Ах, зачем он старался не отставать от нее? Мария вовсе не желала этого!
Однако у юной вдовы хватало ума понять, что ее чувства к Эдварду не очень глубоки. Она просто пыталась угодить ему, потому что ей вообще нравилось угождать людям. И через несколько месяцев Мария начала находить удовольствие в спокойном уединении. Она много читала и заинтересовалась политикой, поскольку ей весьма скоро стало ясно, что она живет в эпоху бурных событий. Конфликт с американскими колониями, конечно же, имел жизненно важное значение для Англии. Мария следила за деятельностью Питта – лорда Чатама, – часто размышляла о событиях во Франции и немного расстраивалась из-за того, что король, подаривший ей блюдо с засахаренными сливами, умер и на троне теперь восседали тощий молодой дофин и его элегантная жена-австрийка.
Увы, ничто не вечно под луной, и Мария не знала, как долго суждено ей прожить в маленьком коттедже на Колден-Коммон. Для Марии не было секретом то, что у дяди Генри на ее счет свои планы. Скоро родители и дядя снова займутся сватовством… Но пока ей дали передышку, и она могла наслаждаться покоем.
* * *
Когда брат Марии Уолтер, запыхавшись, ворвался в коттедж, она мгновенно поняла, что стряслось страшное несчастье.
– Мария! – прерывающимся голосом сказал брат, – скорее поехали домой! Папа очень болен.
Мария схватила плащ и села в двуколку. Она никогда еще не видела Уолтера таким серьезным.
– Расскажи, что случилось! – потребовала она.
– Мама заподозрила неладное, пошла посмотреть, в чем дело, и увидела, что папа сидит в кресле, не в силах пошевелиться.
Пони во весь опор мчался по липовой аллее, и как только повозка остановилась у дверей, Мария выпрыгнула из нее и вбежала в дом.
Побледневшая мать молча обняла ее. Уолтера Смита осматривали врачи, которые довольно скоро вынесли свой приговор. С отцом Марии случился апоплексический удар, и теперь он был парализован.
* * *
Да, жизнь в Брэмбриджском доме совершенно переменилась. Мария отказалась от коттеджа и вновь вернулась к родителям, чтобы успокаивать и поддерживать маму, однако все понимали, что прежней жизни уже не будет, ведь бедный отец стал инвалидом и никогда, никогда не сможет ходить!
В Брэмбридж приехал дядя Генри, и его приезд послужил всем большим утешением. Дядя сказал, что возьмет на себя роль отца семейства. Франсис останется завершать образование в монастыре, поскольку привозить ее домой совершенно незачем; что же касается мальчиков, то следовало позаботиться об их карьере, что было не так-то легко, поскольку им как католикам было запрещено выбирать профессии, которые более всего соответствовали бы их положению в обществе: они не могли занимать государственные посты, быть адвокатами и служить в армии или во флоте.
Дядя Генри немного погостил в Брэмбридже, однако Мария вдруг обнаружила, что, хотя дядя прекрасный собеседник, обожающий всех развлекать, и большой ценитель вкусной еды и хороших вин, он не очень-то годится на роль опекуна мальчиков, которые быстро становились мужчинами. В отличие от отца, он совершенно не умел поддерживать дисциплину, и Мария порой с тревогой думала о будущем братьев.
Вот когда она начала сетовать на судьбу и корить себя за недальновидность, помешавшую ей позаботиться о том, чтобы завещание было подписано до роковой прогулки! Как бы она сейчас осчастливила свою семью, если бы была богатой вдовой и владелицей Лалвортского замка, а не бедной постоялицей в коттедже на Колден-Коммон!
Однако дядя Генри искренне интересовался делами племянницы и старался выводить ее в «свет». Он дружил с Томасом Фитцербертом, богатым католиком, сквайром, который имел поместья в Свиннертоне – в Стаффордширском графстве – и в Дербиширском местечке Норбери. Томасу было около тридцати; хотя он был старше Марии, однако и Мария уже не могла называться неопытной девушкой. Дядя Генри оказался прав, предположив, что его племянница произведет впечатление на Тома Фитцерберта.
– Она прелестна! – воскликнул Том, – Право же, Генри, я никогда не видел такой очаровательной женщины.
