теперь уже незачем все летние месяцы держать дом «на ходу».
Между тем на смену жаркому воскресному дню на землю медленно опускались сумерки. Мужчины в саду сменили тему разговора и обсуждали теперь что-то, связанное с медициной в Иране.
Много раз в семье Браунов обсуждали, стоит или не стоит сдавать дом на лето.
Шли горячие дебаты на эту тему, и каждый член семьи имел свое особое мнение. На споры уходили целые дни, а то и недели.
Теперь же Кейт сказала:
– Но мы никогда его до сих пор не сдавали, верно?
– Ну и что?– возразил Майкл. – Какие-нибудь приезжие с радостью снимут его и будут счастливы, даже если мы не заберем своих вещей из шкафов.
– Да, но где же будут останавливаться дети, если им случится заскочить в Лондон?
– Для разнообразия могут пожить у кого-нибудь еще, не все же у нас.
– Право, не знаю…
– Я сам завтра же позвоню в агентство, – заявил доктор Майкл Браун, и Кейт была пристыжена его словами, ибо уж кто-кто, а он работает с утра до ночи и, конечно, будет завтра занят не менее, чем она в своей комиссии.
Но главное было в том, что, разделавшись с проблемой дома так легко и бездумно, Майкл принизил роль Кейт, заставил ее почувствовать никчемность своего существования.
Что она будет делать, куда денется, когда закончится работа комиссии? Как-то само собой подразумевалось, что она где-нибудь устроится, приспособится. Оглядываясь на свою жизнь более чем за четверть века, она впервые осознала, что самой характерной чертой ее существования была пассивность, умение приспосабливаться к другим. Первый ребенок появился у нее, когда ей исполнилось двадцать лет. Последний – задолго до тридцати. Знакомые завидовали ей, когда она рассказывала о своей жизни; Брауны слыли завидной парой повсюду, где их знали.
Холодный ветер из будущего, поначалу такой легкий, стал крепчать: впервые в жизни она была никому не нужна. Без нее свободно обходятся. Она давно знала, что такое время не за горами. Даже строила планы на этот случай: надо будет найти себе хобби, путешествовать, заняться какой-нибудь благотворительной деятельностью. Словом, то, что происходило теперь с Кейт, не было для нее полной неожиданностью. Может быть, ей даже следовало бы почувствовать приближение этого состояния раньше?
Она никак не ожидала, что это случится нынешним летом. На следующий год или через год – да, но не сейчас. А пришлось столкнуться сейчас. Временно, конечно, так как в сентябре дом снова превратится в семейный очаг Браунов, отчий кров тех самых детей, которые все реже и реже нуждались в нем. Когда в последний раз вся семья собиралась вместе? Если подумать, то очень давно.
А теперь вот она, стержень, ось, вокруг которой вертится вся жизнь семьи, остается без дома с июня до конца сентября. Даже угла своего не будет. Странное это чувство, как будто с тебя сдернули теплое покрывало, как будто заживо содрали шкуру.
Супруги Браун не раз обсуждали будущее Кейт; обменивались соображениями по этому вопросу, делились переживаниями. Они всегда разбирали и анализировали все наболевшие вопросы, это было основой основ их брака. Оба верили, что невысказанное точит душу человека изнутри, а стоит выговориться – и то, что наболело, сразу теряет свою разрушительную силу.
Немало умственных усилий было затрачено ими на то, чтобы понять друг друга и разобраться в своих взаимоотношениях.
