Так, чтобы немножко встряхнуть ее, знаете ли.
– А сколько таких сказок вы мне наплели?
– Ни одной! – Он покачал головой. – Я ведь говорил вам уже, что не собираюсь водить вас за нос ни в чем. Вы бы моим сказкам все равно не поверили…
Эбби сперва рассмеялась беззаботно, но в следующий момент вдруг заметила в его светлых глазах удивительно серьезное выражение… До сих пор она считала, что он лишь лениво флиртует с нею, но теперь в его улыбке были настоящая грусть и горьковатая смешинка. И у Эбби в груди тоже что-то вздрогнуло, она уже готова была сказать себе: «Этого не может быть!» – но уже в следующую минуту мистер Каверли произнес очередную, крайне глумливую и неделикатную фразу, которая сразу же разрушила это хрупкое ощущение, которое мелькнуло у Эбби в сердце…
Правда, далее его поведение было безупречным, но в его манере не осталось ничего от облика влюбленного, так что вспыхнувшее было возбуждение Эбби быстро угасло. Она просто думала, что Каверли – прекрасный кавалер и что мысли у них очень близки, почти родственные души; ей не приходилось растолковывать, что она имела в виду, сказав то-то и то-то, или сдерживать свой язык из боязни его шокировать. Он заботился о ее удобстве, но ненавязчиво, обыденно: накидывал шаль на плечи без прижиманий и покровительственности; ведя к экипажу, не слишком сжимал ее ручку, хоть и не выпускал ее совсем. Так что когда Майлз, абсолютно житейским тоном, спросил ее, не хочет ли она составить ему компанию съездить в Веллс посмотреть собор, она ответила легко:
– О, с удовольствием! Посмотреть на конных рыцарей, они меня всегда, помнится, пугали!
– Что еще за рыцари? – с подозрением вопросил он.
– Там сделаны такие механические приспособления внутри фигур… Нет, я не буду вам рассказывать – увидите сами! А кто еще с нами поедет?
– Понятия не имею. Впрочем, можно взять с собой Фанни и юного Грейшотта.
Эбби усмехнулась:
– Вы можете еще и Лавинию пригласить.
– Э, нет! Оливер будет возражать. И потом, в экипаже на пятерых не хватит места!
– Тогда она может поехать вместо меня. Или миссис Грейшотт…
– Может быть, вы еще кого-нибудь предложите взять вместо себя? – осведомился мистер Каверли.
– Ну, леди Виверхэм, например! – с невинными глазками ляпнула Эбби.
– Нет уж, если мне позволено самому выбирать для вас замену, я возьму подругу вашей сестры, эту верную наперсницу – как там ее звать? Мисс Буттерброд? Нет, кажется, мисс Баккенбард? Как там ее фамилия? Она похожа на сильно вытянутого в длину кролика.
– Это мисс Баттербанк, – упавшим голосом сказала Эбби. – Одиозное созданьице, вроде вас!..
– Что вы, я гораздо более одиозен! И если вы соблаговолите высказать еще несколько ваших глубоких мыслей, я вам это, пожалуй, докажу…
– Нет-нет, я вам верю! – торопливо воскликнула Эбби и увидела, как в полутьме салопа кареты он улыбается.
Однако он продолжил довольно жестким тоном:
– Итак, вы поедете, мэм, или нет?
– Да, сэр, – сардонически вздохнула Эбби, – если только вы в последний момент не вздумаете взять вместо меня мисс Баттербанк…
Выводя ее из экипажа, Каверли с каменным лицом отвечал:
– Видите ли, я с удовольствием пригласил бы мисс Баттербанк, но, поскольку я пригласил вас первой, теперь уже ничего не поделаешь!
– Я проткнута шпильками, как святой Себастьян – стрелами! – простонала Эбби, капитулируя.
Глава 10
Их визит в театр породил неминуемые пересуды передовой общественности Бата. Никто, кроме суровой миссис Раскум, не увидел в этом ничего непристойного, однако новости о том, что мистер Каверли обхаживает мисс Абигайль Вендовер, облетели местное общество с изумительной скоростью. Раздувать слухи тут было нечего, поскольку обожатели у Эбби имелись и без Каверли, но тут было очевидно, что девушка явно поощряет джентльмена…
– Она пошла на спектакль одна с джентльменом! – возбужденно шептала миссис Энкрам. – Когда леди Темплтон рассказала мне об этом, я просто не поверила своим ушам – уж леди Темплтон я не могла не поверить… Ах, как бы я хотела сама поглядеть на них в ложе!
