А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я не должна и не хочу делать… такое снова.
– Полагаю, вы имеете в виду то, что в изысканно обществе называют «заниматься любовью».
– Меня совершенно не интересует, как это называется. И в этом ничего привлекательного нет.
– Вы так не считаете.
– Конечно, считаю. – Ее ответ был слишком поспешным.
Забрав у нее пустую тарелку, Колин поставил ее на крышку верхнего сундука.
– Вы этого хотите. Так говорит мне ваше тело. Даже когда я поцеловал вас при служанке, ваше тело сказало мне, что вы этого хотели.
– Неправда.
– Тогда мы попробуем еще раз, и вы можете попытаться меня остановить. – Колин склонился к ней. – Укусите меня, оцарапайте.
– Я не хочу этого делать.
Одной рукой приподняв ее, другой он выхватил из-под нее стул и, даже не притворяясь нежным, толкнул на кровать.
– Нет! – воскликнула Ферн. Но ее руки уже сомкнулись на его шее, а ноги сжали его бедра.
– Если бы я поверил, что вы действительно не хотите, я бы остановился. Больно только в первый раз.
– Меня не волнует боль. Я могу даже хотеть этого, совсем немножко, чтобы получить… остальное. Но я не желаю, чтобы меня снова обокрали.
– Тогда возьмите у меня. Возьмите больше, чем я. Вы знаете, как это сделать, вас это возбуждает. Я чувствую. И, держу пари, вы хотели этого всю дорогу.
Колин вел рукой по внутренней стороне ее бедра под нижними юбками, пока не ощутил влажное тепло входа. Ферн прерывисто дышала, тело напряглось, глаза расширились.
– Остановите меня, – приказал он.
– Не могу, – чуть слышно выдавила Ферн.
Он грубо ввел в нее два пальца, и она содрогнулась, радушно открывшись ему.
– Остановите меня, – повторил он.
Когда она покачала головой, его пальцы начали двигаться. С исказившимся лицом Ферн лихорадочно сжимала руки, пока ее ногти в конце концов не впились ему в шею.
Тело Колина мгновенно ответило вихрем сложных ощущений, жизнь в нем раскрылась, как цветок. Он чувствовал слабый запах белья под острым мускусным запахом женственности и требовательного желания Ферн. Чувствовал швы простыней под ладонями, горячее тело жены под ее одеждой, приятную влагу интимных мест под своими пальцами, но больше всего чувствовал себя. Каждый нерв его тела воспевал жизнь, это была не обычная неясная потребность удовлетворить свою похоть, безотлагательное стремление испить весь источник нового переживания.
Серые глаза Ферн по-кошачьи сузились, рот приоткрылся, и она провела ногтями по его шее, огненные бороздки восхитительно разрисовали его тело. Узор жизни.
– Тебе нравится это, – хрипло сказал он.
– Тебе это нравится больше, – прошептала Ферн.
– Ты уже не так бессильна, – заметил Колин.
Она выглядела почти удивленной и медленно улыбнулась ему.
– Полагаю, что да.
Ферн изучающе двинулась к мочке уха, сжала ее ногтями. Колина опалило жаром, и он порывисто ее поцеловал. Кажется, она впервые ожидала этого и поняла, что нужно делать, не тратя времени на борьбу мысли с инстинктом. Ее рот был влажным, розовые бутоны губ неприлично требовательными, он пил ее поцелуй, даже когда она слегка отодвинулась. Расстегнув панталоны, Колин освободил свое копье, и она запустила пальцы ему в волосы.
– Теперь я этого хочу, но медленно, – то ли приказала, то ли попросила она. – Медленнее, чем в прошлый раз.
Колин не ответил, но вместо того, чтобы грубо задрать юбки, как ему хотелось, он спокойно поднимал их, пока они не собрались на ее животе. Рука скользила вверх по бедру, и она лишь тихо постанывала. Наконец он вошел в нее, упиваясь напряженностью ее тела, когда оно сжало его, и острой болью, когда Ферн крепко схватила его за волосы, чуть не вырвав их с корнем. Он двигался у нее внутри, и боль пробуждала его лишенные жизненной силы нервы, заставляя непроизвольно убыстрять темп.
– Не спеши.
Ферн так дернула его за волосы, что он едва не потерял самообладание, но подчинился. Глаза у нее были крепко зажмурены, на лице абсолютная сосредоточенность, как будто она пыталась что-то вспомнить или найти. Потом дыхание стало прерывистым, и она выгнулась ему навстречу.
