А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 




Энтони Беркли
Убийство на верхнем этаже



Энтони Беркли
Убийство на верхнем этаже

Глава 1

Роджер Шерингэм сидел на краю стола мистера Морсби и занимал старшего инспектора Скотленд-Ярда легкой и непринужденной беседой. Иногда тот даже мычал что-то в ответ, не отрывая, впрочем, глаз от досье, которое внимательно изучал. Со стороны могло показаться даже, что очень немногому из сказанного удавалось найти дорогу к ушам инспектора.
Вероятно, нечто подобное заподозрил и сам Роджер, поскольку он вдруг хлопнул ладонью о стол.
– Морсби! Вы сказали, что освободитесь к часу. Сейчас уже десять минут второго, по вашим же рабочим часам. Ваш ленч меня мало тревожит. Я начинаю волноваться за свой.
Старший инспектор вздохнул и захлопнул дело.
– Никаких проблем, мистер Шерингэм. Я просто искал для вас кое-что в том деле о мошенничестве, которым вы интересовались. Я готов.
Он вырвал свое грузное тело из кресла и подошел к двери, возле которой висела его шляпа.
Схватив свои перчатки и шляпу, Роджер поспешно соскочил со стола. Раз или два в месяц он приглашал старшего инспектора на ленч. Сам он называл это «водить дружбу со Скотленд-Ярдом». Скотленд-Ярд называл это «Мистер Шерингэм снова пришел дружиться».
Едва рука старшего инспектора коснулась двери, на его столе пронзительно зазвонил телефон.
– Одну минуту, сэр, – сказал старший инспектор.
– Проклятие! – вырвалось у Роджера.
Морсби снял телефонную трубку и прижал ее к уху. Постояв так, он боком обогнул стол, снова рухнул в кресло и, придвинув блокнот, принялся делать в нем карандашом заметки. Роджер наблюдал за его действиями с явным неодобрением. Ленч задерживался.
– Слушаюсь, сэр, – бодро проговорил наконец Морсби. – Вероятно, стоит захватить с собой сержанта Эффорда, да? Да, сэр, немедленно.
Он положил трубку и тут же поднял ее снова, чтобы набрать местный номер.
– Черт! – прокомментировал Роджер, пытаясь свыкнуться с мыслью, что ленча уже не будет.
Старший инспектор обзвонил еще четырех коллег, сообщив каждому, что ждет его через три минуты у выхода, после чего повернулся к Роджеру.
– Прошу прощения, мистер Шерингэм, – небрежно сказал он, повесив наконец трубку. – Боюсь, о ленче придется забыть. Давайте как-нибудь в другой раз.
– А что случилось?
– Убийство. Жилой квартал на севере Юстона. Погибла пожилая женщина. Я должен быть там немедленно.
– Убийство? – просиял Роджер. – Полагаю, ничего страшного не случится, если я поеду с вами?
Морсби замялся.
– Страшного-то, думаю, ничего, только, боюсь, вам будет неинтересно. Самая обычная кража с убийством и взломом. Без этих надуманных фокусов, про которые пишут в книжках. Найти парня, который это сделал – вопрос исключительно времени. Вам будет скучно.
– Я еду, – твердо сказал Роджер.
– А впрочем, может, вам и впрямь полезно будет увидеть, на что способен старый добрый Скотленд-Ярд, – не без злорадства согласился старший инспектор. – Как раз на таких вот делах мы собаку съели, – добавил он уже в коридоре. – Раскрываем девяносто девять из ста таких случаев. Вы сами удивитесь, как быстро мы с ним управимся.
– Когда за дело берется Скотленд-Ярд, – дипломатично ответил Роджер, – я не удивляюсь ничему.
У выхода их уже ждали две машины. Сержант Эффорд, обычно работавший с Морсби и беседовавший сейчас с водителем, приветливо кивнул Роджеру. Третьим оказался инспектор Бич, вызванный как эксперт по квартирным кражам. Следом за ними появился дактилоскопист, сержант Эндрюс с чемоданчиком, в котором умещался его нехитрый набор, и не прошло и минуты, как к ним присоединился фотограф, констебль Феррар со своей камерой. Не медля более ни секунды, машины выехали со двора.
Роджер оказался в первой машине рядом с водителем. Морсби, зажатый на заднем сиденье между Бичем и Эффордом, сразу же принялся излагать своим подчиненным то, что успел узнать о деле по телефону от своего начальника. Роджер слушал, перегнувшись через спинку своего сиденья.
