— Умоляю тебя, не сердись на меня слишком сильно, — попросил Генрих. — Мы, люди с королевской кровью, не можем выбирать себе супругов по нашей воле. Мы должны получать удовольствие от того, что предлагают нам.— Получать удовольствие! О чем ты говоришь?— Улыбайся, а не хмурься. Наслаждайся дружбой, если нет любви.— Ты испытываешь ко мне дружеские чувства?— Если ты протянешь мне руку дружбы, я не оттолкну ее.— Думаю, это лучше, чем быть врагами, — согласилась она. — Но возможна ли между нами дружба? Мы исповедуем разные веры.Он откинулся на атласную подушку и положил руки под голову.— Вера? — усмехнулся Генрих. — Какое отношение имеет к нам вера?Она удивленно приподнялась.— Не понимаю вас, месье. Вы ведь гугенот, верно?— Я — гугенот, — ответил он.— Тогда вам известно, что я имею в виду, говоря о вере.— Я гугенот, — продолжил он, — потому что гугеноткой была моя мать. Дорогая Маргарита, если бы ты была ее дочерью, ты бы тоже стала гугеноткой. Если бы я был сыном твоего отца, я стал бы католиком. Все очень просто.— Нет, — возразила она, — некоторые люди меняют свою религию. Твоя мать сделала это. Даже Гаспар де Колиньи исповедовал когда-то католицизм.— Фанатики могут менять веру, но мы, дорогая жена, и подобные нам не относимся к их числу. Мы сходны в том, что оба любим жизнь. Хотим наслаждаться ею; вера способна помешать этому. Поэтому она не слишком важна для нас. Ты — католичка; я — гугенот. Ну и что? Ты знаешь, чего ты хочешь от жизни, и получаешь это. Я — такой же, как ты. Вера для нас — не главное в этой жизни, Маргарита. Кое-что отделено от нее.— Я никогда не слышала подобного суждения! — заявила Марго. — Так считают все гугеноты?Он засмеялся.— Тебе известно, что это не так. Они более фанатичны, чем католики, если это возможно. Это только мое личное суждение… и, возможно, твое.— Но я думала, что ты… как сын твоей матери…— Во мне соединено много людей, Марго. С королем я — один человек, с твоей матерью — другой, с господином де Гизом — третий. И я готов быть четвертым с тобой, моя добрая жена. Понимаешь, в детстве у меня было восемь кормилиц, я питался молоком восьми разных женщин. В этом теле, которое, увы! — не нравится тебе, находятся восемь разных мужчин. Я сочувствую тебе в том, что я не так высок и красив, как господин де Гиз.— А я сожалею, что у меня нет голубых глаз и золотистых волос мадам де Сов.— Верно, у тебя черные волосы, — с насмешливым сожалением сказал он и лукаво добавил: — Однако они не так уж плохи. Но мы отклонились от темы нашей беседы. — Я предпочел бы говорить не о любви, а о дружбе.— Ты считаешь, что поскольку я не могу любить тебя как мужа, я должна видеть в тебе просто друга?— Я убежден, что для нас было бы безумием бороться друг с другом. Я — король Наварры; ты — королева. Ты, как хорошая жена, должна блюсти мои интересы; будучи умной супругой, ты будешь делать это, дорогая Марго, поскольку с сегодняшнего дня мои интересы стали твоими.— Интересы?— О, послушай! Тебе известно, что мы живем в паутине интриг. Зачем, по-твоему, твои братья и мать вызвали меня сюда?— Чтобы ты мог жениться на мне.— А зачем им понадобился этот брак?— Ты знаешь это… чтобы объединить гугенотов и католиков.— Это единственная причина?— Я не знаю другой.— А если бы знала, поделилась бы ею со мной?— Это зависит от обстоятельств.— Да. От того, выгодно ли тебе оказать мне это. Но теперь у нас появились общие интересы, моя королева. Если я потеряю мое королевство, с тобой произойдет то же самое.— Верно.— Значит, ты поможешь мне сохранить то, что принадлежит нам обоим?— Вероятно, да.— Ты убедишься в том, что я — весьма покладистый супруг. Разумеется, нам необходимо провести эту ночь вместе — этого требует этикет вашего королевского дома. Иначе, несмотря на всю мою терпимость, мне придется покинуть тебя. Но эта ночь будет единственной в нашем браке. Ты меня понимаешь?— Ты хочешь оказать, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, а я не должна вмешиваться в твою? Это звучит разумно.— Если бы все люди были столь разумны, — со смешком сказал король Наварры, — на свете было бы гораздо больше счастливых браков. Я не стану препятствовать твоей дружбе с господином де Гизом, но ты, восхищаясь его красотой, очаровательными манерами, элегантностью, будешь помнить, что этот джентльмен, являясь другом принцессы Маргариты, может оказаться врагом королевы Наваррской.— У мадам де Сов прекрасные глаза, — холодным тоном отозвалась Марго, — у нее отличные золотистые волосы; но известно ли тебе, что она — главная и самая искусная шпионка моей матери?Он взял руку Марго и пожал ее.— Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.Свечи оплывали; Марго пробормотала:— Это — большое утешение.