Она родилась в Сталинграде, прожила в нем годы детства и в юном возрасте со всеми ужасами войны, которые выпали на долю этого города. Их семья очень пострадала. Прямо во дворе, во время бомбежки, в возрасте сорока восьми лет был убит папа. Двое суток не могли похоронить из-за сильного обстрела (могилу копали сами, помочь было некому). С ними еще проживала бабушка (как и у нас), которой из-за преклонного возраста было особенно трудно. Немного позже сильно ранило маму, и она слегла, так что все тяготы, свалившиеся на них, легли на далеко не крепкие плечи Люды (Люси, как называли ее в семье). А через какой-то промежуток времени в дом попала бомба, видимо зажигательная (а он был деревянный, поэтому сгорел), так что лишились и крыши над головой, хотя остались живы... Люде приходилось, рискуя жизнью, добывать пищу и воду - за всем этим тянулись целые вереницы обездоленных людей... Потом, когда немного поутихло, с помощью каких-то знакомых перебрались в более безопасное место, оттуда добрались до Астрахани, где оказался кто-то из родственников. В общем, хлебнули горя сполна...
В одном из писем, Мишенька, я уже кое-что писала о своем детстве, начиная с рождения. Вот с того момента меня подстерегала страшная участь: лишиться родной мамы такой крохотулечкой (где-то в месячном возрасте, когда маму не могли разбудить после хлороформа). Потом, примерно в двухлетнем возрасте, надо мной нависла та же участь. Мама тяжело заболела и находилась в больнице при смерти. Лечащий врач сказал, что состояние критическое, надежды никакой, разве только сотворит чудо молодой организм. Дедушка привел меня, чтобы проститься, но мамочка моя совершенно не отреагировала, будучи без сознания, и я, конечно, по малолетству своему, не могла осознать всего ужаса беды, нависшей над нами... Однако судьба или Бог (а может, рождение мое "в рубашке") смилостивились, и мама осталась, на счастье, жива, - ей даже суждена была долгая жизнь...
Когда маму выписали из больницы и папа привез ее домой, то внес в дом на руках - это был живой труп. Постепенно она стала приходить в себя, организм начал как бы обновляться, и через некоторое время мама просто расцвела. А я на радостях стала оказывать ей помощь: очень любила заметать (причем веник где-то был раза в два больше меня). И вот однажды, взявшись за работу, забралась под кровать (мама рассказывала мне, когда я была уже постарше). Слышу, говорит, твой плач, довольно сильный, но несколько приглушенный. В первый момент от волнения не могу понять, где ты, потом соображаю, что под кроватью (а она широкая, застелена довольно плотным марлевым одеялом, вот это, естественно, приглушило звук). С трудом вытаскиваю тебя - плачущую, забившуюся в уголок вместе с веником, протягивающую мне ручку. Оказывается, в одном из пальчиков сидит заноза, быстро ее вытаскиваю - и все страхи с болями остаются позади. Спрашиваю: "Лялечка! Зачем же ты залезла с веником под кровать?" - "Чтобы чистенько было!" Какое-то время, рассказывала мама, я обходила стороной злополучный веник, боясь к нему приблизиться, но такое длилось недолго - любовь к заметанию взяла верх, и "работа" возобновилась. Кстати, всю жизнь любила заниматься уборкой - особенно заметать. Папа всегда подтрунивал надо мной, говоря: "Наша дочь с неизменным своим спутником!" И довольно точно копировал...
Как и каждого, живущего на земле, меня подстерегали беды, граничащие с опасностями серьезными, угрожающими жизни даже. Описанное выше происходило в Павлограде Днепропетровской области (это наша с папой родина). Но вот мы переезжаем в Бердянск Запорожской области, который находится на Азовском море. Проживаем в курортной местности и, конечно же, ходим купаться (мне где-то лет пять). Родители мои всегда с ужасом вспоминали момент, когда меня накрыло большой волной и понесло в море (я сидела на берегу, играла в песке). К счастью, с нами находился папа (он хорошо плавал, частенько далеко отплывал и в это время мог, конечно, отсутствовать, мама же вообще не умела плавать, да и растерялась, от сильного испуга у нее онемели руки и ноги). папа быстро и ловко выхватил меня из морской пучины, а я смеюсь, понравилось дурешке малой...
Однако хватит воспоминаний о детстве, до следующего моего послания.
