к закату“, – сказал Сенси. А Галлиани: „Из всех президентов „великой семерки“ только он один ничего не выиграл. Он винит в этом темные силы и ожидает падения двух клубов, добившихся результатов, которые ему и не снились. А может они ему и снятся, но он просто не хочет ничего выигрывать?“ Случались между ними и другие перепалки, как например, из-за запрета Веа перейти в „Рому“ или возможной продаже Дзаго „Милану“. В сентябре 2000 года настало время примирения. Между двумя великими футбольными героями был заключен мир. Это случилось на „Сан-Сиро“ после встречи „Милан“ – „Рома“. Матч закончился со счетом 2:2 и театральным отъездом со стадиона Франческо Тотти, который сорвал аплодисменты знатоков, забив гол Винченцо Монтелла всего через пять минут после начала игры. „Милан“ сравнял счет после точного паса Саудати на Бирхоффа, который немец превратил в точнейшую передачу на неумолимого Шевченко. Украинец заработал пенальти, но Монтелла счет сравнял. Таким образом, игра превратилась в шоу между „Восточным феноменом“ и „Самолетиком“ (прозвище Монтеллы – прим. ред. ). Но в этой красивой товарищеской встрече основной ставкой был, конечно же, не счет, а триумф дипломатии. Сам Сенси сказал, со значением пожимая руку капитану: «Мы возобновим наши отношения с „Миланом“, а то они дали трещину». Скудетто чемпиона страны-2001, который завоевала «Рома» через год после победы «Лацио», вывел на первое место римский футбол, сокрушивший традиционные крепости Севера Италии. «С точки зрения чемпионатов страны, – сказал Галлиани, – думаю, что чередование команд Севера и Юга полезно для нашего футбола». А потом добавил: «Если подвести итог последних двух лет, римские команды победили. Это так. Но зачем ограничиваться только двумя годами? А если взять три? Ведь и „Милан“ был победителем. А если возьмем четыре, то и „Ювентус“. На международном уровне такой гонки не существует… Вся прелесть итальянского чемпионата в том, что у нас уже есть шесть команд способных выиграть скудетто, и что за последние четыре года четыре разные команды это сделали. Следственно: оттепель. И мир тоже. И хватит этих заминированных отношений».
Однако, если Галлиани был твердым борцом против Сенси в вопросах о болельщиках и чести знамени, то есть во всем, что касалось животрепещущих проблем футбола, то он был еще более непримирим в борьбе против бюрократических барьеров, за новые веяния в руководстве. Тут его обуревала просто священная ярость. Это стало особенно ясно после того, как возник вопрос о потолке заработной платы футболистов, и особенно видно, когда он с копьем наперевес бросился добиваться для Шевченко общеевропейского гражданства. В разговорах с друзьями из Киева Шевченко нередко повторял: «Я чувствую себя игроком второго сорта». Обстановка была застойной, поскольку, хотя другие футболисты (чех Недвед, румын Муту) уже получили новый статус (имеется ввиду приравнивание в правах иностранцев к гражданам ЕС – прим. ред. ), почти что препятствием оказалась формулировка, с помощью которой Евросоюз и Украинская республика регулируют собственные двусторонние отношения в области «равноправия в обращении» с собственной рабочей силой. Галлиани пригрозил, что прибегнет к обычному судопроизводству, которое в свое время признало правомерность претензий нигерийского футболиста Эконга. «Судья из Реджо-Эмилии, – сказал наместник вице-президента „Милана“, – не сделал ничего особенного, просто применил один из законов итальянского государства. Этот закон охраняет права иностранцев с разрешением на пребывание в стране и имеющих место работы». Только после телеграммы Федеркальчо, которая признавала обоснованность юридических требований «Милана» приравнять украинца к европейцам, Галлиани зарыл в землю свой боевой топор. «На этом я прекращаю. Хватит крестовых походов, хватит угроз. Кроме всего прочего, новый статус, который получил Шевченко, не меняет действующих правил. Это уже было. Андрей пятнадцатый по списку. Даже если я уверен, что дискриминация среди футболистов ЕЭС и вне его несправедлива. Давайте спокойно подойдем к вопросу о южноамериканцах и о тех, кто вообще принадлежит к государствам, которые в рамках Евросоюза еще не договорились о паритете в использовании рабочей силы. В общем, я слагаю оружие и на этом останавливаюсь».
