А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Я это чувствую, но, что ужасно, не способна вспомнить… Меня так все пугает. Господин Бар-тон сказал, что вы мне не муж…
— Это так, — коротко согласился Мартин.
— Но мы партнеры. Он говорил, что вы так и сказали персоналу, — заключила Джинджер.
На самом деле у персонала даже не возникло никаких вопросов: поздно вечером Мартин находился в доме Джинджер, Мартин вызвал «скорую», Мартин приехал в больницу, он же собирался забрать ее домой. Какие уж тут сомнения. Безусловно, все решили, что Мартин близкий друг Джинджер.
— Но точно вы не можете вспомнить. А что вообще вы помните? — И вновь вопрос его прозвучал довольно бесцеремонно.
Джинджер в нерешительности отступила на шаг, отдернув руку. Забавно, но его это, кажется, расстроило, ему все больше нравились ее прикосновения.
— Все, а потом ничего, начиная с какого-то времени в начале этого года. — Джинджер болезненно улыбнулась. — Я не могу вспомнить, при каких обстоятельствах мы встретились или когда и как долго были вместе. Хоть я и слышу горечь в твоих словах, Марти, я ничего, не могу с собой поделать!
В ее глазах вновь заблестели слезы. Она быстро заморгала, чтобы стряхнуть их, пальцы же нервно крутили обручальное кольцо.
— Не надо, не расстраивайся из-за таких пустяков, — сказал Мартин, вспомнив о ее состоянии. — Доктор уверен, что память скоро вернется к тебе. Пойдем скорее домой. — Он взял ее под руку и повел к дверям, но тут же смутился, почувствовав, сколь малое расстояние разделяет их, и ощущение от ее руки, опирающейся на его руку, неожиданно пронзило все его существо. К тому же он проникся к женщине, которую считал своим врагом, такой жалостью, что даже незаметно для себя перешел на «ты».
— Домой. По крайней мере, я знаю, где это. — Она остановилась, ее лицо снова залилось краской. — Где мы живем, Марти? Я не могу вспомнить. — Мартин увидел, как вмиг потемнели глаза Джинджер от паники, которая охватила ее. — Я знаю, где мой дом, но…
— Мы едем в твой дом, Джинджер, — тихо сказал ей Мартин.
Что, черт возьми, он творит? Мартин спросил себя об этом и сам себе ответил: я веду Джинджер к автомобилю. Какого черта он просто не сказал консультанту правду? Теперь он окончательно запутается. Джинджер все сильнее убеждается, что они были любовниками, совершенно не догадываясь об истинных отношениях между ними. Как, черт возьми, он сможет выпутаться из вранья, если чем дальше, тем сложнее остановиться и сказать правду?
Когда он дал волю галантному, рыцарскому моральному кодексу, заложенному в нем матерью и отчимом, он не подумал об осложнениях, которые это с неизбежностью породит. Но его поведение суть нормальная мужская реакция на очевидное и полное изменение в поведении Джинджер. Неужели амнезия способна вызвать подобные перемены? Из жадной и корыстной хищницы, безжалостно флиртующей со своей жертвой, Джинджер на глазах перевоплотилась в естественное, кроткое, уязвимое, ясноглазое создание, всей душой потянувшееся к нему, Мартину.
Он слышал, что удары по голове могут повлечь причудливые поведенческие изменения. Но черное сделать белым, но ведьму превратить в ангела!?
Целый день Мартин провел в споре с собой, но так и не смог найти разумный выход из сложившейся ситуации.
В конце концов, он не спасует перед необходимостью сообщить Джинджер правду и, если она сама не восстановит память в следующие несколько дней, найдет кого-нибудь, кто возьмет на себя ответственность за несчастную. Так или иначе его задача — это выбить из нее эти проклятые пять тысяч фунтов!
— У тебя чудесный автомобиль! — воскликнула Джинджер при виде «мерседеса». Мартин нахмурился. Что ее так удивило? Это, разумеется, дорогой автомобиль, но, если судить по ее собственному дому, жизненный уровень Джинджер достаточно высок, а стиль жизни, насколько он может предполагать, давно должен был приучить ее и к более дорогим машинам.
Но Мартин не успел додумать свою мысль, потому что она увидела маленькую собачку, которая при виде хозяйки завертелась волчком на заднем сиденье, и лицо Джинджер осветила счастливая улыбка.
— О, Пупси, — с облегчением вздохнула она.
— Ага, Пупси узнана! — прокомментировал Мартин.
