Касур хотел узнать, можно ли купить тебя в обмен на душу.
– Орнольф, – нехорошим тоном мурлыкнул Хельг, – ты ничего не хочешь мне рассказать?
Орнольф не хотел, но деваться было некуда. И снова его выручил Артур – святой человек, боги свидетели, святой! – объяснив Пауку суть проблемы и терзавших Орнольфа сомнений.
– Остальное ты видел сам, – подытожил он, – и ты, Касур, тоже видел. Я надавил на Паука всей силой, сколько у меня есть. Этого более чем достаточно, но до тех пор, пока ты остаешься его хозяином, ни демоны, ни ангелы не получат над ним власти. Ни при каких условиях. Думаю, в отношении тебя это тоже верно, – улыбка Нордана была, по меньшей мере, странной, – кто твой хозяин, Орнольф?
– Паук Гвинн Брэйрэ, – проворчал Орнольф, всем сердцем чувствуя, что говорит истину.
Право же, это был хороший день. Один из лучших. Один из последних. В немалой степени благодаря Артуру. Но, наверное, ему не стоило позволять своей силе вырываться на свободу. Потому что почти сразу – Хельг еще даже не перестал сердиться – Нордана окутало золотое сияние. Такое яркое, что теперь и Орнольф прищурился от этого света, а Паук, зашипев, метнулся в угол, на ходу сворачивая из паутины все мыслимые защиты.
Толку от них было – чуть: против испепеляющего пламени святости не спасла бы никакая паутина, но возник на пороге Альберт и накрыл Хельга целым комплексом мощнейших заклятий, потом он подбежал к брату и затряс его, требуя немедленно вернуться…
Артур не вернулся. Он смотрел прямо перед собой, в глазах пылала невыносимой яркости запредельная синева, а голос… голос был тот же самый, каким он задавал вопрос Хельгу. Слыша его, хотелось встать на колени и покорно, бессмысленно ожидать неминуемой смерти. Хотелось радоваться ей, как празднику. И, умирая, рыдать от восторга.
Разумеется, ничего подобного они трое делать не стали. Орнольф приводил в чувство оглушенного Хельга, а Альберт пытался заставить замолчать Артура. У Орнольфа получалось лучше. Собственно, у Альберта так ничего и не вышло. Артур замолчал сам. Когда сказал все, что должен был сказать.
Смотреть на него было жутко.
Первым нарушил молчание Хельг. Он на Артура вообще не смотрел, потому что все время просидел, крепко зажмурившись.
– Чувствую настоятельную потребность принять таинство крещения, – пробормотал он, приоткрывая один глаз, – лучше сдохнуть, чем так мучиться. Ты довольно замысловато изъясняешься, Миротворец. Общий смысл твоей речи сводится к тому, что граница между Лаэром и тварным миром исчезнет, а фейри наконец-то доберутся до смертных, так?
– Миротворец – это топор, – в один голос ответили братья Норданы.
И снова стало тихо.
– Змей отступил перед Элиато, – произнес наконец Артур. – Волк пришел. Вайрд итархэ, Владыка Темных Путей явился в мир. Он еще не вошел в силу. И не должен войти!..
– Сидеть! – рявкнул Альберт, обеими руками вжимая рванувшегося брата обратно в кресло. – Только дернись, убью на хрен!
– Этот мир не заслуживает жизни, – тихо и убедительно сказал Артур. – Ты же видишь, люди здесь погрязли в грехах, они не различают Добро и Зло. Нужно спасти тех, кто еще может быть спасен… – он вдруг вцепился в запястья Альберта и закрыл глаза, творя молитву с такой яростью, как будто извергал богохульства. – Держи меня, братик. Не отпускай… я… сейчас вернусь…
Орнольф почувствовал, что прижавшегося к нему Паука бьет крупная дрожь. Заглянул в полные ужаса бледно-лиловые глаза и подумал, что им двоим, пожалуй, здорово повезло. У Хельга когда-то хватило ума и сил вышвырнуть из их жизни всех и всяческих богов.
– Все, – сказал Артур. – Это я. И у меня еще есть немного времени.
Для них не было секретом то, что основная задача Артура, в какой-то степени, пожалуй, цель его существования – это спасение людей. Спасение в том жутком смысле, в каком его, наверное, понимали только христиане. Мир с самого начала был создан, чтобы погибнуть. Орнольф назвал бы это программой, фейри говорили о предопределенности, Артур считал обреченность мира проявлением милосердия Творца…
Змей был единственным, кто утверждал, что все это полная чушь. Это было бы смешно – в той мере, в какой слово «смешно», вообще применимо к Силе такого порядка, – если бы Змей не доказывал свои утверждения на практике. Он не раз удерживал мир от падения, а теперь его сын согласился взять эту ответственность на себя.