Эта «сухая» дипломатическая победа «Милана» и Галлиани стала и победой Шевченко. «Наконец-то! Справедливость восторжествовала», – воскликнул он. Он стал настоящим европейцем, а может быть уже чувствовал себя миланцем и итальянцем.
Под сенью Мадоннины, символа города Милана, наконец, соединилась вся семья: Андрей, отец Николай, мать Люба, сестра Елена со своим мужем, театральным режиссером. Елена вышла замуж в то время, когда Шева был на сборах киевского «Динамо» и не смог даже присутствовать на церемонии бракосочетания (отсутствие не такое уж и непонятное, у тренера Лобановского дисциплина была одинакова для всех). Когда Николаю Шевченко сделали операцию на сердце, вся семья тяжело и долго переживала, а теперь постепенно возвращалась к нормальной жизни.
Характерными чертами миланцев, по мнению украинца, можно считать экспансивность в разговоре, в шутках, даже в танцах. Но ему, как и прежде, не нравилось ходить на дискотеки, потому что там было слишком много шума и давки и потому что там он чувствовал себя «неуклюжим и растерянным». И вообще ему было больше по душе, когда его никто не донимал, особенно во время ужина или в местах, где надо было «побыть самим с собой, почувствовать собственное „я“. В одиночку Андрей не ходил уже в рестораны, с которыми познакомился в свой первый приезд в Милан, сейчас их сеть расширилась: „Понтаччо“, „Торре дель Манджа“, „Нуова Арена“, „Гарибальди“… Здесь он утолял свою жажду поесть ризотто и разных макарон.
А между тем домашняя библиотека все пополнялась и пополнялась. Шева оказался страстным поклонником исследований и биографий. Помимо известной слабости к творчеству Дюма, он стал покупать детективы, начиная с книг Агаты Кристи. Но больше всего ему были по душе произведения периода романтизма, а в поэзии он предпочитал своего однофамильца, Тараса Шевченко. Чтение помогало Андрею не так печалиться по украинским вечерам, по задушевным разговорам со старыми друзьями и возможности пойти с ними на вечеринку. Параболическая и спутниковая антенны, установленные, чтобы дать семье возможность смотреть фильмы и разные программы, давали ему возможность быть в курсе событий, но, поскольку в Милане украинская программа не принималась или принималась плохо, Андрею приходилось довольствоваться московскими, на русском языке. А когда Шева себя неважно чувствовал из-за незабитого гола или плохой игры, он звонил кому-нибудь в Киев. Например, он не спал целую ночь после нереализованного в матче «Милан» – «Лидс» пенальти, и то же случилось, когда упустил единственный голевой момент во встрече с парижским вратарем Летизи. «Я никогда этого не забуду, – рассказывал он. – Это был действительно хороший момент, и нельзя было его не реализовать. Вратарь был молодец, но я все равно обозлился…» Но во время телефонного разговора тяжелые воспоминания пропадали, и все кончалось какой-нибудь шуткой.
В доме Шевченко было много икон, самоваров, матрешек и всяческих фотографий хозяина в футболке «Милана». Время от времени сестра помогала ему разобраться с письмами (не менее двухсот в неделю). Для нее это было привычное занятие, если учесть, что когда он еще играл в «Динамо», писем было не меньше. А теперь в Милане можно было видеть стайки девушек около его дома. Они что-то наговаривали в диктофон и ожидали Андрея. Тот подъезжал к дому с приветливой улыбкой, ставил машину в гараж и поспешно поднимался к себе. Не было никаких нескромных сообщений на страницах светской хроники, но все же кто-то говорил, будто бы какое-то время была у него одна американка, которой нравилось многое из того, что и ему: искусство, природа, цветы… Но он уклонялся от этих разговоров.
