И снова искали, да не нашли. Потом пришла зима, и все эти мерзости прекратились. Деревня вздохнула свободнее. Как выяснилось позже – напрасно. Зло, которое обосновалось в окрестных лесах, просто затаилось. Возможно, впало в спячку. Долгих четыре месяца выжидания и… голода. Они не сделали его добрее. Монстра необходимо кормить. В сказках драконам регулярно скармливают принцесс, и грозный, но спокойный в общем-то дракон мирно живет бок о бок с городом. Интересно было бы написать сказку, в которой люди отказываются дать дракону очередную принцессу. Идиоты-храбрецы… Это была бы сказка-катастрофа. Сказка-апокалипсис… Сытый монстр куда лучше голодного – аксиома. В конце марта жители Песков убедились в этом на собственном опыте.
Четыре исчезновения за три недели. Двоих нашли. Мужчину и пятнадцатилетнюю девушку, они исчезли первыми. Вернее, нашли то, что от них осталось. Тела были буквально обглоданы. Так говорил дядя, который случайно и наткнулся на труп мужчины. Еще двух человек найти не смогли. Как в воду канули. Осквернения могил закончились, но, как я полагаю, только потому, что никто в том марте не умирал. Своей смертью. Тот, кто вскрывал могилы, очевидно, нуждался в более или менее свежих трупах.
Деревню охватил ужас. Даже бывшие фронтовики старались не ходить поодиночке в лес, для большинства ребятишек наступили бессрочные каникулы. Возбудили уголовное дело, приезжали из района милиционеры с розыскными собаками, снова и снова прочесывали леса. Но все безрезультатно. До июня пропали еще трое. Двое мальчишек-пастухов и какой-то мужик из сельсовета, на свою беду приехавший в Пески по делам. К тому времени уже никто не сомневался, что деревню, говоря современным языком, терроризирует людоед. Хитрый, изворотливый, осторожный и очень… прожорливый. И зовут его Прохор.
Я думаю, что его никогда не нашли бы. Случай, вернее, целая цепочка случайностей… Анатоль Франс сказал, что случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписываться собственным именем. Не знаю. Иногда это псевдоним дьявола. И понять, в чьих руках были игральные кости, можно лишь спустя многие годы. В тот раз, похоже, бог и дьявол решили сыграть на пару.
Мальчик пас овец. У мальчика была собака. По рассказам – чертовски умный пес. Обычно для деревенских собака – это пустое место. Бегает, лает, жрет изредка и все, пользы никакой. Но этого пса мальчишка очень любил.
Людоед напал на пастушонка ближе к вечеру, когда уже пора было гнать стадо в деревню. Потом выяснилось, что жертвы он оглушал чем-нибудь тяжелым, и тут же перегрызал им горло. Зубами, как дикий зверь. Но в этот раз он допустил оплошность. Почему-то не заметил, что неподалеку от мальчишки дремлет пес. А может, и заметил, просто не придал этому значения – пес-то был небольшой, поменьше лайки. А вот пес его почуял. Он залаял в тот момент, когда Прохор показался на опушке леса. Мальчик заметил его вовремя и успел бы убежать, но оступился и упал. В следующую секунду людоед схватил его. Схватил, совсем позабыв о собаке. Деревенские псы в большинстве своем трусливы. Простые дворняги, которых никто не учит, как нужно задерживать преступников. Но этот пес, был видимо, той игральной костью, которую бросила рука Бога. Он вцепился в плечо Прохора, решив любой ценой спасти хозяина. Будь собака крупной или специально обученной, на этом все бы и закончилось. Но мужчине удалось стряхнуть пса, потеряв при этом клок мяса и рукав плаща. Пес бросился на него снова, но у мужчины был нож. Он достал его и ударил собаку в бок. После этого людоед, схватив мальчишку, скрылся в лесу.
Пес проявил чудеса самоотверженности. С колотой раной в боку, он схватил окровавленный рукав и потрусил домой. Стоял май, и крестьяне как раз возвращались с сенокоса. Пес подбежал к родителям мальчика, положил рукав в пыль у их ног, несколько раз тявкнул, глядя в ту сторону, где потерял хозяина, а потом лег на землю и закрыл глаза. Он сделал все, что мог и умер, я думаю, с чистой совестью. К счастью, родителям не потребовались дополнительные разъяснения. Все были на взводе после стольких смертей.