Теперь, дорогой мой, хочу коснуться твоего письма, написанного 25 ноября 1942 года. В данном конверте я тебе его высылаю. Оно, пожалуй, самое большое из всех написанных тобой писем. Пришлось над ним немного поработать, то есть навести химическим карандашом (каким написано), да так, чтобы не исказить твой почерк...
Думаю, что в какой-то степени мне это удалось. Ксерокопия сделана, хотя и не очень четкая, но прочесть можно (все-таки оригинал давний и бумага, на которой написано, не белая). Прочтешь, мой друг, и вспомнишь былое - такое тяжелое, связанное с потрясающими переживаниями душевными, а также с колоссальными физическими перегрузками и, безусловно, - смертельными опасностями...
Одновременно высылаю вырезку из газеты, которая попала ко мне не помню каким образом, касающуюся освобождения Сум в сентябре 1943 года. Она имеет весьма затрапезный вид, но ты уж извини. Я ее наклеила на бумагу, чтобы придать ей приличия, думаю, что прочесть сможешь. На обороте написаны данные о населении города в настоящее время. Услышала по радио 17 февраля 1999 года. Вспомнила, что 11 сентября 2000 года твоему племяннику Лене исполнилось бы 60 лет...
10 мая 2000-го была передача, посвященная 55-й годовщине Великой Победы. Длилась она недолго: минут 10-12. Вспоминали песню "Синий платочек" - музыка Петербургского, слова Я.Галицкого и М.Максимова. Запись на радио существовала в 1940 году, когда исполнителями были Л.А. Русланова и И.Д. Юрьева. Я с большим удовольствием их прослушала, ибо известно было исполнение К.И. Шульженко, где был уже текст, связанный с военными действиями, который распространился по-быстрому как в тылу, так, видимо, и на фронте. А вот довоенный текст был другим, запомнить который мне, естественно, не удалось. В памяти зафиксировались только последние строки: "Напиши мне, дружочек, несколько строчек, милый, любимый, родной!" Вот так! Напиши, Мишенька, хоть несколько строчек... Буду ждать твоего подтверждения о получении отправленного мною. Писала с перерывами, не суди строго, причин уважительных хватает.
Целую тебя, обнимаю сердечно!
Всегда с тобою
Ольга...
P.S. Еще решила выслать копию письма военных лет, написанного на мое имя, нашего большого, умного и преданного нам друга - очень веселого человека, которого мы все искренне уважали и любили от всей души. О нем я тебе уже писала как-то в одном из своих писем. В данном его послании речь идет о нас с тобой, поэтому и высылаю на память.
Оля (Ляля).
А вот еще письмо в форме двух чудесных, нарядных как бы открыток...
На одной большущими буквами - поздравительные слова на ридной для Ольги украинской мови написано: "З Новим Роком та Риздвом Христовым!" На другой, с красными розами и какими-то другими немыслимой красоты цветами: "В День Нарождення з любов'ю".
Первая заключала в себе текст письма.
Оно начиналось так, как и все ее письма из Закарпатья:
Ужгород, 23 декабря 1998 г.
Миша, дорогой мой!
Сердечно поздравляю тебя с Новым годом и Рождеством! Пусть в твоем доме всегда живут вера, надежда и любовь. Желаю, чтобы друзья были верными, враги- открытыми, а родные - близкими. Много радостных, солнечных дней тебе в наступающем 1999 году!
Хочу сообщить о том, что дважды отметила твой юбилей, конечно, при помощи своих соседей и друзей. 21 ноября (в день Михаила Архангела) пришли ко мне соседи; вечер прошел в хорошем расположении духа, с некоторым литературным уклоном, пожеланиями здоровья, долголетия имениннику. 9 ноября пожаловали друзья - коллеги бывшие; произнесенные тосты в честь дня твоего рождения были исключительно душевными, с пожеланиями долгих лет жизни и дальнейших творческих успехов; не обошлось без добрых пожеланий и в мой адрес. Михаил Петрович с большой теплотой вспоминал встречу с тобой в Москве осенью 1985 года, подаренную ему книгу "Драчуны" (кстати, он был очень нездоров и все же пришел). Время провели приятно, интересно, в приподнятом настроении, остались все довольны.