Иногда ходили на выставки (например, «от Шагала до Кандинского») или, чтобы удовлетворить интерес и страсть Андрея к живописи, покупали какую-нибудь картину, чтобы со временем собрать приличную коллекцию. Или принимались делать покупки, чтобы отослать их в Киев: экономическое положение там было трудное. Позже стало известно, как Шева помогал нуждающимся и украинской церкви. К нему время от времени приезжал друг, православный священник, который передавал приветы от знакомых и бывших товарищей по команде. Как православный христианин Шевченко был доволен, что рядом с его домом есть еще и церковь, но было неприятно, что не было большого прихода, к каким он привык. Часто он просто молился дома вместе с семьей, используя любую возможность, чтобы выразить свою любовь к родной земле.
Его зарплата, четыре миллиарда в год, будет расти, но это не значит, что он только об этом и должен думать, как и то, что не стоит бросать деньги на ветер. «Помочь, кому не повезло – это долг». Он много внимания уделяет благотворительной деятельности и организациям, помогающим детям Чернобыля.
Стефано Инверницци, один из монахов с улицы Фарина, не отрицая своей приверженности к черно-синим (цвета «Интера» – прим. ред. ), направил ему трогательное открытое письмо с рассказом о Наталье, двадцатишестилетней украинке, болельщице киевского «Динамо». Шева подарил ей свою футболку, которую ее семья хранила как реликвию в собственном бедном домике. В честь футболиста женщина стала страстной миланисткой. На трапезу миланских монахов приходила не только эта женщина, но еще десятки других украинок и молдаванок (60 % приглашенных), бежавших от самой страшной нищеты, оставив дома мужей и детей, «все еще на что-то надеющихся и обманутых, собирающихся у Центрального вокзала в ожидании, что кто-нибудь предложит им работу домработницы». Многие ведут себя с большим достоинством и ищут рабочее место или приюта на ночь. Но самым молоденьким и хорошеньким приходится всячески изворачиваться, чтобы не попасть в порочный круг проституции и избежать «нового тайного рынка занятых домашним трудом».
Отсюда и горестное воззвание монаха Стефано: «Все видят горести этих женщин. Все знают, что на наших улицах полно молоденьких молдаванок. Все знают, что бедные люди в Молдавии готовы продать свои органы ради выживания своих детей. Все видят массы женщин у Центрального вокзала, ночью и днем, в мороз и в дождь. Дорогой Шева, все это видят, все это знают… Но мало кто что-то делает… Ты, с твоим светлым ликом, приди в нашу скромную трапезную и даруй Наталье какую-нибудь из своих футболок. Приди утешить на родном языке твоих соотечественниц, а потом, ежели пожелаешь, используй свою известность, чтобы помочь своему и молдавскому голодающему народу. Твои действия послужат, чтобы вселить немного уверенности и тому миру, что называется футболом, уже коррумпированному крупной экономикой и лишенному, может только внешне, гуманности».
Шева в то время был в Париже, и у него не было возможности вернуться в Милан. Но он уже владел итальянским и очень быстро ответил Стефано: «Я приеду вас навестить и сделаю все возможное, чтобы помочь. Вы с вашей трапезной для бедняков на улице Фарина заслуживаете этого. Заслуживает этого и дело, за которое вы выступаете». И в этом деле Андрей увидел рядом «Милан», привыкший к солидарности без пышной рекламы. Он послал помощь в детский госпиталь в Ламбрене (Габон), основанный лауреатом Нобелевской премии швейцарцем Альбертом Швейцером, в такой же госпиталь в Адуа (Эфиопия), где работала монахиня Лаура Гиротто, обездоленным малышам из фавелас в Рио-де-Жанейро и многим другим. «Милан, – сказал Адриано Галлиани, – сделает все возможное, чтобы помочь Андрею. Я узнал о письме брата Стефано и считаю, что его дело заслуживает большого внимания».
Шевченко уже прижился в Италии и полюбил своих товарищей. Он разволновался при прощании с «Миланом» Леонардо, возвращавшегося в Бразилию в свой «Фламенко» после выступлений в Японии, Испании и Франции, за что его называли «человек с чемоданом». Он появился в Миланелло в 1997 году, еще раньше Андрея, из «Пари Сен-Жермен» и проносил черно-красную футболку добрых четыре сезона, вызывая общее восхищение классом тонкой игры и безграничной готовностью помочь. Леонардо хотел бы закончить свою карьеру в «Милане» финалом Лиги чемпионов на «Сан-Сиро» и поэтому уезжал недовольный. Но он гордился, что прожил великолепные годы в прекрасном клубе и среди отличных друзей, которые с ним прощались в футболках с красными номерами «18» и надписями на разных языках на груди и спине. Это был его номер. Андрей чувствовал, что в Лео его привлекает романтизм и общее восприятие футбола и жизни, которые как бы подтверждали, что можно родиться в очень жаркой стране, как Бразилия, или сравнительно холодной, как Украина, и все же думать одинаково.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
И снова Шевченко.