– Да! – крикнула она, дернув его голову вниз для поцелуя.
Колин погрузился в раскаленное добела освобождение. Как и прежде, ощущение было скоротечным, хотя оно в чем-то изменило его чувства. Только прочно укоренившаяся вежливость многих предыдущих связей не позволила ему всей тяжестью упасть на Ферн, когда его настигла волна усталости.
Должно быть, так и полагается себя чувствовать, думал он со все еще бешено колотившимся сердцем. Не удивительно, что молодые самцы не могут думать ни о чем другом. Раньше близость с женщиной казалась ему приятной в значительной степени потому, что давала облегчение. Половой акт был для него средством для снятия избыточного физического напряжения. А такого он никогда еще не испытывал. Это делало его неуверенным в себе, неуверенным во всем.
Потому он и стремился в Рексмер, где уладит финансовые неурядицы, вычеркнет из жизни тени прошлого, а если повезет, разберется с этими неизвестными ощущениями. Чем скорее он расставит все по своим местам, тем скорее вернется к своей нормальной, уединенной жизни без всяких потрясений.
Но, лежа с затуманенным рассудком, Колин уже не был уверен, что не хочет чего-то ещё.
Глава 8
– Это не очень походило на воровство, – удивленно прошептала Ферн.
– Надеюсь, ты получила удовольствие, – непроизвольно выдала ответ часть его мозга, видимо, равнодушная к тому, что с ним происходило.
– Да. Получила. – Она взяла его руку, и Колин почувствовал на ней ее горячее дыхание. – Теперь расскажи мне подробно, куда мы едем, или я никогда тебя не укушу, – сказала она дрожащим, возможно, от собственной отваги, голосом.
Убрав руку, Колин сел и взглянул на жену, растянувшуюся поперек кровати.
– Рексмер был фамильным владением уже четырех поколений нашей семьи, когда смерть дальнего родственника неожиданно принесла его хозяину титул барона.
– И почему мы туда едем сейчас?
Ферн нахмурилась, и у него возникло странное желание разгладить появившиеся на ее лбу тонкие морщинки.
– Потому что это самое отдаленное из моих владений. – Колин сказал жене полуправду. – Я никогда там не был, хотя отец подарил его мне на восемнадцатилетие. Неподалеку есть маленькая деревня, но в поместье не должно быть никого, кроме управляющего и его жены.
– Это единственная причина? – осторожно спросила Ферн.
– Ее вполне достаточно.
– Там и правда никого нет? Даже служанки?
– Разумеется. К чему служанка, если никто из моей семьи никогда там не жил?
Ферн покачала головой.
– Но что я буду делать? Мать нашла мне постоянную горничную и уже послала ее в твой городской дом, чтобы она ждала нашего возвращения. А теперь у меня вообще нет даже служанки.
– Прости, если это причиняет тебе неудобство.
– Кто будет застегивать мне платье? Кто причешет мне волосы?
– Раз тебе нужна помощь, я застегну платье. А что касается волос, то наверняка тебе не причинит вреда, если ты на какое-то время ограничишься более простой прической. – Колин начал уставать от ее мелкой озабоченности.
– Более простой! Я вообще понятия не имею, как одеваться. И ни разу не причесывалась самостоятельно. Меня учили, как организовать прием шестидесяти гостей, как сделать кружевной чепчик и башмачки для новорожденного, я знаю тридцать два вида стежков для вышивания, но я не имею ни малейшего представления, что делать с волосами.
– Научишься. Как научилась всему остальному, – резко ответил Колин, игнорируя странный, незнакомый укол вины.
Его жена еще так молода, ее знания так невелики в своем объеме и важности, он должен бы радоваться. Конечно, именно этого он и хотел, но теперь все изменилось, оба резко сошли с предназначенного им пути, а это главным образом его вина.
Ферн крепко сжала губы, словно подавляя гневный ответ.
– В чем дело? – спокойно поинтересовался Колин. Было нечестно вымещать на ней свое раздражение.
– Вам легко говорить, у вас есть камердинер, он и побреет вас, и почистит ваши сапоги, – ответила Ферн, хотя понимала, что похожа сейчас на капризного ребенка.
– Хочешь, чтобы я отослал его?
– Да, хочу. Может, это глупо и мелко, но да, я хочу, чтобы вы отослали его. Вы отняли у меня служанку, везете через всю Англию к месту, о котором я даже не слышала, так почему вы оставляете себе камердинера? – обиженно произнесла она.
Колин холодно взглянул на нее.
– Утром я отправлю его назад.
