Не прошло и получаса, как Сашка вздрогнул: «Горит!» – и саженными прыжками понесся в сторону жерлиц. Пусто. Я в ответ лишь ядовито ухмыльнулся: «Ну, что вам говорили!» Но уже вторая поклевка принесла успех. Вскинув вверх на багре почти трехкилограммовую щуку, Сашка оповестил всю округу зычным голосом: «Победа! – подойдя ко мне небрежной походкой, еле сдерживая смех, потрепал меня по плечу: – Бывалый». Все. До последнего дня нашей рыбалки я носил за собой, как хвост, эту насмешливую кличку.
Бегать к жерлицам договорились по очереди, и поскольку хватки следовали с промежутками приблизительно 20–30 минут, то мы не особенно застаивались. Но – силы небесные! – как только я подбегал к флажку, катушка переставала крутиться, леска провисала, давая понять, что дальнейшие действия бесполезны. А за спиной все чаще и чаще стали раздаваться издевки: «Бывалый! Он все знает, это у него тактический прием – отпуская, заманивать рыбу». Хотя отдаленно я и принимал эти подковырки как беззлобное зубоскальство моих друзей, но внутри душу мою безжалостно сжигал огонь досады. Кульминацией моих переживаний стал тот час, когда, вернувшись с небольшой речушки, впадавшей в озеро километрах в двух от нашей базы, друзья вывалили на лед из канны килограммового судака, еще вяло пошевеливающего жабрами: «Вот так, бывалый, учись ловить!» При виде столь желанного для многих рыбаков трофея, да к тому же пойманного на мормышку, у меня както особенно защемило внутри, и вся желчь, вся досада на горькую судьбину, копившиеся в душе в эти дни, выплеснулись на моей страдальческой физиономии. Сейчас я уже с доброй улыбкой вспоминаю те события, но в тот момент не знал, куда себя деть, тем более что затихшие было подначки, на которые я еще первое время как-то окусывался, возобновились с новой, пуще прежнего, энергией: «Бывалый знает, бывалый сделает, бывалый поймает». Даже вечером в избе, сидя возле уютно потрескивавшей угольками голландки за партией «петуха», кто-нибудь нет-нет да и уронит с уст: «Бывалый!» И уж не дай Бог, если я пытался теперь хоть малость огрызнуться – затравливали как зайца.
На исходе нашего пребывания на Волго, когда в корыте, выдолбленном пешнями во льду, плавало уже с десяток хороших рыбин, а моя досада на отсутствие ощущений живой тяжести на леске вот-вот готова была пеоеоасти в отчаяние, фортуна вдруг круто повернулась ко мне лицом и соответственно спиной к моим друзьям. Настал мой звездный час, и я, словно и не было вчерашних горьких неудач, не спеша, торжествуя каждой клеточкой мозга, каждым своим нервом, вытягивал на лед подбагренную очередную хищницу. На непроницаемом челе моем, выражавшем напускное спокойствие, друзья, скребя пятерней в затылке, с плохо скрываемым раздражением читали: «Да-с, бывалый. Вот и ловлю поэтому. Все закономерно».

ЛОВЛЯ СУДАКА

Должен сразу признаться читателям, что зимних встреч с судаком у меня было гораздо меньше, нежели с щукой. Причина в том, что в отличие от щуки судак расселяется по водоемам чрезвычайно неравномерно и, несмотря на многочисленные попытки ихтиологов акклиматизировать его в том или ином районе, накладывает свою резолюцию. По-видимому, эта рыба очень требовательна к качеству воды, но не столько к различным вредным добавкам от промышленных предприятий (хотя, без сомнения, данный фактор немаловажен), а скорее именно к природным свойствам, то есть к растворенным в воде минеральным веществам, обусловливающим ее жесткость или мягкость, к газам и реакции среды (кислая, щелочная, нейтральная). Мне приходилось выуживать в Оке судаков, мясо которых насквозь было пропитано запахом то ли керосина, то ли солярки, то ли еще какой дряни, и тем не менее рыба в столь, казалось бы, непригодной к существованию воде жила, питалась и размножалась. В то же время приходилось встречать большие озера, расположенные друг от друга всего в каких-то двух-трех десятках километров, но в одном судак водился в достаточном количестве, а в другом – как ни пытались люди – он не приживался, несмотря на достаточные глубины, простор, кормовую базу. Налим уж этот чистюля – и тот живет, а судак – нет. Опять же вспомним досточтимого господина Л. П. Сабанеева, который указывает, что в XIX веке судак преотлично существовал в Нижнецарицынском пруду (ныне Борисовский пруд Москвы) и даже ловился на живцовые снасти. А ведь данный водоем для обитания такой вольной рыбы не так уж и велик, но, видно, благоприятные качества водной среды позволили судаку обрести здесь приют.