Все шло, как обычно, хотя иногда имя бомбардира, несмотря на твердые заявления насчет верности «Милану», все еще хаотически приписывалось тайным намерениям различных клубов с их возрастающими аппетитами. В день встречи «Милана» с «Лацио» (в ноябре, 1:1, Шевченко сравнял счет, забив шестой мяч в семи играх) возникло некоторое замешательство. Печатные агентства объявили: на телевидении Шевченко заявил телекомментатору Карло Пеллегатти, что его вовсе не интересует мадридский «Реал», потому что он намеревается играть в «Ювентусе» или «Роме». В какой-то момент произошло настоящее землетрясение: бесконечные «занято» по телефонам, сайты, забитые электронными письмами, и тифози на грани кризиса и отчаяния.
Что о «Реале» не могло быть и речи, было и так слишком хорошо известно, поскольку в свое время Шева неоднократно говорил, что «Милан» и только «Милан» его идеал. Но то, что его вдруг потянуло в стан «Ювентуса» или «Ромы», прямых конкурентов «Милана» на итальянской сцене, было еще хуже. «Бомба-Шевченко» в черно-белой (цвета «Ювентуса» – прим. ред. ) или желто-красной (цвета «Ромы» – прим. ред. ) футболке казалась такой невероятной… Но все оказалось просто мыльным пузырем. Телепрограмма шла 1-го апреля, и речь шла лишь о привычной шутке, но придуманной хитро и весьма ироничной. Шевченко согласился подшутить над теми, кто уже надоел ему с этим «Миланом», ведь он хотел только, чтобы за ним признали общеевропейский статус. Победил, прежде всего, Галлиани. Это он выступал за применение новых норм.
Все слишком хорошо знали, что Галлиани толстокож и задирист, что никогда не подставит вторую щеку. Уже вошла в историю его перепалка с Франко Сенси из «Ромы». Первый раунд состоялся 7 января 2000 года. «Всякий раз, когда мы собираемся играть с „Миланом“, у нас дисквалифицируют парочку игроков. Странно, но это повторяется уже не в первый раз», – сказал патрон желто-красных после встречи «Рома» – «Бари» в порядке комментария предупреждений, которые получили Загу и Ринальди. Галлиани: «Непонятно, как можно думать, что арбитром можно управлять на расстоянии, и что он накажет футболиста, чтобы „Милан“ получил преимущество в следующем туре. У нас удалили Альбертини, но мне никогда бы и в голову не пришло подумать, что таким образом судья захотел помочь „Роме“… Второй раунд был 14 февраля 2000 года. „Это был еще один несчастливый уик-энд для судейства. Гол, который не засчитали „Болонье“ в игре против „Милана“ был отменен совершенно справедливо. Необходимо в корне пересмотреть всю систему“, – сказал Сенси. А Галлиани: „Только парапсихолог Сенси мог разглядеть этот гол. И все же судьи „ошибались“ и в пользу „Ромы“. Третий раунд. 24 февраля 2000 года. „Юве“ и „Милан“ уже несколько лет делят победы в чемпионатах страны, но благодаря ТВ их мощь подходит к закату“, – сказал Сенси. А Галлиани: „Из всех президентов „великой семерки“ только он один ничего не выиграл. Он винит в этом темные силы и ожидает падения двух клубов, добившихся результатов, которые ему и не снились. А может они ему и снятся, но он просто не хочет ничего выигрывать?“ Случались между ними и другие перепалки, как например, из-за запрета Веа перейти в „Рому“ или возможной продаже Дзаго „Милану“. В сентябре 2000 года настало время примирения. Между двумя великими футбольными героями был заключен мир. Это случилось на „Сан-Сиро“ после встречи „Милан“ – „Рома“. Матч закончился со счетом 2:2 и театральным отъездом со стадиона Франческо Тотти, который сорвал аплодисменты знатоков, забив гол Винченцо Монтелла всего через пять минут после начала игры. „Милан“ сравнял счет после точного паса Саудати на Бирхоффа, который немец превратил