– Попомните мои слова – дело закончится перед алтарем! – авторитетно заявила леди Виверхэм. – Ну что ж, я им желаю счастья – чего же еще?
– Да, нежданный оборот! – с тонкой знающей змеиной улыбкой процедила миссис Раскум. – Впрочем, мне мисс Вендовер всегда казалась смелой, даже слишком смелой !
Конечно, Эбби понимала, что стала в театре объектом всеобщего любопытства.
А через пару дней Селина от одной своей знакомой уже услышала нетерпеливый вопрос, собирается ли Эбби принять сделанное ей предложение.
– Боже мой, никогда еще в жизни я не попадала в такую двусмысленную ситуацию! – объявила Селина. – Как неловко! Я, конечно, ее сразу осадила! Ты – и мистер Каверли! Нет, я готова была просто рассмеяться ей в лицо! Как она могла посметь даже предполагать такое – притом, что Каверли совершенно не может и рядом стоять с тобой по происхождению и по всему, хоть он и приятен в беседе, – хотя я знала с самого начала, что так будет… Дорогая, я просто умоляю и близко не подпускать к себе мистера Каверли, а то вот что начинают думать люди!
– Много шума из ничего! – стараясь изобразить на лице презрение, отвечала Эбби. – Хотелось бы думать, что ты ее хорошенько срезала! Вот уж о чем мне меньше всего надо заботиться, так это что скажет какая-нибудь из этих кумушек!
Словно недостаточно было этого, дальнейшее раздражение Эбби попытался вызвать мистер Питер Дунстон, который сообщил Эбби, будто его престарелая мать была просто шокирована поступком Эбби:
– Знаете, моя мама немножко старомодна, и мне с трудом удалось ее заверить, что я не разделяю ее негодования. Ведь вы не можете поступить неправильно, мисс Абигайль, я так ей и сказал. И если бы только я относился к доброму имени вашей семьи хоть вполовину так же наплевательски, как мистер Каверли, я сам бы пригласил вас на спектакль со мною вдвоем! Но я отношусь не наплевательски!
Эти экивоки так взбесили Эбби, что, если бы в ту минуту Майлз Каверли предложил бы ей ехать в Веллс вдвоем и там плясать голыми при луне у стен аббатства, Эбби не колеблясь согласилась бы – из чувства противоречия. Однако, не ведая о состоянии ее души, мистер Каверли не сделал ей столь смелого предложения. Но уже в Веллсе двое молодых вскоре ушли далеко в сторону, и Майлз, в сущности, остался с Эбби абсолютно наедине большую часть дня, о чем батские сплетницы, к мстительному сожалению Эбби, ничего не могли знать… Но эта печаль была быстро забыта, когда она показывала Майлзу любимый собор и он мог оценить его красоту молча, без дополнительных комментариев и вопросов с ее стороны. Эбби умиленно думала, что в лице Каверли нашла настоящего друга, гораздо более близкого по духу, чем все остальные, и его причудливые достоинства явно перевешивали все его причудливые недостатки. Она могла простить ему его цинизм, холодность его сердца, которая позволяла ему глядеть на житейские вопросы, доводящие других до исступления, с такой странной отчужденностью, что иногда он казался просто бесчеловечным… Конечно, двадцать лет изгнания не могли пройти бесследно – неудивительно, что он сделался таким черствым. Эбби ясно понимала, что в течение этих двадцати лет добродетельность и целомудрие вряд ли сопровождали его поступки, но в конечном счете это ее не касалось. Точно так же ее вовсе не интересовало, сколько у него было в жизни любовниц или каким порокам он предавался. Пусть прошлое таит в себе его тайны, а ей пусть достанется удовольствие от его настоящего…
Если Эбби и подумала хоть раз о Фанни, которая ускользнула от ее внимания, то лишь с надеждой, что девочка провела этот день так же приятно, как она сама. Фанни в начале экспедиции была в подавленности, хотя натужно пыталась изобразить веселье. Эбби в глубине души питала робкую надежду, что племянница поссорилась со Стэси. Может быть, Оливеру удастся переубедить ее – ведь простодушная Лавиния наверняка рассказала ему о трудностях Фанни. Эбби была уверена, что от Оливера можно ожидать только доброго совета, а совет от человека, которого Фанни посчитает своим другом, тем более ценен и убедителен.
Лавиния и в самом деле рассказала Оливеру о делах Фанни, но первый совет он тут же дал сестре:
– Тебе не следует пересказывать то, что говорит тебе Фанни! – спокойно заметил он.
