На ожерелье болтался нож.
– Кажется, я забыл вас познакомить, – сказал Кастринг. – Это Шёлк. Или, может быть, Атлас. Все время их путаю. Ладно, не имеет значения. Как и мне, ей совершенно незачем знать твое имя. Она не владеет языком Старого Света, но ты быстро научишься выполнять то, что она будет тебе приказывать. С этого момента вы станете неразлучны. И даже, может быть, сойдетесь поближе. Уверяю тебя, она умеет доставлять удовольствие. А потом придет день, может быть, скоро, а может быть, и нет, и она тебя убьет.
Кастринг что-то сказал танцовщице, и она торжественно кивнула. Все это время дева не сводила с Конрада глаз, разглядывая его обнаженное тело. Когда Кастринг закончил свою речь, она взяла в руки нож, поцеловала клинок и послала воздушный поцелуй Конраду. Тот содрогнулся, вспомнив о ее раздвоенном языке и жадности, с которой она слизывала свежую человеческую кровь.
– Кажется, ты ей нравишься, – заметил Кастринг.
Конрад ничего не ответил. «Нет, – решил он, – это не я умру, а вы». Первой встретит смерть танцовщица. Или Кастринг…
– Империя, Остланд, Ферланген! – закричал Кастринг, натягивая поводья. – Наша милая родина ждет нас!
Лошадь взвилась на дыбы, развернулась и галопом рванулась вперед.
– У тебя не найдется воды? – спросил Конрад у своей конвоирши. – И чего-нибудь поесть? И какой-нибудь одежды?
Хвост девы дернулся. Что-то хрипло сказав, она показала рукой в ту сторону, куда ускакал Кастринг. Конрад молча смотрел на нее. Дева вытащила нож и занесла его над головой. Она стояла слишком далеко, чтобы он успел до нее добежать и выхватить нож, и слишком близко, чтобы, метнув в него нож, она промахнулась.
Конрад повернулся и двинулся вслед за армией; его эскорт последовал за ним.
От Империи до Кислева он прошел, ведя в поводу лошадь Вольфа. Теперь он возвращался, однако на этот раз за ним, шаг в шаг, следовала страшная молчаливая тень. Это был длинный путь, поскольку без плавания по реке пришлось преодолевать гораздо большее расстояние, кроме того, их задерживали частые остановки, вызванные небольшими стычками, разграблением деревень, принесением в жертву пленников.
Конрад старался держаться от всего этого подальше, равно как и не стремился приближаться к разношерстному воинству Кастринга. Оно не было регулярной армией, которая выполняла бы приказы и ходила маршем. Оно распадалось на отдельные отряды, каждый из которых двигался по своему маршруту, после чего они вновь соединялись, чтобы совершить очередной кровавый набег.
Конраду позволили взять себе одежду, оставшуюся после казненных пленников. Но вскоре она изорвалась, и виной тому была Шёлк, которая колола его ножом всякий раз, когда он не понимал ее приказа или исполнял его недостаточно быстро. Через некоторое время все его тело покрылось густой сеткой уколов, словно его кто-то искусал с головы до ног.
У него не было возможности сбежать и еще меньше было шансов взять верх над своей мучительницей. Шёлк не оставляла его ни на минуту, держась от него на расстоянии нескольких футов. Кроме того, за ним следили и воины Кастринга, зверолюди, готовые прикончить его в любой момент, чтобы напоить его кровью свое омерзительное божество. Сколько их в шайке Кастринга, сказать было невозможно. Их число постоянно менялось, то увеличиваясь, когда Кастринг набирал новых воинов, то уменьшаясь после очередного боя.
Иногда они шли по ночам, иногда при свете дня. Часто они шли день и ночь, а иногда становились лагерем на несколько суток. Конрад никак не мог понять, почему они так делают, но он никого об этом не спрашивал, а ему никто не объяснял.
С собой монстры тащили мало поклажи. У них была всего одна повозка. Ее всегда тщательно охраняли, и Конрад подумал, что в ней, наверное, везут священные доспехи и алтарь.