К примеру, настольными книгами, лежавшими в их спальне, были «Завоевание счастья» Бертрана Рассела и «Идеальный брак» Ван дер Вельде: Майклу от Кейт – Рассел, Кейт от Майкла – Ван дер Вельде. На обеих книгах дарственная надпись гласила: «На память о Первой фазе. В знак нежной любви». Эта надпись отмечала веху, за которой осталась пленительная, добрачная пора их любви. Они предвидели, что их отношения со временем изменятся, что пылкость чувства угаснет. И вот теперь, если бы одного из них застали врасплох с книгой, открытой на странице с дарственной надписью, то от стороннего наблюдателя не укрылась бы ироническая гримаса… но если бы Кейт заметила такую гримасу у Майкла или Майкл – у Кейт, это послужило бы поводом для здорового, чистосердечного смеха (а ведь смех продлевает жизнь). Откуда все-таки берется эта ироническая гримаса? Ведь они оказались абсолютно правы относительно того, что именно в их отношениях пришло тогда к логическому концу и что у них в жизни начиналось – прочный, необходимый, приятный для обоих союз. Ирония здесь неуместна. Тогда почему же все-таки нет-нет да и промелькнет эта ироничность? И снова уже ставшие традиционными длинные и откровенные беседы о переменах в их отношениях, о переломе в жизни. Хотя Кейт частенько ловила себя на мысли, что все эти психологические изыскания в недрах собственных чувств, анализы поведения и громкие фразы, декларации, если угодно, которые сопровождали смену этапов их супружеской жизни, совсем, может быть, не то, что в таких случаях требуется.
Взять, к примеру, их разговор о холодном ветре из будущего. Состоялся он три года тому назад; были и торжественные заверения, и декларации, а жизнь продиктовала совсем другой, не предусмотренный ими вариант… Девятую – или девятнадцатую – фазу.
Губы Майкла плотно сжимаются всякий раз, как речь заходит о Тиме, например, сейчас, когда он бросил свое: «Я сам завтра же позвоню в агентство». Тем самым он как бы отодвинул жену в сторону, выкинул ее за борт семейной жизни. Во всяком случае, сама Кейт расценила это именно так.
Готовясь к собеседованию для проверки умения переводить синхронно с английского, французского, итальянского на португальский и обратно, Кейт перемыла накопившуюся за день посуду с остатками засохшей пищи – к счастью, около десяти вечера снова дали электричество – и просидела всю ночь напролет, перечитывая ею же некогда переведенный роман и как бы заново мысленно переживая прогулки с дедом, их беседы, совместные трапезы. И под утро она вжилась в португальский язык настолько, что, случись ей ненароком толкнуть кого-нибудь на улице, она бы извинилась по-португальски.
Всемирная продовольственная организация
Все ее приготовления к собеседованию: и выбор приличествующего случаю туалета, и ее беспокойство по поводу прически – весьма и весьма провинциальной, Кейт это знала, – и ее стремление не походить на миссис Майкл Браун, жену своего мужа, – оказались ненужными. Как только она вошла в кабинет Чарли Купера, тот воскликнул:
– Миссис Браун? Слава богу, что вы сумели найти для нас время. Вы сегодня же и приступите, да? Чудесно.
Алан Пост, друг и посредник, представил ее как солидную, высокообразованную особу, обремененную многочисленным семейством и оставившую дом без присмотра ради того, чтобы выручить из затруднительного положения уважаемую международную организацию. С первых же шагов Кейт попала в особую категорию сотрудников, работающих не ради куска хлеба, и ей сразу дали почувствовать, что своим присутствием она оказывает организации великую услугу.
Вскоре выяснилось, что из четырех переводчиков, заменивших первоначально набранных опытных специалистов, двое снова выбыли из строя: один по болезни, другой по семейным обстоятельствам.
– Что ни делай, все летит прахом! Как будто сглазили! – кричал Чарли Купер. – Но я уверен, вы принесете нам удачу.
И он повел ее по широкому коридору со множеством окон, где все блестело и сверкало; они вошли в просторный лифт, на одной стене которого висела картинка с изображением темнокожей, приветливо улыбающейся женщины, снимающей кофейные бобы с темно-зеленого куста; пройдя по другому, не менее внушительному коридору, мимо комнат, занимаемых комиссиями по животным жирам и по сахару, они достигли огромного длинного зала, в центре которого стоял сверкающий полировкой овальный стол такой величины, что при виде его каждый невольно задумывался над тем, что же представляет собой мебельная фабрика, специализирующаяся на создании подобных гигантских столов – прямоугольных, овальных, круглых, предназначенных для международных конференций.
