Крильон уже успел овладеть королем: он излагал ему свою жалобу почти таким же громким голосом, как раньше в передней. Заметив это, Бирон оставил маркиза и, отойдя в сторону со своим первым собеседником, сел на сундук около стены; а Рамбулье в сопровождении меня и своей свиты подошел к королю, стоявшему близ алькова. Увидев его, его величество, по-видимому, с радостью схватившись за этот предлог, сделал знак Крильону удалиться.
– Да-да! Вы уже говорили мне об этом сегодня утром, – добродушно сказал он. – А вот и Рамбулье! Надеюсь, у него есть что-нибудь новенькое. Я хочу поговорить с ним. Святый Боже! Не смотрите на меня так, словно вы собираетесь заколоть меня на месте, любезный! Ступайте и заводите ссору с кем-нибудь равным себе.
Крильон, ворча, удалился, а Генрих, только что окончивший партию в карты с герцогом Невером, кивнул головой господину Рамбулье.
– Ну-с, друг мой, не принесли ли вы каких-нибудь новостей? – крикнул он. Он имел более довольный и беспечный вид, чем при первом нашем свидании, однако в его глубоко сидевших мрачных глазах и в недовольном выражении рта можно было прочесть озабоченность и подозрительность. – Нового гостя, новое лицо или новую игру, что у вас там с собой?
– В известном смысле, сир, новое лицо, – ответил маркиз с поклоном, несколько отступая в сторону, чтобы пропустить меня.
– Ну, не особенно завидная поклажа! – быстро ответил король и посреди всеобщего хихиканья протянул мне руку. – Однако я готов поклясться, – продолжал он, когда я встал с колен, – что вы чего-нибудь желаете, мой друг?
– Нет, сир, – ответил я, смело поднимая голову: поведение Крильона послужило мне уроком. – С вашего позволения, я уже награжден, так как ваше величество изволили снабдить меня новым красным словцом. Я вижу вокруг себя много новых лиц, мне недостает только новой игры. Если вашему величеству угодно будет пожаловать мне…
– Вот оно! Не говорил ли я? – воскликнул король, поднимая руку со смехом. – Он чего-то желает. Но он, по-видимому, не без заслуг. Рамбулье, чего он просит?
– Небольшого поручения, – ответил Рамбулье, входя в свою роль. – И ваше величество очень обяжете меня, если исполните просьбу сьера де Марсака. Ручаюсь, он человек опытный.
– Так! Небольшое поручение? – воскликнул Генрих, вдруг садясь на место, по-видимому недовольный. – Все они просят одного и того же… если только не добиваются важных поручений. Однако, мой друг, я полагаю, – продолжал он, взяв стоявшую рядом с ним коробку с конфетами и открывая ее, – что если вы не получите того, что просите для него, то будете дуться, как и все остальные?
– Ваше величество никогда не имели основания жаловаться на меня, – ответил маркиз, забывая свою роль или не желая играть ее из гордости.
– Ну ладно! Берите, что хотите, и не беспокойте меня больше. Довольно с него жалования на 20 человек? В таком случае, прекрасно. Вот, де Марсак, – продолжал король, кивая мне головой и зевая, – ваша просьба удовлетворена. Вы найдете там несколько смазливых рожиц. Ступайте к ним. А теперь, Рамбулье, – продолжал он, вновь оживляясь, так как переходил к более важным делам. – Замет прислала мне новых конфет. Зизи от них заболела. Не хотите ли попробовать? Они пропитаны запахом белых тутовых ягод.
Отпущенный таким образом, я отступил и с минуту стоял в недоумении, не зная к кому обратиться за отсутствием друзей и знакомых. Правда, его величество приказал мне подойти к каким-то смазливым рожицам, очевидно называя этим именем пятерых дам, сидевших в отдаленном конце комнаты и болтавших с пятью молодыми людьми; но обособленность этой небольшой группы, красота дам и доносившиеся оттуда веселые взрывы смеха, свидетельствовавшие о недюжинном остроумии и оживленности, подорвали мою решимость. Я чувствовал, что атаковать такую фалангу, даже имея на своей стороне короля, было бы не по силам и Крильону, и оглянулся кругом, думая найти себе более скромное развлечение. В материале не было недостатка. Крильон, по-прежнему изливая свой гнев, большими шагами ходил взад и вперед перед сундуком, на котором сидел Бирон, но последний спал или, быть может, притворялся спящим.