Большая часть воинов шла пешком, поэтому много унести они не могли, но некоторые твари ехали верхом на лошадях, представлявших собой такой же омерзительный результат мутации, как и их седоки. Это были элитные отряды, в которые входили лучшие воины, обладающие профессиональным оружием и доспехами. Эти воины походили скорее на обученных и вышколенных рыцарей, чем на кровожадных дикарей. У них был свой кодекс чести, и казалось, что единственным смыслом их жизни были сражения, что свое почтение божеству они выражали, проливая кровь на поле брани – свою собственную или противника. А затем происходило обратное: когда светила маленькая луна, начинались кровавые жертвоприношения, и кровь лилась рекой, но на этот раз страдали и гибли беззащитные пленники, которых убивали для исполнения отвратительных ритуалов в честь бога Хаоса.
На другом полюсе находились существа низшего порядка, ни люди, ни звери; они одевались в лохмотья и пользовались тем оружием, которое сумели добыть. Между этими двумя полюсами находилась большая часть воинства Кастринга; они не были людьми, не были животными, представляя собой некую комбинацию того и другого.
Именно с такими существами Конрад чаще всего сталкивался во время службы на границе: с теми, у кого руки заканчивались клинком или топором, кто имел множество глаз, ушей или ртов; у кого лицо было расположено посреди груди; кто был наполовину насекомым с огромными клешнями или наполовину птицей с огромными крыльями. Некоторые были наполовину рептилией, и их кожа была покрыта чешуей; у других была голова зверя и тело человека или голова человека на теле животного.
Основной мастью этих тварей было сочетание красного и черного – цветов крови и смерти; их шерсть, перья, плавники, кожа, раковина или шкура были покрыты полосами, полосками и пятнами всевозможных сочетаний этих цветов. У многих из них глаза не имели зрачков и были совершенно белыми, и все же твари прекрасно видели.
Всех их объединял один символ, одна эмблема была на их стягах и щите Кастринга, и она же была выжжена на лбу Шёлк – зловещий знак Кхорна, Кровавого бога.
Кхорн, один из четырех величайших богов Хаоса.
Его рунический знак означал смерть, словно это была подпись самого Охотника за душами.
Шёлк поклялась служить своему божеству и выжгла на своем лице его знак. Многие из его почитателей носили на голове рога, изогнутые, как знак Кхорна.
Каждая смерть свершалась во славу Кхорна, и умирали не только его враги. Когда бог требовал жертв, ими становились сами монстры – как это случилось, когда Шёлк убила Атлас.
Для почитателей Кхорна любой человек и монстр являлся потенциальной жертвой. У них не было друзей и не было союзников, а были только будущие жертвы. С каждым днем становилось все очевиднее, что скоро наступит черед Конрада. Но пока этого не случилось, каждый прожитый день он мог считать своей маленькой победой.
Проходили дни, недели, пока, наконец, армия чудовищ не покинула территорию Кислева и не пересекла границу Империи. Каждая миля их пути была отмечена смертью невинных жертв, а иногда и случайных союзников.
Конрад жил одной мыслью: только бы монстры нашли себе иную жертву, кого-нибудь другого, не его, чтобы он прожил еще один день. Он должен жить, чтобы добраться до Шёлк и Кастринга. Только это поддерживало в нем силы, только это заставляло делать следующий шаг.
Он стал меньше думать о Кристен. Он даже начал ее забывать. Они были вместе меньше года, и когда он пытался ее вспомнить, то почему-то видел Элиссу. Он не хотел вспоминать о Кристен и потому, что чувствовал себя предателем. Не уйди он тогда вместе с Вольфом и Анвилой, Кристен, может быть, была бы жива. Но она, скорее всего, умерла. Он очень надеялся, что это так, ибо монстры захватывали пленных только ради того, чтобы мучить, пытать и убивать их.
Но сам он еще ни разу не почувствовал смертельной опасности. Словно все ужасы, которые происходили на его глазах, не имели к нему никакого отношения, словно он был сторонним наблюдателем всему, что происходило вокруг. Даже когда его наказывали, он мало обращал на это внимания. Его тело испытывало боль, но сознание было далеко. Он чувствовал, что просто движется в том же направлении, что и кровавое воинство Кхорна. Они шли в одну и ту же сторону, только и всего.
Конечно, он знал, что так долго продолжаться не может, – что-нибудь обязательно случится. Когда смерть заглянет ему в лицо, как и обещал Кастринг, мир вновь станет реальным. Либо это, либо он выйдет из транса каким-нибудь другим образом. Каким, он и сам не знал, но это непременно должно случиться.
Почему Кастринг до сих пор его не убил? Возможно, видя страдания Конрада, он получал от этого мрачное удовольствие. Возможно, его убьют в Ферлангене, городе, который Кастринг считал своей родиной.
