А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Маргарита обратила в кальвинизм ее мужа, короля Наваррского, Антуана, и его брата, Людовика I Кондэ. При смерти Генриха II уже было с полмиллиона гугенотов. То были сливки нации: в их руках были промыслы и торговля, типографии, кафедры и литература. Под конец к ним склонялась и лучшая знать, с такими именитыми родами, как одно время сами Монморанси да Шатильоны: Кондэ женился тогда на их общей родственнице, Элеоноре де Руа.
Такая-то сила новизны сложилась в ту пору, когда избитая старина вдруг поднялась снова во всеоружии: настало «возрождение католичества», воплощенное в иезуитах и в Филиппе Карл V и Филипп II – короли, видные деятели католицизма.

II Испанском, которого прозвали «южным демоном». Началась жестокая, кровавая реакция, которая для Франции была завещана все тем же Генрихом II в виде мира с Испанией в Като-Камбрези Като-Камбрези (Cateau-Cambresis) или просто Като (латин. castrum – укрепленный лагерь) – город в Северном департаменте, близ Камбрэ, с 15.000 жителей. Этот древний город прославлен миром 1559 года между Францией, с одной стороны, Испанией, Англией и Савойей – с другой. Франция здесь пожертвовала своими притязаниями на Италию, а Испания торжествовала. И они соединились для подавления протестантизма всюду.

. Этот мир (1559 г.), на котором настаивал и папа, был основой всекатолического союза, скрепленного браком Филиппа с Елизаветой Валуа, дочерью Генриха II. Через три года разразились ужасы религиозных войн во Франции, около 40 лет терзавших несчастную страну. Они тяготеют на памяти венценосной вдовы: болезненные, испорченные дети Генриха II – Франциск II, Карл IX, Генрих III – были игрушками в опытных руках Екатерины Медичи. Но она сама была орудием масс, которые, помимо религиозности, разжигаемой иезуитами, видели в нововерии бунт против монархизма. Ее поддерживало судебное сословие с парламентскими «мантьеносцами» во главе, видевшее в гугенотах душу буржуазии, этого «третьего чина», который старался обуздать его произвол Генеральными штатами Генеральные штаты (etats generaux), или государственные чины – род земского собора, созванного впервые Филиппом IV Красивым в 1302 г.: здесь к обычному древнему королевскому совету были присоединены депутаты от городов. Филипп обратился к этому голосу народа из нужды в деньгах и чтобы одолеть папство, которое всюду старалось подчинить себе светскую власть. Но затем штаты созывались только когда это было выгодно королю, который произвольно определял и их состав. Они имели значение лишь в минуты бедствий, когда иногда почти совсем устраняли тягостное для народа чиновничество. А при Карле VII они сами себе подписали приговор, разрешив королю держать постоянную армию и согласившись на ее содержание. С тех пор штаты блестяще показали себя только в 1484 г., по смерти Людовика XI, деспотизм которого довел францию до края погибели. Затем они не созывались до описываемой эпохи, когда расстройство страны от усобиц снова заставило обратиться к голосу всего народа. Французы разумели дело не меньше англичан. Государственные чины решали великие вопросы; в их «тетрадях» (cahiers – род петиций) и речах встречается раннее понимание основ конституции, которое перешло в пословицы («не облагай данями против воли; продавать должность – продавать правосудие»). Чины 1355–1357 годов присваивали себе всю государственную власть. Их «великий указ» (grande ordonnance) – замечательный памятник коренной политической реформы. Здесь предписывалась переделка королевского совета, парламента и счетной палаты, очищение всей администрации, подчинение даже казны и войск представителям народа, которые собираются для этого без призыва три раза в год: и все это для обеспечения прав всех граждан, в особенности же «из любви к беднякам». Чины (по смерти Людовика XI), где красовались ученые и литературные светила, а в избрании депутатов участвовали даже крестьяне, были представителями всей страны и блестящим проявлением ума и красноречия нации: они назначили Анну Боже, дочь Людовика XI, правительницей; их «тетради» – планы великих реформ. Тут чины даже решили собираться каждые 2 года. Но затем их созывали только 7 раз в три века. Государственные чины в описываемое время не совсем заслуживали это название. Они созывались второпях, и под влиянием Гизов. Тем не менее и они говорили то же, что их знаменитые предшественники: так назрели новые политические потребности; так ясны были недостатки устарелой государственной машины. Чины в Орлеане (1560) были украшены благородной речью Лопиталя о веротерпимости. Узнав о крупном дефиците, они потребовали постоянного «контроля» над финансами и указали источники нужды (роскошь духовенства и огромные привилегии знати); они предлагали продать церковное имущество, которое оценивалось в 120 миллионов ливров. Наконец, потребовали, чтобы их собирали каждые 2 года и дали им право решать вопрос о мире и войне. Штаты в Блуа (1576), прямо подобранные Гизами, потребовали, однако, контроля над управлением вообще. Другие штаты были собраны там же (1588) уже Генрихом III как противовес могуществу Гизов. Король в искусной речи сознался в своих ошибках и просил содействия народа во имя общего блага, т. е. субсидий. Штаты объявили правилом сопротивление тем, кто станет распоряжаться государственными суммами без их ведома. Они потребовали прежде всего давно осознанных реформ и списка советников, чтобы провести своих людей к кормилу правления. Генрих согласился на все – и чины обязались дать средства на войну и покрыть долги короны.

