Сьюэлл грозно наставил на него молоточек, словно пистолет.– Снимите шляпу.Билли подчинился, тряхнув копной светлых волос.– Да я, собственно говоря, ничего не хочу доказывать, – миролюбиво произнес он.После такого заявления повисла новая пауза.– Не соблаговолите ли вы тогда объяснить суду, зачем вы пришли на заседание? – с явной угрозой в голосе спросил Сьюэлл.– Да понимаете, мне просто хотелось поближе познакомиться с вами, – серьезно ответил Билли.Публика раскрыла рты; лицо судьи исказилось от бешенства.– Ну что ж, если вам нечего сказать…– Ах да, – Билли вышел из-за стола; держа в руках свою шляпу. – Да, забыл сказать, что я не наступал Баду на пальцы. Я просто ударил его, а он свалился на руку и сломал пальцы. И еще: драку затеял не я, а он, когда его девчонка сказала, что предпочитает меня.– Врешь, гад! – неожиданно взорвался Бад. – Ты ей проходу не давал, а ведь я тебя предупреждал, что если ты еще хоть раз начнешь приставать к моим девочкам…– Молчать! – рассвирепел судья.Бад тут же затих и сел на место, невнятно бормоча что-то себе под нос.– Никто – слышите меня?! – никто еще не осмеливался разыгрывать здесь комедию, превращать судебное заседание в ярмарочный балаган! – в бешенстве проговорил судья. – И я не желаю больше вникать в подробности этого дела.Светло-голубые глаза судьи снова встретились с синими глазами стоявшего перед ним молодого человека.– Сколько вам лет, мистер Уокер?Билли Боб вскинул подбородок, но на лице у него впервые за все время появились признаки удивления и беспокойства.– Да вы же знаете, – помолчав, сказал он.– Если бы я знал, то не спрашивал бы, верно? Итак, сколько вам лет?– Двадцать семь.– Всего лишь? А я думал вам уже больше ста, – деланно удивился судья. – Вы совершили столько неподобающих приличному человеку поступков, что этого с лихвой хватило бы на четырех молодых людей вашего возраста.– Весьма польщен, – коротко поклонился Билли Боб.– Сколько драк вы почтили своим участием? Попробуйте припомнить, начиная хотя бы с вашего шестнадцатилетия, – со злорадством продолжал допрос судья.– Всего не упомнишь.– Конечно. Я так и полагал. Но ваша репутация известна в суде. Вы стали знаменитым в среде моих коллег-судей. Ваше имя постоянно на слуху во Дворце правосудия.Билли Боб пожал плечами.– Ну что ж, мне доставляет большое удовольствие, что вы следите за моими успехами… ваша честь.– За вами следит полиция, молодой человек, а не я. – Сьюэлл покраснел. – И вам, как мне кажется, очень это нравится. Вы купаетесь в своей скандальной славе. И еще больше распоясываетесь! Вам уже тесно в рамках закона!Билли Боб тоже покраснел, но голос его звучал спокойно и ровно.– Вы ничего обо мне не знаете, – возразил он. – И не вам, судья, говорить мне о приличиях…– Замолчите! И не раскрывайте рта, пока я вам не разрешу, иначе будет плохо!.. Я объявляю свое решение. Вы заплатите истцу то, что он требует, до последнего цента, плюс судебные издержки.Билли Боб стоял прямой, как столб, стиснув зубы.– И это… все? – раздельно произнося слова, спросил он после некоторого молчания.Каждое слово наглеца звучало как пощечина судье.– Нет, не все. Я приговариваю вас к пятнадцати суткам заключения в городской тюрьме за нарушение общественного спокойствия и драку в общественном месте.– Ваша честь, – привстав, запротестовал адвокат Бада, – мы не требовали заключения Билли Боба в тюрьму.– Сядьте, Дж. К. Я рассмотрел дело и вынес свой приговор. Чего вы еще хотите?– Однако это… – начал Билли Боб, но с видимым усилием заставил себя замолчать. Краска заливала теперь не только его щеки, но и шею.– Вы хотите еще что-то сказать? – торжествовал Сьюэлл. Он тоже поднялся и оказался теперь выше Билли Боба на целую голову, поскольку кресло судьи располагалось на некотором возвышении. Теперь уже судья бросал вызов Билли. Тот, нервно сглотнув, не отвел, тем не менее, взгляда.– Нет, – выдавил, наконец, Билли Боб, нервно теребя поля своей шляпы. – Действительно… чего от вас еще ждать?Судья Роберт Сьюэлл, в конце концов, потерял самообладание. Он сказал хрипло, цедя слова:– Что вы сказали?И Билли Боб нанес завершающий удар.– Я знал, что в вас нет милосердия, судья. Мама мне не раз об этом говорила. Вы должны помнить ее, правда? Ее зовут Эллен Уокер.