Работа комиссии была в разгаре. Стол был уставлен стаканами с водой, повсюду были разбросаны карандаши, шариковые ручки и стопки бумаги для заметок. Но стулья были пусты и стояли в беспорядке вокруг стола; все делегаты спустились вниз выпить – по всей вероятности, кофе – и обменяться мнениями о полной несостоятельности сферы обслуживания; разговоры на эту животрепещущую тему слышатся все чаще и с каждым разом становятся все раздраженнее, но положение не спасают: по мере роста населения уровень обслуживания повсеместно падает. Только теперь тактичный Чарли Купер заметил, что Кейт ждали в десять утра, к началу первого заседания, а не сейчас, когда часы показывают полдень… но он понимает, что это не ее вина, вероятно, ее об этом не предупредили, вот всегда так… да-да, он прекрасно представляет себе, как это было, сказали, наверное: «Зайдите утром», да?.. Типично!
Не может ли она приступить сейчас, да, с места в карьер, вернее, когда делегаты, выпив кофе, вернутся на свои места… сегодня кроме Кейт дежурит всего один синхронный переводчик с португальским языком.
Кейт, полагая, что сегодня состоится только предварительная беседа, сказала своим домашним, что придет рано, накормит их всех обедом и отдаст в стирку белье. Поэтому нельзя ли ей отлучиться хотя бы на минутку и позвонить домой… На лице Чарли Купера отразилась несказанная мука: сейчас делегаты вернутся в зал заседаний, их позвали наверх из-за нее, из-за Кейт, и ей надо начинать работу немедленно. Только сейчас Кейт со щемящей тоской осознала, что ее лишают той ответственности за каждую мелочь в доме, к которой она себя за многие годы приучила. Домой от ее имени позвонит Чарли, он просто сообщит, что миссис Браун некогда, она занята. Очевидно, к телефону подойдет Эйлин; подавив в себе желание передать дочери хотя бы привет, Кейт покорно отдала себя в руки какой-то молодой женщины, которая должна была ввести ее в курс новых обязанностей. У каждого места в стол были вмонтированы аппараты, принимающие слова на чужом для делегата языке и превращающие их в его родную речь. И Кейт среди многих других стала участницей этого процесса. На приборной доске были расположены переключатели, каждый – дверь в страну чужого языка. Тут же лежали наушники. В застекленных кабинах, установленных в противоположных концах зала, находились другие аппараты с переключателями и тоже с наушниками. Кейт предстояло сидеть в одной из этих кабин, слушать через наушники выступления на английском, французском и итальянском языках и тут же переводить их в микрофон, соединенный с наушниками делегатов, говорящих по-португальски – в основном бразильцев, не знающих английского или просто предпочитающих свой родной язык. Таким образом, Кейт как бы превратится в машину: в уши ей будут влетать слова одного языка, а изо рта вылетать слова другого.
Несмотря на недостаток переводчиков, Кейт все же не будет целый день сидеть одна в кабине. Ее будут часто подменять, давая возможность отдохнуть и набраться сил; Чарли уже успел позвонить Браунам домой, но, считая это поручение не заслуживающим внимания, даже не поставил об этом в известность Кейт. Первое время, пока Кейт не освоилась, он сидел с ней в кабине, учил ее пользоваться переключателями и наушниками. Между делом он набросал в своей записной книжке обращение к делегатам, где говорилось, что оргкомитет приносит свои искренние и глубокие извинения за перерыв в работе, вызванный нехваткой переводчиков. Затем с книжкой в руке он побежал искать машинистку, чтобы отпечатать текст. Кейт, предоставленная самой себе, огляделась немного, и конференц-зал сквозь стекло показался ей очень красивым. Высокие окна. Стены обшиты деревянными панелями цвета меди с мелкими игривыми завитками по всей поверхности. Пол застлан толстым узорчатым ковром василькового цвета.
В этом зале решались судьбы миллионов маленьких тружеников: какой урожай им надлежит в этом году собрать, как им надлежит питаться, одеваться… и думать.