Тут же собрались мужчины. Вооружились, кто чем, взяли двух собак, обученных идти по кровяному следу – гордость председателя колхоза, любителя охоты, и пустились в погоню. Никто и не думал о том, чтобы схватить преступника и сдать властям. Им даже не пришлось сговариваться. Если бы кто-нибудь попробовал настоять на том, чтобы соблюсти закон, его убили бы на месте.
Прохора нагнали почти у самого дома. Собаки вывели людей прямиком к логову людоеда. Тогда-то и выяснилось, почему дом было невозможно найти. Он стоял в самом центре небольшого, но почти непроходимого болота, на единственном островке твердой земли. Совсем рядом со старым кладбищем. Никому и в голову не могло прийти, что человек может построить здесь дом. Хотя, домом это назвать было сложно – скорее грубо сработанный, но прочный шалаш на сваях.
Прохор, потерявший много крови, не мог быстро бежать. К тому же, на руках у него было тело мальчика, которому он успел почти полностью отгрызть голову. Говорят, он даже не подумал бросить жертву. Так и ковылял с ней по едва приметной тропинке, все дальше и дальше в глубь трясины.
Ему удалось достигнуть островка земли. Там он остановился и стал громко звать мать, не обращая внимания на приближающихся людей с кольями и факелами.
Хозяин дома замолчал, испытующе глядя на Виктора, мол, как вам история? Пальцы его беспокойно бегали по стволам ружья, касались курков, поглаживали полированное дерево приклада и снова возвращались к черным стволам.
– И чем все закончилось? – спросила Катя. – Его убили?
Старик усмехнулся:
– Да, его убили. Во всяком случае, после того вечера люди перестали пропадать. В деревне стало тихо и спокойно. Но самое интересное, что никто из тех, кто принимал участие в той погоне, не обмолвился ни словом о том, как именно расстался с жизнью Прохор. Они словно сговорились держать это в тайне. Всем было ясно, что Прохор мертв. Но никто так и не узнал подробностей его гибели. Никто, кроме тех, кто отправил его на тот свет. Но эти люди, как я уже сказал, унесли тайну с собой в могилу. По-видимому, его смерть произвела на них очень сильное впечателение. Лишь раз кто-то по пьянке обмолвился, что Прохор, когда помирал, кричал жутко. Просто сумасшедшие вопли были. Но кричал не он один… Слышали еще женские крики, хотя баб там поблизости не было. И голос, в этом человек был полностью уверен, голос принадлежал бабке Пияде. Будто она помирала вместе с любимым внучком.
Хозяин снова замолчал, явно ожидая комментариев.
– Это, конечно, чудовищно, если… – Виктор хотел сказать «если это правда», но, поймав взгляд старика с этой сумасшедшинкой на самом дне, передумал, – … если вдуматься. Но какое отношение ваш рассказ имеет к нашей ситуации? Уж не хотите ли вы сказать, что…
– Я еще не закончил, молодой человек, – перебил его хозяин. – То была только первая половина истории. Так что наберитесь терпения.
Старик закурил очередной бычок и уже открыл рот, чтобы продолжить рассказ, но тут с улицы донесся неясный шум. Хозяин подпрыгнул на кровати и судорожно вцепился в ружье. Тлеющий окурок выпал изо рта, но он даже не заметил этого.
Виктор с Катей тоже замерли, напряженно вслушиваясь в тишину, ожидая повторения этого звука. И он повторился. Это был звон разбившегося стекла. А следом за ним ночь пронзил истошный старушечий визг.

Глава 8

Сергей шагал по дороге, не обращая внимания на чавкающую под ногами грязь, не чувствуя холода, и, о радость, позабыв обо всех глупых детских страхах, которые чуть не свели его с ума. Тяжелые канистры с бензином, казалось, оттягивали руки до колен, но и это его не сильно заботило.
Встреча с дедом была скрыта плотной пеленой тумана. Он уже не мог сказать с уверенностью, видел ли вообще Афанасия Парамонова, мирно скончавшегося три года назад. Хотя помнил точно, что в тот момент, когда он поднял глаза и увидел перед собой деда в длинном светло-сером дождевике, у него не возникло и тени сомнения в том, что все это не бред. Ему и в голову не пришло, что такого попросту не может быть. Как во сне, когда самая абсурдная ситуация кажется вполне логичной и реальной.