Не могу обижаться - меня не забывают, по возможности навещают, звонят по телефону. Днем и вечером мне немного легче - я занята делами, а вот ночами - тяжко: прокручивается вся жизнь, потеря родных и близких болезненно отдается в сердце, остро ощущаю одиночество...
Интересует меня, друг мой, получил ли ты мои послания, отправленные заказными 23/X-98 г. и 11/XI-98 г. Подтверди, пожалуйста, предыдущих получение, а также - данного. Буду ждать весточки от тебя или звонка телефонного. Будь здоров, родной!
Во второй открытке (назовем ее так), которая из роз и иных волшебных цветов, помещены стихотворные строки и коротенькие слова поздравления от самой Ольги.
Улетают года, словно пух тополей.
Не грусти, провожая их взглядом.
Ведь года - не беда
И совсем ерунда,
Коль семья и друзья с тобой рядом...
И от Ольги:
Пусть все задуманное тобою, благодаря упорству твоему, целеустремленности и вере, воплотится в жизнь. Доброго тебе здоровья желаю от всей души, милый, дорогой Миша! Обнимаю, целую.
И опять поздравительные открытки. Их не две, а три. И все празднично нарядные, в цветах, радующих глаз и душу, даже тексты в них написаны красными чернилами при изумительном Олином почерке.
Начну с первой:
9 мая 2001 года - первый в новом тысячелетии День Победы!
С праздником, дорогой Мишенька! Поздравляю сердечно, от всей души с 56-й годовщиной Великой Победы! Желаю еще много лет встречать этот светлый, незабываемый День в добром здравии, благополучии. Получила твою бандероль с книгой и письмом - благодарю. Очень огорчилась тем, что мое послание могло быть утраченным - ведь в нем находились твои письма, которые представляют для тебя и большой интерес, и огромную ценность. Но слава Богу, этого не случилось, чему я очень рада. Однако в своем письме ты не упоминаешь о моем предыдущем послании, в котором было отправлено твое письмо от 25 ноября 1942 года - самое большое и, по твоему же определению, необыкновенное - все было послано 17 октября 2000 года, с моим письмом подробным на 12 страницах и еще кое-что. Получено ли это все тобою, друг мой, - напиши, пожалуйста, Миша. В данном своем послании высылаю тебе: одну открытку твою (первую, написанную мне) из Чирчика (город близ Ташкента, откуда я отправлялся в Акмолинск. М.А.) 31 декабря 1941 года, посланную на адрес моей подруги в Свердловск, три письма твоих 1942 года под номерами 2, 3 и 4 (в порядке получения). Прошу тебя подтвердить и это.
Я продолжаю очень болеть, состояние моего здоровья не улучшается. Хочется ведь выполнить свое обещание, данное тебе, дружочек, а именно: постепенно переслать твои письма военных лет, написанные мне в ту пору.
Еще с прошлого года у меня очень болит левая нога в коленном суставе: передвижение стало затруднительным, с острыми болями. А беда с ногой началась много лет тому назад, ровно за две недели до папиной смерти. Я находилась в отпуске (обычно брала таковой поздней осенью, когда мною уже была сдана подписка). Шла домой с покупками, как всегда, торопилась. Дойдя до главпочтамта, решила посмотреть на часы, установленные на фасаде здания, оступилась на ступеньках и упала, сгоряча поднялась, подхватила свою ношу и стала идти, но, сделав несколько шагов, почувствовала, что мне дурно, не помню, как добралась до барьера и, видимо, стала терять сознание, перед глазами замелькали разноцветные пятна, наступила темнота, началась тошнота и все...
На мое счастье, в этот момент подошел к почте мой сослуживец - он и оказался моим спасителем. Отойти от меня он не мог - я не держалась на ногах, поэтому ему пришлось попросить проходящего мужчину вызвать "скорую".
Машина пришла быстро, и меня доставили в поликлинику, где мне оказали помощь, признав сильное сотрясение и резкое поднятие кровяного давления... А мой спасатель сам-то долго не прожил, всего три года, не дожив и до шестидесяти. В прошлом - фронтовик, переживший ранение в голову и контузию, по виду здоровый, цветущий, к сожалению, ушел из жизни.
На этом кончаю. Извини, пожалуйста, Мишенька, за весьма бестолковое, малосодержательное письмо.
В мыслях всегда с тобою
Ольга.
На второй открытке поставлена дата - 29 ноября, обозначавшая день моего рождения. Под ним маленькое стихотворение:
Закон природы так суров,
Бегут года в потоке века;
Как много есть хороших слов,
Чтобы поздравить человека.