Покойную, как уже было известно, звали мисс Барнетт. Пожилая одинокая женщина, живущая в одной из крохотных квартир многоэтажного дома на Плэт-стрит, тихой улочки, примыкающей к Юстон-роуд. С тыла окна дома выходили на колодец двора, куда можно было попасть из улочки, тянувшейся параллельно Плэт-стрит и связанной с ней переулком, под прямым углом пересекавшим обе. Этим утром обитатели соседних квартир заметили веревку, свисающую из окна кухни мисс Барнетт, выходящего во двор. В сочетании с бутылкой молока, до сих пор стоявшей под ее дверью и странными звуками, доносившимися среди ночи, как кто-то тут же вспомнил, из ее квартиры, это выглядело весьма подозрительно. Тем не менее соседи, как истинные лондонцы, терпеть не могли вмешиваться в чужую жизнь и только полчаса назад предприняли первые шаги.
К этому времени женщина, занимавшая соседнюю с мисс Барнетт квартиру на последней этаже, решилась уже постучать в ее дверь. Не дождавшись ответа, она поделилась своими опасениями с уборщицей, а та вызвала констебля. Последний, отлично зная, какие неприятности могут поджидать полицейского, вторгшегося, пусть и с благими намерениями, но без приглашения в жилище англичанина, прежде чем начать действовать, благоразумно вызвал сержанта. Вдвоем они выломали дверь в квартиру мисс Барнетт и нашли хозяйку мертвой на полу спальни, а квартиру в таком состоянии, словно по ней прошлось стадо диких быков: подушки были вспороты, содержимое шкафов вывалено на пол, а вся мебель опрокинута.
– Ага! – многозначительно проговорил инспектор Бич. – А из окна, значит, висела веревка?
Роджер знал, что сейчас инспектор сканирует внушительное содержимое своей памяти на предмет грабителей, которые переворачивают квартиры вверх дном, пользуются для проникновения или бегства из нее веревкой и склонны в критической ситуации к насилию. В свое время обнаружится еще немало мелочей, указывающих на личность взломщика, и для каждой из них память инспектора представит свой список. И, как только одно и то же имя окажется во всех пяти – десяти списках, относящихся к преступлению, оно будет принадлежать убийце. Настолько же просто решаются загадки, с которыми обычно приходится иметь дело Скотленд-Ярду, насколько сложными их делают изобретательные писаки.
Далее события развивались обычным чередом. Выпроводив побелевшую уборщицу из квартиры, сержант оставил констебля охранять выломанную дверь, отправил посыльного разыскивать врача, а сам поспешил в ближайший полицейский участок, откуда позвонил окружному инспектору, а также в отдел уголовного розыска, коротко, но детально обрисовав ситуацию с тем, чтобы у начальства сложилось четкое представление, каких именно специалистов и какую технику выслать на место преступления. Таким образом, через двадцать минут после того, как дверь была выломана, все криминалисты были уже на месте.
Кроме четверых приехавших с Морсби (не считая Роджера), в маленькой квартире находились, уже несколько минут ожидая прибытия Скотленд-Ярда, частный врач, найденный посыльным сержанта, окружной инспектор и еще один констебль; судмедэксперт прибыл парой минут позже. Итого двенадцать, включая Роджера. При этом никакой сутолоки. Никто не наступал друг другу на пятки; каждый из прибывших отлично знал свое дело и либо уже делал его, либо ждал возможности приступить.
Первый констебль продолжал охранять вход в квартиру, второго поставили у подъезда, чтобы он не пускал в дом никого кроме жильцов, сержант ждал дальнейших распоряжений на лестничной клетке вместе с криминалистом, который должен был снимать отпечатки пальцев и ждал, когда до него дойдет очередь; сержант Эффорд вызвался проводить миссис Бойд, уборщицу, в ее квартиру на первом этаже, чтобы, дав ей немного прийти в себя, с профессиональной деликатностью выжать из нее до последней капли все, что она знала о покойной: ее характер, привычки, образ жизни – любую мелочь, которая могла оказаться так или иначе связанной с преступлением; инспектор Бич обозревал с порога гостиную, зайти в которую не мог до тех нор, пока эксперты не осмотрят пол; двое враче и вполголоса переговаривались в коридоре, куда явившийся по вызову доктор Эйкинхед, румяный, пузатый и низкорослый, удалился после первого – беглого и весьма поверхностного – осмотра, проведенного им под бдительным надзором окружного инспектора, страшно переживавшего, как бы доктор не сдвинул тело на миллиметр-другой, и находившегося теперь в спальне вместе с Морсби, который руководил съемками тела и комнаты – первым шагом в кажущейся неразберихе расследования; а Роджер, всем мешающий и всеми гонимый, но все равно страшно довольный, что променял свой ленч на эту поездку, топтался в дверях спальни, пытался уследить за всем разом.