Как я уже говорил, судак довольно капризная рыба, проявляющая активность, жадность и невзыскательность к наживке лишь в периоды жора, которые случаются четыре раза в году: в начале лета, осенью, в пер-воледье и – временами – по последнему льду. Я умышленно не указал еще один кратковременный отрезок интенсивного питания хищника непосредственно перед нерестом, поскольку он совпадает с двухмесячником по охране нерестующих рыб, а потому заострять здесь на нем внимание не буду, дабы не пропагандировать среди читателей способы ловли в запрещенные сроки. Во все остальные времена года поимки судаков на живцовую снасть, на мой взгляд, носят чисто эпизодический характер, ну а в сезон глухозимья вообще – редко какой жерличник может похвастаться этой замечательной добычей.
У меня сложилось впечатление, что с установлением прочного льда стаи судаков залегают в глубокие изломы дна, впадая в сонное оцепенение, и на кормежку почти не выходят. Правда, здесь тоже не без исключений. Например, в водохранилищах с резко понижающимся уровнем воды зимой при достаточной плотности хищника судачьи поклевки не такая уж редкость даже в глухой сезон. Приблизительно это же можно сказать и о вольно текущих реках, где обогащенный кислородом постоянный ток воды поддерживает в любое время года жизнеспособность своих обитателей.
При достаточном морозе да еще с выпадением приглушающего звуки снежка, дней этак через пять-семь после крутого зазимка, оборвавшего дыхание спокойных, больших вод, разгуляется по плесам изголодавшееся судачье племя, наводя ужас и сея погибель разбойничьими набегами среди прочего не достигшего зрелости рыбьего населения. Вот теперь-то уж будь, рыбак, начеку, не прозевай отпущенных природой двух десятков замечательных дней и спеши раскинуть на льду свои хитроумные уловки, подстерегающие ненасытного сейчас хищника. В начале зимы судаки в поисках корма ходят довольно широко, особенно подстегиваемые охотничьим азартом однолеток стайки мелких и средних по величине рыб. Однако это не означает, что где ни брось жерлицу, там ее и схватит в тот же миг господин судак. Он так же, как и летом, придерживается излюбленных мест, просто активность его и район поиска значительно увеличиваются по сравнению с остальными периодами зимнего времени.
Основными местами зимнего обитания судака являются глубокие изломы затопленных русел, горловины оврагов, бывшие мельничные омуты, остатки мостов и насыпей дорог, районы слияния двух русел, глубоководные коряжники, остатки строения и россыпи крупных камней, так называемые гряды. При определении места ловли никогда не следует забывать, что судак чрезвычайно редко держится на однообразных больших, заиленных – пусть даже на большой глубине – площадках, а также вокруг и в самих значительных ямах и затопленных прудах, находящихся на порядочном удалении от русла реки. Дело в том, что подобные углубления дна из-за отсутствия какого бы то ни было естественного тока воды над ними очень быстро затягиваются гниющими органическими остатками или, проще говоря, илом; стало быть, никоим образом не могут привлекать к себе предпочитающего твердый грунт судака. В таких районах скорее можно встретить подлещика, иногда даже и щуку, но отнюдь не его высокоблагородие. Природа, случается, создает бесподобные по своим качествам и сочетанию рельефы, мимо которых судаки пройти уже не в состоянии. Так, например, на одном подмосковном водохранилище есть плес, принимающий в себя подпруженную и потому полноводную и глубокую речку, впадающую в другое, более широкое русло неподалеку от обрывистого береги. Со стороны берега к руслу резко опускается песчано-каменистое ложе, а по другую сторону – к плесу – за неширокой ровной площадкой вздымается вверх то ли насыпь бывшей дороги, то ли просто естественный земляной вал. Сравнительно неплохая проточность, глубина и наличие резких перепадов дна удерживают здесь круглый год не только судака, но также щуку с окунем, сумевших каким-то образом разделить зоны влияния. Возможно, кое-кто из читателей москвичей догадался, о каком водохранилище и о каком плесе идет речь, ну а для тех, кто остается в неведении, я с благосклонного позволения моих коллег воздержусь от публикования данного района, ибо сам время от времени наведываюсь туда, да и, к слову сказать, не всех еще хищников там переловил.
