А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Для Уисса вопрос был решен. Казни Возвышенных будут проводиться
публично - это уж непременно. Народ Вонара заслуживает подобного зрелища -
одновременно приятного и назидательного; преступные же Возвышенные
заслужили все виды унижения, а Уисс - удовлетворения. Решение его было
окончательным, оставались кое-какие конкретные мелочи. Во всех
существующих разновидностях массовых казней был какой-то, да изъян - или
слишком медленно, или много крови, или уж слитком жутко, а то и чересчур
дорого. Некоторые варианты казались лучше остальных, но даже лучшие из них
не решали проблем с логическими последствиями казни - уничтожением или
захоронением трупов, а также уборкой места казни. Ни одного по-настоящему
удовлетворительного способа так и не нашлось, пока не появилась Кокотта,
чья стремительная и восхитительно опрятная манера еды сразу всем
полюбилась. Наконец нашелся палач, чье изысканное мастерство освобождало
его новых приверженцев-экспроприационистов от обвинений в варварстве.
Уисс в'Алёр был в восторге и мечтал скорее продемонстрировать народу
добродетели Кокотты. Осуществить это казалось несложно, поскольку четверо
оставшихся из приговоренных нирьенистов по-прежнему содержались в
казематах "Гробницы". За один-единственный день была сооружена большая
платформа на колесах - нечто вроде сухопутной баржи. На это транспортное
средство с почестями водрузили Кокотту, закутанную в черный холст, и ночью
повезли по темным улицам из Арсенала в "Гробницу".

- Где же ты была? Чем ты занималась все это время? - Элистэ
постукивала каблучком. За ее нетерпением крылось глубокое беспокойство.
Кэрт, просто одетая, с огрубевшими от работы руками и деревенским
акцентом, могла сравнительно безопасно расхаживать по улицам Шеррина. Эти
прогулки доставляли удовольствие горничной и информацию ее хозяйке,
сидевшей взаперти и изголодавшейся по новостям. Но иногда Элистэ начинала
тревожиться: вдруг с Кэрт что-нибудь случится там, на улицах? Несчастный
случай, болезнь или нападение. Каждая Возвышенная несла ответственность за
безопасность и благополучие ее служанок.
- Так где ты была? - резко повторила она.
- В "Гробнице", госпожа. То есть около нее. - Слегка бледная и
какая-то рассеянная, Кэрт, видимо, не замечала раздражения хозяйки.
- О чем ты говоришь? Объясни немедленно. Хотя подожди. У тебя
измученный вид. Я разрешаю тебе сесть. Ты больна? Ты собираешься упасть в
обморок, биться в судорогах и прочее?
- Нет, госпожа. - Кэрт машинально присела на краешек обитого парчой
кресла. - Я в порядке, клянусь вам...
- Ты уверена? Ну тогда говори.
- Хорошо. Мне есть что рассказать. Дело было так. Я шла купить этих
сахарных вафелек, госпожа, без которых вы жить не можете, и, сами
понимаете, мне нужно было пройти мимо старой тюрьмы, чтобы попасть на мост
к рынку. Ну вот, иду я и вижу, что все эти городские толпятся у ворот, я и
остановилась узнать, что к чему. Стала спрашивать, но никто толком ничего
не знал, тогда я стала протискиваться вперед, добралась до ворот и
увидела, на что все глазеют. Там эта штука, прямо во дворе "Гробницы". Она
похожа на большой-пребольшой свинцовый шкаф, внутри заостренные шипы, а
наверху всякие рога, шары и прочая дребедень. И она большая, госпожа.
Прямо громадина.
- Да что же это за штука?
- Вот и я гадала. И всех там расспрашивала, но никто не знал. А
некоторые твердили, что это одна из Оцепенелостей, вроде той, которая, как
сторожевой пес, стоит у Северных ворот. И это правда, она была на ту
похожа, только совсем другая.
- В каком отношении другая?
- По ферме, но дело не в этом У этой сверху что-то горит разными
цветами и вроде как-то шевелится. Эта... ну, не спит. И, конечно, люди
ломали голову, откуда она взялась, как сюда попала и зачем. Я-то не
понимаю, что это за штуковина, но знаю, что мне такое не по нутру.
- Так эта тайна осталась неразгаданной?
- Да нет, госпожа, только говорить тяжко.