– Я вижу, ты опытный воин, – сказал он как-то вечером, усаживаясь напротив Конрада и его хвостатой конвоирши.
Дева кидала Конраду кусочки пищи. Его руки были связаны за спиной, и еду приходилось подбирать с земли. Пытка слабая, но Кастринг и кровавая девица получали от нее немалое удовольствие.
– Ты убил очень многих, – продолжал Кастринг, – поэтому твоя смерть приобретает ценность гораздо большую, чем смерть тех, кто никого не убивал и не проливал ничьей крови. Ты слишком дорогая жертва, чтобы тратить тебя по пустякам. Думаю, что твою кончину я приберегу для какого-нибудь особо важного случая.
Шёлк стала лить на землю тонкую струйку воды, и Конрад торопливо принялся пить. Кастринг что-то сказал ей, и она, внезапно наступив ногой на голову Конрада и прижав ее к земле, приставила к его горлу нож.
– А может, и нет, – добавил Кастринг.
Через несколько секунд он отдал еще одну команду, и Шёлк сняла ногу с головы пленника.
Кастринг наслаждался. Он наслаждался видом воина, превратившегося в раба женщины. Конрад же чувствовал только ненависть, которая росла с каждым днем. Это была холодная, глубокая ненависть.
В первую ночь плена Шёлк и Атлас были сильнее, поскольку он очень устал и ослаб. Теперь он легко расправился бы с обеими, но, на его счастье, осталась лишь одна Шёлк.
Он знал, что в любую минуту может ее убить – он может убить даже Кастринга. Но потом он вспоминал о том, как мало еще сделал за свою жизнь и как много ему еще нужно сделать и что смерть его мучителей не может стоить его собственной смерти. Нет, еще рано.
Только однажды Шёлк оставила его в одиночестве – когда ушла, чтобы принять участие в своем отвратительном ритуале. Но вскоре вернулась, вся покрытая кровью, возбужденная видом мучений и смерти невинных жертв. Несмотря на прекрасную наружность, дева больше походила на животное, чем на человека. Особенно мерзки были ее хвост и раздвоенный язык.
– А может быть, ты присоединишься к нам, – сказал в другой раз Кастринг. В тот день он был в хорошем настроении. Отряд монстров столкнулся с дорожным патрулем и уничтожил его. – Мы всегда рады хорошему человеку. Хотя тебе вовсе не обязательно быть хорошим, и тем более человеком…
Конрад вздрогнул, но продолжал молча смотреть на Кастринга, словно задумавшись над этим предложением. Это поможет ему протянуть еще один день.
– А что мне нужно будет делать? – спросил он.
– Убивать. Ты ведь этим уже занимался. Но теперь ты будешь убивать во имя великого Кхорна. Ты же наемник, я знаю. Поэтому ты и служил в Кислеве. Ты убивал за деньги. Но разве не лучше убивать ради священной цели, во славу величайшего из богов?
Нет, он убивал не за деньги. За службу на границе он получал гроши, он служил не за деньги. Он убивал не ради убийства, а чтобы защищать границу от таких, как Кастринг…
А теперь он находится среди этих тварей и чувствует себя предателем. Он предал свою расу, расу людей, предал их тем, что оставался жив, когда все погибали.
Армия Кастринга тем временем прокладывала огненный след к Остланду, первой провинции, расположенной на границе с Империей. Они не пытались скрывать свое присутствие, а потому встречали все более ожесточенное сопротивление.
Конрад старался понять, что происходит. Была ли то часть общего плана, согласно которому мародеры Кастринга, отвлекая на себя часть войск Империи, облегчали проход главной силе, которая должна была ударить где-нибудь в другом месте? Впрочем, разве можно было ожидать от кровожадных тварей какой-то четко продуманной стратегии? Кастринг производил впечатление человека хитрого и расчетливого, однако он мало чем отличался от монстров, которыми командовал. Он жаждал только крови, смерти и разрушения.
– Кого я должен буду убить? – спросил Конрад, заранее зная ответ.
– У нас тут имеется несколько пленников, – ответил Кастринг. – Я думаю, тебе стоит их посмотреть. Выберешь кого-нибудь, кого захочешь принести в жертву нашему великому господину и повелителю.
