– Человеку свойственно сначала помогать тому, кто взбирается вверх по лестнице успеха, а потом с не меньшим рвением помогать ему свалиться с нее. И не потому, что кто-то порицает тебя за успех, а потому, что твой успех напоминает кому-то о его неудаче. Тебе повезло, а им нет. Вот и трудно смириться с мыслью, что ты лучше их. Из чувства самозащиты тебя готовы подозревать в чем-то противозаконном, безнравственном, аморальном и только этим объяснять твой успех. Здесь, в сущности, нет личных мотивов. – Пола остановилась. – Я не стану говорить, хорошо это или плохо. Просто такова реальность.
– Все равно мне это не нравится. – Кит решительным жестом скрестила руки на груди и отошла к окну. За ним уже алел закат.
– Никому это не нравится. Но ты не должна придавать этому такого значения, не должна обращать внимания на сплетни. – Похоже, что Пола начала сердиться. – Чтобы добиться успеха и стать звездой, надо верить в себя. Верить абсолютно, без колебаний. Для этого надо стать эгоистичной, расчетливой, временами даже жестокой, иначе тебя растопчут! Такова цена славы.
– Но это все не по мне, Пола! Я не могу стать такой.
– Бедняжка Кит, – насмешливо пробормотала Пола. – Жизнь наносит невинности свои первые удары. Печальное зрелище. Но ничего, ты закалишься.
– А стоит ли?
– Мы сейчас не будем это обсуждать. – За окном вспыхнули огни фар подъехавшего автомобиля. – Это, наверное, Чип. – Пола поднялась, накинула на плечи пальто и направилась к двери. На пороге она остановилась и посмотрела на Кит – в глазах ее были нежность и сострадание. – Не вздумай впадать в уныние и размышлять над этим весь вечер. Все равно ничего не изменить.
18
В старом камине, сложенном из обкатанных речных камней, потрескивали поленья. Веселый огонь освещал лишь небольшое пространство перед камином, оставляя дальние углы гостиной в уютном полумраке. Беннон, поставив на решетку ногу и облокотившись о мраморную полку, смотрел, как шаловливые язычки пламени лижут только что брошенное в камин березовое бревно.
За его спиной тихо шелестела тетрадями готовившая уроки Лора. Поскрипывало кресло под тяжестью тела Старого Тома, и было слышно, как он посасывает свою трубку.
– Семейство Грегори, кажется, решило все распродать, – промолвил старик и выбил пепел из трубки.
– Да. Дом, магазин и все прочее, – подтвердил Беннон. – Жена Грегори жаловалась мне, что ей трудно одной управляться в магазине. А нанять кого-нибудь стало невозможным. Они больше не надеются, что здесь станет лучше.
– Вечная история, – проворчал Старый Том. – Сильные становятся сильнее, слабые слабеют и сами добивают себя.
– Пожалуй, что так.
– Думаю, «Серебряная роща» тоже скоро перейдет в другие руки. – Старый Том поковырял спичкой в трубке. – А жаль, если такое случится.
– Это будет ужасно, дед, – подала свой голос Лора.
– Тебе бы этого не хотелось, а? – спросил он, бросив взгляд на внучку, готовившую уроки за сосновым столом, который он тридцать лет назад смастерил для сына.
– Нет, не хотелось бы, дед.
– От этого впору горам взбеситься.
– Горы не бесятся, дедушка, – с укором поглядела на него Лора.
– Ты права, малышка. Горы не сердятся, они не воюют между собой и не плачут. Это удел человека, и все по собственной глупости. Эта земля знает – что бы ни натворил на ней человек, сколько бы ни нанес разрушений, все порушить ему не удастся. Рядом со срубленным деревом вырастет новое. Пройдись по городу, и ты увидишь, как в трещинах асфальта зеленеет трава. Человек строит на земле свои дома, города, дороги. Земля все терпит, но не отдает своего плодородия до конца. Она родит, как родила. Стоит человеку отойти в сторонку, как она забирает свое и тут же стирает следы его пребывания. Посмотри на старые штольни. Входы в них густо заросли кустарником. А тропы, по которым ходили поколения рудокопов? Пойди сыщи их теперь. Все заросли. Такова сила и мощь земли. Запомни это.
– Дед, ты ничего не знаешь о загрязнении земли. – Лора произнесла это с укором и снисхождением. – Кислотные дожди губят леса. Все окружающее отравлено токсическими отходами...
Но дед строго остановил ее.