в точнейшую передачу на неумолимого Шевченко. Украинец заработал пенальти, но Монтелла счет сравнял. Таким образом, игра превратилась в шоу между „Восточным феноменом“ и „Самолетиком“ (прозвище Монтеллы – прим. ред. ). Но в этой красивой товарищеской встрече основной ставкой был, конечно же, не счет, а триумф дипломатии. Сам Сенси сказал, со значением пожимая руку капитану: «Мы возобновим наши отношения с „Миланом“, а то они дали трещину». Скудетто чемпиона страны-2001, который завоевала «Рома» через год после победы «Лацио», вывел на первое место римский футбол, сокрушивший традиционные крепости Севера Италии. «С точки зрения чемпионатов страны, – сказал Галлиани, – думаю, что чередование команд Севера и Юга полезно для нашего футбола». А потом добавил: «Если подвести итог последних двух лет, римские команды победили. Это так. Но зачем ограничиваться только двумя годами? А если взять три? Ведь и „Милан“ был победителем. А если возьмем четыре, то и „Ювентус“. На международном уровне такой гонки не существует… Вся прелесть итальянского чемпионата в том, что у нас уже есть шесть команд способных выиграть скудетто, и что за последние четыре года четыре разные команды это сделали. Следственно: оттепель. И мир тоже. И хватит этих заминированных отношений».
Однако, если Галлиани был твердым борцом против Сенси в вопросах о болельщиках и чести знамени, то есть во всем, что касалось животрепещущих проблем футбола, то он был еще более непримирим в борьбе против бюрократических барьеров, за новые веяния в руководстве. Тут его обуревала просто священная ярость. Это стало особенно ясно после того, как возник вопрос о потолке заработной платы футболистов, и особенно видно, когда он с копьем наперевес бросился добиваться для Шевченко общеевропейского гражданства. В разговорах с друзьями из Киева Шевченко нередко повторял: «Я чувствую себя игроком второго сорта». Обстановка была застойной, поскольку, хотя другие футболисты (чех Недвед, румын Муту) уже получили новый статус (имеется ввиду приравнивание в правах иностранцев к гражданам ЕС – прим. ред. ), почти что препятствием оказалась формулировка, с помощью которой Евросоюз и Украинская республика регулируют собственные двусторонние отношения в области «равноправия в обращении» с собственной рабочей силой. Галлиани пригрозил, что прибегнет к обычному судопроизводству, которое в свое время признало правомерность претензий нигерийского футболиста Эконга. «Судья из Реджо-Эмилии, – сказал наместник вице-президента „Милана“, – не сделал ничего особенного, просто применил один из законов итальянского государства. Этот закон охраняет права иностранцев с разрешением на пребывание в стране и имеющих место работы». Только после телеграммы Федеркальчо, которая признавала обоснованность юридических требований «Милана» приравнять украинца к европейцам, Галлиани зарыл в землю свой боевой топор. «На этом я прекращаю. Хватит крестовых походов, хватит угроз. Кроме всего прочего, новый статус, который получил Шевченко, не меняет действующих правил. Это уже было. Андрей пятнадцатый по списку. Даже если я уверен, что дискриминация среди футболистов ЕЭС и вне его несправедлива. Давайте спокойно подойдем к вопросу о южноамериканцах и о тех, кто вообще принадлежит к государствам, которые в рамках Евросоюза еще не договорились о паритете в использовании рабочей силы. В общем, я слагаю оружие и на этом останавливаюсь».
Эта «сухая» дипломатическая победа «Милана» и Галлиани стала и победой Шевченко. «Наконец-то! Справедливость восторжествовала», – воскликнул он. Он стал настоящим европейцем, а может быть уже чувствовал себя миланцем и итальянцем.