Кастринг был прав: Конрад убивал много раз. Но он никогда не убивал слабых и беззащитных. Теперь, похоже, выбора у него не было. Если он не заберет чью-то жизнь, то сам станет жертвой. И даже если он откажется убить, жертву это не спасет, человек все равно умрет. Конрад должен убить. Он умеет убивать быстро, без мучений.
– Они хотят нас убить, сэр? – спросила маленькая фигурка, привязанная к дереву рядом с Конрадом.
Ему было не больше пятнадцати; его глаза были широко раскрыты от страха. Его приволокли вместе с остальными; это был отряд призывников, захваченный возле ближайшего городка. Остальных куда-то утащили, а паренька оставили здесь.
Его одежда была выпачкана в крови; грязное лицо покрыто синяками, на щеках виднелись дорожки от слез.
– Нет, – солгал Конрад. – Если бы нас хотели убить, они бы это уже сделали.
– А что они с нами сделают?
– Не знаю, – вновь солгал он.
Шёлк сидела на корточках недалеко от них и, ухмыляясь и что-то хрипло мурлыча себе под нос, постукивала кончиком ножа по костяному ожерелью.
– Откуда вы, сэр? Когда они вас схватили?
Конрад не ответил. Ему не хотелось говорить, ибо по сверкающим красным глазам девы было видно, кого она выбрала в качестве жертвы.
– Они нас убьют, сэр. Я это знаю!
– Нет, – ответил Конрад, пытаясь успокоить паренька. – Меня схватили уже давно, а я еще жив.
– Она хочет нас убить, – сказал паренек, понизив голос до шепота. – Я вижу.
Шёлк бросила на него взгляд, и паренек поспешно опустил глаза.
– Она из этих мутантов, да? – спросил он, произнеся это слово так, словно впервые осмелился сказать его вслух.
Этот паренек, видимо, знал о мире гораздо больше, чем когда-то Конрад. Живя в деревне, тот и слыхом не слыхивал ни о каких мутантах, а когда на них напали монстры, он даже не знал, как они называются.
– Я не хочу умирать, сэр!
– Я тоже, – ответил Конрад, думая о том, что ценой его жизни станет, возможно, смерть мальчика.
Конрад взглянул на темное небо, усеянное звездами. Маннслиб взойдет через несколько часов; маленькая луна была совершенно непредсказуемой – она часто меняла время своего восхода и захода, а также фаз, но сегодня, похоже, она будет светить в полную силу.
Мучимый страхом, мальчик не умолкал, то и дело задавая вопросы. Конрад старался говорить как можно меньше. Шёлк тем временем ждала; вот, наконец, над горизонтом показались неровные края маленькой луны – и тишину прорезал первый дикий вопль, вопль истязуемой жертвы.
Зверолюди, мутанты, воины Кхорна приветствовали появление Моррслиб убийством первого пленника.
Мальчик тихо вскрикнул, и Шёлк засмеялась. Оставшись без своего двойника, она не часто брала на себя роль палача, хотя редкое вечернее жертвоприношение или пытка обходились без ее участия.
Со своего места Конрад не видел, где установлен алтарь. После первой ночи плена он никогда больше не видел его, хотя всегда слышал, что происходит на площадке для ритуальных жертвоприношений.
Сегодня его оставили в стороне от лагеря, возле лесистого холма, который спускался в долину. Где-то внизу слышалось журчание воды. Когда начались убийства, Конрад попытался сосредоточиться на плеске реки, чтобы не слышать воплей.
Они начали кричать, и вместе с ними дико закричал мальчик.
– Прекрати! – заорал Конрад прямо ему в лицо. – Заткнись, слышишь? Слушай меня!
Мальчик замолчал, испуганно глядя на него. Очевидно, в это мгновение он боялся Конрада даже больше, чем монстров.
– Все будет хорошо. С нами все будет хорошо. Поэтому ты здесь, со мной. Тебя притащили сюда не затем, чтобы убивать. Меня они не убили. И тебя не убьют.
Мальчик внимательно смотрел на него, и вдруг выражение его лица изменилось.
– Ты сам один из них! – бросил он Конраду и плюнул ему в лицо. И отвернулся.
«По крайней мере, замолчал», – подумал Конрад, но слова паренька не выходили у него из головы: «Ты один из них».
Вообще-то говоря, в какой-то степени это верно. Он провел с монстрами уже много недель. И если его все-таки заставят убить этого мальчишку, он и в самом деле станет одним из них – или почти станет.