– Еще пятнадцать суток, – прохрипел судья, побледнев как смерть. – Пятнадцать суток или штраф пятьсот долларов – за неуважение к суду. И если вы скажете еще хоть одно слово, я вас сгною в тюрьме!После секундного замешательства Билли нахлобучил свою шляпу на голову и засунул подрагивающие руки в карманы джинсов.– Да… сэр.Противники подошли вплотную друг к другу и застыли, как две статуи, и никто теперь не смог бы оспорить явное сходство их черт. Одинаковые прямые носы, волевые подбородки, твердая линия рта.Оказавшись за дверями зала суда, гудевшего, как потревоженный улей, Бад растерянно сказал адвокату:– Ну и дела! Я, конечно, зол на Билли, но зачем его в тюрьму-то сажать, черт возьми? Это все ты меня подбил;– Мы не виноваты – Билли Боб сам напрашивался, разве не видел? Он запросто мог попасть к другому судье, стоило ему одно только слово сказать. Он сам захотел именно к Сьюэллу. Внимания его, видите ли, возжелал. Ну и получил. По заслугам. – Дж. К. не верил в угрызения совести; это шло вразрез с его профессией. Он поправил галстук и снисходительно потрепал клиента по плечу. – Да ладно тебе, Бад. Хватай деньги и беги, пока не отобрали. Но сначала расплатись со мной. А потом забудь все это как страшный сон. То, что произошло, тебя совершенно не касается. Это их семейное дело. Глава 2 Солнце светило все также ярко, когда на восточной стороне площади, у знака с надписью «стоп», приостановился блестящий темно-вишневый «Порше». Автомобиль резко стартовал с места, как будто одним махом хотел проскочить через весь город, но тут же с визгом затормозил и свернул на узкую улочку, на противоположных сторонах которой расположились аптека Бойда и банк.Трое пожилых мужчин следили за лихачом, который был вынужден снизить скорость из-за недостатка пространства для маневра. Нечасто случаются такие происшествия, скрашивающие долгие часы посиделок на скамейке около суда.– Сорвиголова, а не девчонка, – заметил Коттон Джонс.Он сидел и широким острым ножом строгал толстую ветку орешника, постепенно превращая ее в гору стружки. К концу дня гора обещала полностью скрыть из виду его грубые рабочие ботинки.Один из мужчин, высокий, с небольшим брюшком, судя по форме и значку, местный служитель закона, со злобой взглянул на Джонса.– Хороша девка! Разве нет? – небрежно продолжил Коттон и своим красивым ножом с костяной ручкой легко снял тонкую и длинную-предлинную – во всю длину палки – стружку. – Вся в отца, – добавил он. – Откуда что взялось, спрашивается? Всегда она была тихая, как мышка.– Ты, видно, ничего не знаешь про нее? – лениво осведомился его сосед, сидящий с банкой кока-колы в руке. – Моя внучка Мария, – продолжил любитель газировки, – которая тут работает… – Он кивнул в сторону дома с белыми колоннами, на кирпичном фасаде которого красовались балкон в новоорлеанском стиле и вывеска с массивными позолоченными буквами: «Народный банк Суитуотера». – Ну, так она рассказала, Сэм, что Пеннингтон отправил дочь служить простым кассиром в маленьком филиале – в Довере, кажется – и держит там, пока не решит, что с нее довольно.Собеседники подождали, не добавит ли чего-нибудь блюститель закона. Но тот промолчал.– Зачем он ее посылал в тот колледж? – сказал Коттон, обращаясь ко второму старику, которого звали Джексон. – Курам на смех! Обязательно в Теннесси надо учиться, а от Миссисипи они нос, видите ли, воротят. Да… ничего он для нее не жалел: ни машины, ни платьев, а хорошую работу не дал. Почему? Может, она сама не захотела?– Отстал бы он лучше от нее, вот что! – Шериф, наконец, не выдержал и высказался со всей определенностью. Шерифа звали Томми Фарли. Он знал, что говорил, потому что приходился троюродным дядей той, что сидела за рулем вишневого «Порше».– А что ему от нее нужно сейчас? – не отрывая глаз от ветки, спросил Коттон.– То же, что и всегда.Томми отвернулся от банка и стал смотреть на четырехэтажный Дворец правосудия, очень похожий на огромного неподвижного Будду, усевшегося прямо в самом центре городка посреди деревьев. Пришла весна. Зеленела трава, по краям дорожек распустились пестрые цветы, недавно посаженные чьей-то заботливой рукой. Цветы росли и в тени старой магнолии, под которой и стояла облюбованная троицей скамейка со спинкой, сделанная неизвестно кем в незапамятные времена.