Да и, в конечном счете, все это было не так уж важно – реальность, нереальность… Сергей чувствовал себя спасенным, вот что главное. Там, в темноте, таилось зло. Оно было готово броситься на него, растерзать, превратить в окровавленные ошметки, разбросанные по всему лесу. И от этой печальной участи его спас дед. Он явился вовремя, чертовски вовремя. Еще чуть-чуть, и Сергей был бы мертв. Или сошел бы с ума. Но благодаря деду он жив. Жив и находится в своем уме… Ну, разве что, его представления о том, что возможно в этом мире, а что – нет, претерпели некоторые изменения. Совсем незначительные. Просто расширились границы допустимого. Это ведь не сумасшествие?..
– Конечно, нет! – громко сказал Сергей и рассмеялся от радостного понимания, что хриплый голос, отдающийся глухим эхом в ночном лесу, не пугает его, как несколько минут назад.
И вообще, пускай о том, что возможно, а что нет, рассуждают зануды вроде Витьки. Ограниченные псевдонаучным взглядом на мир зануды, для которых слово «вера» пустой звук, а понятие «необъяснимое» равноценно откровенной лжи. Они не видят дальше собственного носа. Их крошечный, живущий по законам ньютоновой физики мир, сер, скучен и убог, но именно это является для них доказательством его истинности.
– Дураки, – сказал Сергей. – Какие же дураки!
Кого конкретно он имел в виду, Сергей не знал. Наверное, всех. Ему казалось, что он единственный человек на Земле, постигший тайные законы мироздания. А следовательно, дураками являются все остальные люди, топчущие эту планетку. Логично? Вполне.
И коли уж так случилось, он просто обязан… Обязан что? Сергей нахмурился, копаясь в своем сознании, но через мгновение лицо его снова просветлело. Обязан проучить их! Дураков надо проучить, чтобы они не умерли дураками. Только так, сыграв с ними какую-нибудь шутку, он может открыть им глаза. Показать, что мир, настоящий мир, намного больше и сложнее, но в то же время прекраснее, чем тот затхлый мирок, в котором они проводят никчемные жизни.
И дед подсказал ему, что это должна быть за шутка. Все так просто! И абсолютно, абсолютно безобидно, уж он-то это знает. Одна маленькая смешная шутка, и их глаза откроются. И тогда он уже не будет одинок. У него появятся настоящие друзья. Ведь то, что раньше связывало его с Витей, нельзя назвать подлинной дружбой. Как и всю его предыдущую жизнь нельзя назвать подлинной жизнью.
Сергей снова рассмеялся. Он не мог припомнить, чтобы ему было хоть когда-нибудь так легко на душе. Хотелось одного – как можно быстрее добраться до деревни и помочь Вите снять темную повязку с глаз. Дать возможность другу увидеть истинный свет этого мира. Поэтому Сергей почти бежал, не обращая внимания на чавкающую под ногами грязь, позабыв обо всех страхах и почти не замечая тяжести двух канистр с бензином, оттягивавших ему руки.

* * *

– Что это? – вскрикнула Катя, с ужасом уставившись на Виктора.
Дребезжащий вопль оборвался на самой высокой ноте, потом послышались глухие удары, будто кто-то колотил в здоровенный шаманский бубен. Через несколько мгновений раздался громкий треск, и снова уши резанул отчаянный визг.
– Это он, – сказал хозяин дома.
Он произнес эти слова ровным, почти будничным тоном, но лицо старика напоминало маску театра Но.
– Кто, маньяк? – Катю передернуло.
– Прохор.
– Ой, – сказала Катя.
Старик переломил двустволку, убедился, что она заряжена, и с металлическим щелчком, который прозвучал в вязкой тишине комнаты, как выстрел, закрыл ружье.
Виктор следил за его действиями со смешанным чувством тревоги и облегчения. Он был уверен, что старик сейчас встанет с раздолбанной кровати и торопливо направится к выходу, чтобы положить конец кровавому безумию. Но хозяин дома аккуратно положил ружье на колени и снова принялся поглаживать стволы, прислушиваясь к отдаленному шуму за окном. Оттуда продолжали доноситься тяжелые удары и крики.
«Он ломает ставни, – понял Виктор. – А когда раздолбает их, просто залезет в дом и схватит эту старушку-молельщицу. Вот так же, наверное, было и с Викой».
