Элисса погибла. Погибла или уже умирает. Он не может спасти ее, не может изменить ход ее судьбы.
Он находится совсем рядом с храмом – и вместе с тем далеко. Может быть, Элисса еще жива, он должен ее найти. Если же он погибнет, значит, так тому и быть.
Подняв лук над головой, Конрад начал переходить реку. К этому времени почти все твари уже переправились. Правда, многим из них это стоило жизни.
Они утонули, и теперь на поверхности плавали их трупы. Мертвые, они выглядели еще ужаснее, чем при жизни – если это можно назвать жизнью.
По воде расплывались пятна крови, но кровь эта была не только красной. Черная и зеленая, голубая и желтая – страшная радуга смерти, – она вытекла из колотых и резаных ран безобразных существ.
Уже во время переправы рассвирепевшие твари принялись истреблять друг друга.
Эта дикая армия так опьянела от жажды крови, что была готова растерзать кого угодно, даже своих сотоварищей.
В воздухе стоял запах гнили и разложения, он был насыщен тошнотворными миазмами, исходившими от огромного скопления зверолюдей.
Возможно, в этом и заключался ответ: совсем недавно все они были трупами, которые восстали, чтобы отомстить живым. Зверолюди, убитые людьми за много столетий, ожили, чтобы насладиться местью.
Перейдя на противоположный берег, Конрад вдруг ощутил другой запах. Это был запах горящего дерева – и живой плоти. Человеческой плоти!
Чудовища подожгли храм Сигмара, пытаясь либо выкурить оттуда людей, либо сжечь их живьем.
Конрад едва не оглох от криков и воплей тварей – они лаяли, ревели, выли, тявкали, визжали, рычали, мычали, но к этим звукам примешивались и другие – вопли истязуемых людей.
Не в силах удержаться, Конрад направился к храму. Деревня была маленькой, он знал здесь каждый дом, каждый сарай и хлев. Улица кишела тварями. Они врывались в дома и начинали их громить.
Поскольку люди праздновали день святого Сигмара, скотину не выгнали на пастбища, все животные находились в своих стойлах и загонах. Монстры набрасывались на них, разрывая на части и убивая всех подряд, и к воплям людей примешивались жалобное блеяние, визг и вой скотины.
Храм полыхал. Из-за сильного жара и столпотворения Конрад не мог пробиться к нему поближе, да и не слишком к этому стремился. Он слышал звуки, доносившиеся из храма, и этого ему было достаточно.
Он слышал крики сжигаемых заживо людей, видел судьбу тех, кто пытался вырваться с этого кровавого пира.
Тем, кого убили сразу, еще повезло. Менее везучие подвергались пыткам и истязаниям, и только потом их убивали. Но даже этим было лучше по сравнению с теми, кого начали есть заживо…
Все, кто находился в храме, были обречены.
Единственное, что могло спасти Элиссу, – это ее решение не пойти в храм. Такое вполне могло случиться: ведь не всегда если она что-то обещала, то держала свое слово. Много раз она уверяла Конрада, что завтра непременно придет, и после этого пропадала на несколько недель.
Шанс, конечно, невелик, но все же шанс.
Конрад обошел стороной толпу чудовищ, окруживших адский костер. Он направился по дороге, ведущей к усадьбе Кастринга, стараясь избегать тварей, которые в это время грабили дома, вышвыривая вещи из окон.
Он прошел мимо банды зеленых человекоподобных существ, которые развлекались игрой в мяч. Конрад часто видел, как в нее играют деревенские мальчишки, но никогда не принимал в ней участия.
Игроки походили на того зверочеловека, который прикончил человека-насекомого. Высокие и широкоплечие, с огромными руками и головами, они имели острые уши, узкие лбы и острые клыки, которые угрожающе торчали из нижней челюсти. Правила их игры немного отличались от правил деревенских мальчишек.
Твари со всех сил ударяли по мячу, тот врезался в стену дома и летел назад, на дорогу. Этим странным развлечением занималась целая толпа монстров. Игроки, разделившись на команды, толкали, пихали, кусали и лягали соперников, делая вид, что хотят завладеть мячом.
Мячом в этой страшной игре служила человеческая голова.
Конрад обошел стороной «игровую площадку», и в тот момент, когда он уже решил, что опасность позади, «мяч», ударившись о стену, подкатился прямо к его ногам.