– Но я ведь только тебе! Ну, и еще маме, конечно…
– Маме – еще куда ни шло, но только не мне. Я выслушал тебя только потому, что обо всех горестях Фанни уже знаю от мамы, и потому, что ты ей сочувствуешь.
– Еще бы! – серьезно сказала Лавиния. – Надо же так – влюбиться в молодого человека с самого первого взгляда! Это так восхитительно! А тут – всякие опасения, и только потому, что у него нет состояния, а ведь Фанни и сама может в золоте купаться…
– Дело не в этом, – в некотором сомнении заметил Оливер. – Точнее, не совсем в этом…
– Ну да, ты скажешь, что он привык к мотовству и вольной жизни, но…
– Нет, Лави, нет… – Оливер снова замялся, подумал и продолжал: – Видишь ли, Стэси уже не юнец, он мужчина. Он на дюжину лет старше Фанни, и он человек опытный…
– В том-то и дело! – с энтузиазмом подхватила Лавиния. – Именно любовь такого зрелого человека к такой молодой девушке и делает всю историю романтичной! Я не хочу сказать, будто Фанни не красавица, но ведь ему и в Лондоне, наверно, красивые девушки встречались пачками!
– Но ведь все дело в том, что он ведет себя не так, как подобает джентльмену! – остановил ее Оливер. – Джентльмен не станет встречаться с молоденькой неопытной девушкой наедине и не станет делать ей нескромные предложения прежде, чем переговорит с ее родителями или опекунами…
– Ах, Оливер, ты повторяешь все мамины слова – это так тоскливо! Сейчас ты еще добавишь, что Фанни надо покорно дожидаться, пока ее опекун подсунет ей жениха по своему вкусу?
– Нет, вовсе нет. Но только скажу тебе, Лави, если бы этот Каверли стал увиваться за тобой , я бы выбил ему все зубы – по крайней мере передние!
На Лавинию столь кровожадные планы произвели большое впечатление.
– Как?! Оливер! Неужели ты мог бы пойти на это?!
– Если хочешь, попробуй построить ему глазки, и увидишь, что я сделаю! – засмеялся Оливер. – И уверяю тебя, всякий мужчина поступил бы так же на моем месте!
Лавиния все еще была в больших сомнениях. Оливер взял ее за руку:
– Это не мое дело – вмешиваться. Но поверь, ты будешь плохой подругой Фанни, если не попробуешь ее переубедить.
Оливер не решался завести с Фанни разговор на эту тему. Он бы хотел, конечно, предложить ей послать к черту этого дешевого выскочку, каким, по его мнению, был Стэси, но, по его понятиям, посторонний человек не имел права вмешиваться в дела девушки, о которой сам мог только мечтать… Кроме того, совсем не по-джентльменски было бы расстраивать дела другого воздыхателя за его спиной. Оливер мечтал о поводе для ссоры со Стэси. Перед его мысленным взором проходили сладостные видения его дуэли со Стэси Каверли, он был готов на поединок, несмотря на свою слабость и болезнь, и был абсолютно убежден в своей победе.
Но видение это скоро пропало, ибо Оливер с отчаянием вспомнил, что не смог выдержать испытания Индией, и это наверняка означает провал его работы у дяди. Правда, дядя долго уговаривал Оливера не принимать близко к сердцу свою болезнь и свою неудачу: «Ведь уже ничего не поделаешь, верно? Это я себя виню, что послал тебя в Калькутту, – впрочем, ты приобрел жизненный опыт, который тебе послужит добрую службу. У меня есть для тебя место в моем торговом доме в Лондоне, но повременим с серьезным разговором, покамест ты еще не встал на обе ноги».
Леонард Бал книг был бесконечно добр, но Оливер мучился неприятным предчувствием, что ему предстоит стать заурядным клерком в торговой конторе; в этой должности ему суждено, наверно, провести еще долгие годы. Он не воспринял всерьез горячие заверения дяди Леонарда, будто он очень доволен работой Оливера в Калькутте, – что еще может сказать расстроенному племяннику любящий дядя?
