Снег приносил ему столько же радости, сколько налет на мусорный ящик соседей.
Проследив на снегу следы от лап Марли, можно было понять его изощренную логику. Его путь изобиловал резкими поворотами и разворотами, ломаными петлями и восьмерками, спиралями и тройными лутцами. Он следовал какому-то причудливому алгоритму, который понимал только он сам. Вскоре дети перехватили инициативу и начали кружиться, кататься и резвиться, и снег забивался во все складки их верхней одежды и под нее. Дженни вышла с тостами, намазанными маслом, кружками горячего какао и объявила: школа отменяется. Я знал, что у меня нет шансов быстро выехать на своем маленьком переднеприводном «ниссане» с подъездной дорожки, не говоря уж о том, чтобы пробраться по неровным сельским дорогам, поэтому я провозгласил День снега и для себя.
Я выгреб снег из каменного круга, который я выложил той осенью для костров на заднем дворе, и вскоре мы развели потрескивающий огонь. Дети съезжали на санках с горки, проезжали мимо костра и останавливались у опушки леса, а Марли бегал за ними. Я посмотрел на Дженни и спросил:
- Если бы тебе кто-нибудь год назад сказал, что ты с детьми будешь съезжать с заднего крыльца на санках, ты бы поверила?
- Никогда в жизни! - ответила она, тут же слепив снежок и запустив его мне в грудь.
В волосах Дженни блестел снег, на щеках играл румянец, а изо рта шел пар.
- Иди сюда, поцелуй меня, - позвал я.
Позже, пока дети грелись у костра, я решил тоже опробовать санки. Последний раз я катался на них будучи подростком.
- Хочешь присоединиться? - спросил я Дженни.
- Извини, Жан Клод, ты уж как-нибудь сам, - ответила она.
Я установил санки на вершине холма, лег на них спиной, опершись на локти и зафиксировав ноги спереди, и начал раскачиваться, чтобы скатиться. Нечасто Марли выпадала возможность посмотреть на меня сверху вниз, да еще чтобы такая выходка сошла ему с рук. Он робко подобрался ко мне и обнюхал мое лицо.
- Тебе чего? - спросил я, а это и было нужное ему приглашение.
Он вскарабкался на меня и улегся всей своей тушей.
- Уйди отсюда, толстый олух! - заорал я.
Но было уже поздно. Мы поехали вперед, набирая скорость.
- Доброго пути! - закричала Дженни откуда-то сзади. Пока мы летели вниз, Марли энергично облизывал мое лицо.
Наш общий вес был гораздо больше, чем вес детей, поэтому мы пролетели мимо той точки, где заканчивались следы саней.
- Держись, Марли! - закричал я. - Мы едем в лес!
Мы пронеслись мимо огромного орехового куста, потом между двумя вишневыми деревьями, чудесным образом миновав все жесткие объекты, продрались сквозь подлесок и ежевику. И вдруг я вспомнил, что немного дальше начинался берег до сих пор не замерзшего ручья. Я постарался выставить вперед ноги и использовать их как тормоза, но ботинки застряли. А берег был крутым, почти отвесным, и мы все продолжали нестись вперед. У меня хватило времени только на то, чтобы вцепиться в Марли, зажмуриться и закричать: «Ааааааааа!»
Санки соскочили с обрыва и повисли на моих ботинках. Это напоминало один из классических моментов мультиков, когда герои зависают в воздухе на несколько секунд, прежде чем разбиться вдребезги. Только в этом мультике я вцепился в безумного слюнявого лабрадора. Мы держались друг за друга и когда плюхнулись в сугроб на берегу, и потом, когда поехали к воде. Когда санки наконец остановились, я открыл глаза и оценил свое состояние. Я мог двигать пальцами ног и рук и крутить головой - вроде бы ничего не было сломано. Марли уже слез с меня и стоял рядом, сгорая от нетерпения еще раз испытать столь забавное приключение. Вздохнув, я встал и сказал ему отряхиваясь:
- Слишком стар я для таких приключений.
В последующие месяцы нам становилось все очевиднее, что Марли тоже для них староват.