Конрад взглянул – и узнал голову. Это было все, что осталось от хозяина постоялого двора Адольфа Бранденхаймера. Его бывшего хозяина…
Конрад замер от ужаса. Голова была покрыта синяками и кровью, но ее глаза были открыты и с укоризной смотрели на Конрада, словно обвиняли его в случившемся.
Сзади раздалось гиканье и вой, по булыжной мостовой тяжело затопали чьи-то ноги – к нему бежала ватага человекоподобных существ.
Конрад отступил на шаг. Его тут же сильно толкнули, и он упал. Человекоподобные твари принялись отбивать друг у друга «мяч», кусаясь и царапаясь.
Им нужен был «мяч», а не Конрад. Поднявшись на ноги и подобрав лук и стрелы, он потихоньку убрался прочь. Игроки с упоением продолжали свой «футбол».
Не глядя на них, Конрад остановился, достал из колчана стрелу и натянул тетиву – и только тут заметил, что выбрал черную, предпоследнюю черную стрелу.
Схватка за «мяч» продолжалась, шум усилился.
Конрад поднял лук. Если хоть один из них к нему подойдет, он умрет, но умрет не один.
Монстры образовали круг, и Конрад увидел, что голова Бранденхаймера раскололась на две части, словно ее рассекли топором. Вот почему игра прекратилась – игроки лишились «мяча»…
Пока у них была голова, они были заняты игрой. Теперь, после некоторого перерыва, они вновь вступили в бой – на этот раз настоящий.
Твари схватились за оружие – ножи, копья, мечи – и принялись драться друг с другом. Поднялся визг, шум, звон; высекая искры, мечи сталкивались с мечами, рубили доспехи.
Потасовка привлекла внимание множества монстров, которые болтались неподалеку, наблюдая, как горят храм и дома жителей. Не имея иного развлечения, они немедленно присоединились к драке.
Конрад спрятался под шкуру зверочеловека, чтобы сохранить себе жизнь, но драка разрасталась, и оставаться здесь стало опасно. Конрад попятился, затем повернулся и быстро скрылся за ближайшим горящим домом.
В самой гуще битвы было хорошо видно одно существо – извивающаяся тварь, похожая на огромную змею, но с человеческой головой, которая торчала на отвратительном скользком туловище, покрытом желтыми и голубыми полосами.
Отчаянно виляя и извиваясь, тварь проскользнула мимо рук, ног и оружия дерущихся и подползла к расколотому черепу Адольфа Бранденхаймера. Высунув длинный раздвоенный язык желто-голубого цвета, тварь принялась слизывать вытекающие мозги несчастного Бранденхаймера.
«А-а-а!» – вскрикнул Конрад, впервые давая волю давно сдерживаемой ярости.
Ему было наплевать, что его бывший хозяин мертв. Он всегда был для него пустым местом. Конрад не смог вынести отвратительного зрелища, против которого восстало все его существо. Смотреть на все это он был уже не в силах.
Не успел затихнуть его крик ярости, ненависти и отвращения, как в воздух взвилась стрела и вонзилась в левый глаз змееподобной твари. В человеческий глаз головы, сидящей на мерзком нечеловеческом туловище.
Визг твари привлек внимание некоторых дерущихся, которые тут же за это поплатились – их затоптали и прикончили соперники.
Приготовив последнюю черную стрелу, Конрад побежал к усадьбе Кастринга.
Подбежав к холму, он понял, что опоздал. Вряд ли там кто-то остался в живых. Из-за стен усадьбы поднимались клубы черного дыма. Дом Вильгельма Кастринга горел, как и вся деревня, превратившаяся в поле битвы. Не помня себя от злобы, захватчики сражались друг с другом.
Стоял невыносимый жар, вверх поднимался черный дым, застилая все вокруг. Камни мостовой стали скользкими от крови. Воздух наполнился запахом крови и горелого мяса, к которому добавлялась вонь зверолюдей.
Конрад понял, что через деревню ему не пройти. Из-за дыма было трудно что-то разобрать, но в любой момент на него мог наброситься кто-то из сражающихся.
Глаза слезились, он задыхался и кашлял. Уходить можно было только в одном направлении – в сторону усадьбы. Скорее всего, там тоже полно тварей, но выбирать не приходилось.
Конрад начал подниматься по склону холма, поминутно оглядываясь, чтобы уберечься от нападения сзади.
Затем он решил, что идти к усадьбе не имеет смысла. Он миновал полосу огня и дыма и теперь может идти в любом направлении.