Короче говоря, большую часть зимнего периода судаки придерживаются таких же крепких мест, что и летом. Отличие в особенностях ловли в том, что приманка опускается сейчас в непосредственной близости от донных перепадов глубоких мест, но никогда – на отмелях и вполводы, как это случалось летом. А вот по последнему льду картина изменится, ибо весной вся рыба тяготится к свежей струе талых вод и впадающих в водоем речушек, и уж тогда опытного рыболова не соблазнят некогда заманчивые широкие плесы с таинственными глубинами. Однако все это будет еще впереди, когда наступит время.
Многие любители ловли хищника совершенно справедливо считают судака одной из самых привередливых, непостоянных, как ветреная красавица, и загадочных рыб. Ведь только в кратковременные периоды отчаянного жора он словно дуреет и хватает почти любого живца, висящего порой на грубой снасти. Но даже и тогда ставит иной раз в тупик своими повадками матерых рыбаков; нынче он берет повсеместно, а назавтра не клюет вовсе, вчера соблазнялся ершом с окунем, а сегодня идет исключительно на мелкого пес-карика. Помимо всего прочего, хоть и относят судака к разряду зоревых рыб, но и тут он в зимних условиях на разных водоемах ведет себя по-разному; то первые поклевки его отмечаются с пробуждением мглистого рассвета, то – с наступлением полного дня, а то к тому времени, когда большинство подледников, считая дальнейшую ловлю уже бессмысленной, оставляют без внимания расставленные снасти и собираются в кружок подзакусить да попить чайку под неизменные в тот час тары-бары. Едучи на судака, почти никогда не следует полагаться на какую-либо закономерность или определенность в его клеве. А посему, если душа стра-ждет уж непременно выудить только эту рыбу и никакую иную, разумнее всего будет выбрать определенный водоем, богатый судаком, и целенаправленно изучать конкретные места обитания в зависимости от сезона ловли, повадки и периодичности клева облюбованного вами хищника, систематизируя и обобщая с каждой поездкой накопленный опыт и знания. Первый лед именно тем и хорош для охоты за судаком, что в эту пору количество всевозможных неопределенностей и разного рода закавык, оговоренных выше, сводится к минимуму. Оптимальным вариантом живцовой снасти для зимней ловли судака является все та же жерлица, описанная ранее.
Я думаю, опытные жерличники со мной согласятся, а новичкам следует усвоить как неоспоримый факт то, что на конечный результат ловли судака оказывает первостепенное влияние не столь правильно выбранное место, сколь применение малозаметной, нежнейшей снасти. И чем глуше зимний сезон, чем менее активной становится рыба, тем тоньше должна быть снасть. Я сам неоднократно обжигался на игнорировании этой закономерности, хотя уже достаточно хорошо знал стоянки хищника. Подойдя в предрассветном сумраке к месту ловли, я увидел, как семь или восемь из поставленного с вечера десятка жерлиц слабо трепещут вскинутыми вверх флажками, но живцы оказывались либо разодранными, либо отсутствовали вовсе. Даже полностью размотанная с катушки леска не означала удачного завершения (я имею в виду в пользу рыболова) поклевки. Я страшно удивился тогда и досадовал, упорно не меняя, однако, щучьей оснастки, ссылаясь на неплохие итоги в ловле щук. Вдобавок ко всему некоторые рыболовы, ловившие сами на удаленных и потому малолюдных водоемах, – а я это обстоятельство упускал из виду, – уверяли меня, что оснастку (сечение лески 0,5 мм, тройники № 8) ни в коем случае менять не следует, ибо может «влететь одинец» и шутя расправиться с более нежной оснасткой, а это будет очень обидно. Но обиднее всего оказывалось как раз то, что судачки стучали по моим снастям, но продолжали оставаться невредимыми. А уж одинец-то и по сей день преспокойно где-то плавает, дожидаясь своего часа. Лишь случай помог мне наконец избавиться от бессмысленного упрямства.