– Крильон теперь окончательно взбешен, – прошептал стоявший рядом со мной придворный.
– Да, – ответил его товарищ, пожав плечами. – Жаль, что его никто не укротит. Но он в силе, черт возьми!
– Не это страшно, а страшна его ярость, – тихо ответил первый. – Он дерется, как сумасшедший: с ним невозможно фехтовать.
Второй кивнул головой. Я одиноко стоял посреди комнаты. Вдруг мне пришла безумная мысль добиться известности, укротив Крильона. Но в эту минуту я почувствовал, что меня кто-то тронул за локоть. Обернувшись, я увидел перед собой того самого молодого франта, с которым имел столкновение на лестнице.
– Сударь! – прошептал он тем же тонким голосом. – Мне кажется, вы наступили мне на ногу некоторое время тому назад.
Я взглянул на него с изумлением, не понимая, что он хочет сказать нелепым повторением этого вопроса.
– А что, если и так, сударь? – сухо ответил я.
– Быть может, – сказал он, поглаживая подбородок своей покрытой драгоценными кольцами рукой, – ввиду предстоящей нам завтра дуэли, вы позволите мне считать это за своего рода знакомство?
– Пожалуйста, если вам угодно, – ответил я с сухим поклоном, не понимая, к чему он клонит речь.
– Благодарю вас. При данных обстоятельствах мне это угодно: тут есть одна дама, которая желает сказать вам пару слов. Я принял ее вызов. Не угодно ли вам будет последовать за мной?
Он поклонился и повернулся со свойственным ему несколько вялым видом. Повернувшись, в свою очередь, я с тайным ужасом заметил, что все пять дам, о которых я говорил выше, смотрели на меня, словно ожидая моего приближения; они бросали на меня насмешливые взгляды, ясно свидетельствовавшие, что против меня готовился очередной замысел или какая-нибудь злая шутка. Однако я понимал, что у меня не оставалось другого выхода, как только повиноваться: последовав за своим проводником, я подошел к ближайшей из дам, которая, по-видимому, была главой этих нимф, и поклонился ей.
– Нет, сударь! – сказала она, с любопытством разглядывая меня, но сохраняя на лице веселое выражение. – Я вас не звала: я не летаю так высоко!
В смущении обернувшись к следующей даме, я узнал в ней ту самую особу, в квартиру которой ворвался в поисках мадемуазель де ля Вир. Она смотрела на меня, смеясь и краснея. А когда молодой франт, исполнивший ее поручение, представил меня ей по имени, она, среди молчания остальных, спросила, нашел ли я свою возлюбленную. Прежде чем я успел ответить, в разговор вмешалась дама, к которой я обратился первой.
– Постойте, сударь! Что это такое – сказка, шутка, или игра в фанты?
– Приключение, сударыня, – ответил я с низким поклоном.
– Готова поручиться, что это приключение – с любовной подкладкой. Фи, госпожа Брюль, вы всего полгода замужем!
Г-жа Брюль, смеясь, возразила, что она была тут так же мало замешана, как Меркурий Меркурий – римский бог дождя, полей в пастбищ, позднее – дорог, торговли, гимнастики, проворства, красноречия, воровства и плутовства. Меркурий считался также посланником богов и образцом физической и духовной ловкости: он изображался в виде красивого юноши, с жезлом в руках в с крылышками у ступней.

.
– В худшем случае, – сказала она, – я только разносила любовные послания. Но могу вас уверить, герцогиня: этот сьер мог бы рассказать нам презабавную историю, если б только пожелал.
Тут герцогиня и остальные дамы захлопали в ладоши и загомонили, уверяя, что история эта должна быть и будет рассказана. Я очутился в крайне затруднительном положении, не встречая поддержки ни со стороны собственного разума, ни со стороны окружавших меня блестящих глаз и нахальных взглядов. Мало того, волнение, охватившее наше общество, привлекло и других слушателей. Стараясь выпутаться, я с каждой минутой запутывался еще больше: я уже начал опасаться, что, не имея достаточно воображения, принужден буду рассказать всю правду. А придворные уже составляли кружок и клялись, что не выпустят меня, пока я не удовлетворю любопытства дам. Потеряв всякую надежду, я подошел к госпоже Брюль с просьбой о помощи. Вдруг услышав позади себя знакомый голос, я обернулся и узнал ни кого иного, как самого господина Брюля. С разгоряченным, гневным лицом он слушал объяснение, которое давал ему на ухо кто-то из друзей. Стоя в эту минуту около стула его жены и хорошо помня нашу встречу на лестнице, я с быстротой молнии сообразил, что он был ревнив, но не мог решить, слышал ли он только мое имя или уже имел какие-нибудь основания подозревать во мне человека, вырвавшего из его когтей девушку. Во всяком случае, его присутствие направило мои мысли в новое русло. В уме у меня блеснула мысль наказать его, и я быстро овладел собой. Однако я склонен был сделать ему уступку и еще раз подошел к госпоже Брюль с просьбой избавить меня от необходимости рассказывать мою историю. Но она, как я и ожидал, оказалась безжалостной, а остальное общество становилось все более и более настойчивым. Тогда я, приободрившись, решился приступить к изложению происшедшего со мной странного случая. В комнате внезапно воцарилось молчание, привлекшее в число моих слушателей самого короля.