Где-то к концу той первой нашей зимы в Пенсильвании я начал замечать, что Марли постепенно переходит из среднего возраста в предпенсионный. В декабре ему исполнилось девять, и он начал потихоньку сдавать. Выбросы безудержной энергии, когда адреналин играл у него в крови, все еще случались, но они становились короче и реже. Теперь Марли был рад весь день продремать, а на прогулках уставал раньше меня, что было непохоже на него. Однажды в конце зимы, когда температура была около нуля, а в воздухе уже пахло весной, я спустился со своим псом с нашего холма и взобрался на соседний, который был еще круче. На вершине возвышалась белая церквушка, а возле нее находилось кладбище, где были похоронены ветераны Гражданской войны. На самом деле мы гуляли так очень часто, и еще прошлой осенью Марли одолевал маршрут без видимых усилий, несмотря на крутизну склона. Но на этот раз пес отстал от меня. Всю дорогу я подбадривал его, но он напоминал заводную игрушку, замедляющую движения, когда садится батарейка. У Марли уже не хватало энергии, чтобы добраться до вершины. Я остановился, чтобы дать ему передохнуть, чего никогда раньше не делал.
- Ты же не подведешь меня, правда? - спросил я, нагнувшись и погладив его.
Марли посмотрел на меня. Глаза пса блестели, нос был мокрым, и казалось, он не обращал внимания на тревожные сигналы, которые посылал ему его организм. Морда Марли была скорее довольной, нежели усталой, как будто ничего и не было на свете лучше посиделок рядом с хозяином на тропинке морозным утром на исходе зимы.
- Если думаешь, что я понесу тебя, забудь об этом, - предупредил я его.
Солнце осветило собаку, и только теперь я обратил внимание, сколько седых волос появилось на рыжевато-палевой морде. из-за того что шерсть была светлой, изменение оттенка было едва заметным, но бесспорным. Вся морда и большая часть бровей стали из темно-желтых белыми. Мы даже толком заметить не успели, как наш вечный щенок превратился в пожилого пса.
Кстати, это вовсе не означало, что он стал лучше себя вести. Марли был всегда готов совершить любой свой фирменный эксцентричный поступок, просто в более медленном темпе. Он все еще таскал еду с тарелок детей. Он все еще открывал носом мусорное ведро на кухне и тщательно исследовал его содержимое. Он все еще натягивал поводок. Все еще проглатывал предметы домашней утвари.
Все еще пил из унитаза и проливал воду из своей миски. Едва небо темнело и гремел гром, он все так же впадал в панику, а когда оставался один, превращался в разрушителя. Однажды мы приехали домой и обнаружили, что Марли носится по комнатам как угорелый, а матрац Конора был разодран до пружин.
С годами мы стали философски относиться к ущербу. Правда, теперь, когда мы жили вдалеке от флоридских гроз, Марли стал реже наносить урон. Если в доме живет собака, то неизбежно где-то отвалится штукатурка, какие-то подушки будут разодраны, какие-то ковры будут порваны. Как у любых отношений, у этих была своя цена. Мы на нее согласились, она устанавливала баланс между радостью, забавами, защитой и товарищескими отношениями, которые нам дарил Марли. Денег, что мы тратили на нашу собаку и на ремонты, хватило бы на маленькую яхту. Но как оценить преданное ожидание твоего возвращения домой в течение всего дня? Сколько стоит момент, когда твоя собака прыгает к тебе на колени или съезжает с тобой с горки на санках, облизывая лицо?
Марли заслужил место в нашей семье. Как странноватый, но всеми любимый дядюшка, он был тем, кем он был. Он никогда бы не стал Лэсси, никогда бы не попал на выставку. Теперь мы это знали. Но мы принимали его таким, какой он есть, и любили его за это еще больше.
- Эй ты, старый чудила, - сказал я псу на тропинке в тот день на исходе зимы, почесывая его шею. Кладбище, цель нашей прогулки, было всего в нескольких шагах от нас. Однако, как и в жизни, само путешествие было важнее, чем прибытие. Я присел на колено, гладя Марли, и сказал:
- Давай просто посидим здесь.
Когда пес передохнул, мы повернулись и пошли домой.
ГЛАВА 23
Парад домашней птицы
Той весной мы решили попробовать себя в роли животноводов. Теперь у нас был гектар земли, и можно было завести одно животное или даже пару. К тому же я работал главным редактором журнала «Органическое садоводство», который всячески пропагандировал присутствие домашней скотины и навоза в процветающем гармоничном садике.
- Было бы здорово завести корову, - предложила Дженни.