Принес себя в жертву ради спасения мира… Бредовая идея, повторение пройденного. Один сын божий две тысячи лет назад пожертвовал собой, чтобы спасти души людей и посрамить зло. Другой, сын совсем другого бога, сделал то же самое, чтобы вернуть смертных на гибельный путь тварной жизни и доказать, что торжество зла бесконечно.
Забавно, что они оба правы.
Ничего забавного, если вдуматься. Пока вайрд итархэ не обрел полной силы, власть оказалась в руках Элиато. То, чего ожидал Артур, свершилось: мир погряз в мерзости и теперь нуждался в очищающем пламени. Лучшая новость, какую только можно услышать в собственный день рождения! Это, не считая того, что через две недели в тварный мир хлынут орды злых до остервенения фейри.
– Только в этой реальности, – сказал Артур, – только здесь, у вас. Это связано с тобой, Паук. Нет, – он покачал головой, предваряя вопросы, – что это за связь, мне неизвестно. Да и вообще, с этой минуты от меня немного пользы. Но я буду молиться о том, чтобы рассветы и закаты больше не беспокоили тебя.
– Это уже много, – недоверчиво проговорил Паук.
Он никогда не верил Белому богу. Зато в Артуре Нордане нисколько не сомневался.
Что ж, праздник превратился в стихийное совещание, главной и единственной темой которого было: как спасти смертных. Хоть сколько-нибудь. Вариантов нашлось немного, и первое, что следовало сделать, это заставить самих людей что-то предпринять для своего спасения. Еще организовать убежища, объяснить магам их цели и задачи, поднять по тревоге всех вольных охотников и по возможности дольше скрывать полученную информацию от фейри. Паук предложил сразу, не откладывая, истребить всех вампиров, но Орнольф счел идею преждевременной. Уже несколько веков упыри соблюдали условия договора, и ссориться с ними на пустом месте как-то не хотелось. Не тогда, когда впереди настоящая опасность.
…Потом они ни разу не пожалели о том, что сохранили мир с вампирами. Те оказали неоценимую помощь и спасли больше людей, чем все маги вместе взятые, за исключением, разве что, вольных охотников. А Прага, обитель колдовства и чародейства, где каждый древний камень был пропитан магией и Тьмой, стала одним из лучших убежищ. Неофициальных, разумеется. На официальных крест поставили почти сразу и старались не иметь с ними никаких дел.
– Попробуйте привлечь к делу церковь, – посоветовал Артур. – С некоторыми священниками можно договориться.
Альберт гнусно ухмыльнулся:
– В понятие «некоторые» входят десятки или сотни?
– Единицы, – вздохнул Нордан-старший. – Но зато я лично знаком с каждым. Я расскажу, как с ними связаться. – Он помолчал, покусывая губу и спросил без особой надежды: – Ты уйдешь со мной?
– Не в этот раз, – отрезал Альберт.
Да, Артуру было куда уходить. Существовало бесконечное множество миров, где люди нуждались в защите, а не в окончательном спасении. Святой Артур… живой огонь, способный не только испепелять, но и дарить тепло. Он собирался уйти. Альберт оставался.
И под его насмешливым взглядом, поежившись от понимающей улыбки Артура, Орнольф с Альгирдасом только сейчас поняли, что бессознательно потянулись друг к другу, почти до боли сплетя пальцы. Не существовало такой силы, бога, дьявола – кого угодно, которая заставила бы одного из них уйти, а второго остаться. Никогда больше. Пусть весь мир катится к черту!
Паук фыркнул и выдернул руку. Скулы его залило серебристое, перламутровое сияние. Серебряная кровь. Раньше он покраснел бы, а теперь смущение выглядело именно так, и Орнольф находил это восхитительным.
Спасая самолюбие Альгирдаса, Артур, как ни в чем не бывало, протянул ему открытый портсигар:
– Пойдем на балкон, перекурим, эти умники и без нас все детали обговорят.
* * *
До границ белого пятна Альгирдас добрался меньше чем за час. Орнольф советовал ехать на демоне, и совет, как всегда, был правильным, если забыть о том, что демон мог пригодиться самому Орнольфу. Не в качестве ездовой скотины, а как безмозглое, разрушительное оружие. Нельзя же уехать, не оставив себе замену.