Но не ищу я ярких слов,
А просто от души желаю:
Здоровья, счастья и цветов
И жить до ста, не унывая.
А ниже - уже от Ольги:
Славный, дорогой Миша!
Присоединяюсь к добрым пожеланиям, изложенным в стихотворении, искренне поздравляю с днем твоего рождения, друг мой. Сердечно обнимаю, целую.
Ольга.
Прими, пожалуйста, поздравление и от моих друзей, соседей - твоих поклонников и почитателей, - много добрых пожеланий на жизненном пути.
В данном конверте высылаю еще и открытку с твоим фото, сделанную с карточки, присланной мне в 1942 году, а также переписанное мною стихотворение из "Роман-газеты", которое не могла читать без слез, написано трогательно...
Прошу тебя, Мишенька, подтвердить получение как этого послания, так и предыдущего, отправленного 23.10.98 года заказным письмом, довольно увесистым.
9.11.98 г.
Ольга.
В третьей открытке помещена помянутая Ольгой малюсенькая фотокарточка, снятая в самый тяжелый день боев на ближних подступах к Сталинграду. Над ней сказано: "Политрук минометной роты М.Н. Алексеев. Район Абганерево. Август 1942 г.". А под фотографией, сделанной тогда моим другом Валентином Тихвинским для партбилета, мои слова: "Дорогой Оле от Михаила Алексеева на память - 11.9.42". В этой же открытке стихотворение. Его автор - мой большой друг, к сожалению, уже ушедший из жизни. Оно написано, когда до нас, фронтовиков, в особенности уже немногих участников Сталинградской битвы, дошла весть о медленном и, казалось бы, неотвратимом разрушении знаменитого монумента на Мамаевом кургане. Поэт Владимир Федоров обратился к своим соотечественникам, и прежде всего - к молодым:
Спасите памятник!
Погибает памятник на Волге,
Где березы тужат о бойцах.
На курган Мамаев путь был долгим,
Весь в кровавых ранах и рубцах.
Трещины змеятся, как гадюки,
Жалят в сердце нас, фронтовиков.
Внуки! Внуки! Приложите руки
Память долговечнее веков.
Мы свое сказали - спору нету.
Нам не надо никаких наград.
Сталинград когда-то спас планету.
А теперь спасите Сталинград!
Над стихотворением помещено посвящение: Михаилу Николаевичу Алексееву. Но поэт имел в виду, конечно, всех нас, участников Сталинградской эпопеи, этого величайшего сражения ХХ века.
Мне бы в данном случае хотелось бы обратить внимание моих читателей на одно весьма важное обстоятельство.
Стихотворение это появилось в седьмом номере "Роман-газеты" за 1998 год. Как именно этот номер мог оказаться в руках Ольги Николаевны Кондрашенко, живущей какой уж год в Закарпатье, где для нее, казалось бы, оборвались все связи с бывшей для нее великой державой по имени Советский Союз? Но вот нашла же, и не могла не найти, поскольку речь идет о Сталинграде, повенчавшем ее со своей собственной судьбой, героической и трагической одновременно.
Сталинград! Ты с нами, ты наш, мы не отдадим тебя никому и никогда! Ты наша слава и гордость! Ты бессмертен! В тебе и наше бессмертие, как и Отечества нашего!
Глава третья
Роковое письмо
...Письма мои, написанные в окопах Сталинграда и на других фронтах, перекочевав вместе с моей верной подружкой из Ирбита в Ужгород, то есть из южного Урала в Закарпатье, продолжают одно за другим возвращаться ко мне.
Начну с письма, которое до крайности осложнит наши с Ольгой отношения. Вот оно, это письмо:
Оля! Дорогая моя крошка!
Сегодня, то есть 29 января, я получил от тебя, моей славной девчурки, письмецо, датированное 4 января 1943 года. Я вместе с тобою порадовался за твою встречу с дорогим папой. Так же, как и тебе, мне хочется дождаться того дня, когда наша семья будет вся в сборе.
Ну конечно, я не против этого!..
Я полюбил тебя, моя славная, полюбил не на шутку, полюбил вашу дружную, милую семью и очень бы хотел стать членом этой семьи...
