— Хуаристы! Не может быть, — бормотал он, хватаясь за тяжелую драпировку, закрывающую окно, потом бросил ее, когда жадное пламя охватило ткань. Он швырнул горящую ветку через комнату и бросился к двери, достигнув ее почти в тот же момент, что и Рафаэль.
Кулак Рафаэля врезался в челюсть Фелипе, запрокидывая его голову. Яростно, свирепо Рафаэль бил Фелипе, не замечая быстро распространявшегося пламени, игнорируя все, кроме примитивного желания убить. Его запястья кровоточили, изодранные попытками вытащить руки из грубых веревок; кровь капала на пол при каждом движении. Наконец крики Аманды прорвались сквозь окутавший его кровавый туман ярости, и Рафаэль остановился, позволив почти потерявшему сознание Фелипе рухнуть на пол, а затем бросился к Аманде.
— Скорее, — бормотал он, разрывая узлы, привязывавшие ее к креслу, — выбирайся отсюда.
— Но как же ты? А он? Пойдем вместе…
— Иду, иду! — рявкнул Рафаэль, но Аманда все медлила, глядя на него огромными глазами, полными мрачного предчувствия.
Жадное пламя лизало мебель и ковры, все еще расстеленные на полу, когда Аманда, подчинившись, распахнула дверь и, спотыкаясь, бросилась в коридор. Едкий дым жег ей глаза и горло, и она закашлялась, нащупывая дорогу по длинному задымленному холлу. Должно быть, огонь бушевал и в других комнатах. Фелипе явно не шутил, решив уничтожить асиенду вместе со своим братом и женой.
Злобные крики и выстрелы все еще слышались, подсказывая Аманде дорогу к выходу. Когда она появилась в клубах дыма, вырывающихся из двойных дверей асиенды, ее тут же схватили. Инстинктивно Аманда попыталась вырваться, отбиваясь руками и ногами, и остановилась, только когда услышала знакомый голос Рамона у своего уха.
— Рамон! — Она обернулась, хватая его за руки. — Рафаэль… он все еще там! И Фелипе… — Рамон оттолкнул ее и бросился к распахнутым дверям, как вдруг раздался еще один оглушительный взрыв.
Взрывная волна сбила с ног мужчин, женщин и перепуганных лошадей; осколки стекла усыпали двор, создавая еще больший хаос. Распростертая на земле, Аманда безразлично отметила про себя, что неподалеку от нее какой-то мужчина держит вырывающуюся Консуэлу, и маленькие алые струйки текут по лицу и рукам мексиканки там, где в нее попали осколки стекла.
«А как же я?» — подумала она, осматривая свои руки и удивляясь тому, что не чувствует боли. Кто-то поднял ее с земли. Рамон! Он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
— Нет, сеньора! Теперь я ничего не могу сделать… Никто не сможет войти в дом и выжить… Это бесполезно. — Рамон тяжело дышал, слезы струились по его черному от дыма лицу, смешиваясь с кровью из мелких порезов, и он не отпускал ее рук.
— Рамон, — голос Аманды был тих и спокоен, — отпусти меня. Кто-то должен помочь Рафаэлю.
Скорбные вопли Консуэлы заглушили отчаянный ответ Рамона, потом утихли до судорожных всхлипов, прежде чем слова ожесточенной брани наполнили воздух.
— Американская сука! — взвыла она, увидев Аманду. — Ты сделала это! Ты и твой любовник… Я рада, что он сгорел, слышишь? Ты должна была сгореть вместе с ним и с Фелипе…
Но Аманда не слушала ее. Все погибло — ее ребенок и мужчина, которого она любила, — все. Для чего ей теперь жить? Голова Аманды откинулась назад, нестерпимая боль пронзила ее.
Она рухнула на землю к ногам Рамона, не видя ничего и ничего не чувствуя. Там, где была боль, теперь все оцепенело, и она подумала, что никогда уже не станет прежней. Годы, тянущиеся, как огромная зияющая пропасть, будут такими же пустыми. Аманда содрогнулась, ее глаза закрылись; она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, на грязной земле двора.
— Querida…
Странно, она почти могла слышать его голос, он, похоже, звал ее, как раньше — querida. Этот знакомый хриплый голос, без сомнения, принадлежал Рафаэлю.
— Querida? — Рука тронула и слегка встряхнула ее, а потом острый запах дыма стал еще ближе и сильнее. — Открой глаза, Аманда.
Ее веки распахнулись; темные ресницы дрожали, когда она, не веря своим глазам, смотрела на мужчину, который нетерпеливо ее тряс.
— Рафаэль! Ты… жив!