Чарли Купер еще раскладывал на столе листки с текстом – то самое обращение, чудом размноженное за несколько минут, – когда в зал, смеясь и весело переговариваясь, стали стекаться делегаты. Какое красочное зрелище они собой являли! Именно такую группу импозантных мужчин и женщин, представляющих разные народы и разные оттенки кожи, выбрал бы кинорежиссер, если бы захотел изобразить идеализированную картину объединенных наций. Только вот сумеют ли актеры передать эту совершенную, слегка небрежную величавость, эту несокрушимую уверенность в себе? По одному виду их сразу можно было отличить от помощников, секретарей и всякого рода обслуживающего персонала. Каждый делегат подходил к столу и, продолжая начатый еще в кулуарах разговор, занимал свое место с той неподражаемой хозяйской непринужденностью, которая буквально кричала: «Мы – сила». В каждом жесте, в каждом взгляде сквозила убежденность в своей полезности, в важности того, что они здесь представляют.
Началось заседание, и Кейт обнаружила, что ее мозг неплохо справляется с возложенной на него задачей. На несколько мгновений ее охватила паника, когда ей вдруг показалось, что она ничего не соображает и никогда уже не сможет четко мыслить, но это прошло, как только она услышала свой голос; слова слагались в осмысленные фразы, и по лицам делегатов Кейт поняла, что ее слушают.
Спустя неправдоподобно короткое, как ей показалось, время – на самом деле прошло два часа – Кейт сменил на посту в будке коллега-переводчик, и она пошла отдохнуть и перекусить. На свое рабочее место, в кабину, она вернулась полная уверенности в своих силах и к пяти часам вечера уже чувствовала себя такой же неотъемлемой частицей организации, какой была в своем доме, куда она явилась, опоздав к ужину, и обнаружила, что дочь, вопреки ожиданиям, прекрасно справилась со своими обязанностями.
К концу недели Кейт была посвящена во все сложности проблем, связанных с этим горьким благоухающим растением, плоды которого человечество поглощает в таких огромных количествах; ни о чем другом она уже почти не могла думать. Дом ее был приведен в порядок и стоял готовый к приему новых жильцов. Брауны сдали его до конца сентября и разъехались кто куда без всякой помощи со стороны Кейт. Она лишь сказала голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, хотя всего неделю назад это прозвучало бы у нее чуть не трагически: «Пусть кто-нибудь из вас возьмет на себя хлопоты по дому, мне сейчас некогда». И поцеловала на прощанье мужа, троих сыновей и дочь.
Сама она поселилась в одной из комнат квартиры, которую снимала ее новая коллега, работавшая поначалу переводчицей, а затем получившая повышение: сейчас она занималась административными вопросами. Переезд из родного дома со всем необходимым на несколько месяцев занял всего полчаса: побросала кое-какую одежду в чемодан – и все.
Впрочем, ни одно из взятых с собой платьев не могло ей пригодиться. И вот как-то на неделе она решила вырваться в магазин, чтобы обзавестись гардеробом, который, как паспорт, открывал бы ей доступ в новую жизнь. Правда, и миссис Майкл Браун, домохозяйка, никогда плохо не одевалась, но к Кейт Браун, сотруднице Всемирной продовольственной организации, предъявлялись совсем иные требования.
Перед тем как отправиться за покупками, она на всякий случай спросила Чарли Купера, на какое жалованье может рассчитывать. Его смешное круглое лицо с выражением вечной озабоченности, которое как бы припечаталось к нему от постоянных треволнений по поводу работы бесчисленных комиссий, болезненно исказилось – настолько виноватым он почувствовал себя перед ней.
– Голубушка! – воскликнул он. – Простите великодушно! Что же вы раньше-то… Ума не приложу, как это меня угораздило позабыть.
И он назвал цифру, услышав которую, Кейт чуть не ахнула. Произнес он это без тени бравады – сразу было видно, что для него это дело привычное и будничное, как будто в мире нет ни профсоюзов, ни жестокой конкуренции, ни бедности, ни мук голода и ничто не может помешать выплачивать такие бешеные деньги международным чиновникам, этим баловням судьбы, без которых человечество просто не в состоянии обойтись.
Она купила себе полдюжины платьев – к концу двухнедельной службы во Всемирной продовольственной организации у нее будет вполне приличный гардероб, который позволит ей беззаботно провести лето где-нибудь за пределами Лондона. Правда, ее намерения не выходили за рамки поездки к старой подруге в Суссекс или к тетушке в Шотландию.