Под сенью Мадоннины, символа города Милана, наконец, соединилась вся семья: Андрей, отец Николай, мать Люба, сестра Елена со своим мужем, театральным режиссером. Елена вышла замуж в то время, когда Шева был на сборах киевского «Динамо» и не смог даже присутствовать на церемонии бракосочетания (отсутствие не такое уж и непонятное, у тренера Лобановского дисциплина была одинакова для всех). Когда Николаю Шевченко сделали операцию на сердце, вся семья тяжело и долго переживала, а теперь постепенно возвращалась к нормальной жизни.
Характерными чертами миланцев, по мнению украинца, можно считать экспансивность в разговоре, в шутках, даже в танцах. Но ему, как и прежде, не нравилось ходить на дискотеки, потому что там было слишком много шума и давки и потому что там он чувствовал себя «неуклюжим и растерянным». И вообще ему было больше по душе, когда его никто не донимал, особенно во время ужина или в местах, где надо было «побыть самим с собой, почувствовать собственное „я“. В одиночку Андрей не ходил уже в рестораны, с которыми познакомился в свой первый приезд в Милан, сейчас их сеть расширилась: „Понтаччо“, „Торре дель Манджа“, „Нуова Арена“, „Гарибальди“… Здесь он утолял свою жажду поесть ризотто и разных макарон.
А между тем домашняя библиотека все пополнялась и пополнялась. Шева оказался страстным поклонником исследований и биографий. Помимо известной слабости к творчеству Дюма, он стал покупать детективы, начиная с книг Агаты Кристи. Но больше всего ему были по душе произведения периода романтизма, а в поэзии он предпочитал своего однофамильца, Тараса Шевченко. Чтение помогало Андрею не так печалиться по украинским вечерам, по задушевным разговорам со старыми друзьями и возможности пойти с ними на вечеринку. Параболическая и спутниковая антенны, установленные, чтобы дать семье возможность смотреть фильмы и разные программы, давали ему возможность быть в курсе событий, но, поскольку в Милане украинская программа не принималась или принималась плохо, Андрею приходилось довольствоваться московскими, на русском языке. А когда Шева себя неважно чувствовал из-за незабитого гола или плохой игры, он звонил кому-нибудь в Киев. Например, он не спал целую ночь после нереализованного в матче «Милан» – «Лидс» пенальти, и то же случилось, когда упустил единственный голевой момент во встрече с парижским вратарем Летизи. «Я никогда этого не забуду, – рассказывал он. – Это был действительно хороший момент, и нельзя было его не реализовать. Вратарь был молодец, но я все равно обозлился…» Но во время телефонного разговора тяжелые воспоминания пропадали, и все кончалось какой-нибудь шуткой.
В доме Шевченко было много икон, самоваров, матрешек и всяческих фотографий хозяина в футболке «Милана». Время от времени сестра помогала ему разобраться с письмами (не менее двухсот в неделю). Для нее это было привычное занятие, если учесть, что когда он еще играл в «Динамо», писем было не меньше. А теперь в Милане можно было видеть стайки девушек около его дома. Они что-то наговаривали в диктофон и ожидали Андрея. Тот подъезжал к дому с приветливой улыбкой, ставил машину в гараж и поспешно поднимался к себе. Не было никаких нескромных сообщений на страницах светской хроники, но все же кто-то говорил, будто бы какое-то время была у него одна американка, которой нравилось многое из того, что и ему: искусство, природа, цветы… Но он уклонялся от этих разговоров.
Иногда ходили на выставки (например, «от Шагала до Кандинского») или, чтобы удовлетворить интерес и страсть Андрея к живописи, покупали какую-нибудь картину, чтобы со временем собрать приличную коллекцию. Или принимались делать покупки, чтобы отослать их в Киев: экономическое положение там было трудное. Позже стало известно, как Шева помогал нуждающимся и украинской церкви. К нему время от времени приезжал друг, православный священник, который передавал приветы от знакомых и бывших товарищей по команде. Как православный христианин Шевченко был доволен, что рядом с его домом есть еще и церковь, но было неприятно, что не было большого прихода, к каким он привык. Часто он просто молился дома вместе с семьей, используя любую возможность, чтобы выразить свою любовь к родной земле.