Дядя Генри довольно усмехнулся. Что ж, если Мария выйдет замуж за Тома Фитцерберта, у нее будет более интересная жизнь, чем в первом браке. Эдвард Уэлд, безусловно, обладал многими достоинствами; это был хороший, богатый супруг-католик, однако для Марии он был немного староват, и жили они в Лалворте слишком уж тихо. А Том Фитцерберт умел жить… жить именно так, как нравилось Генри Эррингтону! Ей-богу, Мария бы в конце концов истомилась в Лалворте, ведь там ее не особенно баловали развлечениями!
Как и предсказывал Генри, Том Фитцерберт вскоре открыто объявил о своих намерениях, и Мария проявила благоразумие, приняв его предложение.
Когда она стала миссис Фитцерберт, ей как раз исполнился двадцать один год.
* * *
Вскоре Мария поняла, что жизнь с Томасом Фитцербертом сулит ей гораздо больше радостей, чем брак с Эдвардом Уэлдом. Теперь у нее был энергичный муж, который тоже проявлял любовь к ней, хотя и по-своему, не так, как Эдвард Уэлд. Мария же блистала красотой, умом и светскостью и имела добродушный нрав, так что Томас Фитцерберт не разочаровался в супруге… а Мария – в нем.
Денег у них было много, они развлекались вовсю, жили не только в деревне, но и в Лондоне, где имели собственный дом на Парк-стрит, неподалеку от Парк-Лейн. Туда частенько наведывались политики и аристократы, которые умели вести занимательные, остроумные беседы. Мария Фитцерберт прослыла одной из лучших хозяек лондонских гостиных, а самой Марии гораздо больше нравилось жить в Лондоне, чем в деревенской глуши!
Будучи ревностным католиком, мистер Фитцерберт тем не менее отличался либеральностью воззрений и целиком и полностью поддерживал монархию. Он уповал на короля, который, насколько было известно мистеру Фитцерберту, жаждал веротерпимости. Поэтому мистер Фитцерберт надеялся на то, что законы, ущемлявшие католиков в их гражданских правах, будут изменены.
Зажив в богатстве и довольстве, Мария не забывала о своих родных, и когда для Франсис настала пора покидать монастырь, Мария предложила сестре пожить у нее.
Она была счастлива снова увидеть Франсис, которая выросла и превратилась в высокую, хорошенькую девушку. Сестры тепло обнялись, и Мария с интересом обнаружила, что сестре – точно так же, как когда-то ей самой, – было жаль покидать Голубых монахинь. Франсис взахлеб говорила о Париже, передавала скандальные сплетни о придворных, судачила о том, что король с королевой долго не имели детей, но наконец на свет появилась принцесса.
Мария жадно слушала рассказы сестры о жизни во Франции и в свою очередь сообщила ей о том, что произошло дома.
– Ты легко тут обживешься, – уверяла она Франсис.
– Мне бы ужасно не хотелось жить затворницей в Брэмбридже, Мария! Ах, там все так переменилось! Бедный папа! Он просто присутствует в доме, но совсем не похож на себя прежнего, а мама… мама, по-моему, совсем пала духом. Мальчики же ни в чем не знают удержу! Как я рада, что ты вышла замуж за мистера Фитцерберта и предложила мне пожить у тебя!
– Я тоже рада… и моему замужеству, и твоему приезду! – улыбнулась Мария.
Она с удовольствием вывела сестру в лондонский «свет», а когда взяла ее в Свиннертон, Франсис имела там большой успех. Девушка была удивительно хороша собой, обаятельна, добра и весела. Однако большинство людей сходилось на том, что младшая сестра – лишь бледная тень старшей.
Впрочем, один человек, частенько развлекавшийся в Свиннертоне, не согласился с приговором светского общества…
* * *
Когда Франсис зашла к сестре в спальню, Мария сидела за туалетным столиком. Мария любила причесываться сама и поэтому отпустила служанку. Она до сих пор не носила париков и не пудрила волосы. Мария втайне гордилась своими густыми золотистыми кудрями и не собиралась уродовать их, покрывая слоем пудры; а скрывать под париком такие пышные локоны не имело смысла. Да и вообще Марии нравилось придерживаться своего, оригинального стиля в одежде и прическе.
Франсис присела на кровать и наблюдала за сестрой.
– Если бы ты видела парижские прически! Они становятся все выше и выше. Женщины украшают волосы перьями и даже картинками из сельской жизни! А задает эту моду, которая становится день ото дня все скандальней, сама королева! Мсье Леонард, королевский парикмахер, каждое утро ездит в роскошном экипаже из Парижа в Версаль, чтобы причесывать ее волосы.