Вторая неделя работы Организации была не такой напряженной. Со своими обязанностями Кейт справлялась так же легко, как и с домашними делами – кто бы мог подумать об этом всего несколько дней назад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Между тем на смену жаркому воскресному дню на землю медленно опускались сумерки. Мужчины в саду сменили тему разговора и обсуждали теперь что-то, связанное с медициной в Иране.
Много раз в семье Браунов обсуждали, стоит или не стоит сдавать дом на лето.
Шли горячие дебаты на эту тему, и каждый член семьи имел свое особое мнение. На споры уходили целые дни, а то и недели.
Теперь же Кейт сказала:
– Но мы никогда его до сих пор не сдавали, верно?
– Ну и что?– возразил Майкл. – Какие-нибудь приезжие с радостью снимут его и будут счастливы, даже если мы не заберем своих вещей из шкафов.
– Да, но где же будут останавливаться дети, если им случится заскочить в Лондон?
– Для разнообразия могут пожить у кого-нибудь еще, не все же у нас.
– Право, не знаю…
– Я сам завтра же позвоню в агентство, – заявил доктор Майкл Браун, и Кейт была пристыжена его словами, ибо уж кто-кто, а он работает с утра до ночи и, конечно, будет завтра занят не менее, чем она в своей комиссии.
Но главное было в том, что, разделавшись с проблемой дома так легко и бездумно, Майкл принизил роль Кейт, заставил ее почувствовать никчемность своего существования.
Что она будет делать, куда денется, когда закончится работа комиссии? Как-то само собой подразумевалось, что она где-нибудь устроится, приспособится. Оглядываясь на свою жизнь более чем за четверть века, она впервые осознала, что самой характерной чертой ее существования была пассивность, умение приспосабливаться к другим. Первый ребенок появился у нее, когда ей исполнилось двадцать лет. Последний – задолго до тридцати. Знакомые завидовали ей, когда она рассказывала о своей жизни; Брауны слыли завидной парой повсюду, где их знали.
Холодный ветер из будущего, поначалу такой легкий, стал крепчать: впервые в жизни она была никому не нужна. Без нее свободно обходятся. Она давно знала, что такое время не за горами. Даже строила планы на этот случай: надо будет найти себе хобби, путешествовать, заняться какой-нибудь благотворительной деятельностью. Словом, то, что происходило теперь с Кейт, не было для нее полной неожиданностью. Может быть, ей даже следовало бы почувствовать приближение этого состояния раньше?
Она никак не ожидала, что это случится нынешним летом. На следующий год или через год – да, но не сейчас. А пришлось столкнуться сейчас. Временно, конечно, так как в сентябре дом снова превратится в семейный очаг Браунов, отчий кров тех самых детей, которые все реже и реже нуждались в нем. Когда в последний раз вся семья собиралась вместе? Если подумать, то очень давно.
А теперь вот она, стержень, ось, вокруг которой вертится вся жизнь семьи, остается без дома с июня до конца сентября. Даже угла своего не будет. Странное это чувство, как будто с тебя сдернули теплое покрывало, как будто заживо содрали шкуру.
Супруги Браун не раз обсуждали будущее Кейт; обменивались соображениями по этому вопросу, делились переживаниями. Они всегда разбирали и анализировали все наболевшие вопросы, это было основой основ их брака. Оба верили, что невысказанное точит душу человека изнутри, а стоит выговориться – и то, что наболело, сразу теряет свою разрушительную силу.
Немало умственных усилий было затрачено ими на то, чтобы понять друг друга и разобраться в своих взаимоотношениях.