- Корову? - переспросил я. - Ты что, с ума сошла? У нас даже коровника нет, как же мы заведем корову? Да где же ты предлагаешь разместить ее? Уж не в соседнем ли гараже?
- Ну а как насчет овечки? - подумав, она сбавила обороты. - Овечки очень милые.
Я посмотрел на нее взглядом практичного человека, который считает своего собеседника полоумным.
- Ладно, давай заведем козу. Козы просто очаровательны!
В конечном счете, мы остановились на домашней птице. Каждому садовнику, который отказался от пестицидов и удобрений, домашняя птица приносит много пользы. Птица недорогая и требует относительно мало средств на свое содержание. Для полного счастья нужны были всего лишь маленький курятник и несколько чашек зерна каждое утро. Куры не только несут свежие яйца: когда хозяева выпускают их на прогулку, они прилежно чистят их владения, поедая жучков и личинок. Склевывая клещей, они рыхлят землю как маленькие эффективные почвофрезы и удобряют ее составом с высоким содержанием азота. Каждый вечер в сумерках они сами возвращаются к своей кормушке. Что могло пойти не так? Курица лучший друг садовника-органика. Куры приносят массу пользы. Кроме того, как подтвердила Дженни, они прошли тест на «миловидность».
Итак, мы остановились на курах. В школе Дженни подружилась с одной мамашей-фермершей, которая сказала, что с радостью подарит нам несколько цыплят из следующего выводка. Я рассказал про наши планы Землекопу, и он тоже согласился, что несколько курочек нам не помешают. У Землекопа был большой курятник, в котором он выращивал кур - и несушек, и на мясо.
- Только будьте осторожны, - предупредил он, складывая на груди огромные ручищи. - Ни в коем случае не разрешайте детям давать им имена. Как только куры получат клички, они перестанут быть домашней птицей и станут домашними животными.
- Конечно, - согласился я.
При разведении птицы, как мне было известно, места для сентиментальности не остается. Курица может жить до 15 лет, но несется она только в первые два года. Как только куры перестают давать яйца, приходит время класть их в кастрюлю. И это было только частью свода правил любого птицевода.
Землекоп внимательно вгляделся в мое лицо, как будто я пытался ему возразить, и добавил:
- Как только вы дадите им имена, все кончено.
- Заметано, - согласился я. - Никаких имен.
На следующий вечер, когда я приехал с работы и припарковался на подъездной дорожке, все трое детей выбежали из дома встречать меня, и у каждого в руках было по новорожденному цыпленку. Дженни шла позади и держала четвертого. Ее подруга Донна завезла птичек днем. Цыплятам едва был день от роду, и они, подняв головки, вглядывались в меня, словно спрашивая: «Не ты ли моя мама?»
Патрик был первым, кто выдал новость:
- Я назвал своего Перышко, - объявил он.
- Моего зовут Чирик-Чирик, - подхватил Конор.
- Мая цыпа Фшистик, - прощебетала Колин. Я уставился на Дженни вопрошающим взглядом.
- Пушистик, - пояснила Дженни. - Она назвала своего цыпленка Пушистиком.
- Дженни, - забил я тревогу, - что говорил нам Землекоп? Это будущая курятина, а не домашние любимцы.
- О, будь реалистом, фермер Джон, - сказала она. - Ты не хуже меня знаешь, что никогда бы не смог причинить вред ни одному из них. Ты только взгляни, какие они хорошенькие.
- Дженни! - взмолился я.
- Кстати, - сказала она, показав на четвертого цыпленка у себя в руках. - Познакомься с Ширли.
Перышко, Чирик, Пушистик и Ширли поселились на кухонном шкафу, в коробке, над которой висела электрическая лампочка, согревавшая их. Они ели и спали, потом еще немного ели и в результате росли с захватывавшей дух скоростью. Через несколько недель после того как птичек принесли домой, что-то заставило меня проснуться на рассвете. Я сел на кровати и прислушался. Снизу доносился слабый крик. Он был скрипучим и грубым, больше похожим на кашель туберкулезника. Крик прозвучал снова: ку-ка-ре-ку! Несколько секунд истекли, и он снова, так же слабо, но немного по-другому призвал: рук-ру-рук-ру-ру!
Я потряс Дженни и, когда она открыла глаза, спросил:
- Когда Донна принесла цыплят, ты ведь попросила ее еще раз проверить, все ли они курицы, правда?
- А ты что, можешь их отличить? - спросила она, перевернулась на другой бок и снова заснула.