— Нет. — Смех дрожал в его голосе и покрывал морщинками уголки глаз, золотых глаз, смотревших на нее с черного от дыма и сажи лица. — Нет, я не погиб. Может быть, немного поджарен, но все еще жив.
— О, будь ты проклят, Рафаэль! — выпалила она, злясь, радуясь и плача одновременно. — Почему ты не пошел со мной, как я просила, вместо того чтобы заставлять меня пройти через все это? Я думала, что ты умер! — Она обвила руками его шею и сказала, что в конце концов он действительно заслужил быть поджаренным, но, хотя он чрезвычайно упрям, она все же любит его.
— Я знаю, Аманда, и я тоже тебя люблю.
Он сказал это. После всех месяцев ожидания и слез, желания, казавшегося временами таким бесполезным, Рафаэль наконец-то сказал, что любит ее! Аманда подумала, что никакие другие слова никогда не были для нее столь драгоценны.
Глава 21
— Но, Рамон, как ты узнал, что Фелипе нашел нас? — спрашивала Аманда, нежно глядя на юношу, их спасителя. — Мы же были далеко от Каса-де-Леон, когда он захватил нас, и все время пробирались по заброшенным дорогам. Как ты узнал, куда ехать?
— О, очень просто! — Рамон рассмеялся выражению ее лица и махнул лепешкой, прежде чем откусить большой кусок. Они сидели за небольшим столом в жилище, принадлежащем одному из пеонов асиенды. В этой саманной хижине они отдыхали после сражения с огнем, сровнявшим Каса-де-Леон с землей. — Я получил письмо от Франчески Чавес — помните ее? — спросил Рамон и продолжил, когда Аманда кивнула. — Она писала, что, беспокоясь о вас, поехала навестить дона Фелипе. Дон явно был не в себе, говорилось в письме, так как, пока она находилась там, получил сообщение, что вы и Эль Леон отправились в Техас. Сеньорита сразу же поняла, что вас нужно предупредить, и поэтому послала вам письмо. Поскольку письмо вас не застало, его взял Пабло Ортега и передал мне. Видите, все очень просто!
— И как же ты нашел наш след? — спросил Рафаэль.
— Ну, это оказалось чуть труднее. Следов было слишком много, а я не следопыт, как вы, Эль Леон, поэтому и не смог добраться до вас раньше дона Фелипе. К тому времени как я приехал, ваш лагерь уже опустел. А теперь скажите, как вам удалось избежать огня и взрыва?
— Достаточно просто. Мы боролись, и когда я сбил Фелипе с ног, он ударился головой об угол стола. Я подумал, что он без сознания, и попытался выбраться в коридор, но когда коснулся дверной ручки, она была раскалена. Мне стало ясно, что я не смогу открыть дверь. — Рафаэль замолчал. Лицо его помрачнело, когда он вспомнил сцену в охваченном огнем зале. — Я бросился к окну, но занавеси полыхали так жарко, что я не смог даже приблизиться. И тут я увидел Фелипе — он полз к двери, чтобы открыть ее, и смеялся, потому что собирался запереть меня. Я криком предостерег его, но Фелипе встал и распахнул дверь… — Рафаэль замолчал на мгновение; мускул на его щеке задергался, а руки вцепились в обшарпанную столешницу. — Взрывом меня выбросило через окно во двор, а вот Фелипе… Падая, Я слышал его крик.
У Аманды сжалось горло, но она не могла найти в себе жалости к человеку, который сделал ей столько зла. Переполненный ненавистью и злобой, Фелипе намеренно вбивал клинья между ней и Рафаэлем, и он — чего она никогда не сможет простить — оставил ее ребенка умирать.
Боже… В ее памяти вспыхнула картина лагеря. Образ Стивена, сидящего на одеяле, ранил ее так сильно, что у нее перехватило дыхание. Все же Аманда заставила себя задать Рамону главный вопрос и в ужасе ждала ответа.
— Рамон… когда ты нашел наш лагерь… ты… ты видел что-нибудь?..
— Madre de Dios! — Рамон покрутил головой, проклиная себя за глупость, и стрелой выскочил из хижины. Он скоро вернулся, держа на руках беспокойного младенца, загоревшего на солнце и громко возмущавшегося тем, что его разбудили, но живого и здорового. Извиняясь, что забыл о нем во всей этой суматохе, Рамон передал малыша Аманде.
Сначала она не могла говорить, обнимая Стивена так крепко, что он внезапно заревел, а потом слезы облегчения заструились и по ее лицу. Это было чудо, на которое она не могла даже надеяться, и Аманда пробормотала благодарственную молитву.
— Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя, Рамон? — проговорила она, тщательно осматривая Стивена — он был измазан грязью, а его янтарные глаза, так похожие на глаза Рафаэля, припухли от плача. К счастью, ребенок оказался совершенно цел.