- Тяжко?
- Через какое-то время, - продолжала Карт, - из тюрьмы вышел солдат и
прибил к стене объявление. Кто-то прочел его вслух. Там говорилось, что
четверо предателей-нирьенистов будут приведены во двор в три часа
пополудни. Так что все догадались, зачем эта штука там стоит.
- И ты ждала так долго, чтобы посмотреть на публичную казнь? -
дрогнувшим от гнева голосом спросила Элистэ. Она была потрясена и
одновременно чувствовала отвращение, однако против воли заинтересовалась
рассказом.
- Что ж, мне выбирать не приходилось, госпожа. - Круглое лицо Кэрт
вспыхнуло. - К тому времени я уже не могла бы оттуда выбраться. Я стояла у
самых ворот, с прижатым к решетке носом, а толпа сзади меня становилась
все больше, и я там застряла без движения.
- Вот как?
- Правда, госпожа. А еще - как я узнала, что будет, так почему-то не
могла отвернуться.
Элистэ кивнула, молча и пристыженно признавая, что понимает.
- Должно быть, слухи пошли по всему городу, - продолжала Кэрт, -
потому что люди шли и шли, и площадка перед воротами была такой забитой,
что не проехала бы ни карета, ни даже портшез. Кто-то там выпивал, кто-то
буянил, некоторые смеялись, перешучивались. А некоторые стали ну прямо
мерзкие. Но большинство стояли тихо и ожидали. Ровно в три они вышли из
"Гробницы" - солдаты, охрана и все такое. И один там был - говорили, что
это главный начальник "Гробницы" Довель Эгюр. И еще палач - такой
огромный, - Борло сын-Бюни, тот, что у нас жил, помните? - рядом с ним
просто щенок, и говорили, что это Бирс, родственник Уисса в'Алёра, но
точно не поручусь И четыре пленника, - чтоб мне лопнуть, если они не были
раздеты догола! Госпожа, вот ей-ей, они были голые, как цыплята, которых
сейчас бросят в кастрюлю.
- Как это гнусно! - вспыхнула Элистэ. - Какие скоты эти экспры! К
чему им такая мелкая бессмысленная жестокость?
- Точно не скажу, госпожа, но я прямо еле на ногах устояла. Не знала,
куда смотреть, да и другие тоже. Некоторые захихикали - знаете, как вот
ежели человек сбит с толку, но не хочет показать. Но смеялись недолго, и,
я думаю, пленники даже не услышали - такие они были убитые, что ничего не
замечали. Мне стало жалко их, госпожа, и не только мне. Я слышала, кто-то
шепнул, что они хорошие депутаты и хорошие люди и так с ними поступать
негоже. Но кругом рыскали народогвардейцы, и вслух говорить было страшно.
Ну, выстроили всех четверых перед этой штуковиной, - продолжала Кэрт, - и
они там стояли, пока читались обвинения. Но если они и вправду во всем
этом повинны, тогда они, само собой, заслуживали смерти.
- А они виновны на самом деле? - спросила Элистэ.
- Не могу сказать, госпожа, да или нет, а только разговоры
закончились, и перешли к делу. Палач схватил первого пленника и зашвырнул
его прямо в этот шкаф. И тут вышло, что вроде как эта штука живая. Двери
захлопнулись сами по себе, а огни делались все ярче и ярче, а шум громче и
громче, а потом большая вспышка - прямо больно глядеть, и все было
кончено. Двери сами открылись - и, госпожа, там внутри ничего не было.
Только кусок веревки. Я не могла глазам своим поверить. Да и никто не мог
- слышали бы вы, какие начались вопли и крики! А палачу словно и дела нет.
Он взял вилы и, как ни в чем не бывало, вытащил веревку наружу. А потом
остановился и будто погладил этот шкаф - провел по нему рукой, даже по
шипам, и, клянусь, он разговаривал с этой штукой. Я не слышала, но видела,
как у него губы двигались. И выражение у него было такое, словно он с
родственником разговаривает. Чудно это мне. А потом три остальных пленника
- бум, бум, бум - один за другим, как и первый. Все заняло несколько
минут, вы не поверите, до чего все это быстро, и как... как чисто там
после этого, ни кусочка не остается, словно никого и не было.