Это называлось определение пола. Фермеры, разбирающиеся в своем деле, могут посмотреть на новорожденного цыпленка и определить с точностью до 80 %, мальчик это или девочка. На фермерском рынке птица определенного пола имела цену повыше. Более дешевым вариантом было купить птиц неизвестного пола. В таком случае молодых петушков забивают на мясо, а курочек оставляют, чтобы они неслись. Но это требовало умения убивать, ощипывать и потрошить любых лишних петушков, которые могли обнаружиться позже. Как известно любому, кто хоть раз разводил кур, два петуха в стае - это перебор.
Как выяснилось, Донна даже не удосужилась определить пол наших цыплят, и три из них оказались петухами. Коробка на кухне стала похожа на приют для мальчиков-сирот. Самая проблемная черта петухов заключается в том, что они не желают уступать позицию лидера другому петуху. Если у вас равное количество кур и петухов, вы можете подумать, что они разойдутся по парам. И ошибетесь. Петухи начнут бесконечный бой, жестоко расцарапывая друг друга, чтобы определить, кто станет главным в курятнике. Победителю достанется все.
Как только наши петушки подросли, они начали клювом отстаивать свое положение и кукарекали в честь победы. Учитывая, что они так и остались на кухне, и именно там, переполненные тестостероном, давали волю своим клювам, пока я носился на задний дворик смастерить курятник, все это не доставляло мне никакой радости. Ширли, наша единственная востребованная бедняжка, получала больше внимания, чем могут мечтать самые похотливые женщины на свете.
Я думал, что постоянное пение наших петушков сведет Марли с ума. В его молодые годы одно только сладкое чирикание крошечной певчей птички в саду «заводило» его до бурного лая, и он начинал кидаться от одного окна к другому. Тем не менее эти кричащие в нескольких шагах от его миски петушки не оказывали на него никакого действия. Казалось, он и не подозревал об их существовании. С каждым днем они кукарекали все громче, и эхо разносилось в пять утра по всему дому: ку-ка-ре-куууууу! Несмотря на суматоху, Марли продолжал спать. И тогда мне впервые пришла в голову мысль о том, что, возможно, он не просто игнорирует шум, он может просто его не слышать. Как-то раз, когда он дремал на кухне, я подошел к нему сзади и назвал по имени: «Марли?» Ничего. Я повысил голос: «Марли!» Ничего. Я хлопнул в ладоши и закричал: «МАРЛИ!» Он поднял голову и уши и безучастно осмотрелся, постаравшись определить местонахождение источника шума. Я повторил последнюю комбинацию - громко хлопнул и выкрикнул его имя. На этот раз он повернул голову настолько, чтобы краем глаза увидеть меня. А, так это ты! Он вскочил, завилял хвостом, потому что был счастлив, хотя, конечно, не ожидал увидеть меня. Он уткнулся мне в колени в знак приветствия и застенчиво посмотрел на меня, будто спрашивая: «Ну и зачем ты подкрался ко мне исподтишка?» Похоже, пес терял слух.
Такое развитие событий было реальным и предсказуемым. В последние месяцы Марли, казалось, совершенно не замечал меня, чего никогда не было раньше. Я звал его, а он на меня даже не смотрел. Я брал его на прогулку перед сном, он принюхивался в саду, не обращая внимания на мой свист и призывы вернуться обратно. Он засыпал у моих ног в гостиной, и когда кто-то звонил в дверь, даже не открывал глаз.
Уши Марли доставляли ему неприятности с самого раннего возраста. Как и многие лабрадоры, Марли был предрасположен к ушным инфекциям, и мы потратили немалые суммы на антибиотики, мази, моющие средства, капли и визиты к ветеринару. Псу даже пришлось перенести операцию по укорочению наружных слуховых проходов, чтобы предотвратить развитие болезни. До того как мы принесли домой петухов, которых не слышать было невозможно, мне и в голову не приходило, что за эти годы проблема усугубилась и наша собака постепенно переселялась в мир приглушенного и отдаленного шепота.
