Мать Хью была женой маркграфа, одного из подданных королевства, — и Хью об этом трезвонил на каждом углу. А у них с батюшкой не было никого!Но если она расскажет все отцу, и тот ей не поверит, тогда… Господи, отец был для нее всем. И этим всем рисковать было нельзя.— Папа? — Но ответа не последовало.Когда она услышала притворное ворчание снизу, слабый хруст разрываемой бумаги, она чуть не спрыгнула с лестницы. Отец смял письмо и бросил в огонь. Пламя вспыхнуло, сжигая его остатки. Она рванулась, чтобы вытащить их, но отец остановил ее.— Оставь! — Он побледнел и дрожал. — Если ты дотронешься до чего-нибудь, чего касались они, у них будет контакт с тобой. — Он опустился на скамью, поддерживая голову рукой. — Завтра мы должны уехать, Лиат.— Уехать?— Они не оставят нас в покое.— Кто «они»? От кого мы все время убегаем? Почему ты никогда об этом не говоришь?— Потому что твое незнание — единственное, что защищает тебя сейчас. Они могут искать тебя и найти, но я спрятал тебя.Так он говорил всегда. «Мы вернемся в нужное время. Когда ты станешь сильнее».— Если уйдем этим утром, у нас будет несколько дней в запасе. Надо спешить.Они оставались здесь так долго, потому что она просила об этом. Потому что впервые в жизни у нее появились друзья. Когда она стояла в центре дома, ее голова почти касалась шершавых досок потолка. Лицо отца с одной стороны освещал огонь камина, а с другой оно было погружено во мрак, но она ясно видела его выражение. У них была такая шутка раньше: смотреть в огонь и выискивать духов, его населявших. Лиат помнила, как видела их, за много лет до того, как умерла мать, их очертания были жидкими, словно вода, а их глаза мерцали голубым огнем.Теперь этого нет. Она стала взрослой. Глядя в огонь, Лиат видела только пламя, мерцающее в камине, и горящее дерево, пока то не превращалось в красные уголья, которые рассеивались в прах.— Ты недостаточно сильна, — сказал отец в кулак.— Я уже сильная. Ты знаешь.— Иди в постель, дочка. Книгу забери с собой. Мы возьмем только самое необходимое и с утра отправимся.Она вытерла слезы. Они уйдут, оставив позади два года покоя. Деревня была хорошим пристанищем, пока сюда не перебрался брат Хью. Она не могла смириться с тем, что надо оставлять друзей. Двух друзей, настолько близких, словно родных. А ведь, кроме отца, родных у нее не было. Но они уйдут. Сила, что ведет отца, поведет и ее вместе с ним.— Прости, Лиат. Я плохой отец. Я не сделал для тебя необходимого. — Он опустил голову.— Не говори так никогда, па. — Она встала на колени перед скамьей и обняла его. За последние два года он очень постарел, особенно после того, что было в Отуне. Его темные волосы поседели. Он ходил согнувшись, будто тяжелая ноша прижимала его к земле, хотя раньше был крепким и здоровым. Он много пил — за четверых. Будто хотел утонуть в эле. Труднее всего оказалось найти работу. Он был недостаточно силен, чтобы работать в поле, и мог разве что мастерить ловушки для лис да писать письма и составлять договоры полуграмотным крестьянам. Но пока они сводили концы с концами.— Иди спать, доченька. Завтра рано вставать, — повторил он.Не зная, что сказать, она сделала то, что просили. Постояла у огня, заглянула в очаг, пытаясь найти остатки письма, но оно сгорело дотла. Отец тяжело дышал. Приходилось оставлять его наедине с тяжелыми мыслями, тем более что она не знала, о чем они и куда ведут.На чердаке она разделась и забралась под одеяло. Книгу сунула под подушку. Отблески огня плясали на карнизе, и потрескивание пламени убаюкивало. Было так тихо, что она слышала, как отец подливает себе эля и пьет.— Не верь никому, — прошептал он. А затем — имя матери. Не произнес, а почти выдохнул: — Анна.Много ночей она слышала, как он произносил это имя. Причем именно так. И все восемь лет грусть в голосе оставалась прежней. Как свежая рана, да, именно так. «Неужто и меня кто-нибудь так полюбит душой?» — подумала Лиат.