, земским собором. Сорбонна, это гнездо иезуитов, разжигала страсти в Париже, который и оказался главным очагом католического изуверства. Наконец, на массы влияла такая соседка, как Испания, с ее знаменитой инквизицией, руководимой «южным демоном».
Зато трудно найти личность, более годную к роли орудия лютой реакции. Как ни старались податливые историки обелить ее, она осталась «страшной Екатериной Медичи». При жизни мужа она предавалась забавам, искусствам, ханжеству да суевериям, а больше приучалась к интригам. Но тем сильнее разгоралась жажда власти и мести в соплеменнице Макиавелли, книга которого была написана для ее отца: даже в собственных детях она видела лишь свое орудие, пока не привязалась, с упрямством деспота, к худшему из них – Генриху. Она знала, что ее сила не в женских чарах: грубые черты зеленоватого лица, с глазами навыкате; крепкая фигура, страсть к охоте и езде – все напоминало в ней мужчину. Коварная, кровожадная медичеянка решила властвовать путем иезуитства и макиавеллизма и окружила себя красавицами, шпионами да наемными убийцами. Основой ее политики было правило – пользоваться всеми партиями, уравновешивая их посредством взаимных раздоров: она даже восстанавливала своих сыновей друг против друга.
Такое политическое плясанье на канате особенно требовалось вначале, когда Екатерина еще не утвердилась, а перед нею стояло два равносильных лагеря.
Гугеноты стали уже чем-то вроде государства в государстве. Их первые исповедники обнаружили великую нравственную силу. То были образцовые граждане, неутомимые труженики, крепкие характеры, независимые мыслители, богатые и просвещенные. Они становились тем упорнее и могущественнее, чем яростнее преследовали их парламенты, инквизиция и Сорбонна, чем более монахи, с иезуитами и якобинцами Якобинцами именовались во Франции монахи ордена св. Доминика, основанного в 1216 г. собственно для проповедничества: их называли еще ordo fratrum praedicatorum. Это название произошло оттого, что в Париже доминиканцы поселились прежде всего в монастыре св. Якова. Известная партия якобинцев времен французской революции также получила свое имя от этого монастыря, где она собиралась первоначально. Этих якобинцев не должно смешивать также с «якобитами» – приверженцами Якова Стюарта и его потомства в Англии XVII века.

во главе, науськивали на них грубую толпу, пользуясь особенно легковерием безграмотных, тупых, легковерных женщин. То была как бы душа нововерия или его ум, «интеллигенция», как говорят теперь. Но после Генриха II явилось и тело – та масса людей низшего разбора, у которой есть только руки, движимые своекорыстием, но без которой нельзя воевать. Это были «недоброхоты» (malcontents) – люди, оттертые от общественного пирога, голодные оборванцы. Тут кишели «кадеты», или младшие сынки жантильомов, оставшиеся без дела после мира в Като-Камбрези: им даже недодали жалованья, отвечая на их просьбы виселицами вокруг дворца в Блуа Блуа (Blois) – главный город департамента Луары-и-Шеры, на Луаре, между Туром и Орлеаном, с 20.000 жителей. В нем много остатков старины, есть даже римский водопровод. Он славится замком – одним из лучших образцов французского искусства времен Возрождения. Блуа составлял сначала отдельное графство, которое в ХШ веке досталось Шатильонам; они продали его Орлеанам, потомок которых, Людовик XII, присоединил его к французской короне (1498). Этот король, там и родившийся, а также Франциск I подолгу живали в Блуа. Здесь укрывались короли во время религиозных смут. Здесь Генрих III умертвил Гиза; здесь умерла и Екатерина Медичи. Затем Блуа стал уделом Орлеанов.