Оливер приехал в Бат глубоко подавленный. Но по мере того как здоровье его поправлялось, выздоравливал и его дух, и теперь ему начинало казаться, что карьеру он сможет сделать гораздо быстрее, чем ему думалось в тяжелые минуты. Потом он стал перебирать все свои дела в Индии за два проведенных там года и постепенно стал склоняться к мысли, что дядя действительно имел основания быть им довольным. Почему бы нет? К бизнесу у него явно были способности, и работа ему нравилась. В принципе если бы он бахвалился, как многие другие юноши, он мог бы всем вокруг объявлять, что в Индии он прекрасно справлялся. Но Оливер был скромен, если не сказать застенчив, и строго хранил молчание о своих индийских легациях. Он лишь с нетерпением ждал того дня, когда доктор наконец объявит его годным для работы.
Но даже его оживающий оптимизм не позволял ему надеяться, что Вендоверы сочтут его достойной парой для Фанни. Оливер был взрослее своих лет и видел за страстной привязанностью Фанни к Стэси Каверли большие романтические грезы и пыл девичьей души, но с другой стороны, сердце красавицы – непостоянно. Оливер помнил, как в пятнадцать лет его сестра Лавиния неожиданно влюбилась в преподавателя своей семинарии и несколько недель просто не давала всем покоя своими дурацкими капризами и переживаниями. Но предметом ее увлечения был солидный профессор, с женой и пятью детьми, которых обожал, и он не обратил на Лавинию никакого внимания. Не найдя ответа, это девичье увлечение затихло вскоре само собой. А вот Фанни – Фанни попала в сети к человеку, который сам был готов поймать ее, искатель богатых невест, свободный от обязательств и жадный…
Мысли эти терзали Оливера. У Лавинии что-то сорвалось с языка (она тут же испуганно осеклась), из чего Оливер заключил, что Фанни всерьез подумывает сбежать со Стэси в Шотландию и выйти за него замуж тайно. Он узнал, что и мать его так поняла и что уже предупредила мисс Абигайль, но это не очень успокоило Оливера. Нет, мисс Эбби была далеко не дура и не растяпа, но Оливер ощущал, что в таком положении сестрам Вендовер может пригодиться мужская рука. И тут выяснилось, что поблизости нет другого доверенного человека, кроме как Майлз Каверли. Однако Майлз не выказывал ни малейшего желания во что-либо вмешиваться и оставался совершенно безучастен. Это Оливера не удивляло – он ведь провел в компании с этим человеком несколько месяцев и успел понять, что тому плевать с высокого дерева на всех, кто ему почему-либо не нравится. Ясно было, что такой тип, как Стэси, уж во всяком случае не может завоевать благосклонность Майлза, а соображения чести фамилии тоже ничего для него не значили. С другой стороны, даже морскому ежу было ясно, что Майлз очень даже неравнодушен к мисс Абигайль Вендовер. Оливер не мог напрямую говорить с Майлзом о таких щекотливых вопросах, но надеялся, что Майлз Каверли сделает что-нибудь из добрых чувств к Эбби.
Майлз был странный человек – такой холодный и неприступный, а иногда невероятно добрый. И если уж он с кем подружился, он готов будет сделать абсолютно все для друга – или подруги… Впрочем, Оливер не был уверен, что мисс Абигайль осмелится заговорить о своих затруднениях с Майлзом Каверли. Оливер предполагал, что его мать, вероятно, попыталась повлиять на Эбби и уговаривала отказаться от излишней щепетильности в этом безотлагательном деле.
По пути в Веллс Оливер заметил, что под маской напускного веселья Фанни пытается скрыть какую-то глубокую внутреннюю тревогу. Его сердце прямо исходило нежностью к ней, несмышленому, милому ребенку – почти ребенку… От желания крепко обнять Фанни, сидящую рядом с ним в экипаже, он чуть не терял рассудок. Но он должен был всеми силами сдерживаться – не только обстоятельства были совершенно неподходящими, но и сама Фанни вовсе не ждала и не желала от него нежности, любви, между ними могла быть разве что обычная, ни к чему не обязывающая дружба.
Однажды Фанни вступилась за него, когда мать упрекнула Оливера, что он зовет Фанни по имени.
– Ну что вы, мэм, я сама просила его так меня называть! Мы же с Лави всегда были как сестры, так что Оливер мне почти что брат!
Говорят, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Но Оливеру слишком мало было этой «синицы» – быть для Фанни только братом. Это было невероятно мучительно – ощущать ее недосягаемую близость…
Но и из положения брата следовало извлечь нечто. Если он войдет в доверие к Фанни, ему следует дать ей хороший совет, на который не способна его глупенькая младшая сестра.
Так что когда они уже покружили по церкви и часовне некоторое время, Оливер предложил Фанни выйти вместе с ним и немного посидеть на свежем воздухе. Та охотно согласилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– А сколько таких сказок вы мне наплели?