Но пляска бликов на стене, порывистые движения отца внизу, шум ветра над высокой крышей, отдаленный шепот деревьев — все это наваливалось на нее, затягивая все глубже и глубже. Она устала. « Что за странная звезда в Драконе? Ангел? Или демон из верхних сфер? »Она спала. И видела сны. Огонь. Огонь ей снился часто, добрый и очищающий. Есть духи, чьи крылья — огонь и чьи глаза сияют как клинки. Позади них огонь, ревущий посреди темной ночи. Но бояться его нечего. Только пройди сквозь него и увидишь новый мир. В отдалении, как удары сердца, — звуки барабана. И звук флейты, парящий на ветру, как птица, раскинувшая крылья .Шум крыльев, приземлившихся на крышу. Неожиданно пошел снег, попал в дымоход, хотя до зимы было далеко. Она спала и все равно чувствовала происходящее. Проснувшись, она не могла двинуться. Темнота держала ее, будто была темным тяжелым покровом, нависшим над ней. Сквозь завывание ветра слышались удары колокола.Должно быть, то пролетела душа жены старого Йоханнеса, заглянув к ним на огонек по дороге в Покои Света? Должны ли при этом звенеть колокола? По одному удару при прохождении каждой сферы и еще три, чтобы сопроводить своим звоном аллилуйю, которую запоют ангелы, встречающие новую сродницу.Но то был не колокольный звон, а голос. Голос, сотрясавший воздух. Послышалось два удара, будто чем-то тяжелым ударили по дереву. Если бы только выглянуть, что происходит… Но она не могла двинуться. Не осмеливалась. Надо было прятаться. Так говорил отец.— Твои жалкие стрелы не помогут, — произнес голос-колокол. Страшный голос. Не мужской и не женский. — Где она?Лиат не могла слушать. Казалось, к ней прикасается что-то чудовищно древнее. Холод пробежал по коже.— Вы ее нигде не найдете, — сказал отец с трудом, задыхаясь, будто долго куда-то бежал.Испарина выступила на лбу, когда она попыталась двинуться. Но ведь это был только сон… Огонь вдруг полыхнул в камине, ярко и неестественно сверкая. Искры рассыпались во все стороны, стало темно и тихо. Она спала…
…И наконец проснулась, в последний предрассветный час, когда первые лучи только-только нарушили небесную черноту. Она пошевелилась и поняла, что держит книгу в руках, а ее пальцы… Пальцы дрожат.Что-то было не так. Отец лежал поперек скамьи, протянув руки к столу. Голова покоилась на углу стола. Лук, вытащенный из колчана, лежал на полу. Почувствовав холод, она сбежала по лестнице.Отец не спал. Ставни были закрыты. Дверь заперта. Все восемь лет, где бы они ни останавливались, в очаге горел огонь. Сейчас камин не горел, виднелся только слабый след пепла. Две стрелы, выпущенные из отцовского лука, торчали в стене над камином.На столе у правой руки отца лежало белое перо. Таких белоснежных она никогда не видела. Ветер засвистел в дымовой трубе, подхватил перо, развеял пепел на полу и сдул его следы, будто их и не было. Она хотела взять письмо.« Оставь! » Она отдернула руку, будто ее окликнули. « Если дотронешься до чего-нибудь, чего касались их руки…» «Где она?» — спрашивал ночной голос. И отец отказался ответить.Она смотрела на тело. Он состарился настолько, что казалось, его смертная оболочка рассыплется в прах даже от легкого прикосновения ветра.«Не доверяй никому».И первое, что она сделала, — спрятала книгу. 2 Медленно капала вода, пробудив Лиат ото сна, не принесшего облегчения.— Па? — спросила она, подумав сначала, что где-то за домом протекает водосток. Открыла глаза, всматриваясь в тьму, и вспомнила, что отец мертв, убит.Высокое окно в земляной стене пропускало узкую полосу света на каменный пол. Звонко падали капли. Лиат поднялась с лежанки и села. Грязь стекала с ее одежд, но она была настолько измождена, что не могла их даже почистить. Лицо болело от ударов брата Хью. Она потрогала рукой правую щеку. Поморщилась. Да, синяк. Левая рука болела, но вроде сломана не была. Она позволила себе порадоваться этому.