- В некотором смысле это даже хуже, чем... - Элистэ, вздрогнув,
замолчала.
- Ну, тем и кончилось, - заключила Кэрт. - Солдаты, начальник тюрьмы
и палач, сделав свое дело, ушли, а шкаф так и оставили во дворе. Мы
потолкались еще на улице, посмотреть, что будет, но больше ничего не было,
и я пошла домой. Вот почему я так поздно, госпожа.
Элистэ молчала, не зная, что сказать.
- Да, и вот еще что, - припомнила Кэрт. - Пока все это происходило,
из окна тюремной башни глядели два каких-то человека, и люди в толпе
говорили, что один из них - это сам Уисс в'Алёр.

Со своего наблюдательного поста у окна в верхнем этаже центральной
башни "Гробницы" Уисс в'Алёр - или просто Валёр, как он недавно
переименовал себя из соображений скромности - видел все происходившее. Он
отметил превосходную работоспособность Кокотты, несгибаемость
народогвардейцев, похожих на автоматы, извращенное поклонение кузена
Бирса.
А публика? Чародейные пассы, неохотно произведенные его отцом,
позволили с одного взгляда оценить реакцию зрителей. Уисс увидел, что
горожане были напуганы, сбиты с толку и взволнованы. Первозданная
жестокость Кокотты казалась им отталкивающей и приятно возбуждающей.
Многие были довольны зрелищем, но боялись признать это, некоторыми владели
смешанные чувства, а кое-кто испытывал подлинное отвращение. Ну, это,
разумеется, пустяки. Удовольствие можно усилить, тошноту подавить - по
поле Уисса. Его собственные таланты, при поддержке чар отца, давали
достаточно власти для этого, даже больше, чем нужно.
Разве нет?
Но сомнения оставались, подрывая его уверенность в себе и расшатывая
нервы Ему необходимо избавиться от них ради себя самого и блага страны. Он
обязан защитить себя Это его долг перед Вонаром.
К счастью для страны, Уисс мог положиться на преданность и
сотрудничество Народного Трибунала, где ведущие юристы с готовностью
подчинялись мудрым решениям Комитета Народного Благоденствия. Кого порицал
Комитет, тех приговаривал Трибунал, а сам Комитет состоял из преданных
экспроприационистов, истинных патриотов, хороших людей (была, правда,
парочка исключений, которыми стоило заняться), и Уисс всегда мог на них
рассчитывать.
Он возвратился в свой кабинет в Комитете Народного Благоденствия и
отдал соответствующие приказы, после чего Трибунал оказался завален
делами. Самые глубокие и сырые казематы старой "Гробницы" впервые за века
увидели людей, потом оказались заполнены до отказа, а затем чуть не
треснули от количества обитателей. Избыток арестованных распределялся по
двум тюрьмам поменьше - в "Остроге" и "Сундуке", находившихся в
противоположных концах города. Скоро были заполнены и они, и тогда начали
использовать не слишком надежные камеры в окружных жандармских участках.
Задействованными оказались также некоторые погреба и склады, а в одном
примечательном случае - даже пересохший колодец. Это было просто постыдно.
Требовалось или больше места, или меньше арестованных. С точки зрения
Уисса, решение этой задачи сомнений не вызывало.
У Кокотты было много дел и забот, и она хорошо питалась. Вначале ее
рацион состоял из политических противников Уисса Валёра - реальных и
воображаемых. Упрямые и непокорные члены Конституционного Конгресса попали
к ней самыми первыми, в ряде случаев в сопровождении друзей и членов
семьи. За ними последовали непримиримые журналисты, недовольные и слишком
открыто выступавшие с критикой. Почти каждый день во дворе "Гробницы"
происходили казни - одна, две, три. Жители Шеррина вскоре привыкли к виду
Кокотты, ее голодным шипам и обнаженным жертвам. Первоначальное потрясение
от ее внешнего вида и способа уничтожения людей быстро улеглось, и
публичные казни стали для многих излюбленной формой бесплатного
развлечения.