– Ни одной! – Он покачал головой. – Я ведь говорил вам уже, что не собираюсь водить вас за нос ни в чем. Вы бы моим сказкам все равно не поверили…
Эбби сперва рассмеялась беззаботно, но в следующий момент вдруг заметила в его светлых глазах удивительно серьезное выражение… До сих пор она считала, что он лишь лениво флиртует с нею, но теперь в его улыбке были настоящая грусть и горьковатая смешинка. И у Эбби в груди тоже что-то вздрогнуло, она уже готова была сказать себе: «Этого не может быть!» – но уже в следующую минуту мистер Каверли произнес очередную, крайне глумливую и неделикатную фразу, которая сразу же разрушила это хрупкое ощущение, которое мелькнуло у Эбби в сердце…
Правда, далее его поведение было безупречным, но в его манере не осталось ничего от облика влюбленного, так что вспыхнувшее было возбуждение Эбби быстро угасло. Она просто думала, что Каверли – прекрасный кавалер и что мысли у них очень близки, почти родственные души; ей не приходилось растолковывать, что она имела в виду, сказав то-то и то-то, или сдерживать свой язык из боязни его шокировать. Он заботился о ее удобстве, но ненавязчиво, обыденно: накидывал шаль на плечи без прижиманий и покровительственности; ведя к экипажу, не слишком сжимал ее ручку, хоть и не выпускал ее совсем. Так что когда Майлз, абсолютно житейским тоном, спросил ее, не хочет ли она составить ему компанию съездить в Веллс посмотреть собор, она ответила легко:
– О, с удовольствием! Посмотреть на конных рыцарей, они меня всегда, помнится, пугали!
– Что еще за рыцари? – с подозрением вопросил он.
– Там сделаны такие механические приспособления внутри фигур… Нет, я не буду вам рассказывать – увидите сами! А кто еще с нами поедет?
– Понятия не имею. Впрочем, можно взять с собой Фанни и юного Грейшотта.
Эбби усмехнулась:
– Вы можете еще и Лавинию пригласить.
– Э, нет! Оливер будет возражать. И потом, в экипаже на пятерых не хватит места!
– Тогда она может поехать вместо меня. Или миссис Грейшотт…
– Может быть, вы еще кого-нибудь предложите взять вместо себя? – осведомился мистер Каверли.
– Ну, леди Виверхэм, например! – с невинными глазками ляпнула Эбби.
– Нет уж, если мне позволено самому выбирать для вас замену, я возьму подругу вашей сестры, эту верную наперсницу – как там ее звать? Мисс Буттерброд? Нет, кажется, мисс Баккенбард? Как там ее фамилия? Она похожа на сильно вытянутого в длину кролика.
– Это мисс Баттербанк, – упавшим голосом сказала Эбби. – Одиозное созданьице, вроде вас!..
– Что вы, я гораздо более одиозен! И если вы соблаговолите высказать еще несколько ваших глубоких мыслей, я вам это, пожалуй, докажу…
– Нет-нет, я вам верю! – торопливо воскликнула Эбби и увидела, как в полутьме салопа кареты он улыбается.
Однако он продолжил довольно жестким тоном:
– Итак, вы поедете, мэм, или нет?
– Да, сэр, – сардонически вздохнула Эбби, – если только вы в последний момент не вздумаете взять вместо меня мисс Баттербанк…
Выводя ее из экипажа, Каверли с каменным лицом отвечал:
– Видите ли, я с удовольствием пригласил бы мисс Баттербанк, но, поскольку я пригласил вас первой, теперь уже ничего не поделаешь!
– Я проткнута шпильками, как святой Себастьян – стрелами! – простонала Эбби, капитулируя.
Глава 10
Их визит в театр породил неминуемые пересуды передовой общественности Бата. Никто, кроме суровой миссис Раскум, не увидел в этом ничего непристойного, однако новости о том, что мистер Каверли обхаживает мисс Абигайль Вендовер, облетели местное общество с изумительной скоростью. Раздувать слухи тут было нечего, поскольку обожатели у Эбби имелись и без Каверли, но тут было очевидно, что девушка явно поощряет джентльмена…
– Она пошла на спектакль одна с джентльменом! – возбужденно шептала миссис Энкрам. – Когда леди Темплтон рассказала мне об этом, я просто не поверила своим ушам – уж леди Темплтон я не могла не поверить… Ах, как бы я хотела сама поглядеть на них в ложе!