Лицо Аманды сияло, когда она подняла глаза на Района, и юноша покраснел.
— Я знаю, что словами этого не выразишь, — прошептала она, — и поэтому хочу найти какой-то способ отблагодарить тебя сейчас.
— Возьмите меня с собой в Техас, — быстро сказал Рамон, пожимая плечами в ответ на удивленный взгляд Рафаэля. — У меня нет семьи, и Эль Леон заботился обо мне с тех пор, как когда-то давно спас от французов. Он стал мне как брат.
Улыбка тронула губы Рафаэля, играя в уголках его глаз, когда он протянул руку, чтобы погладить прямые черные волосики на головке Стивена.
— Ты спас мою жизнь, жизнь Аманды и жизнь моего сына, Рамон. Мы всегда будем тебе рады.
— Да, Рамон, наш дом всегда будет твоим домом, — растроганно подтвердила Аманда.
— Падре здесь, — крикнула Мария, стоя у лестницы большого дома в Буэна-Виста. Поправив свое лучшее платье пухлыми руками, она собрала выбившиеся пряди в аккуратный пучок на макушке. — Скорее, Аманда! Вечно опаздывает, вечно опаздывает, — бормотала она, не обращаясь ни к кому конкретно и качая головой, торопливо возвращаясь к двери в гостиную.
— Они будут здесь через минуту, падре. Садитесь, por favor.
Кивнув, старый священник, слишком древний, чтобы исполнить обряд венчания, опустил свое грузное тело в кресло. Поездка его утомила, но было так приятно снова увидеться с отцом Рикардо. Ему давно не представлялась такая возможность, и он наслаждался своим пребыванием в Техасе. И не важно, что отцу Рикардо пришлось уехать — ах, бедная, бедная сеньора Гонсалес, она так стара и больна — и вот теперь ему придется вместо него совершить это венчание, хотя он уже давно этого не делал. Что ж, ему очень нравились свадьбы — это всеобщее веселье и вкусная еда; гораздо приятнее, чем ехать по пыльным дорогам, чтобы произнести последние молитвы над какой-нибудь бедной душой.
Падре пробежал глазами бумаги, которые держал в руках, прочел имена, тщательно выписанные на них, и улыбнулся. Вот как! Это было просто удивительное совпадение.
— Отче? — донесся голос с порога, и он, ухватившись за гладкие деревянные подлокотники, встал с кресла.
— Si, дитя мое.
Красивая девушка, подумал отец Адольфо. И какого пригожего юношу произвели на свет Луис и Анжелика.
— Твой отец преуспел, юноша, — объявил он, широко улыбаясь, и Рафаэль неуверенно взглянул на него.
— Да? Вы знали моего отца, падре? — Рафаэль переглянулся с Амандой, его темные брови вопросительно поднялись.
— О да, конечно, знал. Как еще, вы думаете, я могу знать, что он преуспел? — раздраженно ответил старик и добавил: — Однако полагаю, вы вряд ли знаете, кто я такой.
Отец Адольфо поднял взгляд и увидел прищуренные золотые глаза. Он отметил про себя, что у Рафаэля глаза матери, прежде чем сказать:
— Видите ли, я их венчал. Это было в Новом Орлеане, до того, как Луис увез молодую жену в Мексику. Ах какой красивой они были парой! — Его глаза потеплели, когда он отвернулся к окну, глядя в далекое прошлое и то, о чем Рафаэль мог только догадываться.
— Когда это было, отче? — не мог не спросить Рафаэль, хотя и не ждал, что старый священник сможет вспомнить — нельзя требовать от судьбы слишком многого, — дай какое это теперь имеет значение? Так ли уж важна для него Каса-де-Леон? У него есть Аманда, а это самое главное.
— Когда же это было?.. — Отец Адольфо покачал седой головой, его кустистые брови напряженно сошлись на переносице. — Вот молодежь, вечно задают вопросы, когда, будь у них хоть капля здравого смысла, могли бы просто прочитать сами. Чтение — лучший способ узнать что-нибудь, знаете ли. Ты умеешь читать, юноша?
— Si, падре, я хорошо умею читать. — Рафаэль весело взглянул на Аманду. — Возможно, если бы вы могли сказать мне, где найти дату венчания моих родителей, это могло бы помочь.