И все же ноги сами продолжали нести его к усадьбе. Ему не хотелось верить, что Элисса погибла. Вопреки доводам разума, он надеялся, что она жива, что находится там. Конрад видел языки пламени и все же упорно шел туда.
Он миновал подъемный мост и ступил во двор. Он был здесь всего однажды, вместе с Элиссой. Кажется, с того дня прошла целая вечность, а между тем это было только вчера.
В усадьбе стояла тишина, не было видно ни людей, ни чудовищ. Никаких следов – ни жизни, ни смерти. Дом горел, из его окон и дверей вырывались языки желтого и красного пламени, поднимались клубы густого черного дыма.
Но по сравнению с тем, что творилось в деревне, картина была почти что идиллическая: никакого запаха горящего мяса, никакого избиения мужчин, женщин, детей и домашних животных.
Никаких тварей – ползающих, прыгающих, бегающих. Никаких наводящих ужас человекоподобных существ, внезапно впадающих в ярость и начинающих убивать друг друга. Нет следов и тех, кто поджег усадьбу.
Конрад подходил все ближе, сам не зная, зачем это делает. Внезапно внутри горящего дома что-то шевельнулось. Сначала он подумал, что ему показалось, но нет – в доме явно кто-то был.
Если бы дело происходило ночью, он решил бы, что это тень. Но какие тени могут быть в аду? А потом он увидел: в дверном проеме кто-то стоит.
Подойдя поближе, Конрад присмотрелся. В дверях объятого пламенем дома стояла странная фигура.
Конрад замедлил шаги, потом отступил назад, поскольку от дома исходил невыносимый жар.
Из дома на крыльцо вышел человек, настоящий человек! Сначала Конрад решил, что одежда на человеке, наверное, сгорела, но затем, присмотревшись, он не увидел на его теле никаких ожогов. Человек спокойно вышел из горящего дома, словно ничего не случилось.
Это был мужчина, высокий и стройный, голый по пояс и невероятно худощавый. У него была лысая голова, впалые щеки и глубоко посаженные глаза. Его голова напоминала череп.
Конрад не знал этого человека; он был не из его деревни, а значит, пришел с армией чудовищ.
Впрочем, он не был похож ни на одного из них. У него не было ни оружия, ни доспехов, ни трофеев в виде костей или скальпов, ни знаков, указывающих на его участие в боях или ритуальных пытках.
И вместе с тем этот человек испугал Конрада так, как не испугало ни одно из чудовищ.
Человек прошел через огонь, даже не заметив этого, словно огонь был его родной стихией. И сейчас он не спешил отодвинуться от языков пламени.
Вчера Конрад наблюдал, как к усадьбе Кастринга подъехал бронзовый рыцарь. Тот рыцарь показался ему очень странным, но этот человек не шел с ним ни в какое сравнение.
Спрятавшись за кустами, Конрад смотрел, как человек, стоя посреди огня, обводит взглядом горящую усадьбу. Пламя плясало вокруг него, не приближаясь, словно человек носил невидимые доспехи, спасающие его от жара и огня.
Словно он был существом, пришедшим из ада.
Конрад взял последнюю черную стрелу и тщательно прицелился. Его цель – сердце незнакомца из преисподней. С такого расстояния он не промахнется. Стрела глубоко вонзилась в голую грудь Черепа, как его мысленно прозвал Конрад.
Однако тот даже не покачнулся от удара, только с удивлением взглянул на свою грудь, из которой, подрагивая, словно осиное жало, торчало черное древко.
Затем он взялся за стрелу рукой и потянул. Она легко вышла, не оставив на теле даже царапины, даже капли крови.
Незнакомец внимательно разглядывал стрелу, вертя ее в руке. Заметив золотой знак, он с удивлением поднял глаза.
Посмотрев именно туда, где прятался Конрад, незнакомец переломил стрелу пополам. Она щелкнула, как сухая ветка. Этот звук Конрад часто слышал в лесу, он всегда служил ему сигналом: впереди опасность. И Конрад, вскочив на ноги, бросился бежать.
Он бежал, бежал, бежал и бежал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Конрад почти не помнил, как бежал из усадьбы – от странного человека, которого нельзя убить.
Он помнил только одно: он бежал, бежал и бежал, пока не очутился у реки. Ему удалось проскочить деревню, где среди горящих домов орудовали мародеры, разрушая все, что еще осталось, и затевая потасовки друг с другом.