– А я не собираюсь менять свой стиль даже ради французской королевы! – заявила Мария.
– Я тебя не осуждаю. Ты прекрасно выглядишь. Мария, я пришла к заключению, что ты такая необычная женщина!
– Ты только сейчас это поняла? – шутливо спросила Мария.
– Ну… вообще-то я всегда это знала. Ты очень счастлива с Томом, правда?
Мария кивнула.
– Но ведь ты и с мистером Уэлдом была счастлива. И с этим Мария не могла не согласиться.
– Мария, а может быть, ты из тех женщин, которые будут счастливы с любым мужчиной?
– О нет, что ты!
– Но все равно ты оба раза так удачно вышла замуж! Конечно, ты очень добрая, веселая, умная и красивая…
– Право же, ты заставляешь меня краснеть…
– И вдобавок ты имеешь опыт… и наверняка разбираешься в подобных вещах… Мария, как по-твоему, я на тебя похожа?
– Думаю, немножко похожа.
– Интересно, а я удачно выйду замуж?
– Уверена, что да, если проявишь благоразумие.
– А когда люди влюблены, они разве ведут себя благоразумно?
Мария задумалась. Она дважды выходила замуж, проявив – как считалось – похвальное благоразумие. И все же заколебалась, не зная, что ответить… Внезапно ей пришла в голову странная мысль… А любила ли она когда-нибудь? Да, конечно, она прекрасно относилась к Томасу… и к Эдварду тоже, но…
Франсис пристально смотрела на сестру.
– Мне кажется, – серьезно произнесла Франсис, – что я смогла бы питать к Карнаби Хагтерстону такие же чувства, как ты – к Томасу Фитцерберту.
Мария пришла в неописуемое волнение.
– Франсис! Он что… Франсис кивнула.
– И ты согласилась?
– Не совсем. Я хотела сначала поговорить с тобой.
– Но ведь он тебе нравится, Франсис? Я же видела вас вместе! И знаю, что нравится!
– Да, – призналась Франсис. – Он мне нравится.
– Я так рада! – Мария вскочила и обняла сестру. – И мама обрадуется, и папа… Бедный, милый папа!.. Если б он только мог осознать, что это означает! Дядя Генри и Том будут так… довольны! Ведь мы все именно об этом и мечтали!
Франсис кивнула, по-прежнему не отрывая взгляда от лица Марии. Сестра лучилась от счастья, и это счастье пришло к ней благодаря благоразумию! Никто не мог отрицать, что сэр Карнаби Хаггерстон (из нортумберлендских Хаггерстонов-католиков) – прекрасная партия!
* * *
После удачного брака Франсис у Марии, получившей благодаря своей свадьбе с Томасом возможность помогать братьям, на душе было спокойно. Время от времени она приглашала мать немного погостить у себя в деревне. Бедная мама сильно изменилась, когда с папой случился удар, и Мария опасалась, что мать с тоской вспоминает прошлое. Уолтер-младший поступил на службу в австрийскую армию, поскольку в английскую ему как католику путь был закрыт. Дядя Генри же часто бывал в Брэмбридже. Однако он вел себя слишком снисходительно, и мальчикам – подозревала Мария – не хватало отца.
У Марии с Томасом появлялось все больше общего, ибо то, чем он занимался, неизменно вызывало ее живейший интерес, а ему было очень приятно, что жена так прекрасно осведомлена о его делах и с ней можно обсуждать все важные вопросы.
Их брак постигло лишь одно разочарование: детей пока не предвиделось. Однако Мария была еще очень молода, и супруги считали, что у них вся жизнь впереди. Томас не сомневался, что такая идеальная жена, как Мария, сможет его полностью осчастливить.
Он обожал, когда они обедали вдвоем, без гостей. Такое, правда, бывало редко: их постоянно окружали друзья, поскольку Томас отличался веселым нравом и любил общество. Вдобавок он был богат и имел прекрасные дома, где мог принимать гостей, а поскольку домов было три, располагались они в разных местах, и в каждом месте у него соответственно были друзья, то визиты практически не прекращались.
И все же изредка Томасу и Марии доводилось обедать вдвоем, и сегодня как раз выдался такой случай. Как прелестно она выглядела! Золотистые волосы спадали на плечи, она была одета так просто и мило!.. Томас подумал, что в муслиновом платье с голубыми оборками Мария еще красивее, чем в атласных, шелковых, бархатных или парчовых нарядах, в которых она появлялась на балах.