Конечно, ездовых демонов Альгирдас мог призвать сколько угодно, хоть десяток, хоть тысячу, они любили его, как собаки любят хозяев, и готовы были примчаться по первому зову. Только ревновали друг к другу при этом совсем не по-собачьи. И попробуй он оставить одну такую тварь в лагере, а на второй уехать, оставшийся немедленно забыл бы все приказы и последовал за ним.
Тут уж лучше мотоцикл. К нему демоны не ревнуют.
А границы, как таковой, конечно не было. Позади пустыня, и впереди пустыня – никакой разницы. Если не закрыть глаза, положившись на чувства более надежные, чем зрение. И на паутину. Конечно же, на паутину.
Альгирдас так и сделал. Остановил мотоцикл, закрыл глаза и прислушался, принюхался, кончиками пальцев коснулся ветра, бросил вперед чувствительные, тонкие нити.
Границы не было. Была только тьма. Пустота, не похожая даже на пустоту космоса, потому что там, меж звезд, все полно жизни, да и сами звезды, Мийлте Деир – живые, прекрасные, – такие разные, как будто у них есть души.
– Тин эйслинг , – ухмыльнулся Альгирдас.
Взревев мотором, серебристо-черный байк рванулся прямо во тьму.
ГЛАВА 4
…«Ястребы дороги» – так они себя называли. Так они себя чувствовали. Хищники, неотвратимые и стремительные, как сама смерть. Хозяева ночи, они появлялись из тьмы и во тьму уходили – чудовища на ревущих двухколесных машинах, – и никто не смел стоять у них на пути.
Никто и не вставал.
В тех краях, где они охотились, смертные давно научились крепко запирать на ночь двери и, слыша рык моторов на дороге, даже неразумные дети в своих кроватках пытались творить молитвы.
Иногда это помогало. Чаще – нет. Смертных не спасал их бог. И другие смертные тоже не могли их спасти. «Ястребы» приходили и уходили, но никто не верил в них, кроме тех, кто еженощно дрожал от страха в ожидании их появления.
Это был их мир, их тьма и их дорога – дорога без начала и без конца, территория охоты, крови и чужого предсмертного ужаса. И конечно у них был Хозяин – очень древний и очень мудрый. Он пренебрегал обжигающей страстью ночной охоты, редко выходил из логова, а жертвы шли к нему сами, добровольно, с радостью и без всякого страха. Хозяин не был «ястребом», но он был главным, и «ястребы» гордились тем, что служат именно ему и только от него получают награды или наказание.
Сегодня у них была свободная ночь. И стая вырвалась из города под звезды, по светлой ленте своей дороги, мимо полицейских постов, мимо затаившихся коттеджей в пригороде, мимо развилок, указателей, заправочных станций. Они наскоро перекусили постояльцами подвернувшегося мотеля, а сейчас просто неслись во тьму, не включая фары – невидимые, грохочущие и страшные. Настоящие ночные твари, которым не нужен свет, чтобы видеть.
Вообще-то, по их дороге – немаленьком отрезке федерального шоссе – ночью не отваживались ездить даже дальнобойщики. Слухи ходили. Верили им или не верили – это другой вопрос, может, и не верили, но прислушивались. Тем более что люди-то пропадали, а это уже не слухи, это реальность, пусть и необъяснимая для смертных. Последние пару лет нужна была большая удача, чтобы встретить кого-то прямо на дороге. Поэтому, когда Чанг, ехавший впереди всех, указал вперед и радостно, бессмысленно заревел, его поняли без объяснений.
В полумиле от стаи несся одинокий байкер. Легкая добыча. Легкая, но интересная, потому что можно будет поиграть.
«Да это девчонка!» – возликовал Даймон, разглядев бьющуюся по ветру длинную косу.
Стая взвыла на разные голоса.
Мало того, что девчонка, еще и больная на всю голову. Ездить на такой скорости и в таком плаще – это надо самоубийцей быть. Фалды стелились вдоль задних колес, и Даймон всерьез обеспокоился, что добыча убьется раньше, чем они ее догонят. Тем более что догнать как-то и не получалось. Машина будущей жертвы нисколько не уступала мотоциклам «ястребов», а может, даже была и покруче.
Однако они продолжали выть и орать и неслись вслед за сумасшедшей байкершей, зная, что рано или поздно настигнут ее. Разорвут и уничтожат, и выпьют кровь, и это будет славная охота. Воистину так… И даже не сразу сообразили, что во-первых, это не они догоняют байк, а жертва притормаживает, позволяя себя догнать. И во-вторых, никакая это не баба, а чувак с длинными волосами, издалека его и вправду можно было принять за женщину…
Вблизи, в общем, тоже. Но только если не присматриваться.