Она опустилась на колени. Движение принесло пронзающую боль в голове. На мгновение показалось, что она дома. Она склонилась перед скамьей, где лежало тело. На ее глазах оно становилось все более чуждым. Дверь резко распахнулась, и поднятое порывом ветра белое перо укололо ее. Острая боль пронзила тело.Она надавила ладонями на лоб и зажмурила глаза, чтобы не видеть ничего. Медленно отступили и боль, и воспоминания. Опершись рукой о стену, она встала. Постояла минуту, проверяя силы.Прерывистый шум доносился из противоположного угла, на полу натекла лужа грязной воды. Она не помнила, как попала сюда, но была уверена, что это тюремное подземелье ратуши. Даже Хью не сумел бы заставить старосту Людольфа упрятать ее в церковное подземелье. Судя по всему, она была в подвале под свиным стойлом. Если бы только окно не было таким узким, да еще с решеткой из четырех железных прутьев.Неожиданно из окна послышался свистящий шепот, тихий, но резкий и взволнованный.— Лиат, ты здесь?— Ханна? — Сердце забилось. — Ты нашла книгу?Раздался вздох, выдавший волнение Лиат:— Да. Как ты и говорила, под полом. И спрятала потом там, где ты сказала.— Спасибо Владычице, — прошептала Лиат.Ханна продолжала, не услышав короткой молитвы:— Но у нас нет денег, чтобы расплатиться за ваши долги… Даже за проценты от них. Завтра будет распродажа. Прости.Лиат подошла ближе к окну и сжала руками железные прутья. Но все равно не смогла разглядеть лица подруги.— Но те четыре книги. Они должны дорого стоить, дороже двух лошадей.— Староста Людольф тебе не сообщил? Брат Хью сказал, что книги — церковная собственность, и забрал их. На продажу они выставлены не будут.— Кровь Господня! — едва сдержала крик Лиат. Ярость охватила ее и вызвала боль в избитом теле. Почему отец доверял Хью?— Прости… — снова начала Ханна.— Не проси прощения. Что ты могла сделать?— Если бы Инга не затеяла столь дорогую свадьбу, мы могли уплатить хотя бы проценты по долгам.— Это не вина Инги. Брат Хью заплатит за все. За отцовские долги тоже, и все это не будет важно.— Но если и так, Лиат, почему твой отец влез в такие долги за два года? Ты никогда ничего не говорила. Все это время. — Ее голос стал еще тише. Она тоже приблизилась, насколько это было возможно, и Лиат увидела ее рот и подбородок. Затем сильная рука коснулась ее руки.— Мама говорит, он умер не своей смертью.Рука Ханны согревала. Лиат сжала ее. «Мой отец волшебник. Откуда тут быть своей смерти?» Но она не могла сказать этого вслух даже ближайшей подруге. Все в деревне считали мастера Бернарда монахом-расстригой, человеком, нарушившим свой долг перед Владычицей и Господом и вынужденным оставить обитель из-за обвинений в связи с женщиной и рождении ребенка. Иначе думать не могли, потому что только церковный человек мог писать. Только он мог то, что мог отец: знать силу растений и заговоров, способных победить болезни. И изгонять бесов. Только так деревенские принимали его без страха. Падший монах — человек презренный, но неопасный. Только брат Хью что-то подозревал. И только он втерся в доверие к отцу.В коридоре раздались шаги. Они услышали приглушенные голоса.— Ханна, уходи.— Но Лиат…— Кто-то идет.— Мама хотела принести тебе еды. Я приду сегодня вечером.Ключ повернулся в замке, и связка ключей зазвенела. Лиат отошла от окна, как только убедилась, что Ханны нет. Дерево неприятно заскрипело о камень, и дверь медленно отворилась. Лиат отошла к противоположной стене так, чтобы та прикрывала спину. Вызывающе подняла подбородок.Три фигуры стояли в проеме, но вошли только брат Хью и староста. Хью держал в руках свечу.— Книга, — немедленно сказал Хью тихим надменным голосом, таким непохожим на сладостные речи, которые он вел с отцом. — После проведенной здесь ночи ты не надумала рассказать мне о ней?— Достопочтенный брат, — осторожно вмешался староста, — вы уже закончили допрос ребенка, я уверен. И я рад, что она не замешана в смерти отца. — Староста Людольф держал под мышкой кассовую книгу. — Теперь, дитя, — сказал он, повернувшись к Лиат, — послушай меня. Я подсчитал все долги твоего отца, а брат Хью внес все в эту книгу, на эти самые страницы. Я перечислю их тебе.