По дороге домой они проезжали по улице Молл и обогнали экипаж, в котором ехала молодая женщина – яркая, пышно одетая, в бледно-розовом атласном наряде и большой соломенной шляпе, украшенной розовыми и зелеными перьями. Она была безусловной красавицей, но Мария нашла ее несколько вульгарной. Томас сказал, что это миссис Робинсон, актриса, которую прозвали Пердитой, поскольку принц Уэльский впервые обратил на нее внимание, когда она играла Пердиту в «Зимней сказке».
За обедом они обсуждали это женщину и ее скандальное поведение.
– Мне жаль Его Величество, – заявил Томас. – Принц причиняет ему много огорчений.
– Просто он еще молод, – возразила Мария. – Наверняка, повзрослев, принц будет вести себя благоразумней.
– Но когда наследник трона открыто живет с актрисой, это не может не удручать хороших подданных короля, который, как я слышал, провел много бессонных ночей – так его тревожат поступки принца.
– Удивляюсь, как он мог влюбиться в такую женщину?
– Актрисы обычно весьма привлекательны для молодых людей, а эту особу считают красавицей.
– И правильно считают, – согласилась Мария.
– И она это прекрасно знает!.. Знаешь, я думаю, она пробудет в фаворе у принца еще месяца три, не больше. Поговаривают, что Его Высочество уже настроен не так решительно, как раньше…
– Бедняжка! И что же она будет делать?
– Найдет себе другого покровителя! Я в этом нисколько не сомневаюсь! Такая не пропадет.
– Мне ее жаль. Она милая…
– Зря ты жалеешь эту особу, любовь моя… Но хотел бы я знать, какое влияние оказывает принц на английскую политику? Я слышал, его частенько видят в обществе таких людей, как Берк и Чарлз Джеймс Фокс.
– Выходит, – заметила Мария, – что он проводит время не только с актрисой. Должно быть, он интересуется политикой, раз у него такие друзья.
– Что ж, вполне возможно.
– А как ты думаешь, он может оказаться на нашей стороне? Муж улыбнулся.
– Принц всегда занимает сторону оппонентов своего отца. Но король почти два года назад принял наш билль, так что Его Высочество вне всякого сомнения отказался бы его принять, если бы ему предоставили такую возможность… коей он, по счастью, был лишен! Нет, принцу придется подождать, пока ему исполнится двадцать один год. Только тогда он сможет влиять на политику… а до этого еще целых три года!
– Он так молод? – удивилась Мария.
– Да, очень. На шесть лет моложе тебя, Мария.
– На шесть лет…
Она в этом возрасте вышла замуж за Эдварда Уэлда! Тогда ее все считали почти ребенком… Мария помолчала, размышляя о принце, который приносил столько огорчений своему отцу, но, судя по отзывам тех, кто его знал, был очень пылким, веселым и – так, во всяком случае, уверяла молва – необычайно обворожительным и бесспорно красивым юношей.
«Бедная женщина!» – вновь подумала Мария, и перед ее мысленным взором возникла женщина, которую они повстречали на улице Молл: разряженная, с густо напудренными волосами и нарумяненным, набеленным лицом, больше походившим на маску.
Разговор принял крайне неприятный оборот, и Мария поспешила сменить тему.
– Как хорошо, что теперь не существует этого жестокого закона! Помнится, мои родители говорили о нем задолго до того, как я уехала во Францию. Хуже всего в нем было то, что сыну-католику приходилось становиться протестантом, если он хотел унаследовать состояние отца. Ты только представь, что Уолтер, Джон или Чарлз это сделали! Чудовищный закон!
– Все законы, направленные против меньшинств, чудовищны. Но нам повезло с королем, Мария. Он всегда высказывался за веротерпимость, да и вообще он хороший человек. Я знаю, многие над ним потешаются… называют «Георгом-хлебопашцем», потому что он любит землю, и «Пуговичником» – за его интерес к ремеслам. Его считают скучным, потому что он верный муж… однако, по-моему, король – хороший человек.
– Но хороший человек и хороший король не одно и то же. Ты только посмотри, что творится в колониях! Я подозреваю, что король Георг сыграл не последнюю роль в этой печальной истории.