– Все равно земля возьмет свое. Если не в твое время, то при жизни твоих внуков, но день этот придет. Человек может уничтожить себе подобного, но землю – никогда. Когда исчезнет с ее лица последний человек, земля останется и будет жить. Сила и плодородие ее неисчерпаемы. – Старый Том умолк, посасывая пустую трубку, проверяя, хорошо ли прочистил ее. – Все эти разговоры об озоновых дырах, загрязнении воды и воздуха свидетельствуют не о страхе человека перед тем, что он сотворил с землей, а о его страхе перед тем, что он сотворил с самим собой. Он не стремится беречь землю, а думает лишь о том, как сберечь себя на ней. В глубине его сознания прячется эдакая мыслишка: земля сама отлично позаботится о себе.
Беннон, прислушиваясь к разговору деда с внучкой, смотрел на сосредоточенно хмурившуюся Лору и гадал: что из этого она все же поняла? Но Лора, пожав плечами, вернулась к своим урокам.
– И все же это ужасно, что продадут ранчо «Серебряная роща», – неожиданно сказала она. – Тетя Сондра говорила, что тот, кто его купит, построит здесь лыжный курорт, большие магазины, рестораны и многоэтажные дома. – Лора повертела в воздухе ручкой и задумчиво почесала ею щеку. – Баффи, например, считает, что это просто здорово. Наверное, она права. Курорт будет так близко от нас, что мы с ней сможем каждое воскресенье бывать там. Она хочет, чтобы я тоже купила такой же ярко-розовый лыжный костюм, как у нее. Ей уже купили все для лыж: костюм, ботинки и все остальное. Это здорово.
Печальные нотки в голосе девочки, ее детская наивная зависть больно кольнули Беннона, и он, отвернувшись, снова уставился на пламя в камине.
Вещи, одежда, ботинки, лыжи. Веселые прогулки и вечеринки по воскресеньям. Может ли он запретить дочери желать того, что есть у ее друзей? Как объяснить ей, что и без этого можно прожить, что эти вещи не могут заменить нечто большее, что делает жизнь стоящей, например, приятную усталость и удовлетворение после хорошо выполненной работы, разделенные смех и радость, взаимопонимание и согревающее тебя чувство любви.
Есть ценности, которые не купить за деньги. Без них человеку грозит одиночество.
Он это уже познал.
– Пожалуй, пора спать. – Старый Том положил трубку на ее привычное место и поднялся с кресла. – Старое тело требует теперь больше отдыха, чем в прежние дни, – заключил он.
Лора, подняв голову, улыбнулась деду.
– Спокойной ночи, дедушка.
– Спокойной ночи, цыпленок. – Он называл ее так лишь в минуты наибольшей нежности. Минуя Беннона, он на мгновение остановился и положил свою большую старую руку ему на плечо. – А ты, сынок, меня не обманешь, – сказал он тихо, глядя Беннону в глаза. – Не дела Грегори тебя беспокоят. Ты знаешь: если будет продана «Серебряная роща», порвется последняя тонкая нить.
Его глаза, печальные и все понимающие, не отпускали взгляд Беннона еще мгновение, а затем, сняв руку с плеча сына, старик стал подниматься по лестнице, ведущей в спальню.
Имя Кит не было произнесено, да в этом и не было необходимости. Не отрывая глаз от горящих поленьев, Беннон прислушивался к медленным шагам отца.
В памяти невольно возникла сцена на перевале, и испытанное тогда волнение снова охватило его. Он вспомнил Кит, ее лицо, движения, жесты, щедрую улыбку, искорки гнева в голубых глазах, когда она рассердилась, и гордую независимость в голосе.
Кит бесспорно обладала внешней красотой и естественной грацией, но было в ней еще то, что делает мир женских чувств богаче, – радостный смех, упоение жизнью до безрассудства и тихое сияние покоя.
Беннон ощутил знакомую тоску утраты, которая, он знал, никогда не покинет его. Перед глазами было прошлое, ощутимое и близкое и навсегда утраченное.
Наверху, в спальне Старого Тома, послышался скрип пружин и глухой стук сброшенных на пол сапог, и снова наступила тишина. Лишь потрескивали поленья и тихо гудел огонь в камине, да время от времени из угла, где сидела Лора, доносился шелест переворачиваемых страниц. Беннон за это время не переменил позы и по-прежнему как завороженный смотрел на огонь.
В тишине явственно прозвучали чьи-то шаги на крыльце и раздались три удара в дверь. Только это заставило Беннона очнуться.
Открыв дверь и впустив в дом струю ночного холода, он увидел на пороге Кит. Ее полосатая вязаная шапочка была низко натянута на уши, замерзшие руки прижаты к груди, словно она все время согревала их своим дыханием.