Хью смотрел на нее во все глаза. Даже когда она пыталась сосредоточить внимание на старосте, она чувствовала его взгляд. В доме священник нашел четыре книги. Их он украл, что бы ни говорили о церковной собственности. И он знал, что была еще одна, которую Лиат спрятала.Людольф громко перечислял долги, не глядя в книгу. Он просто не умел читать. Но обладал неплохой памятью. Список долгов был впечатляющ, а список их собственности на удивление мал. Лук, колчан, четырнадцать стрел. Перья для письма и точильный нож, серебряная чаша работы времен императора Тайлефера, один кухонный горшок, котел, две ложки и столовый нож, точило, две рубашки и шерстяной кафтан, шерстяное платье, отороченное кроличьим мехом, бронзовая брошь, две пары сапог. Кровать, стол, скамья, книжный шкаф и медная ваза. Два шерстяных одеяла. Полбочонка пива, мед, копченое мясо, один сосуд с солью, два с пшеницей, две курицы, два цыпленка, две свиньи, одна дочь.— В возрасте пятнадцати лет, — поспешил закончить Людольф.— Мне исполнилось шестнадцать четыре дня назад, в Мариансмасс.— Правда? — заинтересовался шериф. — Это меняет ход аукциона. Вопрос о процентах снимается. Как совершеннолетняя, ты принимаешь на себя все отцовские долги. Или есть еще взрослые родственники?— Я никого не знаю.Людольф кашлянул и кивнул:— В таком случае тот, кто уплатит долги за тебя, получит право распоряжаться твоей свободой.— Там еще были книги, — быстро проговорила Лиат, не глядя на Хью. — У отца были четыре книги и… — тут следовало проявить осторожность, — … и латунный инструмент для измерения времени.— Эти вещи конфискованы церковью.— Но их хватило бы на уплату всех долгов!— Прости, малышка, — твердо сказал Людольф.Она знала, что спорить не о чем. «Почему он должен слушать ее, девчонку без роду и племени? Без гроша в кармане и без друзей, способных ее защитить».— Ты должна подписаться под списком, чтобы не было сомнений. Я перечислил все, ты же знаешь. Завтра будет аукцион, девочка. — Людольф глянул на Хью. Как и Лиат, он знал, что тот был единственным, кто мог уплатить всю необходимую сумму. Тем более сейчас, когда забрал книги. Хью единственный, кто мог купить ее. Конечно, мог и старый граф Харл, владевший рабами, но он никогда не вмешивался в деревенские дела, если не считать того, что когда-то назначил мать Ханны няней для своих детей.— Прошу прощения, достопочтенный брат и достопочтенный староста, — сказала женщина, стоявшая сзади их. — Могу я войти?— Конечно, конечно. Мы уже закончили. — Людольф вышел. Хью смотрел на Лиат, не двигаясь с места.— Почтенный брат, — мягко проговорил Людольф, — у нас еще есть дела на сегодня, не так ли?— Я добуду эту книгу, — пробормотал Хью. Он вышел, забрав свечу.Миссис Бирта выступила вперед из темноты, держа в руках кувшин и небольшой тряпичный сверток.— Вот, Лиат. Я слышала, ты ничего со вчерашнего дня не пила и не ела.— Да, я бы выпила глоток вина. — Лиат дрожащими руками взяла кувшин, развернула тряпицу и нашла там ломоть хлеба и немного овечьего сыра. — Спасибо, миссис Бирта, я так голодна. Не чувствовала этого, пока не увидела еду.Миссис Бирта оглянулась. Двое стояли в промозглом коридоре, ожидая, пока она выйдет.— Я принесу еще утром. — Она чуть понизила голос. «Будто решаясь на что-то», — подумала Лиат. — Нельзя голодать, даже в тюрьме. — Придвинувшись к Лиат, она перешла на шепот. — Если получится, мы достанем денег на проценты и хотя бы на хорошую еду. Год был тяжелый, да еще свадьба Инги этой осенью…— Нет, пожалуйста, миссис, — быстро проговорила смущенная Лиат. — Вы и так сделали все, что могли. Отец никогда не знал своих долгов… — Она помедлила, прислушиваясь к тишине в коридоре, ибо знала, что Хью жадно прислушивается к каждому ее слову. — И жил, как хотел. Ему нравилось здесь, и он с вашим мужем провел много приятных вечеров в таверне.