— Возможны и другие утешения, — отозвался он.Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.— Я бы этого не хотела, — сказала она.— Поверь мне, это всего лишь требование этикета.Марго засмеялась.— Несколько свечей уже погасли, — заметила она. — В полумраке ты выглядишь иначе.— Ты тоже, любовь моя.Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.— Если я соглашусь, то лишь потому, что мы — король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, — сказала Марго.— Что касается меня, — отведал Генрих, — то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться… требованиям галантности. Ты меня понимаешь?Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.— Галантность Беарна и французский этикет… вместе они неотразимы, любовь моя, — прошептал Генрих. ГЛАВА ВТОРАЯ В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: «Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе… Что это значит?»Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф — молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился — совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто — даже в спектакле — не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:— Ты портишь праздник таким маскарадом.— Нет, — ответил Гиз, — все получили удовольствие.— Католики смеялись, но гугеноты были смущены.— Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.— Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм — это глупость, безумие.Он пристально посмотрел на Марго.— Кто наставляет тебя?— Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.— Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?— Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.— Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.— Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?— Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?— О! — вздохнула Марго. — Когда я видела тебя, я забывала обо всем.— Знаю.— Генрих, сделай кое-что для меня.— Я готов на все.— Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой «Тайне трех Миров» и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.— Брак смягчил твое отношение к гугенотам.— Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом. Кажется, ты не можешь это сделать. Даже сейчас, когда ты говоришь со мной о любви, твои мысли где-то далеко. Я знаю это. О чем ты думаешь? Что затеваешь?Она приблизилась к нему; заглянув в его сверкающие глаза, она вдруг увидела в них недоверие. Они были страстными любовниками, но, хотя он желал ее не меньше, чем она его, он не хотел делиться с ней своими секретами, потому что она была женой гугенота. Ни желание, ни страсть, ни любовь не могли заставить Генриха забыть о том, что гугеноты являлись его злейшими врагами.— Я думаю о тебе, — сказал де Гиз.Она презрительно рассмеялась. И все же он был очень красив; находясь возле Генриха, Марго снова поддавалась его обаянию; он не уступал в жизненной силе ее мужу, но как они отличались друг от друга! Де Гиз был красив, элегантен; его движения отличались изяществом, манеры — утонченностью, поведение — галантностью. Могла ли она сравнить его со своим грубым мужем-провинциалом, пусть даже находчивым и забавным? Генрих де Гиз и Генрих Наваррский! Они разнились, как орел и ворона, лебедь и утка. Генрих де Гиз был серьезен; Генрих Наваррский — легкомыслен. Генрих де Гиз стремился к величию и почестям; Генрих Наваррский — к удовольствиям, которые приносили ему женщины.Я не могу винить себя за любовь к Генриху де Гизу, подумала Марго.— Я должна увидеться с тобой наедине, — сказала она.— Да, конечно, — ответил Генрих, но его взгляд уплыл, куда-то в сторону; она заметила, что он остановился на ком-то, стоявшем в толпе возле двери зала. Ее охватила ревность, быстро сменившаяся любопытством, потому что Генрих смотрел не на женщину, а на мужчину, в котором она узнала старого воспитателя герцога, Шануана де Вилльмура.Глаза Шануана встретились с глазами Гиза; мужчины обменялись взглядами, показавшимися Марго полными значения.— Ну, — спросила она, — когда?— Марго, — промолвил он, — мы увидимся позже. Я должен поговорить с тем пожилым человеком. Позже, моя дорогая…Она сердито посмотрела ему вслед; Генрих пошел через зал. Она увидела, как он остановился и сказал что-то пожилому мужчине; потом эти двое исчезли в толпе; но через несколько секунд Марго увидела старого воспитателя в одиночестве, он, похоже, немного поколебался и выскользнул из зала. Марго поискала глазами Генриха де Гиза, но не нашла его.Как он смеет! Он придумал предлог, чтобы оставить ее. Несомненно, у него свидание с женщиной. Она не потерпит этого. Осмотревшись по сторонам, она испытала легкое облегчение: Шарлотта де Сов оживленно болтала с Генрихом Наваррским.