— Так почему бы тебе просто не спросить меня, а? Если это все, что ты хочешь узнать, то нет ничего проще. — Падре вытащил черную книжечку в кожаном переплете. Требник, предположил Рафаэль… и ошибся. Лизнув палец, пожилой священник перелистал страницы, сухие и шуршащие, как осенние листья. Что-то бормоча себе под нос, он наконец произнес: — У меня тут все записано, так что я не забуду. Так лучше, чем рассчитывать на все эти небрежные записи в судах и все такое. А, вот оно, видите? Луис Леон и Анжелика Бове… м-м… обвенчаны… По-моему, здесь написано «девятого декабря тысяча восемьсот тридцать восьмого года». Не могу сказать, чернила немного поблекли. Книжка как-то упала в воду, лет десять назад. — Старик захлопнул книгу и посмотрел на Рафаэля. — Молодой человек, с тобой все в порядке? Ты не собираешься отказаться от этой свадьбы? Объявление уже сделано и все прочее, так что это будет очень плохо с твоей стороны.
— Нет. — Рафаэль готов был расхохотаться, но ему удалось сохранить серьезное лицо. — У меня нет намерения отказаться от этого брака, падре.
— Уже испугался? — раздался голос, и в гостиную в шелесте атласных юбок и хрусте крахмальных кружев вплыла Франческа Чавес. — Я услышала, что вы собираетесь отступиться, дон Рафаэль?
Улыбаясь, Рафаэль посмотрел в глаза Аманде:
— Нет, сеньорита, вы не услышите от меня таких слов. Но Франческа уже повернулась к Аманде:
— Я забыла сказать, что Агнес дю Сальм шлет тебе наилучшие пожелания, Аманда, и надеется, что ты поймешь, почему она не может приехать.
— Конечно, я понимаю, — ответила Аманда, зная, что покинуть Мексику было единственным выходом для отважного принца и его жены. Возможно, где-нибудь в Европе жизнь окажется более благосклонна к ним и когда-нибудь они смогут снова посетить Соединенные Штаты. Получив приглашение Аманды, Франческа оставила Сан-Луис как могла быстро и привезла с собой массу новостей о событиях, произошедших после казни Максимилиана.
— Это ужасно, — вздыхая, призналась она Аманде, — но Хуарес не выдаст семье тело императора до тех пор, пока австрийский император официально не признает дона Бенито президентом мексиканской республики.
— Хуареса приводит в бешенство, когда американская пресса осуждает его действия, и он злится, читая в «Нью-Йорк трибюн», что Мексика обязана своей свободой Америке больше, чем кому бы то ни было, а Максимилиана расстреляли вопреки желанию американского народа. — Аманда печально покачала головой. — Жаль, что мало у кого есть такая же возможность взглянуть на эту войну с обеих сторон, какая была у меня. Ты знаешь, Франческа, я почти симпатизировала Максимилиану и Карлоте, но я видела и несправедливость по отношению к мексиканскому народу. Думаю, Хуарес будет хорошим правителем — ведь он всем сердцем стремится к процветанию страны.
— Si, так и есть, — согласилась Франческа, и они обе молча возблагодарили Бога за то, что война закончилась.
— Уже пора? — Рамон морщился, вытягивая шею в жестком непривычном воротнике крахмальной рубашки. Его волосы, как всегда непокорные, начали, несмотря на использованное им огромное количество масла, отделяться от головы и торчали, словно маленькие рожки; Рамон то и дело застенчиво приглаживал их рукой.
— Si, почти пора, — ответила ему Мария и торопливо вошла в гостиную. — Теперь нам нужно выйти наружу, падре, потому что клятвы должны быть произнесены под большим дубом рядом с домом.
Даже жара последних дней августа была приятной, потому что огненный шар солнца, поднимавшийся на востоке, улыбался земле мягче, чем в предшествующие недели. Под мелодию, которую нетвердой рукой наигрывала на старом клавесине младшая сестра Франчески, маленькая процессия вышла из дома и остановилась в пестрой тени громадного, поросшего мхом дуба. Мягкий бриз шептался с листьями, приподнимая кружевную вуаль Аманды, и серый мох, словно пряди ангельских волос свисающий с ветки, покачивался, щекоча щеку Стивена и заставляя его смеяться.
Одетая в кремовое платье, Аманда была очаровательной невестой, ее темные волосы лежали гладкими крыльями по обеим сторонам лица и собирались на затылке в пучок локонов. Она выглядела такой безмятежной, ее лицо светилось, словно у сошедшей с небес Мадонны; огромные, окаймленные густыми ресницами сапфировые глаза излучали из своих глубин любовь. А когда она поднимала глаза на Рафаэля, на его строгий, как у древней статуи, профиль, скользя взглядом по чистой линии его носа, губ и подбородка, внимание всех окружающих притягивалось к ним словно магнитом. Он такой высокий, стройный и темноволосый, и она такая изящная, хрупкая и очаровательная — просто глаз не отвести от этой пары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39