— Да, — обрадовалась Джинджер. — Я заполучила ее в прошлом году; ее мне оставили, и… — она сделала паузу, — я знаю, что она моя. Марти, но что еще было в прошлом году?
И Мартина вновь повергли в смущение ее глаза, полные слез.
— Это в порядке вещей, скоро ты все вспомнишь, — попробовал он ее успокоить, открывая пассажирскую дверь автомобиля, но Джинджер, кажется, не заметила распахнутой дверцы.
Мартин был полностью не подготовлен к тому, что произошло в следующий момент. Джинджер прижалась к нему и уткнулась носом в его плечо.
— Погладь меня по волосам, Марти, о, пожалуйста, погладь… я так напугана.
Секунду Мартин колебался. Вообще-то говоря, он принадлежал к той породе людей, которая гордится тем, что не теряет головы в любой ситуации. Но относительно мягкой теплоты Джинджер, что так доверчиво прильнула к нему, в его кризисных инструкциях ничего не было сказано; ее взгляд мешал нормальным логическим процессам мысли и повергал его мозг в полное смятение.
— Все хорошо, не бойся, я с тобой… Лишь он сказал это, как почувствовал, что Рубикон перейден. Но в эту секунду он был слишком далек от того, чтобы слушать доводы разума.
Ее волосы пахли розами. Мартин чувствовал ее легкую дрожь. Его ладонь, словно помимо воли, коснулась волос Джинджер, и он успел почувствовать их шелковистость, прежде чем отдернул руку.
— Мне кажется, мы не долго были вместе, — раздумчиво сказала Джинджер, несколькими секундами позже отстраняясь от него. В свете фонарей автостоянки Мартин заметил, как красит ее улыбка, хотя Джинджер и выглядела удивленной, смущенной и готовой в любой момент расплакаться. — Так говорит мне тело. Ты слишком сильно волнуешь меня, Марти. Не думаю, чтобы я все еще дрожала в твоих руках, если бы мы были давними любовниками.
Мартин почувствовал волнение и в своих руках… Он закрыл глаза и попытался выровнять дыхание.
— Мы встретились совсем недавно, — тихо сказал он и помог ей сесть в автомобиль.
В конце концов, это чистая правда. Оставалось надеяться, что она не спросит, насколько недавно. Но, сев в автомобиль, Джинджер погрузилась в мир собачьего восторга и занялась игрой с Пупси, так что Мартин получил наконец-то вожделенную передышку.
Когда они подъехали к дому, голова Мартина была уже готова разорваться от проблем, которые он так и не успел решить, сидя за рулем. Ну, хорошо, можно позвонить в отель и сегодня же закрыть свой счет. Но как быть с одеждой? Когда он ехал в Эксетер, он слабо себе представлял, надолго ли, и взял вещей даже больше чем надо. Но теперь, раз он «живет у Джинджер», и одежды маловато, и предметов туалета явно недостаточно для джентльмена.
К тому же нельзя забывать, что у него все-таки есть собственная жизнь. К счастью, на ближайшее время не намечено никаких крупных дел и ни одному из его партнеров или друзей он не понадобится по крайней мере еще неделю. А старой Кэтти, которая убирает его дом два раза в неделю, можно и позвонить — она только обрадуется неожиданному отпуску…
Джинджер закрыла глаза и расслабилась в кресле. Но внутреннее напряжение не отпускало. Она помнила всех своих друзей, свою жизнь в Эксетере и до трагедии, что постигла ее в юности. Она помнила свою Пупси, наконец. Но, как она ни пыталась, вспомнить Мартина ей не удавалось.
Врач в больнице просил ее отнестись к подобным провалам в памяти философски.
— У вас было небольшое сотрясение мозга. Все, что я могу порекомендовать к обычным лекарствам — это две недели полного покоя. И, думаю, обойдется без последствий.
— Кроме потери памяти, — с горечью закончила за него Джинджер.
— Кроме временной потери памяти, — поправил доктор. — Она обязательно к вам возвратится.
— Но когда?
— Боюсь, что не могу вам сказать, потому как сам не знаю.
— Доктор, я хочу остаться здесь, в больнице… Можно?
— Не стоит. Если есть кому позаботиться о вас дома, лучше ехать домой. Так вы скорее поправитесь.