. Они записались в гугеноты, надеясь, подобно немецким феодалам, на блаженную «секуляризацию», т. е. отобрание церковного имущества. Так, по словам очевидца, образовалось два сорта нововерцев – «гугеноты религиозные и гугеноты государственные».
Ослепленное правительство создало и вождей враждебного лагеря. Среди оттертых от власти оказался и цвет знати – роды не только самые могучие, но и самые именитые, покрытые славой вековых заслуг перед отечеством. Тут были вновь отличившиеся в последней войне Шатильоны и Монморанси. У последних красовался пышный коннетабль Коннетабль (в средневековой латыни comes stabuli, constabulus – конюший) – сначала придворная должность со времени последних римских императоров, затем во Франции, Италии и Англии коннетабли стали городскими властями. Но во Франции с XIII в. Connetable de France стал высшим саном, первым человеком после короля. Понятно, что король стал, наконец, опасаться такого могущества и начал сокращать его: Ришелье совсем отменил это звание (1627). В других же странах коннетабль оставался простым чиновником и даже понижался в своем значении. Так, а Англии он дошел до роли констебля, полицейского.

, герцог Анн, покрытый ранами сподвижник Франциска I, разделявший с ним испанский плен и правивший всею Францией при Генрихе П. Шатильоны выставили племянника коннетабля, прямодушного, неподкупного, твердого, как скала, хотя замкнутого в себе, патриота, адмирала Гаспара Колиньи. Своим государственным умом и справедливостью он снискал всеобщее благоговение и имя «нового Аристида»; как полководец, рано поседевший в боях и испытавший испанский плен, он был славой Европы и кумиром солдат, несмотря на свою грозную дисциплину.
40-летний Аристид слушался своего 66-летнего дядюшку, который воспитал его в чувствах рыцарской преданности королю, как своему сюзерену Сюзереном , в противоположность «суверену», государю нового времени, называли государя средневекового, зависимого от вассалов или феодалов. В описываемое время вельможи во Франции еще смотрели на короля глазами своих могучих предков и надеялись, пользуясь смутами, воскресить этот политический пережиток.

.
Мало того, у недоброхотов были и настоящие наследники престола Франции, ввиду вырождения династии Валуа. Народ, поучаемый умным «третьим чином», устраненным от правления за несозывом Генеральных штатов, все больше думал о Бурбонах: он соболезновал об этих «лилейных сирах» Лилейными принцами (Sires des fleurs de lys) назывались французские короли издавна. Лилии в их гербе встречаются на монетах и печатях уже у Людовика VII, в середине XII в., вероятно как намек на его имя (древнефранцузское слово Loys). С Филиппа II Августа (ок. 1200 г.) лилии появляются всюду, даже на церковной утвари. На королевском гербе они помещались в произвольном числе, пока Карл VI (ок. 1400 г.) не ограничил их тремя.