– Тут ты права, моя дорогая, – вынужден был признать Томас. – Но я-то говорил о его веротерпимости! Он защищал методистов и квакеров… и нам, как мне кажется, тоже всегда сочувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Однако у юной вдовы хватало ума понять, что ее чувства к Эдварду не очень глубоки. Она просто пыталась угодить ему, потому что ей вообще нравилось угождать людям. И через несколько месяцев Мария начала находить удовольствие в спокойном уединении. Она много читала и заинтересовалась политикой, поскольку ей весьма скоро стало ясно, что она живет в эпоху бурных событий. Конфликт с американскими колониями, конечно же, имел жизненно важное значение для Англии. Мария следила за деятельностью Питта – лорда Чатама, – часто размышляла о событиях во Франции и немного расстраивалась из-за того, что король, подаривший ей блюдо с засахаренными сливами, умер и на троне теперь восседали тощий молодой дофин и его элегантная жена-австрийка.
Увы, ничто не вечно под луной, и Мария не знала, как долго суждено ей прожить в маленьком коттедже на Колден-Коммон. Для Марии не было секретом то, что у дяди Генри на ее счет свои планы. Скоро родители и дядя снова займутся сватовством… Но пока ей дали передышку, и она могла наслаждаться покоем.
* * *
Когда брат Марии Уолтер, запыхавшись, ворвался в коттедж, она мгновенно поняла, что стряслось страшное несчастье.
– Мария! – прерывающимся голосом сказал брат, – скорее поехали домой! Папа очень болен.
Мария схватила плащ и села в двуколку. Она никогда еще не видела Уолтера таким серьезным.
– Расскажи, что случилось! – потребовала она.
– Мама заподозрила неладное, пошла посмотреть, в чем дело, и увидела, что папа сидит в кресле, не в силах пошевелиться.
Пони во весь опор мчался по липовой аллее, и как только повозка остановилась у дверей, Мария выпрыгнула из нее и вбежала в дом.
Побледневшая мать молча обняла ее. Уолтера Смита осматривали врачи, которые довольно скоро вынесли свой приговор. С отцом Марии случился апоплексический удар, и теперь он был парализован.
* * *
Да, жизнь в Брэмбриджском доме совершенно переменилась. Мария отказалась от коттеджа и вновь вернулась к родителям, чтобы успокаивать и поддерживать маму, однако все понимали, что прежней жизни уже не будет, ведь бедный отец стал инвалидом и никогда, никогда не сможет ходить!
В Брэмбридж приехал дядя Генри, и его приезд послужил всем большим утешением. Дядя сказал, что возьмет на себя роль отца семейства. Франсис останется завершать образование в монастыре, поскольку привозить ее домой совершенно незачем; что же касается мальчиков, то следовало позаботиться об их карьере, что было не так-то легко, поскольку им как католикам было запрещено выбирать профессии, которые более всего соответствовали бы их положению в обществе: они не могли занимать государственные посты, быть адвокатами и служить в армии или во флоте.
Дядя Генри немного погостил в Брэмбридже, однако Мария вдруг обнаружила, что, хотя дядя прекрасный собеседник, обожающий всех развлекать, и большой ценитель вкусной еды и хороших вин, он не очень-то годится на роль опекуна мальчиков, которые быстро становились мужчинами. В отличие от отца, он совершенно не умел поддерживать дисциплину, и Мария порой с тревогой думала о будущем братьев.
Вот когда она начала сетовать на судьбу и корить себя за недальновидность, помешавшую ей позаботиться о том, чтобы завещание было подписано до роковой прогулки! Как бы она сейчас осчастливила свою семью, если бы была богатой вдовой и владелицей Лалвортского замка, а не бедной постоялицей в коттедже на Колден-Коммон!
Однако дядя Генри искренне интересовался делами племянницы и старался выводить ее в «свет». Он дружил с Томасом Фитцербертом, богатым католиком, сквайром, который имел поместья в Свиннертоне – в Стаффордширском графстве – и в Дербиширском местечке Норбери. Томасу было около тридцати; хотя он был старше Марии, однако и Мария уже не могла называться неопытной девушкой. Дядя Генри оказался прав, предположив, что его племянница произведет впечатление на Тома Фитцерберта.
– Она прелестна! – воскликнул Том, – Право же, Генри, я никогда не видел такой очаровательной женщины.