К примеру, настольными книгами, лежавшими в их спальне, были «Завоевание счастья» Бертрана Рассела и «Идеальный брак» Ван дер Вельде: Майклу от Кейт – Рассел, Кейт от Майкла – Ван дер Вельде. На обеих книгах дарственная надпись гласила: «На память о Первой фазе. В знак нежной любви». Эта надпись отмечала веху, за которой осталась пленительная, добрачная пора их любви. Они предвидели, что их отношения со временем изменятся, что пылкость чувства угаснет. И вот теперь, если бы одного из них застали врасплох с книгой, открытой на странице с дарственной надписью, то от стороннего наблюдателя не укрылась бы ироническая гримаса… но если бы Кейт заметила такую гримасу у Майкла или Майкл – у Кейт, это послужило бы поводом для здорового, чистосердечного смеха (а ведь смех продлевает жизнь). Откуда все-таки берется эта ироническая гримаса? Ведь они оказались абсолютно правы относительно того, что именно в их отношениях пришло тогда к логическому концу и что у них в жизни начиналось – прочный, необходимый, приятный для обоих союз. Ирония здесь неуместна. Тогда почему же все-таки нет-нет да и промелькнет эта ироничность? И снова уже ставшие традиционными длинные и откровенные беседы о переменах в их отношениях, о переломе в жизни. Хотя Кейт частенько ловила себя на мысли, что все эти психологические изыскания в недрах собственных чувств, анализы поведения и громкие фразы, декларации, если угодно, которые сопровождали смену этапов их супружеской жизни, совсем, может быть, не то, что в таких случаях требуется.
Взять, к примеру, их разговор о холодном ветре из будущего. Состоялся он три года тому назад; были и торжественные заверения, и декларации, а жизнь продиктовала совсем другой, не предусмотренный ими вариант… Девятую – или девятнадцатую – фазу.
Губы Майкла плотно сжимаются всякий раз, как речь заходит о Тиме, например, сейчас, когда он бросил свое: «Я сам завтра же позвоню в агентство». Тем самым он как бы отодвинул жену в сторону, выкинул ее за борт семейной жизни. Во всяком случае, сама Кейт расценила это именно так.
Готовясь к собеседованию для проверки умения переводить синхронно с английского, французского, итальянского на португальский и обратно, Кейт перемыла накопившуюся за день посуду с остатками засохшей пищи – к счастью, около десяти вечера снова дали электричество – и просидела всю ночь напролет, перечитывая ею же некогда переведенный роман и как бы заново мысленно переживая прогулки с дедом, их беседы, совместные трапезы. И под утро она вжилась в португальский язык настолько, что, случись ей ненароком толкнуть кого-нибудь на улице, она бы извинилась по-португальски.
Всемирная продовольственная организация
Все ее приготовления к собеседованию: и выбор приличествующего случаю туалета, и ее беспокойство по поводу прически – весьма и весьма провинциальной, Кейт это знала, – и ее стремление не походить на миссис Майкл Браун, жену своего мужа, – оказались ненужными. Как только она вошла в кабинет Чарли Купера, тот воскликнул:
– Миссис Браун? Слава богу, что вы сумели найти для нас время. Вы сегодня же и приступите, да? Чудесно.
Алан Пост, друг и посредник, представил ее как солидную, высокообразованную особу, обремененную многочисленным семейством и оставившую дом без присмотра ради того, чтобы выручить из затруднительного положения уважаемую международную организацию. С первых же шагов Кейт попала в особую категорию сотрудников, работающих не ради куска хлеба, и ей сразу дали почувствовать, что своим присутствием она оказывает организации великую услугу.
Вскоре выяснилось, что из четырех переводчиков, заменивших первоначально набранных опытных специалистов, двое снова выбыли из строя: один по болезни, другой по семейным обстоятельствам.
– Что ни делай, все летит прахом! Как будто сглазили! – кричал Чарли Купер. – Но я уверен, вы принесете нам удачу.
И он повел ее по широкому коридору со множеством окон, где все блестело и сверкало; они вошли в просторный лифт, на одной стене которого висела картинка с изображением темнокожей, приветливо улыбающейся женщины, снимающей кофейные бобы с темно-зеленого куста; пройдя по другому, не менее внушительному коридору, мимо комнат, занимаемых комиссиями по животным жирам и по сахару, они достигли огромного длинного зала, в центре которого стоял сверкающий полировкой овальный стол такой величины, что при виде его каждый невольно задумывался над тем, что же представляет собой мебельная фабрика, специализирующаяся на создании подобных гигантских столов – прямоугольных, овальных, круглых, предназначенных для международных конференций.