Казалось, сам Марли мирился с болячками. Он прекрасно переносил пенсионный возраст, и проблемы со слухом не влияли на его размеренный деревенский образ жизни. На самом деле, глухота служила веским оправданием его непослушания. В конце концов, как он мог отреагировать на команду, которой не слышал? Каким бы тупоголовым он ни был, я мог поклясться, он понял, что глухота ему пошла только на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Проследив на снегу следы от лап Марли, можно было понять его изощренную логику. Его путь изобиловал резкими поворотами и разворотами, ломаными петлями и восьмерками, спиралями и тройными лутцами. Он следовал какому-то причудливому алгоритму, который понимал только он сам. Вскоре дети перехватили инициативу и начали кружиться, кататься и резвиться, и снег забивался во все складки их верхней одежды и под нее. Дженни вышла с тостами, намазанными маслом, кружками горячего какао и объявила: школа отменяется. Я знал, что у меня нет шансов быстро выехать на своем маленьком переднеприводном «ниссане» с подъездной дорожки, не говоря уж о том, чтобы пробраться по неровным сельским дорогам, поэтому я провозгласил День снега и для себя.
Я выгреб снег из каменного круга, который я выложил той осенью для костров на заднем дворе, и вскоре мы развели потрескивающий огонь. Дети съезжали на санках с горки, проезжали мимо костра и останавливались у опушки леса, а Марли бегал за ними. Я посмотрел на Дженни и спросил:
- Если бы тебе кто-нибудь год назад сказал, что ты с детьми будешь съезжать с заднего крыльца на санках, ты бы поверила?
- Никогда в жизни! - ответила она, тут же слепив снежок и запустив его мне в грудь.
В волосах Дженни блестел снег, на щеках играл румянец, а изо рта шел пар.
- Иди сюда, поцелуй меня, - позвал я.
Позже, пока дети грелись у костра, я решил тоже опробовать санки. Последний раз я катался на них будучи подростком.
- Хочешь присоединиться? - спросил я Дженни.
- Извини, Жан Клод, ты уж как-нибудь сам, - ответила она.
Я установил санки на вершине холма, лег на них спиной, опершись на локти и зафиксировав ноги спереди, и начал раскачиваться, чтобы скатиться. Нечасто Марли выпадала возможность посмотреть на меня сверху вниз, да еще чтобы такая выходка сошла ему с рук. Он робко подобрался ко мне и обнюхал мое лицо.
- Тебе чего? - спросил я, а это и было нужное ему приглашение.
Он вскарабкался на меня и улегся всей своей тушей.
- Уйди отсюда, толстый олух! - заорал я.
Но было уже поздно. Мы поехали вперед, набирая скорость.
- Доброго пути! - закричала Дженни откуда-то сзади. Пока мы летели вниз, Марли энергично облизывал мое лицо.
Наш общий вес был гораздо больше, чем вес детей, поэтому мы пролетели мимо той точки, где заканчивались следы саней.
- Держись, Марли! - закричал я. - Мы едем в лес!
Мы пронеслись мимо огромного орехового куста, потом между двумя вишневыми деревьями, чудесным образом миновав все жесткие объекты, продрались сквозь подлесок и ежевику. И вдруг я вспомнил, что немного дальше начинался берег до сих пор не замерзшего ручья. Я постарался выставить вперед ноги и использовать их как тормоза, но ботинки застряли. А берег был крутым, почти отвесным, и мы все продолжали нестись вперед. У меня хватило времени только на то, чтобы вцепиться в Марли, зажмуриться и закричать: «Ааааааааа!»
Санки соскочили с обрыва и повисли на моих ботинках. Это напоминало один из классических моментов мультиков, когда герои зависают в воздухе на несколько секунд, прежде чем разбиться вдребезги. Только в этом мультике я вцепился в безумного слюнявого лабрадора. Мы держались друг за друга и когда плюхнулись в сугроб на берегу, и потом, когда поехали к воде. Когда санки наконец остановились, я открыл глаза и оценил свое состояние. Я мог двигать пальцами ног и рук и крутить головой - вроде бы ничего не было сломано. Марли уже слез с меня и стоял рядом, сгорая от нетерпения еще раз испытать столь забавное приключение. Вздохнув, я встал и сказал ему отряхиваясь:
- Слишком стар я для таких приключений.
В последующие месяцы нам становилось все очевиднее, что Марли тоже для них староват.