— Да, девочка, — живо ответила Бирта, поняв намек Лиат. — Сейчас я ухожу. Они не позволили мне принести одеяла, но, даст Бог, ночью будет не холодно. — Она поцеловала девушку в лоб и вышла.Дверь закрылась со скрежетом. Лиат осталась одна. Она доела еду, жадно выпила принесенный эль и стала расхаживать по камере. Это помогало думать, хотя путь составлял пять шагов туда и пять шагов обратно. Она сотню раз обошла камеру, но мысль о том, что отец ее покинул, не оставляла. Отец умер. Завтра его имущество пойдет с молотка, и она будет продана в счет долга. Завтра она станет рабыней. Но она владела сокровищем отца, «Книгой тайн», и, пока книга была у нее, она владела и частицей свободы в своем сердце.Лиат забилась в угол, прижав колени к груди. Было не очень удобно. Она уткнулась носом в колени и закрыла глаза. Ей снова показалось, что она слышит мягкий голос, произносящий ее имя. Но голос не повторился. Она потерла глаза, сжалась вся, чтобы согреться, и, дрожа, погрузилась в прерывистый сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
…И наконец проснулась, в последний предрассветный час, когда первые лучи только-только нарушили небесную черноту. Она пошевелилась и поняла, что держит книгу в руках, а ее пальцы… Пальцы дрожат.Что-то было не так. Отец лежал поперек скамьи, протянув руки к столу. Голова покоилась на углу стола. Лук, вытащенный из колчана, лежал на полу. Почувствовав холод, она сбежала по лестнице.Отец не спал. Ставни были закрыты. Дверь заперта. Все восемь лет, где бы они ни останавливались, в очаге горел огонь. Сейчас камин не горел, виднелся только слабый след пепла. Две стрелы, выпущенные из отцовского лука, торчали в стене над камином.На столе у правой руки отца лежало белое перо. Таких белоснежных она никогда не видела. Ветер засвистел в дымовой трубе, подхватил перо, развеял пепел на полу и сдул его следы, будто их и не было. Она хотела взять письмо.« Оставь! » Она отдернула руку, будто ее окликнули. « Если дотронешься до чего-нибудь, чего касались их руки…» «Где она?» — спрашивал ночной голос. И отец отказался ответить.Она смотрела на тело. Он состарился настолько, что казалось, его смертная оболочка рассыплется в прах даже от легкого прикосновения ветра.«Не доверяй никому».И первое, что она сделала, — спрятала книгу. 2 Медленно капала вода, пробудив Лиат ото сна, не принесшего облегчения.— Па? — спросила она, подумав сначала, что где-то за домом протекает водосток. Открыла глаза, всматриваясь в тьму, и вспомнила, что отец мертв, убит.Высокое окно в земляной стене пропускало узкую полосу света на каменный пол. Звонко падали капли. Лиат поднялась с лежанки и села. Грязь стекала с ее одежд, но она была настолько измождена, что не могла их даже почистить. Лицо болело от ударов брата Хью. Она потрогала рукой правую щеку. Поморщилась. Да, синяк. Левая рука болела, но вроде сломана не была. Она позволила себе порадоваться этому.Она опустилась на колени. Движение принесло пронзающую боль в голове. На мгновение показалось, что она дома. Она склонилась перед скамьей, где лежало тело. На ее глазах оно становилось все более чуждым. Дверь резко распахнулась, и поднятое порывом ветра белое перо укололо ее. Острая боль пронзила тело.Она надавила ладонями на лоб и зажмурила глаза, чтобы не видеть ничего. Медленно отступили и боль, и воспоминания. Опершись рукой о стену, она встала. Постояла минуту, проверяя силы.Прерывистый шум доносился из противоположного угла, на полу натекла лужа грязной воды. Она не помнила, как попала сюда, но была уверена, что это тюремное подземелье ратуши. Даже Хью не сумел бы заставить старосту Людольфа упрятать ее в церковное подземелье. Судя по всему, она была в подвале под свиным стойлом. Если бы только окно не было таким узким, да еще с решеткой из четырех железных прутьев.Неожиданно из окна послышался свистящий шепот, тихий, но резкий и взволнованный.— Лиат, ты здесь?— Ханна? — Сердце забилось. — Ты нашла книгу?Раздался вздох, выдавший волнение Лиат:— Да. Как ты и говорила, под полом. И спрятала потом там, где ты сказала.