Господи, к чему эта ссора из-за пустяков? Когда они сошлись, все казалось правильным, а теперь он понятия не имеет, что делать с молодой женщиной, сидевшей рядом с ним. В действительности он вообще не знал ее и не собирался узнавать, ограничившись поверхностными знаниями из бесед по поводу светских банальностей или пустых разговоров о хозяйстве во время обедов.
Теперь он закрыт с ней в комнате, такой маленькой, что они едва могли двигаться, и останется здесь до утра. Минуты, казалось, падали вокруг него хлопьями снега, образуя сугроб. Что ему со всем этим делать? Как им провести время, не имея другого развлечения, кроме собственной компании? Они могут заняться совершенно определенным делом, не требующим внешней многозначительности. Несмотря на безумство последней кульминации, его тело уже готово к действию. Но все-таки он должен поговорить с женой. Неправильно, что между ними какой-то барьер, а он не в состоянии его преодолеть, спросив о чем-то более важном, чем о здоровье сестер или родителей.
– Ты в неудобном положении, – наконец сказал он. – Позволь, я помогу тебе раздеться на ночь.
– У меня даже нет ночной рубашки. Все в моем сундуке.
– Я знаю. Встань.
Ферн медленно подчинилась.
– Иди сюда.
Она шагнула вперед. Колин положил руку ей на талию и начал расстегивать пуговицы лифа. Он видел, как бьется пульс на ее горле, как напряглось ее лицо, и eго движения инстинктивно стали возбуждающими. Намного легче, когда могли говорить их тела, хотя он понимал, что этого будет недостаточно.
Расстегнув последнюю пуговицу, Колин провел кончиком пальца линию от ее шеи вниз, между грудями, а потом вдоль стальной планшетки корсета. Ферн, словно для устойчивости, схватила его за локоть.
– Думаю, я лучше всякой служанки.
– Это зависит от конечной цели, – сказала она, но легкая дрожь в голосе противоречила резкости ее слов.
– И какова же твоя цель? – серьезно произнес Колин. – Чего ты хочешь от всего этого? – Он кивком указал на то, что находилось между ними.
– Счастья.
– Счастье, – вздохнул он. – Возможно, я сумел бы достать тебе рубин магараджи, но счастье… выполнить подобное требование вряд ли мне по силам. Да и что такое счастье? Кто может сказать?
– Вы не можете? – Ферн с любопытством посмотрела на него. – Счастье – это… просто счастье.
– Ты его делаешь?
– Делаю? – Она покачала головой. – Нет, конечно.
– Тогда почему ты ждешь от меня, чтобы я дал его тебе?
Молча взвесив его слова, Ферн выпалила:
– О, вы считаете меня дурой!
– Нет, – спокойно возразил Колин, – я считаю, что ты не знаешь, чего хочешь и почему.
Она выглядела расстроенной.
– Я уже точно представляю, какой должна быть моя жизнь. Я довольная жена с довольным мужем и хорошо воспитанными детьми, с веселыми слугами, с друзьями из приличного общества. Все радужное и восхитительное, только, боюсь, женщина, которую я себе представляю, на самом деле не я. Она выглядит как я, улыбается как я, но воспринимает она все по-другому, не мои у нее чувства и мысли, не мой страх и гнев. Она безупречна. Безупречная жена безупречного мужа. – Ферн на миг умолкла. – Таким я вас и считала. Вы отвечали моему представлению. А если вы похожи, тогда, может быть, похожа и я.
Воображаемый человек. Безжизненная видимость светской безупречности. Ферн права, совершенно права, он стал именно таким. Но что скрывалось за этим холодно нарисованным обликом? До сегодняшнего дня его не заботило, есть ли там еще что-нибудь, но сейчас Колин вдруг испугался, что портрет может оказаться неполным.
– Очень хочется, чтобы мы уже были в Рексмере, – неожиданно произнес он, стягивая с нее лиф и обнажая гладкие округлости плеч.
– Я до сих пор не понимаю, что такого в этом Рексмере?
– Ничего. Только поместье, которое требует внимания, и именно его там не хватает.
Ферн беспомощно смотрела на него, пока он продолжал раздевать ее, сосредоточившись на этом занятии, чтобы игнорировать мягкое тело под своими пальцами.
– Я никого там не знаю. И меня не знает никто. Впрочем, это не важно, – сказал Колин, поскольку странного управляющего с его загадочными письмами вряд ли стоило принимать во внимание.
– Почему вы не хотите быть среди людей?