Где-то к концу той первой нашей зимы в Пенсильвании я начал замечать, что Марли постепенно переходит из среднего возраста в предпенсионный. В декабре ему исполнилось девять, и он начал потихоньку сдавать. Выбросы безудержной энергии, когда адреналин играл у него в крови, все еще случались, но они становились короче и реже. Теперь Марли был рад весь день продремать, а на прогулках уставал раньше меня, что было непохоже на него. Однажды в конце зимы, когда температура была около нуля, а в воздухе уже пахло весной, я спустился со своим псом с нашего холма и взобрался на соседний, который был еще круче. На вершине возвышалась белая церквушка, а возле нее находилось кладбище, где были похоронены ветераны Гражданской войны. На самом деле мы гуляли так очень часто, и еще прошлой осенью Марли одолевал маршрут без видимых усилий, несмотря на крутизну склона. Но на этот раз пес отстал от меня. Всю дорогу я подбадривал его, но он напоминал заводную игрушку, замедляющую движения, когда садится батарейка. У Марли уже не хватало энергии, чтобы добраться до вершины. Я остановился, чтобы дать ему передохнуть, чего никогда раньше не делал.
- Ты же не подведешь меня, правда? - спросил я, нагнувшись и погладив его.
Марли посмотрел на меня. Глаза пса блестели, нос был мокрым, и казалось, он не обращал внимания на тревожные сигналы, которые посылал ему его организм. Морда Марли была скорее довольной, нежели усталой, как будто ничего и не было на свете лучше посиделок рядом с хозяином на тропинке морозным утром на исходе зимы.
- Если думаешь, что я понесу тебя, забудь об этом, - предупредил я его.
Солнце осветило собаку, и только теперь я обратил внимание, сколько седых волос появилось на рыжевато-палевой морде. из-за того что шерсть была светлой, изменение оттенка было едва заметным, но бесспорным. Вся морда и большая часть бровей стали из темно-желтых белыми. Мы даже толком заметить не успели, как наш вечный щенок превратился в пожилого пса.
Кстати, это вовсе не означало, что он стал лучше себя вести. Марли был всегда готов совершить любой свой фирменный эксцентричный поступок, просто в более медленном темпе. Он все еще таскал еду с тарелок детей. Он все еще открывал носом мусорное ведро на кухне и тщательно исследовал его содержимое. Он все еще натягивал поводок. Все еще проглатывал предметы домашней утвари.
Все еще пил из унитаза и проливал воду из своей миски. Едва небо темнело и гремел гром, он все так же впадал в панику, а когда оставался один, превращался в разрушителя. Однажды мы приехали домой и обнаружили, что Марли носится по комнатам как угорелый, а матрац Конора был разодран до пружин.
С годами мы стали философски относиться к ущербу. Правда, теперь, когда мы жили вдалеке от флоридских гроз, Марли стал реже наносить урон. Если в доме живет собака, то неизбежно где-то отвалится штукатурка, какие-то подушки будут разодраны, какие-то ковры будут порваны. Как у любых отношений, у этих была своя цена. Мы на нее согласились, она устанавливала баланс между радостью, забавами, защитой и товарищескими отношениями, которые нам дарил Марли. Денег, что мы тратили на нашу собаку и на ремонты, хватило бы на маленькую яхту. Но как оценить преданное ожидание твоего возвращения домой в течение всего дня? Сколько стоит момент, когда твоя собака прыгает к тебе на колени или съезжает с тобой с горки на санках, облизывая лицо?
Марли заслужил место в нашей семье. Как странноватый, но всеми любимый дядюшка, он был тем, кем он был. Он никогда бы не стал Лэсси, никогда бы не попал на выставку. Теперь мы это знали. Но мы принимали его таким, какой он есть, и любили его за это еще больше.
- Эй ты, старый чудила, - сказал я псу на тропинке в тот день на исходе зимы, почесывая его шею. Кладбище, цель нашей прогулки, было всего в нескольких шагах от нас. Однако, как и в жизни, само путешествие было важнее, чем прибытие. Я присел на колено, гладя Марли, и сказал:
- Давай просто посидим здесь.
Когда пес передохнул, мы повернулись и пошли домой.
ГЛАВА 23
Парад домашней птицы
Той весной мы решили попробовать себя в роли животноводов. Теперь у нас был гектар земли, и можно было завести одно животное или даже пару. К тому же я работал главным редактором журнала «Органическое садоводство», который всячески пропагандировал присутствие домашней скотины и навоза в процветающем гармоничном садике.
- Было бы здорово завести корову, - предложила Дженни.
- Корову? - переспросил я. - Ты что, с ума сошла? У нас даже коровника нет, как же мы заведем корову? Да где же ты предлагаешь разместить ее? Уж не в соседнем ли гараже?