Конрад помнил, как с разбегу плюхнулся в холодную воду, которая подхватила его и понесла. Шкура, которая была на нем, тут же пропиталась водой и потянула его на дно, и он чуть не утонул, пытаясь от нее освободиться.
Потом он плыл вниз по течению, то помогая себе руками, то просто держась на поверхности, стараясь как можно дальше убраться от деревни и всего, что в ней происходит. Каждое мгновение он ожидал, что на берегу появятся зверолюди, вытащат его из воды и прикончат так же жестоко, как расправились с жителями деревни.
Ему казалось, что река несет его уже несколько часов, ударяя о выступающие из воды острые камни, цепляя за корни растущих по берегам деревьев и коряги, сталкивая с трупами погибших захватчиков.
Вода в реке была холодной всегда, даже в разгар лета, и Конрад трясся от холода. Он не чувствовал боли от ран и ушибов только потому, что продрог до костей.
Наконец его вынесло на отмель, и он выбрался на берег. Видимо, он и в самом деле пробыл в воде несколько часов: взглянув на солнце, он увидел, что уже почти полдень.
В этом месте лес подступал к самому берегу, но ему удалось найти поляну, где можно было согреться на солнце и обсушиться. Он устал, замерз и проголодался, тело ныло от боли, но просто лежать Конрад был не в состоянии. Выдохлось его тело, но не ум. Ему хотелось что-то делать, куда-то бежать, он не мог сидеть сложа руки.
Вывернув карманы, он обнаружил, что денег в них нет. Он их потерял. Кусок холста, в который когда-то был завернут его черный лук, также исчез.
Оказалось, что и свой новый лук он потерял, хотя не мог вспомнить, когда это произошло. Каким-то образом сохранился только колчан, который теперь болтался у него на груди. Стрел больше не было. В колчане хлюпала вода.
Снимая в воде шкуру твари, он развязал пояс, вот тогда, очевидно, лук и упал в воду. Конраду удалось сохранить только свой драгоценный кинжал, который он все это время крепко сжимал онемевшими от холода пальцами.
Воткнув кинжал в землю, Конрад принялся растирать ладони. Снял с себя колчан, вылил из него воду, затем разделся. Так он сможет быстрее согреться.
На рваной рубахе и старых штанах остались пятна крови тех тварей, которых он убил. Ладно, хотя бы отмылись лицо и волосы.
Вспомнив о тварях, Конрад внимательно всмотрелся в гущу деревьев. Опасности он не чувствовал, но полагаться на свои чувства уже не мог. Впрочем, одного зверочеловека, крадущегося в лесу, он не боялся. После всего увиденного зверь-одиночка не казался ему таким уж опасным.
Он изо всех сил старался не думать о том, что произошло, но память не слушалась его. Он всегда знал, что в мире полно злобных и жутких существ. Не раз слышал он от посетителей таверны рассказы о всяческих чудовищах, да и Элисса говорила ему о далеких землях, которые лежали за пределами их долины и в которых побывал ее отец.
Элисса…
Она погибла. В этом не может быть сомнений, надеяться больше не на что. Он знал, что она умрет, вот она и умерла.
Он не знал, каким будет ее конец, знал только, что жить ей осталось недолго. Но он и предположить не мог, что погибнет не только Элисса, но и вся деревня.
Погибнут все, кроме него.
Почему он выжил? Потому что всегда был чужаком? Почему так произошло? Нет, об этом ему думать не хотелось.
Его мысли возвращались к другому – странному человеку, Черепу, которого он видел в горящей усадьбе и которого не смог поразить стрелой, хотя та попала ему прямо в сердце. Это было невероятно, и Конрад никак не мог убедить себя, что видел все это наяву.
Он знал, что такое огонь и что такое стрела. Знал, что ни один человек не может выйти целым и невредимым из бушующего пламени, не может остаться в живых, если ему в сердце угодила стрела. Ни один человек. Значит, Череп – не человек.
Но ведь и зверолюди, напавшие на деревню, тоже не были людьми, почему же его так беспокоит именно Череп?
Решив избавиться от тяжелых и навязчивых раздумий, Конрад собрал одежду и подошел к воде, где, как будто насмехаясь над его попытками обо всем забыть, как раз проплывал труп одной из тварей.
У нее были перепончатые лапы, но спасти ее они не смогли. Присмотревшись, Конрад понял, что зверь убит вовсе не во время резни в деревне.
По всей видимости, труп пробыл в воде уже несколько дней, поскольку омерзительное тело твари уже начало разлагаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17