Хрупкое тело женщины, одетое в розовую фланелевую пижаму, тряпичной грудой лежало на полу посреди комнаты; на мертвом лице застыло выражение, которого Роджер изо всех сил старался не замечать.
Когда фотограф закончил свою работу в спальне, Морсби пригласил туда врачей провести осмотр, предоставив наблюдать за ним окружному инспектору, а сам прихватил фотографа и отправился с ним осматривать остальные комнаты, отдавая на ходу указания, что именно тот должен отснять. Покончив с этим и отпустив фотографа проявлять пленку, старший инспектор вернулся в гостиную.
– Дайте-ка я тут сначала огляжусь чуток сам, – добродушно бросил он инспектору Бичу, – а потому уж запущу и вас с Эндрюсом.
Маясь в дверях, Роджер с интересом наблюдал за действиями высокого начальства.
Доверять своим подчиненным работу, которую он, по его мнению, мог сделать лучше, было явно не в обычаях старшего инспектора Морсби. Плюхнувшись на свои начальственные четвереньки и сделавшись сильно похожим на добродушного моржа, он принялся резво ползать по полу, быстро, но тщательно осматривая каждый сантиметр не слишком-то чистого ковра. Не будь дело настолько серьезным, зрелище вызвало бы у Роджера широчайшую улыбку.
Поднявшись наконец на ноги, инспектор сокрушенно осмотрел почерневшие ладони и колени брюк.
– И все напрасно, – сообщил он зрителям. – Ни тебе отпечатка обуви, ни даже грязи. И это при том, что на дворе октябрь и сплошная слякоть!
– Вообще-то говоря, – заметил Роджер, – я бы не слишком удивился, затеряйся на таком ковре еще немного грязи.
– Будь она здесь, не затерялась бы, – с небрежной уверенностью ответил старший инспектор. – А вот для вас кое-что есть, Бич, – добавил он, кивнув в сторону столика посреди комнаты, на котором стояла полупустая бутылка виски и два немытых стакана.
– Да, сэр, – удовлетворенно кивнул Бич. – Вижу, сэр.
Это еще один критерий классификации взломщиков: те, кто пьет, обчистив квартиру, и те, кто нет; при этом первые делают это неизменно (если только находят в доме спиртное), а последние – никогда. Взломщики – на редкость консервативная публика.
– Ладно, – сказал Морсби, – здесь я закончил. Кто-нибудь, кликните Эндрюса.
Он двинулся в сторону кухни, но, услышав в спальне шаги, остановился.
– Ага, – довольным голосом заметил он Роджеру, – Похоже, врачи тоже управились. Ну, тогда мы можем заняться этим прямо сейчас.
Из спальни появились врачи, за спиртами которых нетерпеливо маячил окружной инспектор, здорово напоминавший Роджеру охотничьего хорька, вспугнувшего пару мирно ютившихся в норе кроликов. Высокий мертвенно-бледный полицейский врач, взяв слово, обратился к Морсби как к старому знакомому.
– Ну, что сказать, инспектор, – резко и отрывисто начал он. – Дело ясное. Разумеется, ее задушили. Думаю, теми самыми бусами, которые лежат рядом с телом. Возраст где-то около сорока восьми. Заметно истощена – ни о каком серьезном сопротивлении говорить не приходится. Опять же, никаких следов борьбы на теле – при первом осмотре. Очевидно, нападение было совершено со спины. Странгуляционная линия очень ровная и по всей окружности шеи соответствует толщине бус, за исключением большого кровоподтека сзади. Полагаю, он закрутил их там в узел. Теперь, что мы имеем сейчас… Частичное окоченение (достигло верхних конечностей), тело полностью остыло, отчетливо видны трупные пятна. Иными словами, смерть наступила от двенадцати до двадцати четырех часов назад; точнее сказать не могу. Ну как, есть с чего начать? Позже, разумеется, я пришлю вам полный отчет – когда тело будет у нас.
– Спасибо, док. Как раз то, что я и хотел услышать, – поблагодарил его старший инспектор.
– А теперь, не будем ли мы так любезны убраться отсюда и не путаться под ногами? – усмехнулся врач. – Да ладно, ладно, я понимаю. Все, мы ушли. Удачи вам тут.