Кастринг предложил ему поклоняться богу Кхорну. Значит, совершив убийство, он пройдет обряд посвящения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Кажется, я забыл вас познакомить, – сказал Кастринг. – Это Шёлк. Или, может быть, Атлас. Все время их путаю. Ладно, не имеет значения. Как и мне, ей совершенно незачем знать твое имя. Она не владеет языком Старого Света, но ты быстро научишься выполнять то, что она будет тебе приказывать. С этого момента вы станете неразлучны. И даже, может быть, сойдетесь поближе. Уверяю тебя, она умеет доставлять удовольствие. А потом придет день, может быть, скоро, а может быть, и нет, и она тебя убьет.
Кастринг что-то сказал танцовщице, и она торжественно кивнула. Все это время дева не сводила с Конрада глаз, разглядывая его обнаженное тело. Когда Кастринг закончил свою речь, она взяла в руки нож, поцеловала клинок и послала воздушный поцелуй Конраду. Тот содрогнулся, вспомнив о ее раздвоенном языке и жадности, с которой она слизывала свежую человеческую кровь.
– Кажется, ты ей нравишься, – заметил Кастринг.
Конрад ничего не ответил. «Нет, – решил он, – это не я умру, а вы». Первой встретит смерть танцовщица. Или Кастринг…
– Империя, Остланд, Ферланген! – закричал Кастринг, натягивая поводья. – Наша милая родина ждет нас!
Лошадь взвилась на дыбы, развернулась и галопом рванулась вперед.
– У тебя не найдется воды? – спросил Конрад у своей конвоирши. – И чего-нибудь поесть? И какой-нибудь одежды?
Хвост девы дернулся. Что-то хрипло сказав, она показала рукой в ту сторону, куда ускакал Кастринг. Конрад молча смотрел на нее. Дева вытащила нож и занесла его над головой. Она стояла слишком далеко, чтобы он успел до нее добежать и выхватить нож, и слишком близко, чтобы, метнув в него нож, она промахнулась.
Конрад повернулся и двинулся вслед за армией; его эскорт последовал за ним.
От Империи до Кислева он прошел, ведя в поводу лошадь Вольфа. Теперь он возвращался, однако на этот раз за ним, шаг в шаг, следовала страшная молчаливая тень. Это был длинный путь, поскольку без плавания по реке пришлось преодолевать гораздо большее расстояние, кроме того, их задерживали частые остановки, вызванные небольшими стычками, разграблением деревень, принесением в жертву пленников.
Конрад старался держаться от всего этого подальше, равно как и не стремился приближаться к разношерстному воинству Кастринга. Оно не было регулярной армией, которая выполняла бы приказы и ходила маршем. Оно распадалось на отдельные отряды, каждый из которых двигался по своему маршруту, после чего они вновь соединялись, чтобы совершить очередной кровавый набег.
Конраду позволили взять себе одежду, оставшуюся после казненных пленников. Но вскоре она изорвалась, и виной тому была Шёлк, которая колола его ножом всякий раз, когда он не понимал ее приказа или исполнял его недостаточно быстро. Через некоторое время все его тело покрылось густой сеткой уколов, словно его кто-то искусал с головы до ног.
У него не было возможности сбежать и еще меньше было шансов взять верх над своей мучительницей. Шёлк не оставляла его ни на минуту, держась от него на расстоянии нескольких футов. Кроме того, за ним следили и воины Кастринга, зверолюди, готовые прикончить его в любой момент, чтобы напоить его кровью свое омерзительное божество. Сколько их в шайке Кастринга, сказать было невозможно. Их число постоянно менялось, то увеличиваясь, когда Кастринг набирал новых воинов, то уменьшаясь после очередного боя.
Иногда они шли по ночам, иногда при свете дня. Часто они шли день и ночь, а иногда становились лагерем на несколько суток. Конрад никак не мог понять, почему они так делают, но он никого об этом не спрашивал, а ему никто не объяснял.
С собой монстры тащили мало поклажи. У них была всего одна повозка. Ее всегда тщательно охраняли, и Конрад подумал, что в ней, наверное, везут священные доспехи и алтарь.