, захудавших от козней «чужаков», как называли Гизов, опиравшихся на испанцев. Положим, глава Бурбонов, 40-летний Антуан, был недалек и безволен; однако это был король Наваррский, губернатор Гиени и Пуату, боевой сподвижник Франциска I и Генриха II. А рядом с ним выдвигался Людовик Кондэ, муж племянницы Колиньи, первый из своего рода назвавшийся «принцем». Этот 29-летний герой уже отличился при Генрихе II как крупный полководец и отважный рыцарь; он был всеобщим любимцем также за свою приветливость, красноречие и стойкость убеждений. А их обоих, мужа и деверя, ревностно поддерживала Жанна д'Альбрэ, достойная дочь Маргариты, воспитанная ею в строгих правилах кальвинизма и рыцарства.
Противный лагерь также вполне сложился и блистал крупными силами. Вождями католической реакции выступили герцоги Гизы, потомки того герцога Лотарингского Рене, доброго, умного любимца швейцарцев, который так доблестно дрался с Карлом Смелым. Ловкие, честолюбивые выходцы, для которых Франция была лишь ступенью к власти, они быстро овладели двором. При Генрихе II старший брат, Франсуа, захватил военные дела, младший, Карл, кардинал Лотарингский – гражданские; сестру они выдали замуж за шотландского короля Якова V, а племянницу, Марию Стюарт, за Франциска II. Все лучшие должности были замещены их родными и клевретами. Иноземные выскочки, которых поддерживала масса, обольщенная их фанатизмом, деньгами и пышностью, возбуждали негодование во французской знати, тем более, что они отличались низкими качествами. Франсуа говорил: «Мое ремесло – резать головы». Величавый, сдержанный Карл, правитель, оратор, богослов, пускавший всем пыль в глаза на Триентском Триент (итал. Trento, лат. Tridentum) – главный город итальянского Тироля, на р. Эчи, с 25.000 жителей. Здесь-то заседал 19-й «вселенский собор» в 1545–1563 гг. Он состоял из одних католиков, и именно приспешников папы. Лютер назвал его «дьявольщиной», а Меланхтон снабдил его прелатов именем «ослов». Правда, даже здесь некоторые владыки, с кардиналом Лотарингским, Карлом Гизом, во главе, хотели обуздать власть папы; но хитрый Пий IV ловко обделал дельце. Он опутал государей обещаниями, запутал их усилением епископов, сбил с толку двусмысленностью подготовленных в Риме вопросов. Он пленил тщеславного Гиза, обращаясь с ним, как с другом и главой собора; а неитальянским владыкам выдавал по червонцу суточных. И, говорит очевидец, «св. отцы не ходили, а летали» и быстро все подписали с криком: «Анафема всем еретикам!» Постановления триентского собора были истинным возрождением католицизма или духа Григория VII. Папа был поставлен выше соборов, которых уже и не было до 1869 г. Были увековечены, как непогрешимые, догматы Фомы Аквинского, рядом с Библией. Для народа они были изложены в виде Триентского символа веры, Римского катехизиса и Римского требника. Сверх того, была введена железная дисциплина в церкви; при каждом кафедральном соборе были учреждены строгие семинарии для выработки клира. Этим вскоре занялись иезуиты.

соборе своим тщеславием, знаток языков, был завистливым, мстительным учеником иезуитов: обладая 12 местами (в том числе 3 архиепископства), он обижал всех с высоты своего могущества и был творцом ужасных мер против гугенотов при Генрихе II. Его называли «тигром Франции», а также «папой и королем»: все царствование полоумного 15-летнего Франциска II было тиранией Гизов, вызвавшей несколько заговоров, которыми пользовались выскочки для пущего разбойничества.
Цели заговоров были ясны. Верные слуги короля, гугеноты хотели утвердить монархизм, подрываемый сатрапством Гизов: они требовали только воскресить Генеральные штаты и утвердить свободу совести. Главный из заговоров, в Амбуазе Амбуаз (Amboise) – городок (5.000 жителей) близ Тура и Луары, с древним замком. В нем часто пребывали многие короли из Валуа; а в описываемое время замок служил государственной тюрьмой.

, куда Гизы перевезли двор из Блуа, вспыхнул весной 1560 г. При ненадежности Антуана, уже переговаривавшегося с Катериной Медичи, им тайно руководил Кондэ, как «немой вождь». Заговор был открыт. Много дворян было повешено на зубцах замка, потоплено в Луаре, привязано к хвостам коней. Гизы выводили веселый двор любоваться казнями. Затем они вдруг созвали Генеральные штаты в Орлеане – для примирения, куда зазвали и Бурбонов. Здесь Антуан чуть не был убит самим королем, а принца Кондэ приговорили к казни 10 декабря. Но 5-го Франциск II внезапно умер, оставив престол своему 10-летнему брату, Карлу IX. Так кончилась «тирания Гизов».

III. Первые кровопролития. Великий Беарнец.

Над Францией поднялась звезда хитрой, бездушной соотечественницы и ученицы Макиавелли и иезуитов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50