Как-то дождливым осенним утром Уисс сидел один в кабинете, читая
донос секретного агента, работавшего под кодовым именем Чечевичная
Похлебка. Сеть агентов была настолько разветвленной и писали они так
много, что утомительный труд по прочтению доносов обычна исполняли самые
высокие чины жандармерии и младшие члены Комитета. Изредка некоторые
сообщения предлагались вниманию председателя Комитета. Но рапорт
Чечевичной Похлебки заслуживал особого внимания, поскольку относился к
персоне кузена председателя. Уисс прочел:
"...есть люди, которые посещают казни почти ежедневно. Они приходят
ранним утром, чтобы занять самое удобное место у ворот, и часто ждут там
часами. Эти любители, именующие себя: мужчины - дружками Кокотты, а
женщины - подружками Кокотты, - в последнее время разработали изысканную
систему связанных с казнью деталей. Они изобрели сложную градацию рангов,
согласно которой приговоренные к смерти преступники распределяются по
категориям в соответствии с воображаемым критерием желательности для
Кокотты. Многие из этих позеров якобы способны различить - по игре и
интенсивности света, - в какой мере то или иные приношение приятно
Чувствительнице Кокотте.
Особую популярность среди этих дружков и подружек приобрел собрат
Бирс Валёр. Ему придумывают множество ласковых прозвищ, когда он
появляется в тюремном дворе, через решетку ворот ему кидают подарки,
ленты, записки и прочие мелочи; ему кричат, когда он проходит мимо,
стараясь привлечь внимание, - мужчины предлагают выпивку и деньги, а
женщины - все что угодно и даже больше. К его чести, собрат Бирс
игнорирует эти дерзкие притязания. Полностью сосредоточенный на своем
патриотическом долге, всегда собранный и преданный делу справедливости
экспроприационистов, он не обращает внимания на выходки и причуды своих
поклонников. К сожалению, нельзя сказать того же о народогвардейцах,
многие из которых ведут торговлю сувенирами в виде обрывков веревки,
остающихся у Чувствительницы Кокотты. Даже офицерские чины не брезгуют
этой недостойной разновидностью коммерции..."
Уисс Валёр отложил донос, поместив его в точно надлежащее место на
безукоризненно чистом и пустом письменном столе. Разумеется, Чечевичная
Похлебка был прав. Торговля веревочными сувенирами неуместна, не
соответствует армейскому духу и вообще неприемлема. И все же он почти
сочувствовал предприимчивым народогвардейцам: солдаты могли наскрести на
этом несколько лишних бикенов. Сходными оказались и нужды партии
экспроприационистов, хотя они значительно превосходили по масштабу
солдатские потребности. Денег требовалось много и желательно - без
промедления. К счастью, их источник был всегда под рукой.
Вот уже несколько месяцев Уисс потихоньку заполнял "Гробницу"
заключенными из числа Возвышенных, потому что большинство богатых людей
позаботились припрятать значительные суммы, которые на самом деле являлись
собственностью вонарского народа. Эти закосневшие в своем упорстве
преступники отказывались открыть местонахождение ценностей и упрямо
противостояли самым разнообразным способам убеждения. По сути дела, они
были хуже воров. Эти враги народа заслуживали наказания как предатели. В
соответствии с недавно принятым в Конгрессе постановлением наказание
включало конфискацию всего состояния и имущества мошенников, вплоть до
последнего стула. Уисс взял лист чистой бумаги и начал писать. Вскоре
после этого рацион Кокотты стал еще богаче.
Послушный Народный Трибунал поддержал решение Комитета Народного
Благоденствия. Дюжина поверхностных судебных разбирательств, проведенных и
законченных в течение одного дня, привела к двенадцати молниеносным
приговорам. Без проволочек они были приведены в исполнение. Холодным и
суровым осенним утром группа из двенадцати обнаженных заключенных
спотыкаясь вышла во двор "Гробницы" на встречу с Кокоттой.
Уисс Валёр вместе с отцом стоял на своем обычном месте у окна
центральной башни, откуда мог видеть место казни и горожан, заполнивших
улицу перед тюремными воротами. Толпа сегодня была необычно многочисленной
и возбужденной, что не слишком удивило Уисса. Вонар еще не видел такого -
дюжина Возвышенных, согнанных в кучу без всяких церемоний, словно это были
простые крестьяне. От громких возгласов, энергичной жестикуляции, попыток
пробраться к более удобному местечку толпа зрителей беспрестанно
колыхалась. Те, кто оказывался далеко от ворот и кому было плохо видно - а
таких в это утро оказалось немало, - вслух выражали свою обиду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96