Мне также хотелось бы, чтоб с этого письма ты, Оля, считала меня своим навсегда... Хотя у нас и не было формального акта, но пусть, пусть ты уже будешь моей подругой, женой... И я вернусь только к тебе. Сказал, понятно, я тебе всю правду. Да и вообще я привык говорить людям только правду, а тебе тем более.
У меня сегодня тоже знаменательный день. Здесь, в священном для каждого русского сердца городе, враг испускает последние предсмертные вздохи.
И мы окажемся в глубоком тылу. Конечно, на короткий срок.
Оля, милая, если б ты знала, свидетелем каких великих событий довелось мне быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
В одном из писем, Мишенька, я уже кое-что писала о своем детстве, начиная с рождения. Вот с того момента меня подстерегала страшная участь: лишиться родной мамы такой крохотулечкой (где-то в месячном возрасте, когда маму не могли разбудить после хлороформа). Потом, примерно в двухлетнем возрасте, надо мной нависла та же участь. Мама тяжело заболела и находилась в больнице при смерти. Лечащий врач сказал, что состояние критическое, надежды никакой, разве только сотворит чудо молодой организм. Дедушка привел меня, чтобы проститься, но мамочка моя совершенно не отреагировала, будучи без сознания, и я, конечно, по малолетству своему, не могла осознать всего ужаса беды, нависшей над нами... Однако судьба или Бог (а может, рождение мое "в рубашке") смилостивились, и мама осталась, на счастье, жива, - ей даже суждена была долгая жизнь...
Когда маму выписали из больницы и папа привез ее домой, то внес в дом на руках - это был живой труп. Постепенно она стала приходить в себя, организм начал как бы обновляться, и через некоторое время мама просто расцвела. А я на радостях стала оказывать ей помощь: очень любила заметать (причем веник где-то был раза в два больше меня). И вот однажды, взявшись за работу, забралась под кровать (мама рассказывала мне, когда я была уже постарше). Слышу, говорит, твой плач, довольно сильный, но несколько приглушенный. В первый момент от волнения не могу понять, где ты, потом соображаю, что под кроватью (а она широкая, застелена довольно плотным марлевым одеялом, вот это, естественно, приглушило звук). С трудом вытаскиваю тебя - плачущую, забившуюся в уголок вместе с веником, протягивающую мне ручку. Оказывается, в одном из пальчиков сидит заноза, быстро ее вытаскиваю - и все страхи с болями остаются позади. Спрашиваю: "Лялечка! Зачем же ты залезла с веником под кровать?" - "Чтобы чистенько было!" Какое-то время, рассказывала мама, я обходила стороной злополучный веник, боясь к нему приблизиться, но такое длилось недолго - любовь к заметанию взяла верх, и "работа" возобновилась. Кстати, всю жизнь любила заниматься уборкой - особенно заметать. Папа всегда подтрунивал надо мной, говоря: "Наша дочь с неизменным своим спутником!" И довольно точно копировал...
Как и каждого, живущего на земле, меня подстерегали беды, граничащие с опасностями серьезными, угрожающими жизни даже. Описанное выше происходило в Павлограде Днепропетровской области (это наша с папой родина). Но вот мы переезжаем в Бердянск Запорожской области, который находится на Азовском море. Проживаем в курортной местности и, конечно же, ходим купаться (мне где-то лет пять). Родители мои всегда с ужасом вспоминали момент, когда меня накрыло большой волной и понесло в море (я сидела на берегу, играла в песке). К счастью, с нами находился папа (он хорошо плавал, частенько далеко отплывал и в это время мог, конечно, отсутствовать, мама же вообще не умела плавать, да и растерялась, от сильного испуга у нее онемели руки и ноги). папа быстро и ловко выхватил меня из морской пучины, а я смеюсь, понравилось дурешке малой...
Однако хватит воспоминаний о детстве, до следующего моего послания.
Теперь, дорогой мой, хочу коснуться твоего письма, написанного 25 ноября 1942 года. В данном конверте я тебе его высылаю. Оно, пожалуй, самое большое из всех написанных тобой писем. Пришлось над ним немного поработать, то есть навести химическим карандашом (каким написано), да так, чтобы не исказить твой почерк...
Думаю, что в какой-то степени мне это удалось. Ксерокопия сделана, хотя и не очень четкая, но прочесть можно (все-таки оригинал давний и бумага, на которой написано, не белая). Прочтешь, мой друг, и вспомнишь былое - такое тяжелое, связанное с потрясающими переживаниями душевными, а также с колоссальными физическими перегрузками и, безусловно, - смертельными опасностями...