– Силоу уже достаточно взрослая, чтобы не обращаться с ней как с ребенком. Ей уже двадцать один. Нет, подожди… или двадцать два? – нарочито равнодушно сказал Томми.– Она не успеет повзрослеть, если будет продолжать в том же духе, – внушительно сказал Коттон. – Она разобьется молодой, если не перестанет гонять с такой скоростью. Неужто ей мозги вправить некому?– Это ты на кого намекаешь? На меня, что ли? – уточнил Томми.– Ты же у нас законник. И родственник. Тебе и карты в руки. Не станет же он ссориться с троюродным братом, – рассудительно ответил Коттон. – К тому же ты ему ни в чем не отказываешь, это всем известно. Может, и он не откажет тебе раз в жизни.– Не доводи меня, Коттон. Что ты хочешь сказать? Что я боюсь Сэма? – Томми фыркнул, хотя в его тоне не было уверенности.– Я должен сознаться, – кротко сказал Джексон, – что я-то боюсь Сэма.Коттон вернулся к прежней теме:– Я просто хотел спросить: с чем он пристал к ней на этот раз? Что он задумал?– Ничего. – Томми загадочно ухмыльнулся. Почему он должен демонстрировать всему свету свое неведение?Он надел темные очки.– Ладно, у меня полно дел. Пойду в тюрьму, посмотрю, что там на обед. Билли Бобу осталось еще почти три недели, а он уже, по-моему, совершенно извелся. За ним нужен глаз да глаз. Пока, ребята.Узкая улочка, отделявшая банк от аптеки, вела на маленькую площадь с большой автомобильной стоянкой, предназначенной только для служащих банка, о чем напоминал большой красно-белый щит со строгой надписью. Вишневый «Порше» попытался приткнуться где-нибудь между другими машинами, заполнившими стоянку, но не нашел ни малейшей щели.Сначала «Порше» нацелился, было на относительно свободное пространство рядом с длинным белоснежным «Кадиллаком», около которого красовалась табличка: «Внимание! Этот участок – частная собственность президента банка Сэма Пеннингтона».Но в последний момент автомобиль изменил намерение и, сделав немыслимый разворот, втиснулся на единственное остававшееся, на общей стоянке место.Силоу Пеннингтон не сразу вышла из автомобиля. Она посидела немного, яростно сжимая руль и стараясь успокоить бурю, бушевавшую у нее в душе. Ее отец, Сэм Пеннингтон, президент банка, вызвал свою дочь якобы из-за неверного оформления документов.Это все из-за Майкла! Этот подлиза уже успел добраться до отца и пожаловаться ему. Надо было опередить его, а не прятаться в своей комнате, избегая столкновения. И что? Рассказать все Сэму? Даже если бы она собралась с духом, он бы все равно не поверил.Он думает, что свет клином сошелся на Майкле.И вот чаша ее терпения переполнилась. Сегодня она скажет отцу правду, понравится это ему или нет.Чтобы успокоиться, она провела рукой по темно-синей юбке, но материя закончилась почему-то гораздо раньше, чем она ожидала. Тут она вспомнила, что сегодня специально надела юбку покороче. Это был вызов. Терзаясь бессонницей, она догадалась, что Майкл пожалуется отцу, а тот вызовет ее к себе немедленно. Да, она была рада, что надела эту юбку. Одного этого достаточно, чтобы взбесить Сэма.Ну, может быть, слишком уж коротко. Силоу посмотрела на свое отражение в изогнутой полированной поверхности автомобиля и досадливо поморщилась, убедившись, насколько открыты взгляду ее ноги. Ей стало не по себе.Да и вырез на ее коротком, до талии, белом жакете чересчур глубокий. А крупные квадратные серьги в ушах слишком блестящие. Сэму есть на что полюбоваться, это выведет его из себя не меньше, чем на полчаса. Даже про Майкла, наверное, забудет.«Ну, девочка, размечталась! – сказала она себе, невесело усмехнувшись. – Как же, забудет он…» И она вошла в банк, как в клетку со львом.Мэри Уотсон работала у Сэма Пеннингтона личным секретарем; миновать ее было невозможно, потому что она сидела за большим столом прямо у входа на этаж.Еще три женщины сидели рядом с ней за столами поменьше. Это были так называемые «девочки» Мэри, хотя одна из них, например, была уже бабушкой – и по возрасту, и по солидному виду. «Бабушка» первая увидела Силоу и улыбнулась ей, как улыбалась всегда, когда та появлялась в банке.