– Попомните мои слова – дело закончится перед алтарем! – авторитетно заявила леди Виверхэм. – Ну что ж, я им желаю счастья – чего же еще?
– Да, нежданный оборот! – с тонкой знающей змеиной улыбкой процедила миссис Раскум. – Впрочем, мне мисс Вендовер всегда казалась смелой, даже слишком смелой !
Конечно, Эбби понимала, что стала в театре объектом всеобщего любопытства.
А через пару дней Селина от одной своей знакомой уже услышала нетерпеливый вопрос, собирается ли Эбби принять сделанное ей предложение.
– Боже мой, никогда еще в жизни я не попадала в такую двусмысленную ситуацию! – объявила Селина. – Как неловко! Я, конечно, ее сразу осадила! Ты – и мистер Каверли! Нет, я готова была просто рассмеяться ей в лицо! Как она могла посметь даже предполагать такое – притом, что Каверли совершенно не может и рядом стоять с тобой по происхождению и по всему, хоть он и приятен в беседе, – хотя я знала с самого начала, что так будет… Дорогая, я просто умоляю и близко не подпускать к себе мистера Каверли, а то вот что начинают думать люди!
– Много шума из ничего! – стараясь изобразить на лице презрение, отвечала Эбби. – Хотелось бы думать, что ты ее хорошенько срезала! Вот уж о чем мне меньше всего надо заботиться, так это что скажет какая-нибудь из этих кумушек!
Словно недостаточно было этого, дальнейшее раздражение Эбби попытался вызвать мистер Питер Дунстон, который сообщил Эбби, будто его престарелая мать была просто шокирована поступком Эбби:
– Знаете, моя мама немножко старомодна, и мне с трудом удалось ее заверить, что я не разделяю ее негодования. Ведь вы не можете поступить неправильно, мисс Абигайль, я так ей и сказал. И если бы только я относился к доброму имени вашей семьи хоть вполовину так же наплевательски, как мистер Каверли, я сам бы пригласил вас на спектакль со мною вдвоем! Но я отношусь не наплевательски!
Эти экивоки так взбесили Эбби, что, если бы в ту минуту Майлз Каверли предложил бы ей ехать в Веллс вдвоем и там плясать голыми при луне у стен аббатства, Эбби не колеблясь согласилась бы – из чувства противоречия. Однако, не ведая о состоянии ее души, мистер Каверли не сделал ей столь смелого предложения. Но уже в Веллсе двое молодых вскоре ушли далеко в сторону, и Майлз, в сущности, остался с Эбби абсолютно наедине большую часть дня, о чем батские сплетницы, к мстительному сожалению Эбби, ничего не могли знать… Но эта печаль была быстро забыта, когда она показывала Майлзу любимый собор и он мог оценить его красоту молча, без дополнительных комментариев и вопросов с ее стороны. Эбби умиленно думала, что в лице Каверли нашла настоящего друга, гораздо более близкого по духу, чем все остальные, и его причудливые достоинства явно перевешивали все его причудливые недостатки. Она могла простить ему его цинизм, холодность его сердца, которая позволяла ему глядеть на житейские вопросы, доводящие других до исступления, с такой странной отчужденностью, что иногда он казался просто бесчеловечным… Конечно, двадцать лет изгнания не могли пройти бесследно – неудивительно, что он сделался таким черствым. Эбби ясно понимала, что в течение этих двадцати лет добродетельность и целомудрие вряд ли сопровождали его поступки, но в конечном счете это ее не касалось. Точно так же ее вовсе не интересовало, сколько у него было в жизни любовниц или каким порокам он предавался. Пусть прошлое таит в себе его тайны, а ей пусть достанется удовольствие от его настоящего…
Если Эбби и подумала хоть раз о Фанни, которая ускользнула от ее внимания, то лишь с надеждой, что девочка провела этот день так же приятно, как она сама. Фанни в начале экспедиции была в подавленности, хотя натужно пыталась изобразить веселье. Эбби в глубине души питала робкую надежду, что племянница поссорилась со Стэси. Может быть, Оливеру удастся переубедить ее – ведь простодушная Лавиния наверняка рассказала ему о трудностях Фанни. Эбби была уверена, что от Оливера можно ожидать только доброго совета, а совет от человека, которого Фанни посчитает своим другом, тем более ценен и убедителен.
Лавиния и в самом деле рассказала Оливеру о делах Фанни, но первый совет он тут же дал сестре:
– Тебе не следует пересказывать то, что говорит тебе Фанни! – спокойно заметил он.