Мысль эта была подобна удару хлыстом. Виктор неосознанно вздрогнул и даже зажмурился. Вот сейчас, в эту самую минуту, какой-то маньяк совершенно спокойно делает свое маньяческое дело, и человек, которому предназначено стать очередной жертвой, отсчитывает последние секунды жизни. И это происходит не в кино, не в сводке криминальных новостей, а в реальной жизни и совсем рядом…
Что же делает он сам? Сидит на хромом стуле и ждет чего-то. Какого-то чуда, способного остановить это безумие. Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и надерет плохим парням задницы…
Виктор открыл глаза. В комнате ничего не изменилось. Бледная Катя выжидающе смотрела на него, а старый учитель, этот чокнутый мастер душераздирающих историй, все так же восседал на своем месте с двустволкой на коленях. И было непохоже, что он предпримет что-нибудь в ближайшие несколько тысячелетий.
– Дайте мне оружие, – сказал Виктор, поднимаясь со стула. – Надо остановить его.
– Витя, я тебя прошу, не ходи туда, – взмолилась Катя.
Она протянула руку, чтобы схватить Виктора за рукав, но поймав его взгляд, замерла.
– Катюша, так нельзя. Он ведь убьет эту женщину. Кто-то должен ей помочь.
Эта фраза, героический бред киношных храбрецов, от которой раньше у него скулы бы свело, сейчас показалась вовсе не глупой и напыщенной. Она просто отражала суть ситуации. И отражала чертовски верно. Новый вопль словно подтвердил это.
– Ты собираешься сделать глупость, – Катя опустила взгляд на когда-то холеные, с безупречным маникюром, от которого теперь остались лишь воспоминания, руки. Исцарапанные пальцы с обломанными ногтями мелко подрагивали. Она сжала кисти в кулаки и, все так же не глядя на Виктора, продолжила: – Ты не поверил ни единому слову. В такое трудно поверить, понимаю. Но я видела, как он оторвал от живого Андрея клок мяса и проглотил его, видела, во что превратилась его голова, когда я била его фонарем, видела, как он бежал за нами, хотя давно должен был умереть… То, что мы услышали в этой комнате – правда, Витя. Или почти правда. Это не человек. Попробуй допустить эту мысль, я очень тебя прошу. И перестань играть в героя. Что тебе эта старуха? Она свое пожила. Нужно думать о нас. Если ты выйдешь из дома, ты уже не вернешься, я знаю… И что будет со мной?
– Сиди здесь и ничего не бойся, все с тобой будет хорошо, – сказал Виктор и посмотрел на хозяина. – Дайте мне ружье. Оно вам ни к чему, если вы решили пустить из задницы корни в эту гребаную кровать.
Хозяин, не глядя на Виктора, причмокнул губами и покачал головой.
– Что значит, нет? Вы, старый кретин, вы понимаете, что сейчас не время играть в эти игры? Там человек гибнет! Дайте карабин!
– Нет, – деревянным голосом проговорил хозяин и прижал двустволку к себе, как ребенка. – Оружие вам все равно не поможет. Того, кто уже мертв, убить еще раз невозможно. Понимаете? Невозможно! – в голосе послышались истерические нотки.
Но Виктор пропустил их мимо ушей. Хватит играть в заботливого доктора. Ясно, что старик напуган до смерти, и, вполне возможно, ружье – это для него некий символ безопасности, точка опоры в зыбком пугающем мире собственного бреда. Но сейчас было не время щадить чувства старика, сдвинувшегося на почве историй о людоедах. Он справится, а вот старушка нет.
– Я последний раз прошу по хорошему, – тихо сказал Виктор, делая шаг к съежившемуся хозяину. – Дайте мне двустволку. Через полчаса я верну. Старый вы козел, хватит валять дурака, или мне придется двинуть вам, как следует.
– Нет! – вдруг завизжал старик, заставив Виктора замереть. – Не подходи!
Со скоростью неожиданной для его лет, он вскочил с кровати и направил ружье на Виктора. Вскрикнула Катя.
– Сделаешь шаг, и я стреляю, помоги мне Господь.
Искорка безумия в глазах старика вдруг превратилась в бушующее пламя, очки от резкого движения криво съехали на нос, и Виктор понял, что его диагноз был неверным. Старый учитель не просто имеет отклонения в психике. Он свихнулся к чертям собачьим всерьез.
Тем не менее, Виктор заставил себя сделать еще один шаг вперед. Он каждую секунду ожидал услышать выстрел и почувствовать чудовищной силы удар, который отбросит его к дальней стене комнаты. Но, несмотря на это, продолжал надвигаться на старика, понимая, что даже если захочет, остановиться уже не сможет. Неведомая сила толкала его вперед, и сопротивляться ей было невозможно.
«Мы все здесь сходим с ума, – отстраненно подумал он. – Оказывается, безумие – это заразная болезнь, вроде гриппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34