Дядя Генри довольно усмехнулся. Что ж, если Мария выйдет замуж за Тома Фитцерберта, у нее будет более интересная жизнь, чем в первом браке. Эдвард Уэлд, безусловно, обладал многими достоинствами; это был хороший, богатый супруг-католик, однако для Марии он был немного староват, и жили они в Лалворте слишком уж тихо. А Том Фитцерберт умел жить… жить именно так, как нравилось Генри Эррингтону! Ей-богу, Мария бы в конце концов истомилась в Лалворте, ведь там ее не особенно баловали развлечениями!
Как и предсказывал Генри, Том Фитцерберт вскоре открыто объявил о своих намерениях, и Мария проявила благоразумие, приняв его предложение.
Когда она стала миссис Фитцерберт, ей как раз исполнился двадцать один год.
* * *
Вскоре Мария поняла, что жизнь с Томасом Фитцербертом сулит ей гораздо больше радостей, чем брак с Эдвардом Уэлдом. Теперь у нее был энергичный муж, который тоже проявлял любовь к ней, хотя и по-своему, не так, как Эдвард Уэлд. Мария же блистала красотой, умом и светскостью и имела добродушный нрав, так что Томас Фитцерберт не разочаровался в супруге… а Мария – в нем.
Денег у них было много, они развлекались вовсю, жили не только в деревне, но и в Лондоне, где имели собственный дом на Парк-стрит, неподалеку от Парк-Лейн. Туда частенько наведывались политики и аристократы, которые умели вести занимательные, остроумные беседы. Мария Фитцерберт прослыла одной из лучших хозяек лондонских гостиных, а самой Марии гораздо больше нравилось жить в Лондоне, чем в деревенской глуши!
Будучи ревностным католиком, мистер Фитцерберт тем не менее отличался либеральностью воззрений и целиком и полностью поддерживал монархию. Он уповал на короля, который, насколько было известно мистеру Фитцерберту, жаждал веротерпимости. Поэтому мистер Фитцерберт надеялся на то, что законы, ущемлявшие католиков в их гражданских правах, будут изменены.
Зажив в богатстве и довольстве, Мария не забывала о своих родных, и когда для Франсис настала пора покидать монастырь, Мария предложила сестре пожить у нее.
Она была счастлива снова увидеть Франсис, которая выросла и превратилась в высокую, хорошенькую девушку. Сестры тепло обнялись, и Мария с интересом обнаружила, что сестре – точно так же, как когда-то ей самой, – было жаль покидать Голубых монахинь. Франсис взахлеб говорила о Париже, передавала скандальные сплетни о придворных, судачила о том, что король с королевой долго не имели детей, но наконец на свет появилась принцесса.
Мария жадно слушала рассказы сестры о жизни во Франции и в свою очередь сообщила ей о том, что произошло дома.
– Ты легко тут обживешься, – уверяла она Франсис.
– Мне бы ужасно не хотелось жить затворницей в Брэмбридже, Мария! Ах, там все так переменилось! Бедный папа! Он просто присутствует в доме, но совсем не похож на себя прежнего, а мама… мама, по-моему, совсем пала духом. Мальчики же ни в чем не знают удержу! Как я рада, что ты вышла замуж за мистера Фитцерберта и предложила мне пожить у тебя!
– Я тоже рада… и моему замужеству, и твоему приезду! – улыбнулась Мария.
Она с удовольствием вывела сестру в лондонский «свет», а когда взяла ее в Свиннертон, Франсис имела там большой успех. Девушка была удивительно хороша собой, обаятельна, добра и весела. Однако большинство людей сходилось на том, что младшая сестра – лишь бледная тень старшей.
Впрочем, один человек, частенько развлекавшийся в Свиннертоне, не согласился с приговором светского общества…
* * *
Когда Франсис зашла к сестре в спальню, Мария сидела за туалетным столиком. Мария любила причесываться сама и поэтому отпустила служанку. Она до сих пор не носила париков и не пудрила волосы. Мария втайне гордилась своими густыми золотистыми кудрями и не собиралась уродовать их, покрывая слоем пудры; а скрывать под париком такие пышные локоны не имело смысла. Да и вообще Марии нравилось придерживаться своего, оригинального стиля в одежде и прическе.
Франсис присела на кровать и наблюдала за сестрой.
– Если бы ты видела парижские прически! Они становятся все выше и выше. Женщины украшают волосы перьями и даже картинками из сельской жизни! А задает эту моду, которая становится день ото дня все скандальней, сама королева! Мсье Леонард, королевский парикмахер, каждое утро ездит в роскошном экипаже из Парижа в Версаль, чтобы причесывать ее волосы.