– Но я ведь только тебе! Ну, и еще маме, конечно…
– Маме – еще куда ни шло, но только не мне. Я выслушал тебя только потому, что обо всех горестях Фанни уже знаю от мамы, и потому, что ты ей сочувствуешь.
– Еще бы! – серьезно сказала Лавиния. – Надо же так – влюбиться в молодого человека с самого первого взгляда! Это так восхитительно! А тут – всякие опасения, и только потому, что у него нет состояния, а ведь Фанни и сама может в золоте купаться…
– Дело не в этом, – в некотором сомнении заметил Оливер. – Точнее, не совсем в этом…
– Ну да, ты скажешь, что он привык к мотовству и вольной жизни, но…
– Нет, Лави, нет… – Оливер снова замялся, подумал и продолжал: – Видишь ли, Стэси уже не юнец, он мужчина. Он на дюжину лет старше Фанни, и он человек опытный…
– В том-то и дело! – с энтузиазмом подхватила Лавиния. – Именно любовь такого зрелого человека к такой молодой девушке и делает всю историю романтичной! Я не хочу сказать, будто Фанни не красавица, но ведь ему и в Лондоне, наверно, красивые девушки встречались пачками!
– Но ведь все дело в том, что он ведет себя не так, как подобает джентльмену! – остановил ее Оливер. – Джентльмен не станет встречаться с молоденькой неопытной девушкой наедине и не станет делать ей нескромные предложения прежде, чем переговорит с ее родителями или опекунами…
– Ах, Оливер, ты повторяешь все мамины слова – это так тоскливо! Сейчас ты еще добавишь, что Фанни надо покорно дожидаться, пока ее опекун подсунет ей жениха по своему вкусу?
– Нет, вовсе нет. Но только скажу тебе, Лави, если бы этот Каверли стал увиваться за тобой , я бы выбил ему все зубы – по крайней мере передние!
На Лавинию столь кровожадные планы произвели большое впечатление.
– Как?! Оливер! Неужели ты мог бы пойти на это?!
– Если хочешь, попробуй построить ему глазки, и увидишь, что я сделаю! – засмеялся Оливер. – И уверяю тебя, всякий мужчина поступил бы так же на моем месте!
Лавиния все еще была в больших сомнениях. Оливер взял ее за руку:
– Это не мое дело – вмешиваться. Но поверь, ты будешь плохой подругой Фанни, если не попробуешь ее переубедить.
Оливер не решался завести с Фанни разговор на эту тему. Он бы хотел, конечно, предложить ей послать к черту этого дешевого выскочку, каким, по его мнению, был Стэси, но, по его понятиям, посторонний человек не имел права вмешиваться в дела девушки, о которой сам мог только мечтать… Кроме того, совсем не по-джентльменски было бы расстраивать дела другого воздыхателя за его спиной. Оливер мечтал о поводе для ссоры со Стэси. Перед его мысленным взором проходили сладостные видения его дуэли со Стэси Каверли, он был готов на поединок, несмотря на свою слабость и болезнь, и был абсолютно убежден в своей победе.
Но видение это скоро пропало, ибо Оливер с отчаянием вспомнил, что не смог выдержать испытания Индией, и это наверняка означает провал его работы у дяди. Правда, дядя долго уговаривал Оливера не принимать близко к сердцу свою болезнь и свою неудачу: «Ведь уже ничего не поделаешь, верно? Это я себя виню, что послал тебя в Калькутту, – впрочем, ты приобрел жизненный опыт, который тебе послужит добрую службу. У меня есть для тебя место в моем торговом доме в Лондоне, но повременим с серьезным разговором, покамест ты еще не встал на обе ноги».
Леонард Бал книг был бесконечно добр, но Оливер мучился неприятным предчувствием, что ему предстоит стать заурядным клерком в торговой конторе; в этой должности ему суждено, наверно, провести еще долгие годы. Он не воспринял всерьез горячие заверения дяди Леонарда, будто он очень доволен работой Оливера в Калькутте, – что еще может сказать расстроенному племяннику любящий дядя?