Присматриваться не хотелось. Почему-то. Даймон отвел глаза, когда их жертва рывком развернула свой байк поперек дороги. Его еще можно было объехать, просто пронестись мимо, с воплями, уханьем и диким смехом, напугать и умчаться в ночь. Дорога широкая, места на ней хватит всем…
Херня какая-то! Дорога принадлежит «ястребам». Ночью – только им. И любой чужак должен быть…
Времени на то, чтобы додумать уже не осталось. Стая приблизилась и начала описывать круги вокруг парня, развлекаясь, играя, запугивая. Только вот он и не думал бояться. Даже не шевельнулся, когда рядом с ним свистнула тяжелая мотоциклетная цепь. Лицо стало скучным, до того скучным, как будто он с трудом удерживается, чтобы не зевнуть. И… он был серебряный. Хрен его знает, что это значит, но на ум Даймону пришло именно такое слово: «серебряный».
В следующее мгновение Чанг взмахнул цепью, чтобы ударить, а не напугать. И бледная кисть чужака змеиной головой метнулась из рукава плаща. Сверкнули драгоценные камни в перстнях. Пальцы сомкнулись на цепи, звенья послушно обмотались вокруг кулака, и Чанг вылетел из седла, не успев даже крикнуть. Грохнулся на асфальт, и нога в высоком, до колена, кожаном сапоге наступила ему на голову.
Хруст был слышен даже сквозь оглушительный рев моторов.
Брезгливо скривившись, Серебряный вытер сапог о куртку Чанга. И, как будто только этого и дожидаясь, тело лучшего из «ястребов» рассыпалось в прах.
Дальше помнилось плохо. Кажется, вся стая налетела на чужака одновременно. Только Даймон не сдвинулся с места… у него был шок – точно, это так называется. У него случился шок. «Ястребы» не могли умирать. Они уже были мертвы, они были неуязвимы – нельзя убить мертвеца! Невозможно убить вампира…
И все же Чанг стал пылью. Только что он был здесь, смеялся и орал, размахивал цепью, а теперь осталась только одежда. А Даймон смотрел, как рванулись к Серебряному и замерли на месте другие «ястребы». Как, воя моторами, бились, словно упершись в невидимую стену, их байки. Вой становился все громче, все истошней, невыносимо терзал слух, кажется, даже мозги дрожали от этого звука. Тишина… она просто случилась. Такая мягкая, такая нужная, что Даймон вздохнул от облегчения. А ведь он уже давно дышал лишь для того, чтобы говорить.
– Упыри…
Голос у Серебряного оказался нежным, аж мурашки побежали по коже. А слово было незнакомое. «Упыри» – это что? Это он их так называет? «Ястребов»?
– Такие юные… – не было в этой нежности страха, но было сожаление, или что-то вроде того. – Я убью вас быстро, – закончил он.
И ничего, вроде, не сделал, только пальцами слегка повел, а тринадцать голов вдруг скатились на дорогу. Как будто кукольные. Как будто… не по-настоящему. К тому времени как Даймон понял, что раз он видит все это, значит его голова пока что на месте, от «ястребов» остались лишь кучки праха, выдуваемые ветерком из пустой одежды.
– А ты? – Серебряный повернулся к нему. Высокий какой. Черт! Ни за что не подумаешь, что он такой высокий, пока не увидишь близко. Даймон не смог отвести взгляда от этих глаз – лиловых, прозрачных, глубоких, равнодушных… Нельзя было смотреть! Он же знал, что нельзя. Откуда-то знал с самого начала, когда хотел отвернуться, объехать, не останавливаться и сразу забыть. Сразу, как только этот… кто? человек? ангел? – остался бы за спиной. Он бы забыл наверняка, пусть не сразу, но когда-нибудь. Смотреть было нельзя, потому что эту убийственную красоту Даймон успел почувствовать еще до того, как разглядел Серебряного ближе. И уже тогда красота эта показалась ядовитой. А сейчас… сейчас – все. Отвернуться уже не получится.
– Почему ты не стал нападать? Струсил? – мягко поинтересовался Серебряный.
Его голос вполне мог бы принадлежать женщине, такой отстраненно-чувственный, разве можно таким голосом задавать такие вопросы?
– Ты… колдун? – вопросом на вопрос ответил Даймон. – Это какое-то гребаное вуду или что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75