– А я не собираюсь менять свой стиль даже ради французской королевы! – заявила Мария.
– Я тебя не осуждаю. Ты прекрасно выглядишь. Мария, я пришла к заключению, что ты такая необычная женщина!
– Ты только сейчас это поняла? – шутливо спросила Мария.
– Ну… вообще-то я всегда это знала. Ты очень счастлива с Томом, правда?
Мария кивнула.
– Но ведь ты и с мистером Уэлдом была счастлива. И с этим Мария не могла не согласиться.
– Мария, а может быть, ты из тех женщин, которые будут счастливы с любым мужчиной?
– О нет, что ты!
– Но все равно ты оба раза так удачно вышла замуж! Конечно, ты очень добрая, веселая, умная и красивая…
– Право же, ты заставляешь меня краснеть…
– И вдобавок ты имеешь опыт… и наверняка разбираешься в подобных вещах… Мария, как по-твоему, я на тебя похожа?
– Думаю, немножко похожа.
– Интересно, а я удачно выйду замуж?
– Уверена, что да, если проявишь благоразумие.
– А когда люди влюблены, они разве ведут себя благоразумно?
Мария задумалась. Она дважды выходила замуж, проявив – как считалось – похвальное благоразумие. И все же заколебалась, не зная, что ответить… Внезапно ей пришла в голову странная мысль… А любила ли она когда-нибудь? Да, конечно, она прекрасно относилась к Томасу… и к Эдварду тоже, но…
Франсис пристально смотрела на сестру.
– Мне кажется, – серьезно произнесла Франсис, – что я смогла бы питать к Карнаби Хагтерстону такие же чувства, как ты – к Томасу Фитцерберту.
Мария пришла в неописуемое волнение.
– Франсис! Он что… Франсис кивнула.
– И ты согласилась?
– Не совсем. Я хотела сначала поговорить с тобой.
– Но ведь он тебе нравится, Франсис? Я же видела вас вместе! И знаю, что нравится!
– Да, – призналась Франсис. – Он мне нравится.
– Я так рада! – Мария вскочила и обняла сестру. – И мама обрадуется, и папа… Бедный, милый папа!.. Если б он только мог осознать, что это означает! Дядя Генри и Том будут так… довольны! Ведь мы все именно об этом и мечтали!
Франсис кивнула, по-прежнему не отрывая взгляда от лица Марии. Сестра лучилась от счастья, и это счастье пришло к ней благодаря благоразумию! Никто не мог отрицать, что сэр Карнаби Хаггерстон (из нортумберлендских Хаггерстонов-католиков) – прекрасная партия!
* * *
После удачного брака Франсис у Марии, получившей благодаря своей свадьбе с Томасом возможность помогать братьям, на душе было спокойно. Время от времени она приглашала мать немного погостить у себя в деревне. Бедная мама сильно изменилась, когда с папой случился удар, и Мария опасалась, что мать с тоской вспоминает прошлое. Уолтер-младший поступил на службу в австрийскую армию, поскольку в английскую ему как католику путь был закрыт. Дядя Генри же часто бывал в Брэмбридже. Однако он вел себя слишком снисходительно, и мальчикам – подозревала Мария – не хватало отца.
У Марии с Томасом появлялось все больше общего, ибо то, чем он занимался, неизменно вызывало ее живейший интерес, а ему было очень приятно, что жена так прекрасно осведомлена о его делах и с ней можно обсуждать все важные вопросы.
Их брак постигло лишь одно разочарование: детей пока не предвиделось. Однако Мария была еще очень молода, и супруги считали, что у них вся жизнь впереди. Томас не сомневался, что такая идеальная жена, как Мария, сможет его полностью осчастливить.
Он обожал, когда они обедали вдвоем, без гостей. Такое, правда, бывало редко: их постоянно окружали друзья, поскольку Томас отличался веселым нравом и любил общество. Вдобавок он был богат и имел прекрасные дома, где мог принимать гостей, а поскольку домов было три, располагались они в разных местах, и в каждом месте у него соответственно были друзья, то визиты практически не прекращались.
И все же изредка Томасу и Марии доводилось обедать вдвоем, и сегодня как раз выдался такой случай. Как прелестно она выглядела! Золотистые волосы спадали на плечи, она была одета так просто и мило!.. Томас подумал, что в муслиновом платье с голубыми оборками Мария еще красивее, чем в атласных, шелковых, бархатных или парчовых нарядах, в которых она появлялась на балах.