— Спасибо Владычице, — прошептала Лиат.Ханна продолжала, не услышав короткой молитвы:— Но у нас нет денег, чтобы расплатиться за ваши долги… Даже за проценты от них. Завтра будет распродажа. Прости.Лиат подошла ближе к окну и сжала руками железные прутья. Но все равно не смогла разглядеть лица подруги.— Но те четыре книги. Они должны дорого стоить, дороже двух лошадей.— Староста Людольф тебе не сообщил? Брат Хью сказал, что книги — церковная собственность, и забрал их. На продажу они выставлены не будут.— Кровь Господня! — едва сдержала крик Лиат. Ярость охватила ее и вызвала боль в избитом теле. Почему отец доверял Хью?— Прости… — снова начала Ханна.— Не проси прощения. Что ты могла сделать?— Если бы Инга не затеяла столь дорогую свадьбу, мы могли уплатить хотя бы проценты по долгам.— Это не вина Инги. Брат Хью заплатит за все. За отцовские долги тоже, и все это не будет важно.— Но если и так, Лиат, почему твой отец влез в такие долги за два года? Ты никогда ничего не говорила. Все это время. — Ее голос стал еще тише. Она тоже приблизилась, насколько это было возможно, и Лиат увидела ее рот и подбородок. Затем сильная рука коснулась ее руки.— Мама говорит, он умер не своей смертью.Рука Ханны согревала. Лиат сжала ее. «Мой отец волшебник. Откуда тут быть своей смерти?» Но она не могла сказать этого вслух даже ближайшей подруге. Все в деревне считали мастера Бернарда монахом-расстригой, человеком, нарушившим свой долг перед Владычицей и Господом и вынужденным оставить обитель из-за обвинений в связи с женщиной и рождении ребенка. Иначе думать не могли, потому что только церковный человек мог писать. Только он мог то, что мог отец: знать силу растений и заговоров, способных победить болезни. И изгонять бесов. Только так деревенские принимали его без страха. Падший монах — человек презренный, но неопасный. Только брат Хью что-то подозревал. И только он втерся в доверие к отцу.В коридоре раздались шаги. Они услышали приглушенные голоса.— Ханна, уходи.— Но Лиат…— Кто-то идет.— Мама хотела принести тебе еды. Я приду сегодня вечером.Ключ повернулся в замке, и связка ключей зазвенела. Лиат отошла от окна, как только убедилась, что Ханны нет. Дерево неприятно заскрипело о камень, и дверь медленно отворилась. Лиат отошла к противоположной стене так, чтобы та прикрывала спину. Вызывающе подняла подбородок.Три фигуры стояли в проеме, но вошли только брат Хью и староста. Хью держал в руках свечу.— Книга, — немедленно сказал Хью тихим надменным голосом, таким непохожим на сладостные речи, которые он вел с отцом. — После проведенной здесь ночи ты не надумала рассказать мне о ней?— Достопочтенный брат, — осторожно вмешался староста, — вы уже закончили допрос ребенка, я уверен. И я рад, что она не замешана в смерти отца. — Староста Людольф держал под мышкой кассовую книгу. — Теперь, дитя, — сказал он, повернувшись к Лиат, — послушай меня. Я подсчитал все долги твоего отца, а брат Хью внес все в эту книгу, на эти самые страницы. Я перечислю их тебе.Хью смотрел на нее во все глаза. Даже когда она пыталась сосредоточить внимание на старосте, она чувствовала его взгляд. В доме священник нашел четыре книги. Их он украл, что бы ни говорили о церковной собственности. И он знал, что была еще одна, которую Лиат спрятала.Людольф громко перечислял долги, не глядя в книгу. Он просто не умел читать. Но обладал неплохой памятью. Список долгов был впечатляющ, а список их собственности на удивление мал. Лук, колчан, четырнадцать стрел. Перья для письма и точильный нож, серебряная чаша работы времен императора Тайлефера, один кухонный горшок, котел, две ложки и столовый нож, точило, две рубашки и шерстяной кафтан, шерстяное платье, отороченное кроличьим мехом, бронзовая брошь, две пары сапог. Кровать, стол, скамья, книжный шкаф и медная ваза. Два шерстяных одеяла. Полбочонка пива, мед, копченое мясо, один сосуд с солью, два с пшеницей, две курицы, два цыпленка, две свиньи, одна дочь.