Покинув Лувр, Генрих де Гиз поспешил в дом Шануана де Вилльмура, стоявший на узкой улочке, что вела к Рю Бетизи, где находился дом Колиньи.Гиз вошел в дом, тихо закрыл за собой дверь и поднялся по деревянной лестнице.В комнате среди горящих свечей его ждали родственники; среди них были братья Генриха, герцог Майеннский и кардинал де Гиз, а также его дядя, герцог д'Омаль. Генрих заметил незнакомца — смуглолицего брюнета, вид которого свидетельствовал о том, что этот человек недавно проделал длительное путешествие.— Тосинджи только что прибыл, — сообщил герцог Майеннский, выталкивая вперед темноволосого мужчину.Тосинджи преклонил колено и поцеловал руку молодого герцога.— Добро пожаловать, — сказал Гиз. — Кто-нибудь видел, что вы приехали в Париж?— Нет. Я появился здесь в темноте, к тому же я изменил свой облик.— Вы знаете, что от вас ждут? — спросил Гиз.— Мы сказали ему, — вмешался кардинал, — что его жертва — важная персона.— Верно, — подтвердил де Гиз. — Скажу вам больше. Человек, которого вы должны убить, — Гаспар Колиньи. У вас хватит на это мужества?— У меня хватит мужества на любое дело, которое вы поручите мне.— Хорошо. Мы тщательно готовим ваше бегство.— Благодарю вас.— Стрелять вам придется не из этого дома. Рядом находится пустое здание. Стоя у окна, вы увидите Колиньи, когда он будет идти по улице в сторону Рю Бетизи. Важно, чтобы первый выстрел оказался точным.— Вам известна моя репутация.— В Париже нет лучшего снайпера, — сказал герцог Майеннский. — Мы полностью доверяем вам, Тосинджи.— Благодарю вас. Я проверю отсутствие посторонних в этом здании.— В конюшне Шануана вас будет ждать оседланная лошадь. Сразу после выстрела вы должны как можно скорее добрался до задней стороны здания, перелезть через невысокую ограду и попасть в конюшню. А теперь давайте пройдем в пустой дом. Убедимся в том, что все в порядке и ничто не помешает нашему успеху.Они спустились по деревянной лестнице и проникли в соседний дом.
Заседание совета завершилось, и король пожелал сыграть в теннис.— Пойдемте со мной, отец, — сказал он Колиньи. — Проводите меня до корта, а затем отправляйтесь домой и отдохните; вы, похоже, устали. Гиз и Телиньи поиграют со мной, верно, друзья?Де Гиз и Телиньи охотно согласились сыграть с королем.Несколько джентльменов проводили их до кортов; понаблюдав немного за игрой, Колиньи выразил намерение вернуться к себе на Рю Бетизи. Около дюжины друзей адмирала последовали за ним.Гаспар смутно слышал разговор мужчин, шагавших позади него; у адмирала не было настроения беседовать; он думал о том, что король готов удовлетворить его просьбы, но многие советники были настроены против адмирала. Он вспомнил сценки, высмеивавшие гугенотов. Было ясно, что новое дружеское отношение к гугенотам, которое разыгрывали католики во время свадебных торжеств, было насквозь фальшивым.Он начал читать бумагу, которую держал в руке; Колиньи шел немного впереди своих друзей, полностью погрузившись в изучение документа. Один листок из пачки, которую он нес, упал на землю. Когда он нагнулся, чтобы подобрать его, пуля просвистела над головой адмирала. Колиньи повернулся и увидел в окне ближайшего дома фигуру человека. Адмирал указал на него друзьям; в это мгновение грянул второй выстрел; пуля оторвала Колиньи палец, задела руку и застряла в плече.— Этот дом. Из этого окна, — крикнул адмирал.Несколько его друзей бросились к дому; другие столпились вокруг Колиньи. Рукав камзола стал мокрым; от потери крови у Колиньи закружилась голова.— Король… — промолвил он. — Сообщите ему… немедленно…Мерлин, один из его соратников, поняв, что адмирал теряет сознание, обхватил Колиньи рукой.— Доберемся до вашего дома, — сказал он. — Как можно скорее…— О, — пробормотал Колиньи, прислонившись к Мерлину, — это дело рук де Гизов. Они замышляли это, когда герцог мирился со мной…Медленно, превозмогая боль, в окружении нескольких друзей, не бросившихся искать убийцу, Колиньи вошел в свой дом на Рю Бетизи.Когда королю сообщили новость, он еще играл в теннис.— Ваше Величество, адмирал ранен. Это произошло, когда он шел домой. Стреляли из пустого дома.Карл замер, сжимая ракетку. Он испугался. Он посмотрел на Гиза; лицо Генриха оставалось бесстрастным, оно не выдавало его чувств. Король заметил ярость в глазах Телиньи.— Ваше Величество, отпустите меня к нему, — попросил Телиньи.Карл ничего не сказал. Он продолжал смотреть в пространство перед собой. Нигде нет покоя. Каждому угрожает опасность. Мира нет.— Неужели я не получу даже короткого покоя? — всхлипнул он.— Ваше Величество, умоляю вас… отпустите меня к адмиралу.— Иди, иди! — крикнул Карл. — О, Господи, что они сделали с моим другом?Гиз шагнул к королю:— Ваше Величество, необходимо послать за докторами. Вероятно, еще можно что-то сделать.— Да, да, — почта завизжал Карл. — Отправьте их всех к адмиралу. Вызовите Паре. Он спасет Колиньи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41