Работа комиссии была в разгаре. Стол был уставлен стаканами с водой, повсюду были разбросаны карандаши, шариковые ручки и стопки бумаги для заметок. Но стулья были пусты и стояли в беспорядке вокруг стола; все делегаты спустились вниз выпить – по всей вероятности, кофе – и обменяться мнениями о полной несостоятельности сферы обслуживания; разговоры на эту животрепещущую тему слышатся все чаще и с каждым разом становятся все раздраженнее, но положение не спасают: по мере роста населения уровень обслуживания повсеместно падает. Только теперь тактичный Чарли Купер заметил, что Кейт ждали в десять утра, к началу первого заседания, а не сейчас, когда часы показывают полдень… но он понимает, что это не ее вина, вероятно, ее об этом не предупредили, вот всегда так… да-да, он прекрасно представляет себе, как это было, сказали, наверное: «Зайдите утром», да?.. Типично!
Не может ли она приступить сейчас, да, с места в карьер, вернее, когда делегаты, выпив кофе, вернутся на свои места… сегодня кроме Кейт дежурит всего один синхронный переводчик с португальским языком.
Кейт, полагая, что сегодня состоится только предварительная беседа, сказала своим домашним, что придет рано, накормит их всех обедом и отдаст в стирку белье. Поэтому нельзя ли ей отлучиться хотя бы на минутку и позвонить домой… На лице Чарли Купера отразилась несказанная мука: сейчас делегаты вернутся в зал заседаний, их позвали наверх из-за нее, из-за Кейт, и ей надо начинать работу немедленно. Только сейчас Кейт со щемящей тоской осознала, что ее лишают той ответственности за каждую мелочь в доме, к которой она себя за многие годы приучила. Домой от ее имени позвонит Чарли, он просто сообщит, что миссис Браун некогда, она занята. Очевидно, к телефону подойдет Эйлин; подавив в себе желание передать дочери хотя бы привет, Кейт покорно отдала себя в руки какой-то молодой женщины, которая должна была ввести ее в курс новых обязанностей. У каждого места в стол были вмонтированы аппараты, принимающие слова на чужом для делегата языке и превращающие их в его родную речь. И Кейт среди многих других стала участницей этого процесса. На приборной доске были расположены переключатели, каждый – дверь в страну чужого языка. Тут же лежали наушники. В застекленных кабинах, установленных в противоположных концах зала, находились другие аппараты с переключателями и тоже с наушниками. Кейт предстояло сидеть в одной из этих кабин, слушать через наушники выступления на английском, французском и итальянском языках и тут же переводить их в микрофон, соединенный с наушниками делегатов, говорящих по-португальски – в основном бразильцев, не знающих английского или просто предпочитающих свой родной язык. Таким образом, Кейт как бы превратится в машину: в уши ей будут влетать слова одного языка, а изо рта вылетать слова другого.
Несмотря на недостаток переводчиков, Кейт все же не будет целый день сидеть одна в кабине. Ее будут часто подменять, давая возможность отдохнуть и набраться сил; Чарли уже успел позвонить Браунам домой, но, считая это поручение не заслуживающим внимания, даже не поставил об этом в известность Кейт. Первое время, пока Кейт не освоилась, он сидел с ней в кабине, учил ее пользоваться переключателями и наушниками. Между делом он набросал в своей записной книжке обращение к делегатам, где говорилось, что оргкомитет приносит свои искренние и глубокие извинения за перерыв в работе, вызванный нехваткой переводчиков. Затем с книжкой в руке он побежал искать машинистку, чтобы отпечатать текст. Кейт, предоставленная самой себе, огляделась немного, и конференц-зал сквозь стекло показался ей очень красивым. Высокие окна. Стены обшиты деревянными панелями цвета меди с мелкими игривыми завитками по всей поверхности. Пол застлан толстым узорчатым ковром василькового цвета.
В этом зале решались судьбы миллионов маленьких тружеников: какой урожай им надлежит в этом году собрать, как им надлежит питаться, одеваться… и думать.
Чарли Купер еще раскладывал на столе листки с текстом – то самое обращение, чудом размноженное за несколько минут, – когда в зал, смеясь и весело переговариваясь, стали стекаться делегаты. Какое красочное зрелище они собой являли! Именно такую группу импозантных мужчин и женщин, представляющих разные народы и разные оттенки кожи, выбрал бы кинорежиссер, если бы захотел изобразить идеализированную картину объединенных наций. Только вот сумеют ли актеры передать эту совершенную, слегка небрежную величавость, эту несокрушимую уверенность в себе? По одному виду их сразу можно было отличить от помощников, секретарей и всякого рода обслуживающего персонала. Каждый делегат подходил к столу и, продолжая начатый еще в кулуарах разговор, занимал свое место с той неподражаемой хозяйской непринужденностью, которая буквально кричала: «Мы – сила». В каждом жесте, в каждом взгляде сквозила убежденность в своей полезности, в важности того, что они здесь представляют.