– Привет, – промолвила она, выпустив вместе с этим словом облачко пара. – Найдется ли местечко у вашего огонька для полузамерзшего путника? – Озябшие губы плохо слушались ее. Она стояла, поеживаясь от холода, в своем легком замшевом жакете.
– Глупышка! – Беннон буквально втащил ее в дом и побыстрее захлопнул дверь. – Ведь мороз на дворе, ты что, не знала?
– Как всегда, нет, – пробормотала Кит, вся дрожа. – Было вполне сносно, когда я выехала. Кажется, я забыла, как быстро холодает в горах к ночи.
– Ночью будет ниже нуля. – Он хотел было встряхнуть ее, чтобы помочь ей быстрее согреться, но она сама довольно энергично это сделала.
– Думаю, уже ниже нуля. – Кит громко чихнула. – Дружок потерял подкову. Пришлось спешиться и вести его за поводья последние две мили. Я расседлала его и поставила к твоим лошадям. Ты не возражаешь?
– Отлично.
Только тут Беннон заметил, что в руках Кит, прижатых к груди, был футляр с ружьем.
– А это тебе зачем?
– Для тебя. – Зубы у Кит от тепла внезапно начали стучать. – Это любимое ружье отца. Он хотел, чтобы после его смерти оно досталось только тебе. – Она протянула ему футляр. – Ему он обязан своими охотничьими трофеями. Он называл его счастливым.
– Я помню. – Беннон провел рукой по футляру «ремингтона» и посмотрел на Кит. Глаза его потеплели. – Я буду хранить и беречь его.
– Я знаю. – Кит улыбнулась, губы уже слушались ее, и улыбка была такой, какой он ее всегда помнил. Кит снова потерла замерзшие руки.
– Снимай жакет и подсаживайся поближе к огню, – приказал Беннон. – Я посмотрю на кухне, не остыл ли кофе.
– Очень хорошо. – Кит проводила его спину взглядом. Оглядевшись, она сняла вязаную шапочку и тряхнула волосами.
Огонь камина приятно согревал, и Кит, стянув промерзшие кожаные перчатки, направилась к нему, как вдруг остановилась, увидев девочку за письменным столом.
Та молча спокойно наблюдала за ней. У нее были лицо и темные волосы Дианы. Кит пришлось преодолеть растерянность и напомнить себе, что это всего лишь Лора, дочь Беннона. Но это мало помогло. Состояние некоторого шока прошло не сразу.
– Здравствуй, Лора, – наконец нашлась Кит и попыталась улыбнуться, что плохо получилось.
– Здравствуйте, – медленно и сдержанно промолвила девочка.
Кит попыталась сообразить, что сказать дальше, но девочка избавила ее от этой необходимости, ибо повернулась к ней спиной и снова углубилась в учебник.
Кит стало даже стыдно от того поистине огромного облегчения, которое она испытала. Она поспешила к камину, бессознательно стараясь, чтобы расстояние между нею и Лорой было как можно больше.
Стоя перед камином и глядя на ровно горящее пламя, она машинально рассовывала по карманам шапочку и перчатки и лишь потом наконец сняла с себя замшевый жакетик, так и не защитивший ее от холода в горах.
Когда вернулся Беннон с кружкой горячего кофе, Лора тут же поднялась и, объявив отцу, что уходит в свою комнату, принялась собирать тетрадки и учебники.
– Ты все уроки приготовила, Лора? – справился Беннон.
Он сразу почувствовал напряженную атмосферу в комнате и заметил необычную сдержанность дочери.
– Осталось прочитать одну главу по истории. Я пошла наверх, – ответила Лора, прижав к груди учебники.
– Хорошо, – кивнул Беннон.
Когда Лора стала подниматься по лестнице, он вдруг окликнул ее:
– Лора! – Беннон нахмурил брови. – Попрощайся с мисс Мастерс.
Девочка, повернувшись, взглянула на Кит.
– До свидания, мисс Мастерс.
– Спокойной ночи, Лора.
Беннон отлично знал все оттенки настроения и поведения дочери и что означает ее сдержанная вежливость или молчание. На этот раз он безошибочно уловил ее скрытое недоверие к Кит.
Не сам ли он способствовал этому, когда при Лоре рассказал отцу о предполагаемой продаже «Серебряной рощи»? Или причина здесь в чем-то другом, интуитивном, женском? Протест против присутствия чужой женщины в доме? Беннон терялся в догадках.
Он смотрел вслед поднимавшейся по лестнице Лоре до тех пор, пока она не скрылась в своей комнате.
– Прости, – наконец сказал он Кит. – Обычно Лора бывает приветливой и вежливой девочкой.
– Ничего. – Кит сжала в обеих руках кружку с горячим кофе, пытаясь то ли согреться, то ли успокоиться.