– Что тут такое? – спросил он, подходя к нам с болонкой на руках. – Какой-нибудь новый скандал, гм?..
– Нет, сир, новый рассказчик, – весело ответила герцогиня. – Если вашему величеству угодно будет присесть, вы услышите его сейчас же.
Он ущипнул ее за ухо и сел в кресло, поданное пажом.
– Что? Опять этот старик, представленный маркизом Рамбулье? Ну-с, начинайте, любезный. Но кто же посвятил вас в роль Рабле Франсуа Рабле (Rabelais) – знаменитый сатирик (1495–1553), бывший доминиканец, потом медик в гуманист. В 1532 г. он издал переработку старой народной повести о великане Гаргантюа, а вместе с ней развил собственного «Пантагрюэля», короля дипсодов. В 1535 г., после путешествия автора в Рим, последовал «Gargantua, pere de Pantagruel». Эти романы Рабле – злая сатира на все порядки, особенно на церковь и государство того времени с точки зрения гуманизма и терпвмости. Здесь осмеяна схоластическая педагогика, создающая «тупиц и мечтателей». Гаргантюа основал небывалую Телемскую обитель (Желанная), похожую на Утопию Мора (1516); здесь вместо храмов красовались роскошные учреждения для наук и искусств. Вопреки монашеским обетам, устав гласил: «Будь женат, богат, свободен и – делай, что хочешь». Есть основания думать, что отец героя Рабле – Людовик ХП, сам Гаргантюа – Франциск I, Пантагрюэль – Генрих П, а Панург – кардинал Лотарингский. Влияние Рабле, этого предтечи Сервантеса, видно уже из того, что сложилось много басен о нем.
К их числу принадлежит его мнимое восклицание перед смертью: «Опустите занавес: комедия сыграна (le farce est jouee)».

?
Все разом крикнули: «Госпожа Брюль!» Эта дама, встряхнув волосами, обрамлявшими ее красивое лицо, попросила, чтобы кто-нибудь принес ей маску.
– А, вижу! – сухо ответил король, колко взглянув на Брюля, лицо которого было мрачно, как грозовая туча. – Но начинайте, любезный!
Воспользовавшись короткой отсрочкой, которую дало мне вмешательство короля, я собрал свои мысли и, не обращая внимания на очень частые вначале непристойные замечания всякого рода, начал свой рассказ.
– Я не Рабле, сир, но смешные случаи бывают и с людьми, совсем непохожими на Рабле. Случилось некогда одному молодцу, которого я буду называть Дромио, приехать в один город, лежащий не за сотнями миль от Блуа, в обществе некой поразительной красавицы, доверенной его попечениям ее родителями. Едва успел он, однако, устроить ее в своей квартире, как какой-то франт, увидавший ее и пленившийся ее чарами, обманом, против ее воли, похитил ее. Дромио бегал по городу, наконец на одной улице нашел бархатный бант, на котором очень изящно было вышито имя Филлиды и слова «Ко мне!»
– Клянусь Богом! – воскликнул король среди раздавшегося шепота удивления. – Это хорошо придумано! Продолжайте, сударь! Продолжайте в том же духе: и ваши 20 человек превратятся в 25.
– Дромио бросился в дом, перед которым лежал бант. Поднявшись на второй этаж, он застал там красивую женщину. После забавного разговора, которым я не стану утомлять внимание вашего величества, он узнал, что дама эта нашла бант в другой части города, а затем сама бросила его перед своим домом.
– Зачем? – спросил король, прерывая меня.