Началось заседание, и Кейт обнаружила, что ее мозг неплохо справляется с возложенной на него задачей. На несколько мгновений ее охватила паника, когда ей вдруг показалось, что она ничего не соображает и никогда уже не сможет четко мыслить, но это прошло, как только она услышала свой голос; слова слагались в осмысленные фразы, и по лицам делегатов Кейт поняла, что ее слушают.
Спустя неправдоподобно короткое, как ей показалось, время – на самом деле прошло два часа – Кейт сменил на посту в будке коллега-переводчик, и она пошла отдохнуть и перекусить. На свое рабочее место, в кабину, она вернулась полная уверенности в своих силах и к пяти часам вечера уже чувствовала себя такой же неотъемлемой частицей организации, какой была в своем доме, куда она явилась, опоздав к ужину, и обнаружила, что дочь, вопреки ожиданиям, прекрасно справилась со своими обязанностями.
К концу недели Кейт была посвящена во все сложности проблем, связанных с этим горьким благоухающим растением, плоды которого человечество поглощает в таких огромных количествах; ни о чем другом она уже почти не могла думать. Дом ее был приведен в порядок и стоял готовый к приему новых жильцов. Брауны сдали его до конца сентября и разъехались кто куда без всякой помощи со стороны Кейт. Она лишь сказала голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, хотя всего неделю назад это прозвучало бы у нее чуть не трагически: «Пусть кто-нибудь из вас возьмет на себя хлопоты по дому, мне сейчас некогда». И поцеловала на прощанье мужа, троих сыновей и дочь.
Сама она поселилась в одной из комнат квартиры, которую снимала ее новая коллега, работавшая поначалу переводчицей, а затем получившая повышение: сейчас она занималась административными вопросами. Переезд из родного дома со всем необходимым на несколько месяцев занял всего полчаса: побросала кое-какую одежду в чемодан – и все.
Впрочем, ни одно из взятых с собой платьев не могло ей пригодиться. И вот как-то на неделе она решила вырваться в магазин, чтобы обзавестись гардеробом, который, как паспорт, открывал бы ей доступ в новую жизнь. Правда, и миссис Майкл Браун, домохозяйка, никогда плохо не одевалась, но к Кейт Браун, сотруднице Всемирной продовольственной организации, предъявлялись совсем иные требования.
Перед тем как отправиться за покупками, она на всякий случай спросила Чарли Купера, на какое жалованье может рассчитывать. Его смешное круглое лицо с выражением вечной озабоченности, которое как бы припечаталось к нему от постоянных треволнений по поводу работы бесчисленных комиссий, болезненно исказилось – настолько виноватым он почувствовал себя перед ней.
– Голубушка! – воскликнул он. – Простите великодушно! Что же вы раньше-то… Ума не приложу, как это меня угораздило позабыть.
И он назвал цифру, услышав которую, Кейт чуть не ахнула. Произнес он это без тени бравады – сразу было видно, что для него это дело привычное и будничное, как будто в мире нет ни профсоюзов, ни жестокой конкуренции, ни бедности, ни мук голода и ничто не может помешать выплачивать такие бешеные деньги международным чиновникам, этим баловням судьбы, без которых человечество просто не в состоянии обойтись.
Она купила себе полдюжины платьев – к концу двухнедельной службы во Всемирной продовольственной организации у нее будет вполне приличный гардероб, который позволит ей беззаботно провести лето где-нибудь за пределами Лондона. Правда, ее намерения не выходили за рамки поездки к старой подруге в Суссекс или к тетушке в Шотландию.
Вторая неделя работы Организации была не такой напряженной. Со своими обязанностями Кейт справлялась так же легко, как и с домашними делами – кто бы мог подумать об этом всего несколько дней назад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25