По дороге домой они проезжали по улице Молл и обогнали экипаж, в котором ехала молодая женщина – яркая, пышно одетая, в бледно-розовом атласном наряде и большой соломенной шляпе, украшенной розовыми и зелеными перьями. Она была безусловной красавицей, но Мария нашла ее несколько вульгарной. Томас сказал, что это миссис Робинсон, актриса, которую прозвали Пердитой, поскольку принц Уэльский впервые обратил на нее внимание, когда она играла Пердиту в «Зимней сказке».
За обедом они обсуждали это женщину и ее скандальное поведение.
– Мне жаль Его Величество, – заявил Томас. – Принц причиняет ему много огорчений.
– Просто он еще молод, – возразила Мария. – Наверняка, повзрослев, принц будет вести себя благоразумней.
– Но когда наследник трона открыто живет с актрисой, это не может не удручать хороших подданных короля, который, как я слышал, провел много бессонных ночей – так его тревожат поступки принца.
– Удивляюсь, как он мог влюбиться в такую женщину?
– Актрисы обычно весьма привлекательны для молодых людей, а эту особу считают красавицей.
– И правильно считают, – согласилась Мария.
– И она это прекрасно знает!.. Знаешь, я думаю, она пробудет в фаворе у принца еще месяца три, не больше. Поговаривают, что Его Высочество уже настроен не так решительно, как раньше…
– Бедняжка! И что же она будет делать?
– Найдет себе другого покровителя! Я в этом нисколько не сомневаюсь! Такая не пропадет.
– Мне ее жаль. Она милая…
– Зря ты жалеешь эту особу, любовь моя… Но хотел бы я знать, какое влияние оказывает принц на английскую политику? Я слышал, его частенько видят в обществе таких людей, как Берк и Чарлз Джеймс Фокс.
– Выходит, – заметила Мария, – что он проводит время не только с актрисой. Должно быть, он интересуется политикой, раз у него такие друзья.
– Что ж, вполне возможно.
– А как ты думаешь, он может оказаться на нашей стороне? Муж улыбнулся.
– Принц всегда занимает сторону оппонентов своего отца. Но король почти два года назад принял наш билль, так что Его Высочество вне всякого сомнения отказался бы его принять, если бы ему предоставили такую возможность… коей он, по счастью, был лишен! Нет, принцу придется подождать, пока ему исполнится двадцать один год. Только тогда он сможет влиять на политику… а до этого еще целых три года!
– Он так молод? – удивилась Мария.
– Да, очень. На шесть лет моложе тебя, Мария.
– На шесть лет…
Она в этом возрасте вышла замуж за Эдварда Уэлда! Тогда ее все считали почти ребенком… Мария помолчала, размышляя о принце, который приносил столько огорчений своему отцу, но, судя по отзывам тех, кто его знал, был очень пылким, веселым и – так, во всяком случае, уверяла молва – необычайно обворожительным и бесспорно красивым юношей.
«Бедная женщина!» – вновь подумала Мария, и перед ее мысленным взором возникла женщина, которую они повстречали на улице Молл: разряженная, с густо напудренными волосами и нарумяненным, набеленным лицом, больше походившим на маску.
Разговор принял крайне неприятный оборот, и Мария поспешила сменить тему.
– Как хорошо, что теперь не существует этого жестокого закона! Помнится, мои родители говорили о нем задолго до того, как я уехала во Францию. Хуже всего в нем было то, что сыну-католику приходилось становиться протестантом, если он хотел унаследовать состояние отца. Ты только представь, что Уолтер, Джон или Чарлз это сделали! Чудовищный закон!
– Все законы, направленные против меньшинств, чудовищны. Но нам повезло с королем, Мария. Он всегда высказывался за веротерпимость, да и вообще он хороший человек. Я знаю, многие над ним потешаются… называют «Георгом-хлебопашцем», потому что он любит землю, и «Пуговичником» – за его интерес к ремеслам. Его считают скучным, потому что он верный муж… однако, по-моему, король – хороший человек.
– Но хороший человек и хороший король не одно и то же. Ты только посмотри, что творится в колониях! Я подозреваю, что король Георг сыграл не последнюю роль в этой печальной истории.
– Тут ты права, моя дорогая, – вынужден был признать Томас. – Но я-то говорил о его веротерпимости! Он защищал методистов и квакеров… и нам, как мне кажется, тоже всегда сочувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43