Оливер приехал в Бат глубоко подавленный. Но по мере того как здоровье его поправлялось, выздоравливал и его дух, и теперь ему начинало казаться, что карьеру он сможет сделать гораздо быстрее, чем ему думалось в тяжелые минуты. Потом он стал перебирать все свои дела в Индии за два проведенных там года и постепенно стал склоняться к мысли, что дядя действительно имел основания быть им довольным. Почему бы нет? К бизнесу у него явно были способности, и работа ему нравилась. В принципе если бы он бахвалился, как многие другие юноши, он мог бы всем вокруг объявлять, что в Индии он прекрасно справлялся. Но Оливер был скромен, если не сказать застенчив, и строго хранил молчание о своих индийских легациях. Он лишь с нетерпением ждал того дня, когда доктор наконец объявит его годным для работы.
Но даже его оживающий оптимизм не позволял ему надеяться, что Вендоверы сочтут его достойной парой для Фанни. Оливер был взрослее своих лет и видел за страстной привязанностью Фанни к Стэси Каверли большие романтические грезы и пыл девичьей души, но с другой стороны, сердце красавицы – непостоянно. Оливер помнил, как в пятнадцать лет его сестра Лавиния неожиданно влюбилась в преподавателя своей семинарии и несколько недель просто не давала всем покоя своими дурацкими капризами и переживаниями. Но предметом ее увлечения был солидный профессор, с женой и пятью детьми, которых обожал, и он не обратил на Лавинию никакого внимания. Не найдя ответа, это девичье увлечение затихло вскоре само собой. А вот Фанни – Фанни попала в сети к человеку, который сам был готов поймать ее, искатель богатых невест, свободный от обязательств и жадный…
Мысли эти терзали Оливера. У Лавинии что-то сорвалось с языка (она тут же испуганно осеклась), из чего Оливер заключил, что Фанни всерьез подумывает сбежать со Стэси в Шотландию и выйти за него замуж тайно. Он узнал, что и мать его так поняла и что уже предупредила мисс Абигайль, но это не очень успокоило Оливера. Нет, мисс Эбби была далеко не дура и не растяпа, но Оливер ощущал, что в таком положении сестрам Вендовер может пригодиться мужская рука. И тут выяснилось, что поблизости нет другого доверенного человека, кроме как Майлз Каверли. Однако Майлз не выказывал ни малейшего желания во что-либо вмешиваться и оставался совершенно безучастен. Это Оливера не удивляло – он ведь провел в компании с этим человеком несколько месяцев и успел понять, что тому плевать с высокого дерева на всех, кто ему почему-либо не нравится. Ясно было, что такой тип, как Стэси, уж во всяком случае не может завоевать благосклонность Майлза, а соображения чести фамилии тоже ничего для него не значили. С другой стороны, даже морскому ежу было ясно, что Майлз очень даже неравнодушен к мисс Абигайль Вендовер. Оливер не мог напрямую говорить с Майлзом о таких щекотливых вопросах, но надеялся, что Майлз Каверли сделает что-нибудь из добрых чувств к Эбби.
Майлз был странный человек – такой холодный и неприступный, а иногда невероятно добрый. И если уж он с кем подружился, он готов будет сделать абсолютно все для друга – или подруги… Впрочем, Оливер не был уверен, что мисс Абигайль осмелится заговорить о своих затруднениях с Майлзом Каверли. Оливер предполагал, что его мать, вероятно, попыталась повлиять на Эбби и уговаривала отказаться от излишней щепетильности в этом безотлагательном деле.
По пути в Веллс Оливер заметил, что под маской напускного веселья Фанни пытается скрыть какую-то глубокую внутреннюю тревогу. Его сердце прямо исходило нежностью к ней, несмышленому, милому ребенку – почти ребенку… От желания крепко обнять Фанни, сидящую рядом с ним в экипаже, он чуть не терял рассудок. Но он должен был всеми силами сдерживаться – не только обстоятельства были совершенно неподходящими, но и сама Фанни вовсе не ждала и не желала от него нежности, любви, между ними могла быть разве что обычная, ни к чему не обязывающая дружба.
Однажды Фанни вступилась за него, когда мать упрекнула Оливера, что он зовет Фанни по имени.
– Ну что вы, мэм, я сама просила его так меня называть! Мы же с Лави всегда были как сестры, так что Оливер мне почти что брат!
Говорят, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Но Оливеру слишком мало было этой «синицы» – быть для Фанни только братом. Это было невероятно мучительно – ощущать ее недосягаемую близость…
Но и из положения брата следовало извлечь нечто. Если он войдет в доверие к Фанни, ему следует дать ей хороший совет, на который не способна его глупенькая младшая сестра.
Так что когда они уже покружили по церкви и часовне некоторое время, Оливер предложил Фанни выйти вместе с ним и немного посидеть на свежем воздухе. Та охотно согласилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26