Он подтолкнул к выходу своего тучного коллегу, которому явно хотелось задержаться, и вскоре их шаги замерли на лестнице.
– Ну, в одном он был прав, – беззлобно заметил Морсби. – Без них действительно лучше. Ничего личного, но каждый раз с трудом могу дождаться, когда же они закончат. Итак, Мерримен, какие у вас новости?

Глава 2

Новостей у окружного инспектора было не много. Осмотреться до приезда начальства времени у него не было, так что все его сведения носили довольно общий характер.
В доме всего четыре этажа, сообщил он Морсби, на каждом по две маленькие квартиры: кухня, спальня и гостиная. Мисс Барнетт жила на последнем этаже. Обитатели дома были люди с претензиями – кто обоснованными, а кто и нет – на утонченность, доказательством чему – опять же, когда обоснованным, а когда и нет – служила чистота речи. Не самое хлебное место, пришло вдруг Роджеру в голову, для вора и убийцы.
О том же, похоже, думал и Морсби.
– Да что же ему здесь понадобилось? – пробормотал старший инспектор, разглядывая с порога старомодную мебель и плюшевую обивку гостиной, от которой за версту веяло древностью и нищетой. На камине стояли две стеклянные лампы – точнее, стояла одна; другая лежала на потертом каминном коврике. – Здесь даже старьевщику поживиться нечем.
Окружной инспектор счел нужным объяснить:
– Она была, знаете, со странностями, эта мисс Барнетт.
– Со странностями, – повторил старший инспектор, снова заглядывая в комнату и морща свой уж никак не привередливый нос. – Это вы верно подметили, со странностями. Здесь, наверное, месяцами не убирались. Вонища…
– Скорее уж, сэр, годами. И это еще в лучшем случае. Вы видели кровать? Это же просто свинство! Врач сказал, если бы ее не задушили, она вполне могла умереть от голода. Самая настоящая скряга! Учитывая, какие здесь про нее ходили слухи, не удивлюсь, если кто-то решил попытать счастья. Я давно уже слышал, будто бы она держит зашитыми в матрас восемьсот фунтов. Золотом, между прочим.
– В самом деле слышали? Это хорошо, – одобрил Морсби. – Вы, кажется, знаете свой округ вдоль и поперек.
Инспектор покраснел от удовольствия, но справедливости ради добавил:
– Дело в том, сэр, что нам частенько приходилось иметь с ней дело. Точнее, с ее жалобами. Это она обожала. По малейшему поводу – сразу к нам. Особенно ее раздражало, что под окнами сигналят машины. А пару лет назад, когда я еще работал в участке, постоянно жаловалась и? – соседа. Тот учил детей игре на органе. Все, помню, удивлялась, почему это мы не желаем его арестовать. Ну, вы таких знаете, сэр: уверены, что все должны бегать за ними лишь потому, что они вовремя платят налоги.
– Еще бы не знать. Выходит, она живет здесь давно, – задумчиво проговорил старший инспектор, не отвлекаясь более на образ жизни покойной. В том, что касается сбора сведений, он вполне доверял Эффорду. – Живет здесь давно и пользуется репутацией скряги, которая спит на золоте. Ну да вы не хуже меня знаете, что одинокие старики, которые почти ничего не тратят, прямо-таки притягивают подобные слухи. Впрочем, проверить все равно стоит. Теперь, что там со звуками, которые слышали ночью? И откуда, кстати говоря, это вообще пошло?
– От уборщицы, сэр. Еще до того, как начали ломать дверь, она сказала сержанту Уэйкфилду, что жильцы из нижней квартиры, встретив ее утром на лестнице, рассказали, что ночью их разбудил какой-то стук и грохот, доносившиеся из квартиры мисс Барнетт, и они сильно за нес беспокоятся.
– И у нее не возникло желания подняться и проверить, все ли в порядке?
– Сержант спросил то же самое. Женщина ответила, что мисс Барнетт делала все, чтобы от нее держались подальше. Однажды обозвала миссис Бойд буратиной за то, что та отпустила посыльного и лично принесла ей наверх какой-то сверток, – заявила, что это, мол, просто предлог сунуть свой длинный нос к ней в жилище, и, повторись такое, она будет жаловаться домовладельцу. После чего мисс Бойд, ясное дело, старалась держаться от нес подальше, чтобы той не почудилось чего-нибудь снова.
Роджер представил себе оскорбленную добродетель, обиженно поджатые губы бантиком и улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24