Его зарплата, четыре миллиарда в год, будет расти, но это не значит, что он только об этом и должен думать, как и то, что не стоит бросать деньги на ветер. «Помочь, кому не повезло – это долг». Он много внимания уделяет благотворительной деятельности и организациям, помогающим детям Чернобыля.
Стефано Инверницци, один из монахов с улицы Фарина, не отрицая своей приверженности к черно-синим (цвета «Интера» – прим. ред. ), направил ему трогательное открытое письмо с рассказом о Наталье, двадцатишестилетней украинке, болельщице киевского «Динамо». Шева подарил ей свою футболку, которую ее семья хранила как реликвию в собственном бедном домике. В честь футболиста женщина стала страстной миланисткой. На трапезу миланских монахов приходила не только эта женщина, но еще десятки других украинок и молдаванок (60 % приглашенных), бежавших от самой страшной нищеты, оставив дома мужей и детей, «все еще на что-то надеющихся и обманутых, собирающихся у Центрального вокзала в ожидании, что кто-нибудь предложит им работу домработницы». Многие ведут себя с большим достоинством и ищут рабочее место или приюта на ночь. Но самым молоденьким и хорошеньким приходится всячески изворачиваться, чтобы не попасть в порочный круг проституции и избежать «нового тайного рынка занятых домашним трудом».
Отсюда и горестное воззвание монаха Стефано: «Все видят горести этих женщин. Все знают, что на наших улицах полно молоденьких молдаванок. Все знают, что бедные люди в Молдавии готовы продать свои органы ради выживания своих детей. Все видят массы женщин у Центрального вокзала, ночью и днем, в мороз и в дождь. Дорогой Шева, все это видят, все это знают… Но мало кто что-то делает… Ты, с твоим светлым ликом, приди в нашу скромную трапезную и даруй Наталье какую-нибудь из своих футболок. Приди утешить на родном языке твоих соотечественниц, а потом, ежели пожелаешь, используй свою известность, чтобы помочь своему и молдавскому голодающему народу. Твои действия послужат, чтобы вселить немного уверенности и тому миру, что называется футболом, уже коррумпированному крупной экономикой и лишенному, может только внешне, гуманности».
Шева в то время был в Париже, и у него не было возможности вернуться в Милан. Но он уже владел итальянским и очень быстро ответил Стефано: «Я приеду вас навестить и сделаю все возможное, чтобы помочь. Вы с вашей трапезной для бедняков на улице Фарина заслуживаете этого. Заслуживает этого и дело, за которое вы выступаете». И в этом деле Андрей увидел рядом «Милан», привыкший к солидарности без пышной рекламы. Он послал помощь в детский госпиталь в Ламбрене (Габон), основанный лауреатом Нобелевской премии швейцарцем Альбертом Швейцером, в такой же госпиталь в Адуа (Эфиопия), где работала монахиня Лаура Гиротто, обездоленным малышам из фавелас в Рио-де-Жанейро и многим другим. «Милан, – сказал Адриано Галлиани, – сделает все возможное, чтобы помочь Андрею. Я узнал о письме брата Стефано и считаю, что его дело заслуживает большого внимания».
Шевченко уже прижился в Италии и полюбил своих товарищей. Он разволновался при прощании с «Миланом» Леонардо, возвращавшегося в Бразилию в свой «Фламенко» после выступлений в Японии, Испании и Франции, за что его называли «человек с чемоданом». Он появился в Миланелло в 1997 году, еще раньше Андрея, из «Пари Сен-Жермен» и проносил черно-красную футболку добрых четыре сезона, вызывая общее восхищение классом тонкой игры и безграничной готовностью помочь. Леонардо хотел бы закончить свою карьеру в «Милане» финалом Лиги чемпионов на «Сан-Сиро» и поэтому уезжал недовольный. Но он гордился, что прожил великолепные годы в прекрасном клубе и среди отличных друзей, которые с ним прощались в футболках с красными номерами «18» и надписями на разных языках на груди и спине. Это был его номер. Андрей чувствовал, что в Лео его привлекает романтизм и общее восприятие футбола и жизни, которые как бы подтверждали, что можно родиться в очень жаркой стране, как Бразилия, или сравнительно холодной, как Украина, и все же думать одинаково.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17