– Я добавил в кофе виски, – предупредил ее Беннон, но первый глоток уже обжег горло Кит, которая поперхнулась и закашлялась.
Придя в себя, осевшим голосом она успокоила Беннона:
– Все в порядке. Это именно то, что мне сейчас нужно. Хороший глоток виски. Это как антифриз для радиатора.
– Я об этом и подумал, когда плеснул его в кофе, – улыбнулся Беннон и поднес свою кружку к губам, чтобы самому отведать, что получилось.
Лишь после того, как Кит торопливо отпила еще один глоток кофе, Беннон заметил, как побелели ее пальцы, судорожно сжимавшие кружку. Что это? Нервы? Это так не похоже на Кит.
– Где Старый Том? – быстро спросила она.
– Отправился спать.
– Ты рассказал ему о моем решении?
– Да.
– Теперь он точно занесет меня в свой черный список. – Кит попыталась улыбнуться.
– Когда он впервые узнал об этом от меня, он, пожалуй, занес тебя в свой кондуит. Но теперь, мне кажется, он сменил гнев на милость. – Беннон пристально посмотрел на Кит. Он подозревал, что за кажущейся беспечностью она прячет тревогу. Что думает о ней Старый Том, меньше всего имеет к этому отношение.
– Твой отец всегда был удивительно терпимым к людям, Беннон.
– Работа на земле научила его этому. Она всех нас заставляет не принимать решений сгоряча. Земля вертится медленно, не следует обгонять ее.
– Это верно, – согласилась Кит и, взяв кочергу, поворошила ею головешки, взорвавшиеся фейерверком искр. – А ты, Беннон? Все еще сердишься? – Но ее быстрый взгляд сказал ему, что он может не отвечать, ибо для Кит это уже не столь важно.
И все же он ответил:
– Я никогда не сердился на тебя, Кит. Просто мне не по душе твое решение.
– Понимаю. – Кит поставила кочергу на место, быстро отошла от камина и остановилась у торшера рядом с креслом Старого Тома.
Беннон хотел попросить ее вернуться к камину, где тепло, но вдруг понял, что она так возбуждена, что ей трудно оставаться на одном месте.
– Что мучит тебя, Кит?
– Разве это заметно? – Она нерадостно улыбнулась и с деланным безразличием провела пальцем по бронзовому корпусу лампы. И тут же снова отошла.
– Да.
Кит остановилась перед ремингтоновской статуэткой из бронзы.
– Если бы тебе вдруг предстояло совершить прыжок в неизвестность, что бы ты сделал, Беннон?
Он на мгновение нахмурился, словно раздумывая.
– Прыгнул бы.
– Так просто?
– Если надо прыгнуть, зачем тянуть?
– А если вопрос стоял бы так: можешь прыгнуть, а можешь и не делать этого? – продолжала Кит, беспокойно двигаясь по комнате.
Беннон, сощурившись, взглянул на нее.
– Ты не из тех, кто отказался бы прыгнуть, Кит.
Она остановилась и, склонив голову набок, внимательно посмотрела на него.
– Ты в этом уверен, Беннон?
– Ты сильная, у тебя есть воля.
– Не уверена, что это комплимент.
Кит подошла к открытому фортепьяно и нажала на клавишу.
– Я просто сказал то, что думаю, – потягивая кофе и не сводя глаз с Кит, ответил Беннон. Он решил не нарушать первым неожиданно возникшего молчания, однако, когда Кит не продолжила разговора, спросил: – Что за решение ты должна принять, даже не зная его последствий?
Она быстро взглянула на него и пожала плечами.
– В некотором роде речь идет о славе.
– И она тебе нужна?
– Возможно. – Кит села на край скамеечки перед фортепьяно.
– Ну что ж, тогда прыгай. – Беннон смотрел в кружку, и Кит заметила, каким жестким стало его лицо. Он снова отхлебнул глоток кофе.
– Тебе не кажется, что это грубо? – ответила Кит резче, чем хотела.
– Возможно. Но, мне кажется, ты этот вопрос решила еще тогда, когда уехала в Голливуд.
Не грех напомнить ей об этом. Теперь Кит пополнила ряды тех, кто приезжает в Аспен лишь для того, чтобы отдохнуть и развлечься. Решение продать ранчо подтверждает это.
– Когда я уезжала, у меня были совсем другие планы, – вздохнула Кит и повернулась к фортепьяно.
– Другие планы или просто боязнь сцены? Ты всегда ужасно волновалась перед выходом, – напомнил ей Беннон.
– Да, всегда, – призналась Кит с еле заметной улыбкой и принялась одним пальцем наигрывать детскую рождественскую песенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42