— В возрасте пятнадцати лет, — поспешил закончить Людольф.— Мне исполнилось шестнадцать четыре дня назад, в Мариансмасс.— Правда? — заинтересовался шериф. — Это меняет ход аукциона. Вопрос о процентах снимается. Как совершеннолетняя, ты принимаешь на себя все отцовские долги. Или есть еще взрослые родственники?— Я никого не знаю.Людольф кашлянул и кивнул:— В таком случае тот, кто уплатит долги за тебя, получит право распоряжаться твоей свободой.— Там еще были книги, — быстро проговорила Лиат, не глядя на Хью. — У отца были четыре книги и… — тут следовало проявить осторожность, — … и латунный инструмент для измерения времени.— Эти вещи конфискованы церковью.— Но их хватило бы на уплату всех долгов!— Прости, малышка, — твердо сказал Людольф.Она знала, что спорить не о чем. «Почему он должен слушать ее, девчонку без роду и племени? Без гроша в кармане и без друзей, способных ее защитить».— Ты должна подписаться под списком, чтобы не было сомнений. Я перечислил все, ты же знаешь. Завтра будет аукцион, девочка. — Людольф глянул на Хью. Как и Лиат, он знал, что тот был единственным, кто мог уплатить всю необходимую сумму. Тем более сейчас, когда забрал книги. Хью единственный, кто мог купить ее. Конечно, мог и старый граф Харл, владевший рабами, но он никогда не вмешивался в деревенские дела, если не считать того, что когда-то назначил мать Ханны няней для своих детей.— Прошу прощения, достопочтенный брат и достопочтенный староста, — сказала женщина, стоявшая сзади их. — Могу я войти?— Конечно, конечно. Мы уже закончили. — Людольф вышел. Хью смотрел на Лиат, не двигаясь с места.— Почтенный брат, — мягко проговорил Людольф, — у нас еще есть дела на сегодня, не так ли?— Я добуду эту книгу, — пробормотал Хью. Он вышел, забрав свечу.Миссис Бирта выступила вперед из темноты, держа в руках кувшин и небольшой тряпичный сверток.— Вот, Лиат. Я слышала, ты ничего со вчерашнего дня не пила и не ела.— Да, я бы выпила глоток вина. — Лиат дрожащими руками взяла кувшин, развернула тряпицу и нашла там ломоть хлеба и немного овечьего сыра. — Спасибо, миссис Бирта, я так голодна. Не чувствовала этого, пока не увидела еду.Миссис Бирта оглянулась. Двое стояли в промозглом коридоре, ожидая, пока она выйдет.— Я принесу еще утром. — Она чуть понизила голос. «Будто решаясь на что-то», — подумала Лиат. — Нельзя голодать, даже в тюрьме. — Придвинувшись к Лиат, она перешла на шепот. — Если получится, мы достанем денег на проценты и хотя бы на хорошую еду. Год был тяжелый, да еще свадьба Инги этой осенью…— Нет, пожалуйста, миссис, — быстро проговорила смущенная Лиат. — Вы и так сделали все, что могли. Отец никогда не знал своих долгов… — Она помедлила, прислушиваясь к тишине в коридоре, ибо знала, что Хью жадно прислушивается к каждому ее слову. — И жил, как хотел. Ему нравилось здесь, и он с вашим мужем провел много приятных вечеров в таверне.— Да, девочка, — живо ответила Бирта, поняв намек Лиат. — Сейчас я ухожу. Они не позволили мне принести одеяла, но, даст Бог, ночью будет не холодно. — Она поцеловала девушку в лоб и вышла.Дверь закрылась со скрежетом. Лиат осталась одна. Она доела еду, жадно выпила принесенный эль и стала расхаживать по камере. Это помогало думать, хотя путь составлял пять шагов туда и пять шагов обратно. Она сотню раз обошла камеру, но мысль о том, что отец ее покинул, не оставляла. Отец умер. Завтра его имущество пойдет с молотка, и она будет продана в счет долга. Завтра она станет рабыней. Но она владела сокровищем отца, «Книгой тайн», и, пока книга была у нее, она владела и частицей свободы в своем сердце.Лиат забилась в угол, прижав колени к груди. Было не очень удобно. Она уткнулась носом в колени и закрыла глаза. Ей снова показалось, что она слышит мягкий голос, произносящий ее имя. Но голос не повторился. Она потерла глаза, сжалась вся, чтобы согреться, и, дрожа, погрузилась в прерывистый сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54