Легкая напряженность в ее голосе не имела никакого отношения к их разговору, инстинктивно понял Колин. Она вызвана тем, что он ее раздевает, а также их взаимным осознанием этого.
– Люди! – фыркнул он. – Люди меня не волнуют. Меня волнует общество. – Стянув с Ферн юбки, он молча наслаждался округлостями ее бедер, находившимися так близко к его телу. – В данный момент я сам не свой. Вернее, я лишь сейчас понял, что не знаю, кто я такой. Предпочитаю, чтобы о моем поведении судили после того, как я это пойму.
– То есть после того, как вы осознаете свою значимость, – ответила Ферн.
Он смотрел на спину ее рубашки с мелкими складками, которые образовались, когда одежда липла от жары к ее телу. Наконец он двумя руками взял Ферн за талию и прижал к себе. Она слегка дрожала. Она, изменившая его жизнь, все еще боялась его, потому что он больше, сильнее. Похоже, это было единственным преимуществом, которое он имел перед своей маленькой, нежной женой.
– Значимость, – повторил Колин. – Нет, будь у меня значимость, я бы не покинул Брайтон. Это не фасад.
Отступив, Ферн повернулась к нему.
– Я не могу в это поверить. Вы просто холодный, труднопонимаемый, может, осторожный. Моя сестра Флора осторожная, а многие считают ее равнодушной.
– Ферн, я не лгу. Я такой, каким ты меня видела, – устало сказал Колин.
– Но теперь я смотрю и вижу… вас, – прошептала она. – Вы здесь и смотрите на меня.
Он закрыл глаза, и у него вырвались почти непрошеные слова:
– Я чувствую себя другим, ожившим. Хотя не понимаю, что это значит. Но я чувствую себя и неудовлетворенным.
– Мной?
– Всем, – тихо засмеялся он. – Если не считать того, что ты делаешь со мной.
Ферн медленно кивнула.
– Думаю, это мне уже нравится. Боюсь, это неправильно с моей стороны, но теперь мне приятно, очень приятно. Хотя иногда было плохо, но это тоже хорошо. – Она погладила его шею, соль на ее руке немного жгла кровоточащие царапины. – Мне понравилось. Я этого хочу, как вы и говорили.
– Да, – ответил Колин.
Положив ладонь ему на шею, она чуть слышно выдохнула:
– Я могу ее сжать.
– Можешь, – согласился он.
– Я могу чувствовать, что делаю с вами, – прошептала она, улыбаясь.
– Я тоже могу чувствовать, что делаю с тобой. Даже отсюда могу чувствовать твой жар. Ощущать запах твоего желания.
– И это все, что у нас есть, не так ли?
– Но это есть, – настаивал Колин. – Вот что важно.
– Это начало, – произнесла Ферн, словно лишь наполовину уверенная в своей правоте.
– У нас будет намного больше, может, не сейчас, но будет обязательно.
– Я надеюсь, Колин, – серьезно ответила Ферн.
– А пока давай наслаждаться хотя бы тем, что у нас есть.
– Я не могу вам отказать. Не последний раз и не снова. – По ее телу прошла дрожь, но теперь скорее от желания, чем от страха. – Я слишком этого хочу.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся Колин.
Она села на кровать, потянув его за собой.
Глава 9
– Это здесь.
Еще одурманенная сном, Ферн выглянула из окна кареты и… ничего не увидела. Над дорогой стлался густой туман, собираясь в низинах, путаясь в кустарнике на более высоких холмиках местности, поросшей вереском.
Болота. Отец как-то упоминал о многочисленных планах добычи торфа, которые строили различные предприниматели, надеясь вырыть богатство из неплодородной земли. Но болото победило всех.
По мере удаления от гостиницы, в которой они провели ночь, местность становилась все более сырой и необитаемой. Последний трактир с платной конюшней остался уже за много миль отсюда, его хозяин, казалось, с подозрением смотрел на чужих людей. Холодная курица, приобретенная Колином, была невкусной, зато большой, ее остатки лежали в корзине, стоявшей у них между ног.
Ферн посмотрела на мужа. Когда местность стала голой, лишенной всякой растительности, Колин еще больше замкнулся. Он сидел напротив, прекрасный, неприступный, и ей даже не верилось, что с этим человеком она могла провести такую бурную ночь. Тем не менее она знала, что под дорогой серой тканью и белоснежным полотном остались следы ее ногтей и зубов, доказательства ее власти над собой и над ним. Легче было сделать… это, чем разговаривать, даже легче не думать… ни о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21