Одновременно высылаю вырезку из газеты, которая попала ко мне не помню каким образом, касающуюся освобождения Сум в сентябре 1943 года. Она имеет весьма затрапезный вид, но ты уж извини. Я ее наклеила на бумагу, чтобы придать ей приличия, думаю, что прочесть сможешь. На обороте написаны данные о населении города в настоящее время. Услышала по радио 17 февраля 1999 года. Вспомнила, что 11 сентября 2000 года твоему племяннику Лене исполнилось бы 60 лет...
10 мая 2000-го была передача, посвященная 55-й годовщине Великой Победы. Длилась она недолго: минут 10-12. Вспоминали песню "Синий платочек" - музыка Петербургского, слова Я.Галицкого и М.Максимова. Запись на радио существовала в 1940 году, когда исполнителями были Л.А. Русланова и И.Д. Юрьева. Я с большим удовольствием их прослушала, ибо известно было исполнение К.И. Шульженко, где был уже текст, связанный с военными действиями, который распространился по-быстрому как в тылу, так, видимо, и на фронте. А вот довоенный текст был другим, запомнить который мне, естественно, не удалось. В памяти зафиксировались только последние строки: "Напиши мне, дружочек, несколько строчек, милый, любимый, родной!" Вот так! Напиши, Мишенька, хоть несколько строчек... Буду ждать твоего подтверждения о получении отправленного мною. Писала с перерывами, не суди строго, причин уважительных хватает.
Целую тебя, обнимаю сердечно!
Всегда с тобою
Ольга...
P.S. Еще решила выслать копию письма военных лет, написанного на мое имя, нашего большого, умного и преданного нам друга - очень веселого человека, которого мы все искренне уважали и любили от всей души. О нем я тебе уже писала как-то в одном из своих писем. В данном его послании речь идет о нас с тобой, поэтому и высылаю на память.
Оля (Ляля).
А вот еще письмо в форме двух чудесных, нарядных как бы открыток...
На одной большущими буквами - поздравительные слова на ридной для Ольги украинской мови написано: "З Новим Роком та Риздвом Христовым!" На другой, с красными розами и какими-то другими немыслимой красоты цветами: "В День Нарождення з любов'ю".
Первая заключала в себе текст письма.
Оно начиналось так, как и все ее письма из Закарпатья:
Ужгород, 23 декабря 1998 г.
Миша, дорогой мой!
Сердечно поздравляю тебя с Новым годом и Рождеством! Пусть в твоем доме всегда живут вера, надежда и любовь. Желаю, чтобы друзья были верными, враги- открытыми, а родные - близкими. Много радостных, солнечных дней тебе в наступающем 1999 году!
Хочу сообщить о том, что дважды отметила твой юбилей, конечно, при помощи своих соседей и друзей. 21 ноября (в день Михаила Архангела) пришли ко мне соседи; вечер прошел в хорошем расположении духа, с некоторым литературным уклоном, пожеланиями здоровья, долголетия имениннику. 9 ноября пожаловали друзья - коллеги бывшие; произнесенные тосты в честь дня твоего рождения были исключительно душевными, с пожеланиями долгих лет жизни и дальнейших творческих успехов; не обошлось без добрых пожеланий и в мой адрес. Михаил Петрович с большой теплотой вспоминал встречу с тобой в Москве осенью 1985 года, подаренную ему книгу "Драчуны" (кстати, он был очень нездоров и все же пришел). Время провели приятно, интересно, в приподнятом настроении, остались все довольны.
Не могу обижаться - меня не забывают, по возможности навещают, звонят по телефону. Днем и вечером мне немного легче - я занята делами, а вот ночами - тяжко: прокручивается вся жизнь, потеря родных и близких болезненно отдается в сердце, остро ощущаю одиночество...
Интересует меня, друг мой, получил ли ты мои послания, отправленные заказными 23/X-98 г. и 11/XI-98 г. Подтверди, пожалуйста, предыдущих получение, а также - данного. Буду ждать весточки от тебя или звонка телефонного. Будь здоров, родной!
Во второй открытке (назовем ее так), которая из роз и иных волшебных цветов, помещены стихотворные строки и коротенькие слова поздравления от самой Ольги.