Большая часть воинов шла пешком, поэтому много унести они не могли, но некоторые твари ехали верхом на лошадях, представлявших собой такой же омерзительный результат мутации, как и их седоки. Это были элитные отряды, в которые входили лучшие воины, обладающие профессиональным оружием и доспехами. Эти воины походили скорее на обученных и вышколенных рыцарей, чем на кровожадных дикарей. У них был свой кодекс чести, и казалось, что единственным смыслом их жизни были сражения, что свое почтение божеству они выражали, проливая кровь на поле брани – свою собственную или противника. А затем происходило обратное: когда светила маленькая луна, начинались кровавые жертвоприношения, и кровь лилась рекой, но на этот раз страдали и гибли беззащитные пленники, которых убивали для исполнения отвратительных ритуалов в честь бога Хаоса.
На другом полюсе находились существа низшего порядка, ни люди, ни звери; они одевались в лохмотья и пользовались тем оружием, которое сумели добыть. Между этими двумя полюсами находилась большая часть воинства Кастринга; они не были людьми, не были животными, представляя собой некую комбинацию того и другого.
Именно с такими существами Конрад чаще всего сталкивался во время службы на границе: с теми, у кого руки заканчивались клинком или топором, кто имел множество глаз, ушей или ртов; у кого лицо было расположено посреди груди; кто был наполовину насекомым с огромными клешнями или наполовину птицей с огромными крыльями. Некоторые были наполовину рептилией, и их кожа была покрыта чешуей; у других была голова зверя и тело человека или голова человека на теле животного.
Основной мастью этих тварей было сочетание красного и черного – цветов крови и смерти; их шерсть, перья, плавники, кожа, раковина или шкура были покрыты полосами, полосками и пятнами всевозможных сочетаний этих цветов. У многих из них глаза не имели зрачков и были совершенно белыми, и все же твари прекрасно видели.
Всех их объединял один символ, одна эмблема была на их стягах и щите Кастринга, и она же была выжжена на лбу Шёлк – зловещий знак Кхорна, Кровавого бога.
Кхорн, один из четырех величайших богов Хаоса.
Его рунический знак означал смерть, словно это была подпись самого Охотника за душами.
Шёлк поклялась служить своему божеству и выжгла на своем лице его знак. Многие из его почитателей носили на голове рога, изогнутые, как знак Кхорна.
Каждая смерть свершалась во славу Кхорна, и умирали не только его враги. Когда бог требовал жертв, ими становились сами монстры – как это случилось, когда Шёлк убила Атлас.
Для почитателей Кхорна любой человек и монстр являлся потенциальной жертвой. У них не было друзей и не было союзников, а были только будущие жертвы. С каждым днем становилось все очевиднее, что скоро наступит черед Конрада. Но пока этого не случилось, каждый прожитый день он мог считать своей маленькой победой.
Проходили дни, недели, пока, наконец, армия чудовищ не покинула территорию Кислева и не пересекла границу Империи. Каждая миля их пути была отмечена смертью невинных жертв, а иногда и случайных союзников.
Конрад жил одной мыслью: только бы монстры нашли себе иную жертву, кого-нибудь другого, не его, чтобы он прожил еще один день. Он должен жить, чтобы добраться до Шёлк и Кастринга. Только это поддерживало в нем силы, только это заставляло делать следующий шаг.
Он стал меньше думать о Кристен. Он даже начал ее забывать. Они были вместе меньше года, и когда он пытался ее вспомнить, то почему-то видел Элиссу. Он не хотел вспоминать о Кристен и потому, что чувствовал себя предателем. Не уйди он тогда вместе с Вольфом и Анвилой, Кристен, может быть, была бы жива. Но она, скорее всего, умерла. Он очень надеялся, что это так, ибо монстры захватывали пленных только ради того, чтобы мучить, пытать и убивать их.
Но сам он еще ни разу не почувствовал смертельной опасности. Словно все ужасы, которые происходили на его глазах, не имели к нему никакого отношения, словно он был сторонним наблюдателем всему, что происходило вокруг. Даже когда его наказывали, он мало обращал на это внимания. Его тело испытывало боль, но сознание было далеко. Он чувствовал, что просто движется в том же направлении, что и кровавое воинство Кхорна. Они шли в одну и ту же сторону, только и всего.
Конечно, он знал, что так долго продолжаться не может, – что-нибудь обязательно случится. Когда смерть заглянет ему в лицо, как и обещал Кастринг, мир вновь станет реальным. Либо это, либо он выйдет из транса каким-нибудь другим образом. Каким, он и сам не знал, но это непременно должно случиться.
Почему Кастринг до сих пор его не убил? Возможно, видя страдания Конрада, он получал от этого мрачное удовольствие. Возможно, его убьют в Ферлангене, городе, который Кастринг считал своей родиной.