Наконец Мэри подняла глаза и целую минуту глядела на Силоу с деланным сочувствием.– Ну, как там, в Довере? – спросила она с улыбкой.– Прекрасно. Мне очень нравится, и я надеюсь, что через час-полтора снова окажусь там, – пробормотала Силоу.Впрочем, что тут притворяться, подумала она с горечью, всем уже наверняка хорошо известно, что ее вызвали сюда не за наградой.Мэри посмотрела на свой телефон, весь в кнопках и разноцветных огоньках.– Он сейчас говорит по телефону, – сказала она. – Но вы можете войти.«Дозволили увидеть короля и выслушать приговор», – подумала Силоу, направляясь к массивным дверям отцовского кабинета.Стараясь не обращать внимания на мужчину, сидевшего за столом с трубкой телефона у правого уха, она стала сосредоточенно рассматривать давно знакомую обстановку. На полу лежал серебристый ковер. Стены с голубовато-серыми обоями. На окнах висели тяжелые шторы брусничного цвета. Дневной свет, проходя сквозь них, окрашивал в теплые тона три портрета, висевших на дальней стене. На первом портрете был изображен давно умерший брат Сэма по имени Дэвид. В середине красовался сам хозяин кабинета. А на третьем портрете была рыжеволосая девочка с огромными карими глазами на маленьком серьезном личике. Ей было всего семь лет, когда с нее писали портрет. Сэм, наверное, предпочел бы, чтобы она осталась такой же маленькой, тихой и послушной.Он специально заставлял ее ждать. Закончив говорить по телефону, отец принялся за какие-то бумаги, и теперь тишину нарушал только скрип его пера. Ну, уж нет, она не позволит ему запугать себя еще до начала разговора.Она решительно прошагала через всю комнату к высокому узкому окну, выходившему на автомобильную стоянку. Рядом со стоянкой виднелась городская тюрьма, фасад которой выходил на другую улицу.У Силоу вырвался короткий смешок. Это же надо было додуматься – построить банк по соседству с тюрьмой, чтобы заключенные, отбывая наказание, могли, глядя на него, обдумывать планы дерзкого ограбления.Глядя на забетонированную площадку для парковки, она подумала о том, что автостоянка очень похожа на ее жизнь: здесь также все размечено белыми полосами, пересекать которые нельзя под страхом сурового наказания. Запреты в течение долгого времени не тяготили ее, она не замечала их до той поры, пока не вернулась домой после учебы в университете. И даже не тогда. Впервые она ощутила их, когда Майкл заговорил о свадьбе.– Так.Одно-единственное короткое слово без всякого смысла и содержания, брошенное вскользь, заставило ее быстро обернуться. Тонкие черты под шапкой густых седых волос, благородный облик. Ее отец – властный, вспыльчивый, не терпящий возражений человек, который прошел трудный путь от простого рабочего на консервной фабрике до всемогущего магната, держащего в руках жизнь целого округа.– Мне казалось, я просил тебя позвонить перед тем, как выехать из Довера. Я бы тогда знал, когда тебя ожидать, – сказал он, наконец.– Мистер Парсонс сказал, что я могу отправляться сию же секунду, что я и сделала. – Она пожала плечами. – Не вижу смысла – зачем мне было звонить?– Мы не виделись сегодня утром, – сказал он, рассматривая ее с головы до ног. – И очень жаль! Я бы объяснил тебе, что твоя одежда, может быть, вполне годится для фотомодели на обложке модного журнала, но здесь, в банке маленького городка, ты выглядишь непристойно.– Это модно.– Где? Наверное, на каких-нибудь развратных курортах? В Калифорнии?– Я покупала одежду в Мемфисе.Он вдруг встал, прямой, в элегантном сером костюме, хорошо гармонировавшим с холодной обстановкой кабинета.– Это ты занималась Ледбеттерами? – внезапно спросил Сэм, потянувшись рукой к небольшой стопке бумаг, лежавших у него на столе.– Ледбеттер? Ты имеешь в виду Ноаха с фабрики?.. Да, я. – Тогда, может, ты объяснишь мне, что происходит?Сэм перебрал стопку документов, отложив в сторону несколько лежавших сверху листков в поисках нужной бумаги. Потом протянул найденный бланк дочери. Силоу подошла поближе, растерянно глядя на спокойное лицо отца, взяла бумагу и посмотрела на место, которое указал Сэм.– Видишь дату?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28