Улетают года, словно пух тополей.
Не грусти, провожая их взглядом.
Ведь года - не беда
И совсем ерунда,
Коль семья и друзья с тобой рядом...
И от Ольги:
Пусть все задуманное тобою, благодаря упорству твоему, целеустремленности и вере, воплотится в жизнь. Доброго тебе здоровья желаю от всей души, милый, дорогой Миша! Обнимаю, целую.
И опять поздравительные открытки. Их не две, а три. И все празднично нарядные, в цветах, радующих глаз и душу, даже тексты в них написаны красными чернилами при изумительном Олином почерке.
Начну с первой:
9 мая 2001 года - первый в новом тысячелетии День Победы!
С праздником, дорогой Мишенька! Поздравляю сердечно, от всей души с 56-й годовщиной Великой Победы! Желаю еще много лет встречать этот светлый, незабываемый День в добром здравии, благополучии. Получила твою бандероль с книгой и письмом - благодарю. Очень огорчилась тем, что мое послание могло быть утраченным - ведь в нем находились твои письма, которые представляют для тебя и большой интерес, и огромную ценность. Но слава Богу, этого не случилось, чему я очень рада. Однако в своем письме ты не упоминаешь о моем предыдущем послании, в котором было отправлено твое письмо от 25 ноября 1942 года - самое большое и, по твоему же определению, необыкновенное - все было послано 17 октября 2000 года, с моим письмом подробным на 12 страницах и еще кое-что. Получено ли это все тобою, друг мой, - напиши, пожалуйста, Миша. В данном своем послании высылаю тебе: одну открытку твою (первую, написанную мне) из Чирчика (город близ Ташкента, откуда я отправлялся в Акмолинск. М.А.) 31 декабря 1941 года, посланную на адрес моей подруги в Свердловск, три письма твоих 1942 года под номерами 2, 3 и 4 (в порядке получения). Прошу тебя подтвердить и это.
Я продолжаю очень болеть, состояние моего здоровья не улучшается. Хочется ведь выполнить свое обещание, данное тебе, дружочек, а именно: постепенно переслать твои письма военных лет, написанные мне в ту пору.
Еще с прошлого года у меня очень болит левая нога в коленном суставе: передвижение стало затруднительным, с острыми болями. А беда с ногой началась много лет тому назад, ровно за две недели до папиной смерти. Я находилась в отпуске (обычно брала таковой поздней осенью, когда мною уже была сдана подписка). Шла домой с покупками, как всегда, торопилась. Дойдя до главпочтамта, решила посмотреть на часы, установленные на фасаде здания, оступилась на ступеньках и упала, сгоряча поднялась, подхватила свою ношу и стала идти, но, сделав несколько шагов, почувствовала, что мне дурно, не помню, как добралась до барьера и, видимо, стала терять сознание, перед глазами замелькали разноцветные пятна, наступила темнота, началась тошнота и все...
На мое счастье, в этот момент подошел к почте мой сослуживец - он и оказался моим спасителем. Отойти от меня он не мог - я не держалась на ногах, поэтому ему пришлось попросить проходящего мужчину вызвать "скорую".
Машина пришла быстро, и меня доставили в поликлинику, где мне оказали помощь, признав сильное сотрясение и резкое поднятие кровяного давления... А мой спасатель сам-то долго не прожил, всего три года, не дожив и до шестидесяти. В прошлом - фронтовик, переживший ранение в голову и контузию, по виду здоровый, цветущий, к сожалению, ушел из жизни.
На этом кончаю. Извини, пожалуйста, Мишенька, за весьма бестолковое, малосодержательное письмо.
В мыслях всегда с тобою
Ольга.
На второй открытке поставлена дата - 29 ноября, обозначавшая день моего рождения. Под ним маленькое стихотворение:
Закон природы так суров,
Бегут года в потоке века;
Как много есть хороших слов,
Чтобы поздравить человека.
Но не ищу я ярких слов,
А просто от души желаю:
Здоровья, счастья и цветов
И жить до ста, не унывая.
А ниже - уже от Ольги:
Славный, дорогой Миша!
Присоединяюсь к добрым пожеланиям, изложенным в стихотворении, искренне поздравляю с днем твоего рождения, друг мой. Сердечно обнимаю, целую.
Ольга.