– Я вижу, ты опытный воин, – сказал он как-то вечером, усаживаясь напротив Конрада и его хвостатой конвоирши.
Дева кидала Конраду кусочки пищи. Его руки были связаны за спиной, и еду приходилось подбирать с земли. Пытка слабая, но Кастринг и кровавая девица получали от нее немалое удовольствие.
– Ты убил очень многих, – продолжал Кастринг, – поэтому твоя смерть приобретает ценность гораздо большую, чем смерть тех, кто никого не убивал и не проливал ничьей крови. Ты слишком дорогая жертва, чтобы тратить тебя по пустякам. Думаю, что твою кончину я приберегу для какого-нибудь особо важного случая.
Шёлк стала лить на землю тонкую струйку воды, и Конрад торопливо принялся пить. Кастринг что-то сказал ей, и она, внезапно наступив ногой на голову Конрада и прижав ее к земле, приставила к его горлу нож.
– А может, и нет, – добавил Кастринг.
Через несколько секунд он отдал еще одну команду, и Шёлк сняла ногу с головы пленника.
Кастринг наслаждался. Он наслаждался видом воина, превратившегося в раба женщины. Конрад же чувствовал только ненависть, которая росла с каждым днем. Это была холодная, глубокая ненависть.
В первую ночь плена Шёлк и Атлас были сильнее, поскольку он очень устал и ослаб. Теперь он легко расправился бы с обеими, но, на его счастье, осталась лишь одна Шёлк.
Он знал, что в любую минуту может ее убить – он может убить даже Кастринга. Но потом он вспоминал о том, как мало еще сделал за свою жизнь и как много ему еще нужно сделать и что смерть его мучителей не может стоить его собственной смерти. Нет, еще рано.
Только однажды Шёлк оставила его в одиночестве – когда ушла, чтобы принять участие в своем отвратительном ритуале. Но вскоре вернулась, вся покрытая кровью, возбужденная видом мучений и смерти невинных жертв. Несмотря на прекрасную наружность, дева больше походила на животное, чем на человека. Особенно мерзки были ее хвост и раздвоенный язык.
– А может быть, ты присоединишься к нам, – сказал в другой раз Кастринг. В тот день он был в хорошем настроении. Отряд монстров столкнулся с дорожным патрулем и уничтожил его. – Мы всегда рады хорошему человеку. Хотя тебе вовсе не обязательно быть хорошим, и тем более человеком…
Конрад вздрогнул, но продолжал молча смотреть на Кастринга, словно задумавшись над этим предложением. Это поможет ему протянуть еще один день.
– А что мне нужно будет делать? – спросил он.
– Убивать. Ты ведь этим уже занимался. Но теперь ты будешь убивать во имя великого Кхорна. Ты же наемник, я знаю. Поэтому ты и служил в Кислеве. Ты убивал за деньги. Но разве не лучше убивать ради священной цели, во славу величайшего из богов?
Нет, он убивал не за деньги. За службу на границе он получал гроши, он служил не за деньги. Он убивал не ради убийства, а чтобы защищать границу от таких, как Кастринг…
А теперь он находится среди этих тварей и чувствует себя предателем. Он предал свою расу, расу людей, предал их тем, что оставался жив, когда все погибали.
Армия Кастринга тем временем прокладывала огненный след к Остланду, первой провинции, расположенной на границе с Империей. Они не пытались скрывать свое присутствие, а потому встречали все более ожесточенное сопротивление.
Конрад старался понять, что происходит. Была ли то часть общего плана, согласно которому мародеры Кастринга, отвлекая на себя часть войск Империи, облегчали проход главной силе, которая должна была ударить где-нибудь в другом месте? Впрочем, разве можно было ожидать от кровожадных тварей какой-то четко продуманной стратегии? Кастринг производил впечатление человека хитрого и расчетливого, однако он мало чем отличался от монстров, которыми командовал. Он жаждал только крови, смерти и разрушения.
– Кого я должен буду убить? – спросил Конрад, заранее зная ответ.
– У нас тут имеется несколько пленников, – ответил Кастринг. – Я думаю, тебе стоит их посмотреть. Выберешь кого-нибудь, кого захочешь принести в жертву нашему великому господину и повелителю.
Кастринг был прав: Конрад убивал много раз. Но он никогда не убивал слабых и беззащитных. Теперь, похоже, выбора у него не было. Если он не заберет чью-то жизнь, то сам станет жертвой. И даже если он откажется убить, жертву это не спасет, человек все равно умрет. Конрад должен убить. Он умеет убивать быстро, без мучений.