- Ну а как насчет овечки? - подумав, она сбавила обороты. - Овечки очень милые.
Я посмотрел на нее взглядом практичного человека, который считает своего собеседника полоумным.
- Ладно, давай заведем козу. Козы просто очаровательны!
В конечном счете, мы остановились на домашней птице. Каждому садовнику, который отказался от пестицидов и удобрений, домашняя птица приносит много пользы. Птица недорогая и требует относительно мало средств на свое содержание. Для полного счастья нужны были всего лишь маленький курятник и несколько чашек зерна каждое утро. Куры не только несут свежие яйца: когда хозяева выпускают их на прогулку, они прилежно чистят их владения, поедая жучков и личинок. Склевывая клещей, они рыхлят землю как маленькие эффективные почвофрезы и удобряют ее составом с высоким содержанием азота. Каждый вечер в сумерках они сами возвращаются к своей кормушке. Что могло пойти не так? Курица лучший друг садовника-органика. Куры приносят массу пользы. Кроме того, как подтвердила Дженни, они прошли тест на «миловидность».
Итак, мы остановились на курах. В школе Дженни подружилась с одной мамашей-фермершей, которая сказала, что с радостью подарит нам несколько цыплят из следующего выводка. Я рассказал про наши планы Землекопу, и он тоже согласился, что несколько курочек нам не помешают. У Землекопа был большой курятник, в котором он выращивал кур - и несушек, и на мясо.
- Только будьте осторожны, - предупредил он, складывая на груди огромные ручищи. - Ни в коем случае не разрешайте детям давать им имена. Как только куры получат клички, они перестанут быть домашней птицей и станут домашними животными.
- Конечно, - согласился я.
При разведении птицы, как мне было известно, места для сентиментальности не остается. Курица может жить до 15 лет, но несется она только в первые два года. Как только куры перестают давать яйца, приходит время класть их в кастрюлю. И это было только частью свода правил любого птицевода.
Землекоп внимательно вгляделся в мое лицо, как будто я пытался ему возразить, и добавил:
- Как только вы дадите им имена, все кончено.
- Заметано, - согласился я. - Никаких имен.
На следующий вечер, когда я приехал с работы и припарковался на подъездной дорожке, все трое детей выбежали из дома встречать меня, и у каждого в руках было по новорожденному цыпленку. Дженни шла позади и держала четвертого. Ее подруга Донна завезла птичек днем. Цыплятам едва был день от роду, и они, подняв головки, вглядывались в меня, словно спрашивая: «Не ты ли моя мама?»
Патрик был первым, кто выдал новость:
- Я назвал своего Перышко, - объявил он.
- Моего зовут Чирик-Чирик, - подхватил Конор.
- Мая цыпа Фшистик, - прощебетала Колин. Я уставился на Дженни вопрошающим взглядом.
- Пушистик, - пояснила Дженни. - Она назвала своего цыпленка Пушистиком.
- Дженни, - забил я тревогу, - что говорил нам Землекоп? Это будущая курятина, а не домашние любимцы.
- О, будь реалистом, фермер Джон, - сказала она. - Ты не хуже меня знаешь, что никогда бы не смог причинить вред ни одному из них. Ты только взгляни, какие они хорошенькие.
- Дженни! - взмолился я.
- Кстати, - сказала она, показав на четвертого цыпленка у себя в руках. - Познакомься с Ширли.
Перышко, Чирик, Пушистик и Ширли поселились на кухонном шкафу, в коробке, над которой висела электрическая лампочка, согревавшая их. Они ели и спали, потом еще немного ели и в результате росли с захватывавшей дух скоростью. Через несколько недель после того как птичек принесли домой, что-то заставило меня проснуться на рассвете. Я сел на кровати и прислушался. Снизу доносился слабый крик. Он был скрипучим и грубым, больше похожим на кашель туберкулезника. Крик прозвучал снова: ку-ка-ре-ку! Несколько секунд истекли, и он снова, так же слабо, но немного по-другому призвал: рук-ру-рук-ру-ру!
Я потряс Дженни и, когда она открыла глаза, спросил:
- Когда Донна принесла цыплят, ты ведь попросила ее еще раз проверить, все ли они курицы, правда?
- А ты что, можешь их отличить? - спросила она, перевернулась на другой бок и снова заснула.