Прими, пожалуйста, поздравление и от моих друзей, соседей - твоих поклонников и почитателей, - много добрых пожеланий на жизненном пути.
В данном конверте высылаю еще и открытку с твоим фото, сделанную с карточки, присланной мне в 1942 году, а также переписанное мною стихотворение из "Роман-газеты", которое не могла читать без слез, написано трогательно...
Прошу тебя, Мишенька, подтвердить получение как этого послания, так и предыдущего, отправленного 23.10.98 года заказным письмом, довольно увесистым.
9.11.98 г.
Ольга.
В третьей открытке помещена помянутая Ольгой малюсенькая фотокарточка, снятая в самый тяжелый день боев на ближних подступах к Сталинграду. Над ней сказано: "Политрук минометной роты М.Н. Алексеев. Район Абганерево. Август 1942 г.". А под фотографией, сделанной тогда моим другом Валентином Тихвинским для партбилета, мои слова: "Дорогой Оле от Михаила Алексеева на память - 11.9.42". В этой же открытке стихотворение. Его автор - мой большой друг, к сожалению, уже ушедший из жизни. Оно написано, когда до нас, фронтовиков, в особенности уже немногих участников Сталинградской битвы, дошла весть о медленном и, казалось бы, неотвратимом разрушении знаменитого монумента на Мамаевом кургане. Поэт Владимир Федоров обратился к своим соотечественникам, и прежде всего - к молодым:
Спасите памятник!
Погибает памятник на Волге,
Где березы тужат о бойцах.
На курган Мамаев путь был долгим,
Весь в кровавых ранах и рубцах.
Трещины змеятся, как гадюки,
Жалят в сердце нас, фронтовиков.
Внуки! Внуки! Приложите руки
Память долговечнее веков.
Мы свое сказали - спору нету.
Нам не надо никаких наград.
Сталинград когда-то спас планету.
А теперь спасите Сталинград!
Над стихотворением помещено посвящение: Михаилу Николаевичу Алексееву. Но поэт имел в виду, конечно, всех нас, участников Сталинградской эпопеи, этого величайшего сражения ХХ века.
Мне бы в данном случае хотелось бы обратить внимание моих читателей на одно весьма важное обстоятельство.
Стихотворение это появилось в седьмом номере "Роман-газеты" за 1998 год. Как именно этот номер мог оказаться в руках Ольги Николаевны Кондрашенко, живущей какой уж год в Закарпатье, где для нее, казалось бы, оборвались все связи с бывшей для нее великой державой по имени Советский Союз? Но вот нашла же, и не могла не найти, поскольку речь идет о Сталинграде, повенчавшем ее со своей собственной судьбой, героической и трагической одновременно.
Сталинград! Ты с нами, ты наш, мы не отдадим тебя никому и никогда! Ты наша слава и гордость! Ты бессмертен! В тебе и наше бессмертие, как и Отечества нашего!
Глава третья
Роковое письмо
...Письма мои, написанные в окопах Сталинграда и на других фронтах, перекочевав вместе с моей верной подружкой из Ирбита в Ужгород, то есть из южного Урала в Закарпатье, продолжают одно за другим возвращаться ко мне.
Начну с письма, которое до крайности осложнит наши с Ольгой отношения. Вот оно, это письмо:
Оля! Дорогая моя крошка!
Сегодня, то есть 29 января, я получил от тебя, моей славной девчурки, письмецо, датированное 4 января 1943 года. Я вместе с тобою порадовался за твою встречу с дорогим папой. Так же, как и тебе, мне хочется дождаться того дня, когда наша семья будет вся в сборе.
Ну конечно, я не против этого!..
Я полюбил тебя, моя славная, полюбил не на шутку, полюбил вашу дружную, милую семью и очень бы хотел стать членом этой семьи...
Мне также хотелось бы, чтоб с этого письма ты, Оля, считала меня своим навсегда... Хотя у нас и не было формального акта, но пусть, пусть ты уже будешь моей подругой, женой... И я вернусь только к тебе. Сказал, понятно, я тебе всю правду. Да и вообще я привык говорить людям только правду, а тебе тем более.
У меня сегодня тоже знаменательный день. Здесь, в священном для каждого русского сердца городе, враг испускает последние предсмертные вздохи.
И мы окажемся в глубоком тылу. Конечно, на короткий срок.
Оля, милая, если б ты знала, свидетелем каких великих событий довелось мне быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11