«Если есть, кому позаботиться»… Мартин… Мужчина, которого она, как ей кажется, впервые встретила в больнице… Однако почему от одной лишь мысли о нем дыхание перехватывает, а пульс учащенно бьется, словно желает пробиться сквозь вены? И разве может обмануть ее собственная рука, которая сразу, при первом же прикосновении, узнала что-то родное? А разве не потеплела кожа Мартина под ее ладонью, разве не быстрее побежала кровь и у него по венам? Но неужели женщина в ее возрасте еще способна настолько сильно вдохновиться? — думала Джинджер, мысленно повторяя имя своего мужчины… своего любовника… Марти… Она сразу вспомнила его аромат, угадала его чувства по отношению к себе. Все это так… Но он по-прежнему остается для нее незнакомцем, чужим человеком. Ей придется изучать его снова и снова, восстанавливать по крупицам их прошлое, их любовь. Она ведь не знает даже, где они встретились и когда? Есть ли у него дети? Был ли он когда-либо женат?
Завтра нужно обо всем его расспросить, решила Джинджер, когда машина Мартина въехала в ворота ее дома.
И кстати. Почему они с Мартином живут именно в ее доме? Должна быть причина…
Однако Джинджер призналась себе, что сейчас для нее лучше всего приехать в свой дом. И без того судьба не слишком балует ее, иногда ей казалось, что весь мир ополчился против нее. Но уж эта старая усадьба определенно на ее стороне, и она поможет ей вспомнить все.
4
— Посиди в гостиной, а я сварю нам кофе.
— Нет, Марти, позволь мне сделать это, — настаивала Джинджер.
Они оба только что вошли в кухню. Пупси тотчас счастливо укрылась в своей корзине, из которой вальяжно, но все же с некоторым неудовольствием вылез огромный кремово-бурый кот Наполеон и томно потянулся.
Мартин подумал, что и правда лучше Джинджер самой варить кофе, пока он не выучил расположения комнат. А то принесет его вместо гостиной на чердак.
— Только без сахара, дорогая, — согласился он. — Я пока заберу твои вещи из машины.
Джинджер побрезговала сама принести в дом запачканной кровью жакет, а небольшую сумку с медикаментами, которыми ее снабдили в больнице, она попросту забыла на сиденье. Рассеянность Джинджер позволила Мартину обойти дом и ознакомиться с расположением комнат.
Он взял из автомобиля вещи и был уже на полпути наверх, когда услышал, как его громко зовет Джинджер. Опрометью Мартин бросился в кухню, уронив по дороге злополучный жакет.
— Что стряслось? — спросил он с порога. — Тебе плохо? Темно в глазах?
— О, Марти, прости… Ничего не случилось. — Джинджер выглядела сконфуженно. — Я только хотела спросить, ты пьешь с молоком или с лимоном? Я не могу вспомнить.
— Крепкий, черный, без сахара. — Мартин чуть не добавил «идиотка». Черт, в этот момент он даже испугался… Он закрыл глаза, чтобы, как он думал, перевести дух, но тут же представил себе шок Джинджер, если бы он, после того как узнал, что все в порядке, прильнул к ее губам в страстном поцелуе.
— Спасибо, — услышал он ее нежный шепот.
За что она благодарит его?
— За что? — спросил он, открыв глаза и приблизившись к ней. Не дождавшись ответа, он обнял Джинджер за плечи и заглянул в опасную глубину серо-голубых глаз.
— За заботу… За нежность, — мягко ответила она.
В ее словах было столько доверия и такая беззащитность, что у Мартина перехватило дыхание от нежности к ней.
Неужели возможно, чтобы простая травма головы так быстро и полностью изменила личность?
— Мне жаль, Марти — сказала Джинджер, сонно давя зевоту, когда они покончили с кофе. — Но, кажется, мне пора спать.
На секунду Мартин даже испугался. Самое время предложить Джинджер проводить ее в спальню, но тогда черт знает что может произойти. Однако, если не провожать, как, черт возьми, разобраться, в какой из четырех спален дома она предполагает ночевать. Мартин уже убедился, что, хотя Джинджер и живет одна, дом рассчитан на проживание в нем едва ли не целого полка Ее Величества со всеми чадами и домочадцами. Кроме трех спален поменьше Мартин видел и огромную спальню с примыкающей к ней недюжинных размеров ванной; в доме имелись еще и большая гостиная, маленькая гостиная, тремя окнами выходившая в сад, холл, каминная. А ведь он еще не видел библиотеки и прочих помещений верхнего этажа.