– Дромио, сир, был слишком занят собственными заботами, чтобы запомнить это, даже если бы он знал – зачем. Но, спускаясь от дамы вниз по лестнице, он встретился с ее мужем…
– Прекрасно! – воскликнул король, с удовольствием потирая руки. – Еще и муж тут появился!..
Благодаря этой насмешке и раздавшемуся вслед за нею среди придворных взрыву хохота, никто, кроме меня, не заметил, как де Брюль вздрогнул от удивления.
– Увидев незнакомца, муж остановился, желая узнать причину его посещения. Но Дромио уже бросился в ту часть города, в которой дама, по ее словам, нашла бант. Здесь, на углу переулка, проходящего между стенами сада, он заметил большой запертый дом, в одном окне которого висел бант – точная копия того банта, который он носил у себя на груди.
– Клянусь, их будет 25! – воскликнул его величество, бросая на колени герцогини болонку, с которой он возился, и вынимая коробку с конфетами. – Рамбулье! – лениво прибавил он. – Ваш друг – настоящее сокровище.
Поклонившись в знак признательности, я воспользовался этим, чтобы отступить шаг назад и иметь таким образом возможность наблюдать и за госпожой Брюль, и за ее мужем. Дама, которой, по-видимому, приятно было играть некоторую роль в таком интересном рассказе и которая, если не ошибаюсь, не прочь была дать своему мужу маленький повод к ревности, до сих пор слушала мой рассказ с лукавой сдержанностью. Я предвидел, однако, что это не сможет долго продолжаться, и даже почувствовал нечто вроде раскаяния, когда настала пора нанести ей удар. Но у меня уже не оставалось выбора.
– Самое интересное впереди, сир, с чем, полагаю, вы сами сейчас согласитесь. Открыв местопребывание своей возлюбленной, Дромио однако по-прежнему испытывал глубокое отчаяние: он не находил входа в дом. Вдруг из дома выходит похититель. Судите же об его удивлении, сир! – продолжал я, оглядываясь кругом и медленно выговаривая слова, чтобы произвести больше впечатления. – Он узнал в нем мужа той дамы, которая, подняв бант и выбросив его, в свою очередь, на улицу, в такой значительной степени способствовала успеху его поисков!
– Xa, xa! Эти мужья! – воскликнул король. И хлопнув себя по колену в восторге от собственной проницательности, он громко расхохотался, повторяя: – Уж эти мужья! Не говорил ли я?
Весь двор принялся выражать свое одобрение и рукоплескать, так что вырвавшийся у госпожа Брюль слабый вскрик был замечен только теми, которые стояли около нее: очень немногие поняли, почему она вдруг встала и посмотрела на своего мужа, сжимая руки, с выступившими на лице красными пятнами. Она не обращала внимания ни на меня, ни на окружавшую ее смеющуюся толпу и смотрела только на него одного: вся душа ее перешла в глаза. Пробормотав какое-то хриплое проклятье, он, со своей стороны, казалось, сосредоточил все свое внимание на мне. Среди всеобщих насмешек он понял, что был обманут своей же женой, понял, какой пустяк сыграл с ним такую глупую шутку, понял, что сам был лишь слепой игрушкой в руках судьбы. Мало того, он подвергался как гневу своей жены, так и насмешкам двора: ведь я мог назвать его по имени! Все это произвело на него такое действие, что с минуту мне казалось, что он ударит меня в присутствии короля.
Его ярость послужила причиной того, чего я и не думал делать. Взглянув ему в лицо и вспомнив, что вся история была рассказана по просьбе госпожи Брюль, король вдруг крикнул: «Стой!» и безжалостно указал на него пальцем. После этого мне уже незачем было говорить: история стала переходить из уст в уста, и взоры всех присутствующих обратились на Брюля, напрасно пытавшегося принять более спокойный вид. Госпожа Брюль, со свойственным женщинам умением владеть собой, первая пришла в себя, быстро села на свое место и с жалкой улыбкой смотрела теперь на мужа и на своих врагов.
Среди всеобщего любопытства и возбуждения все с минуту затаили дыхание. Наконец, король злобно рассмеялся.
– Послушайте, де Брюль! – крикнул он. – Не расскажете ли вы нам конец этой истории? – И он откинулся на спинку кресла с насмешливой улыбкой на губах.
– А почему бы не госпожа Брюль? – сказала герцогиня, склонив голову на одну сторону и сверкая глазами из-за веера. – Я уверена, что мадам рассказала бы ее так же хорошо.
Но мадам только покачала головой, улыбаясь тою же принужденной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50