Как-то во второй половине января, когда лед на спокойных подмосковных водоемах достиг полуметра, а ловля судака близится к завершению, наш рыболовный коллектив организовал автобусную поездку на Рузское водохранилище. К тому времени я довольно хорошо знал рельефы дна на плесе, где мы собирались ловить, повороты затопленного русла, коряжники, короче – наиболее вероятные стоянки хищника, который, правда, на этом водоеме пока что оставался для меня недосягаем. Мысленно отрабатывая накануне план предстоящей рыбалки, я сориентировал себя на постановку жерлиц на участке, где к крутоизломанной нитке глубокого русла подходит сильно закоряжен-ный, тоже глубокий овраг с пробороздившим его ложе тихим ручьем. Место, безусловно, заманчивое, но отпугивающее многих жерличников своей недоступностью из-за хаотичного нагромождения на дне множества древесных стволов и ветвей. Если и удавалось кому-либо опустить живца на чистую полянку среди топляка, то клюнувшая рыба моментально уходила в крепь, запутывая в густом переплетении коряг леску к великому огорчению зазевавшегося хозяина. Поэтому приходилось сечь хищника в первые же секунды после выстрела, а уж чтобы оставить там снасти на ночь в надежде на ночную охоту судака и его самозасекание в случае хватки, не могло быть и речи. Все эти препятствия я, разумеется, знал, но решил все-таки попытать счастья, предварительно, чтобы не обрывать всю оснастку в случае зацепа, заменив поводки с тройниками на менее зацепистые одинарники № 10 и леской 0,3 мм при оставшейся основной леске сечением 0,5 мм. При установке поутру шестой жерлицы ближняя ко мне уже снаряженная снасть вдруг резко фыркнула, взлетел флажок и все замерло.
До этого у меня случались подобные явления, когда в момент опускания живца непуганый хищник по счастливой случайности находился рядом, и даже был случай, когда щука буквально на ходу выдернула из моих рук леску, но все же большинство аналогичных поклевок заканчивались впустую: видимо, инстинкт нападения срабатывает, а шум на льду, производимый рыбаком, поблизости устанавливающим снасти, метает рыбе сосредоточиться при заглатывании добычи. И хоть в моей душе что-то дрогнуло в тот момент, а руки автоматически потянулись к катушке, но, лишь почувствовав в глубине подо льдом столь знакомые и столь милые каждому рыбаку упругие рывки, я возли ковал. Восторг мой оказался пуще прежнего, когда, разбрасывая во все стороны пушистый мягкий снег, на льду заплясал полуторакилограммовый судачок.
Это был мой первый зимний судак, научивший меня заодно более серьезному подходу в оборудовании снастей в зависимости от сезона ловли.
Спешу сообщить читателям, что в декабре 1987 года на Рузском водохранилище мною был пойман одинец берложник весом в 3 кг 850 г, весь внешний облик которого вполне заслуживал такое название. Несмотря на, казалось бы, в общем-то заурядную массу, гул одобрения среди присутствовавших тогда рыбаков вызвала необычайная ширина тела рыбы, казавшаяся даже диспропорциональной по сравнению с длиной, так что протаскивать трофей в лунку мне помогал мой добрый товарищ Иван Б-ов. Кроме того, удивлял и сам окрас тела: бока отсвечивали старой потускневшей латунью, а ярко выделенные на них черные полосы переходили затем в совершенно черный фон крутои-зогнутой спины. Сей хищник являл взору рыбаков столь угрюмый и одичалый образ, что у меня сразу возникла ассоциация с мрачностью темного закоряженного дна. Оттого и дадено было судаку название берложник.
Замечательно, что этот экземпляр засекался ночью на жерлицу, настороженную на береговом откосе всего с Зметровой глубиной, где обычно ловили только щук. Не менее замечательным было и то, что в оснастку данной жерлицы был включен мягкий поводок, сплетенный из 22 тончайших нихромовых нитей, и тройник № 8. Металл мне пришлось включить в оснастку своих уд не столько по причине двух досадных обрезов жилковых поводков весьма вертлявыми щуками, происшедших за пять дней ловли на фоне пятнадцати добытых трофеев, сколько по причине сохранения душевного равновесия в процессе вываживания хищниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12