– Они хотят нас убить, сэр? – спросила маленькая фигурка, привязанная к дереву рядом с Конрадом.
Ему было не больше пятнадцати; его глаза были широко раскрыты от страха. Его приволокли вместе с остальными; это был отряд призывников, захваченный возле ближайшего городка. Остальных куда-то утащили, а паренька оставили здесь.
Его одежда была выпачкана в крови; грязное лицо покрыто синяками, на щеках виднелись дорожки от слез.
– Нет, – солгал Конрад. – Если бы нас хотели убить, они бы это уже сделали.
– А что они с нами сделают?
– Не знаю, – вновь солгал он.
Шёлк сидела на корточках недалеко от них и, ухмыляясь и что-то хрипло мурлыча себе под нос, постукивала кончиком ножа по костяному ожерелью.
– Откуда вы, сэр? Когда они вас схватили?
Конрад не ответил. Ему не хотелось говорить, ибо по сверкающим красным глазам девы было видно, кого она выбрала в качестве жертвы.
– Они нас убьют, сэр. Я это знаю!
– Нет, – ответил Конрад, пытаясь успокоить паренька. – Меня схватили уже давно, а я еще жив.
– Она хочет нас убить, – сказал паренек, понизив голос до шепота. – Я вижу.
Шёлк бросила на него взгляд, и паренек поспешно опустил глаза.
– Она из этих мутантов, да? – спросил он, произнеся это слово так, словно впервые осмелился сказать его вслух.
Этот паренек, видимо, знал о мире гораздо больше, чем когда-то Конрад. Живя в деревне, тот и слыхом не слыхивал ни о каких мутантах, а когда на них напали монстры, он даже не знал, как они называются.
– Я не хочу умирать, сэр!
– Я тоже, – ответил Конрад, думая о том, что ценой его жизни станет, возможно, смерть мальчика.
Конрад взглянул на темное небо, усеянное звездами. Маннслиб взойдет через несколько часов; маленькая луна была совершенно непредсказуемой – она часто меняла время своего восхода и захода, а также фаз, но сегодня, похоже, она будет светить в полную силу.
Мучимый страхом, мальчик не умолкал, то и дело задавая вопросы. Конрад старался говорить как можно меньше. Шёлк тем временем ждала; вот, наконец, над горизонтом показались неровные края маленькой луны – и тишину прорезал первый дикий вопль, вопль истязуемой жертвы.
Зверолюди, мутанты, воины Кхорна приветствовали появление Моррслиб убийством первого пленника.
Мальчик тихо вскрикнул, и Шёлк засмеялась. Оставшись без своего двойника, она не часто брала на себя роль палача, хотя редкое вечернее жертвоприношение или пытка обходились без ее участия.
Со своего места Конрад не видел, где установлен алтарь. После первой ночи плена он никогда больше не видел его, хотя всегда слышал, что происходит на площадке для ритуальных жертвоприношений.
Сегодня его оставили в стороне от лагеря, возле лесистого холма, который спускался в долину. Где-то внизу слышалось журчание воды. Когда начались убийства, Конрад попытался сосредоточиться на плеске реки, чтобы не слышать воплей.
Они начали кричать, и вместе с ними дико закричал мальчик.
– Прекрати! – заорал Конрад прямо ему в лицо. – Заткнись, слышишь? Слушай меня!
Мальчик замолчал, испуганно глядя на него. Очевидно, в это мгновение он боялся Конрада даже больше, чем монстров.
– Все будет хорошо. С нами все будет хорошо. Поэтому ты здесь, со мной. Тебя притащили сюда не затем, чтобы убивать. Меня они не убили. И тебя не убьют.
Мальчик внимательно смотрел на него, и вдруг выражение его лица изменилось.
– Ты сам один из них! – бросил он Конраду и плюнул ему в лицо. И отвернулся.
«По крайней мере, замолчал», – подумал Конрад, но слова паренька не выходили у него из головы: «Ты один из них».
Вообще-то говоря, в какой-то степени это верно. Он провел с монстрами уже много недель. И если его все-таки заставят убить этого мальчишку, он и в самом деле станет одним из них – или почти станет.
Кастринг предложил ему поклоняться богу Кхорну. Значит, совершив убийство, он пройдет обряд посвящения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19