Это называлось определение пола. Фермеры, разбирающиеся в своем деле, могут посмотреть на новорожденного цыпленка и определить с точностью до 80 %, мальчик это или девочка. На фермерском рынке птица определенного пола имела цену повыше. Более дешевым вариантом было купить птиц неизвестного пола. В таком случае молодых петушков забивают на мясо, а курочек оставляют, чтобы они неслись. Но это требовало умения убивать, ощипывать и потрошить любых лишних петушков, которые могли обнаружиться позже. Как известно любому, кто хоть раз разводил кур, два петуха в стае - это перебор.
Как выяснилось, Донна даже не удосужилась определить пол наших цыплят, и три из них оказались петухами. Коробка на кухне стала похожа на приют для мальчиков-сирот. Самая проблемная черта петухов заключается в том, что они не желают уступать позицию лидера другому петуху. Если у вас равное количество кур и петухов, вы можете подумать, что они разойдутся по парам. И ошибетесь. Петухи начнут бесконечный бой, жестоко расцарапывая друг друга, чтобы определить, кто станет главным в курятнике. Победителю достанется все.
Как только наши петушки подросли, они начали клювом отстаивать свое положение и кукарекали в честь победы. Учитывая, что они так и остались на кухне, и именно там, переполненные тестостероном, давали волю своим клювам, пока я носился на задний дворик смастерить курятник, все это не доставляло мне никакой радости. Ширли, наша единственная востребованная бедняжка, получала больше внимания, чем могут мечтать самые похотливые женщины на свете.
Я думал, что постоянное пение наших петушков сведет Марли с ума. В его молодые годы одно только сладкое чирикание крошечной певчей птички в саду «заводило» его до бурного лая, и он начинал кидаться от одного окна к другому. Тем не менее эти кричащие в нескольких шагах от его миски петушки не оказывали на него никакого действия. Казалось, он и не подозревал об их существовании. С каждым днем они кукарекали все громче, и эхо разносилось в пять утра по всему дому: ку-ка-ре-куууууу! Несмотря на суматоху, Марли продолжал спать. И тогда мне впервые пришла в голову мысль о том, что, возможно, он не просто игнорирует шум, он может просто его не слышать. Как-то раз, когда он дремал на кухне, я подошел к нему сзади и назвал по имени: «Марли?» Ничего. Я повысил голос: «Марли!» Ничего. Я хлопнул в ладоши и закричал: «МАРЛИ!» Он поднял голову и уши и безучастно осмотрелся, постаравшись определить местонахождение источника шума. Я повторил последнюю комбинацию - громко хлопнул и выкрикнул его имя. На этот раз он повернул голову настолько, чтобы краем глаза увидеть меня. А, так это ты! Он вскочил, завилял хвостом, потому что был счастлив, хотя, конечно, не ожидал увидеть меня. Он уткнулся мне в колени в знак приветствия и застенчиво посмотрел на меня, будто спрашивая: «Ну и зачем ты подкрался ко мне исподтишка?» Похоже, пес терял слух.
Такое развитие событий было реальным и предсказуемым. В последние месяцы Марли, казалось, совершенно не замечал меня, чего никогда не было раньше. Я звал его, а он на меня даже не смотрел. Я брал его на прогулку перед сном, он принюхивался в саду, не обращая внимания на мой свист и призывы вернуться обратно. Он засыпал у моих ног в гостиной, и когда кто-то звонил в дверь, даже не открывал глаз.
Уши Марли доставляли ему неприятности с самого раннего возраста. Как и многие лабрадоры, Марли был предрасположен к ушным инфекциям, и мы потратили немалые суммы на антибиотики, мази, моющие средства, капли и визиты к ветеринару. Псу даже пришлось перенести операцию по укорочению наружных слуховых проходов, чтобы предотвратить развитие болезни. До того как мы принесли домой петухов, которых не слышать было невозможно, мне и в голову не приходило, что за эти годы проблема усугубилась и наша собака постепенно переселялась в мир приглушенного и отдаленного шепота.
Казалось, сам Марли мирился с болячками. Он прекрасно переносил пенсионный возраст, и проблемы со слухом не влияли на его размеренный деревенский образ жизни. На самом деле, глухота служила веским оправданием его непослушания. В конце концов, как он мог отреагировать на команду, которой не слышал? Каким бы тупоголовым он ни был, я мог поклясться, он понял, что глухота ему пошла только на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31