Отец Джинджер был архитектором, и до смерти Себастьяна она работала в фирме отца в качестве его личного помощника. Он понял дочь, когда та решила оставить Падстоу, и не стал ей препятствовать, хотя фирма во многом проигрывала с ее уходом.
Джинджер с тем же ненавязчивым хорошим вкусом, который превозносили все заказчики отца, оформила и обставила свой дом. Обивка, портьеры, мебель, посуда, ковры — все говорило о респектабельности и состоятельности хозяйки. Она по опыту знала, что хороший вкус, поддержанной немалыми средствами, способствуют созданию настоящего комфорта и уюта.
Средства ей достались от Себастьяна. Его родственники отказались в пользу Джинджер даже от страховки. Мать Себастьяна сочла своим долгом в память о любимом сыне позаботиться о его вдове. Впрочем, Джинджер и сама происходила из более чем состоятельной семьи. Ее род был не только древний, но и сохранивший средства как приятное дополнение к фамильной чести.
Бросив оценивающий взгляд на обстановку гостиной, Мартин — в который раз! — подумал, что именно такая изящная, аристократическая женщина, как Джинджер, должна жить в таком старинном уютном доме.
— Ты утомилась, — просто сказал он, заметив, что Джинджер едва сдерживает очередную зевоту. — Почему бы тебе не пойти в спальню?
— А ты? — неуверенно спросила его Джинджер.
— Я подойду позже, — ответил Мартин и отвернулся, чтоб она не видела его лица в этот момент.
Он ясно понял, что Джинджер предполагает разделить с ним постель и никакого пути избежать этого нет. И Мартин почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Если и теперь-то Джинджер действует на него словно наркотик, то вряд ли он сможет сдержать свою природу, когда они окажутся в одной постели и он услышит ее дыхание рядом, то, как она ворочается, почувствует ее запах…
Даже не глядя в ее сторону, он мог бы угадать, смотрит она на него или нет, приближается к нему или удаляется. Куда же ему деться в темноте спальни?
— Хорошо. Тогда спокойной ночи. — Мартин уловил нотку разочарования в ее голосе и автоматически оглянулся. Джинджер совершенно невинно смотрела на него; наверное, ему показалось, что ее голос дрожит. Но полуоткрытые словно для поцелуя губы и приподнятое лицо вряд ли могли обмануть даже самого желторотого из лондонских скаутов.
Почему, черт возьми, она крутит им как хочет, словно он какой-нибудь мальчишка? Мартин определенно сердился на себя. Близость этой женщины гипнотизировала его, и он не мог думать ни о чем, кроме поцелуев и объятий, представляя, как обнаженная Джинджер трепещет в его руках.
Джинджер сдерживала дыхание, ей казалось, что все ее тело почувствовало бы поцелуй Мартина, до самых кончиков пальцев на ногах. Словно пытаясь разубедить себя, она быстро провела языком по нижней губе. Господи, она никогда ничего подобного не знала с Себастьяном! Но тут же бывший муж был забыт. Джинджер до боли внизу живота жаждала ласки Мартина. Она нестерпимо захотела дотронуться до него, и немедленно. С величайшим трудом она подавила в себе эти желания.
Мартин не смел расслабиться, пока не удостоверился, что она ушла.
Нет, он не думал, что когда-либо походил на сексуального маньяка, каким он ощущал себя последние несколько часов. Это она спровоцировала его. Ведь не из камня же он сделан, в конце концов, чтобы не отвечать ей. Она чрезвычайно привлекательная, чрезвычайно чувственная, сексуальная женщина. Мужчине находиться рядом с ней опасно. Опасно для рассудка последнего.
Джинджер немедленно отзывалась на его внутренний зов, языком тела однозначно давая понять, насколько сильно она хочет его. Это было заметно еще раньше, в полдень. Даже несмотря на то что он знал про Джинджер, он чувствовал зов ее тела и волнение своего. Ему не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но почему-то, впервые увидев Джинджер в саду, он сразу же представил ее без одежды. С ним никогда ничего подобного не происходило…
Когда он только встретил свою экс-супругу, он был полон романтических идеалов. Он вознес ее на пьедестал, украшенный розами, к подножию которого готов был бросить весь мир. Он так сильно любил ее и так уважал ее цветущую девственность, что сама мысль перенести жену с пьедестала в супружескую постель, казалась ему кощунственной. Словно осквернить святыню или заняться любовью с божеством… или предметом искусства. Он думал о сексе с женой, испытывая головокружительную тоску, но, всякий раз претендуя на ее душу, отказывался от тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15