И кресты, и обелиски,
и простой могильный холмик -
результаты этих исков,
говорящее безмолвие.
Я читал тебе эти стихи, помнишь? Говорящее безмолвие... - по-
вторил Антон и умолк.
"Массаж мозга" был закончен.
Уже давно сгустились сумерки, царил полумрак, стол, стулья,
маски, фигура Антона, молча стоявшего у стены, теряли свои очер-
тания - словно мир погружался в черную бездну...
Антон бесплотно и бесшумно проплыл по комнате и включил
свет.
Виктора будто обожгло.
- Где у тебя коньяк?.. В буфете?.. А мясо разморозил?.. Ну-ка,
давай поставь что-нибудь в стиле диско, только не очень быстрое...
Виктор кивнул в ответ, механически, как кукла, поднялся, долго
размышлял, какую кассету поставить, наконец, выбрал, включил
стереосистему, вернулся и сел в кресло.
За это время Антон нарезал тонкими кусками, посолил, поперчил,
посыпал приправами мясо, кинул его на раскаленную сковородку,
обследовал холодильник, достал и открыл банку с маринованными
огурцами и помидорами, выложил их в глубокую тарелку, нарезал
хлеба и поя вился в дверях комнаты со сковородкой.
- Вика, давай подставку, живо. А то горячо.
Виктор бросился на кухню, принес подставку. Вдвоем они рас-
ставили тарелки, рюмки, разложили ножи, вилки. Антон разлил
коньяк.
- Ну... - поднял он рюмку. - Жизнь продолжается... Ты знаешь,
что сказал Хайям обо мне?
Кровавый ручей моего сердца снес бы сто домов.
А в сто раз больше домов в опасности от моих слез.
Каждая ресничка моя - желоб, по которому стекает
кровь.
А если я сомкну ресницы, то будет потоп.
А нам с тобой он дал простой, но мудрый совет:
Не следует метить сердце метой печали.
Постоянно надо читать книгу наслаждения.
Надо пить вино и исполнять желания сердца.
Ведь неизвестно, сколько проживешь в мире.
Давай за нас, Вика! За нас! Понял?.. Надо бы тебе все-таки нау-
читься на горных лыжах кататься... И приятно, и полезно во всех
смыслах. Ну, поехали...
Они выпили.
Потом еще.
И Виктор с некоторым удивлением понял, что проголодался, что
жив, что есть в этом мире тепло. То ли от того, что отпустило нервное
напряжение последних часов, то ли от бессонной ночи, Виктор, сам
того не замечая, опьянел. Ему показалось, что боль в душе ушла и не
вернется. Ему уже не хотелось есть, он подливал себе коньяк, от-
пивал из рюмки часто, но понемногу и держал терпкую, жгучую
жидкость под языком, прежде чем проглотить ее.
Антон тоже пил, но сдержанно и добродушно-внимательно
слушал, как Виктор, пьяно улыбаясь, рассказывал, что Марина,
похоже, сыграла свою роковую роль, посвятив Люсю в дела триумви-
рата. Про себя Антон выругался с досады от того, что Марина реши-
лась открыть кому-то факт существования триумвирата без ведома его
магистра и основателя, но виду Антон не подал. А потом задумал
недоброе...
Для начала он завернул анекдот "со смаком", над которым Вик-
тор долго смеялся, повторяя последнюю фразу: "Странно, что-то есть,
а слова нет..."
Потом Антон рассказал, как он в доме отдыха попал в сложную
для мужчины ситуацию. Его поселили в одном номере с молодым
человеком, а напротив жили две девицы, одна из которых была
подругой этого молодого человека. Каждый вечер молодой человек
уходил к своей подруге, ее соседка деликатно оставляла их вдвоем, а
поскольку ей некуда было деться, то она приходила к Антону. Антон,
накатавшись за день на лыжах, не желал ничего, кроме того, чтобы
блаженно растянуться на койке, но ему приходилось вести светские
беседы с соседкой. На третий день соседка принесла бутылку конья-
ка. Они с Антоном выпили, развеселились и Антон поцеловал ее в
щеку. В ответ она страстно обвила его шею руками, прижалась и
прошептала ему на ухо: "Ну, и сила воли у тебя... Целых два дня тер-
пел, бедненький..."
Виктор от этого рассказа развеселился до развязности.
- Вика, если только между нами, мужиками... - доверительно
спросил Антон. - А сколько раз ты встречался с Люсей здесь, в твоей
квартире?
- Два, - не задумываясь, ответил Виктор.
- За полгода? - искренне удивился Антон. - Ну, это просто не-
серьезно, старик. Кстати, лучший способ забыть женщину - пойти к
другой. Почему бы тебе к Марине по старой памяти не наведаться?
Баба она теплая, не откажет, не так ли?
Они еще сидели, еще пили. Виктор дошел до такой кондиции,
что, проводив Антона, бессмысленно оглядел комнату, неубранную
посуду, махнул рукой и завалился спать.
24
Виктор стоял около дверей квартиры и долго искал в полумраке
подъезда нужный ему ключ. Нашел, вставил его в замочную сква-
жину и отворил дверь, повернув одновременно ручку двери
ключ в замке, для чего ему пришлось сунуть букет гвоздик подмыш-
ку, а спортивную сумку поставить между ног.
В передней было темно, но в комнате горел свет и была вклю-
чена радиола. Виктор усмехнулся, вытащил букет, встряхнул его и
галантно оттопырил локоть. После этого он включил свет в передней,
хлопнул дверью и многозначительно, как Антон, откашлялся:
- Кхе! Кхе!
- Марина, это ты? - радостно прозвучал мужской голос, разда-
лись шаги и в дверях комнаты появился Сергей.
Увидев Виктора с букетом в руках, с застывшей улыбкой на ли-
це, Сергей опешил от неожиданность. В руках он держал тряпку, ко-
торой стирал пыль. На нескладной фигуре Сергея комично выглядел
короткий передник в оборочках, подвязанный на спине чуть ли не под
лопатками.
Виктор тоже удивился, но пришел в себя первым. Воспользовав-
шись "своим" комплектом ключей от квартиры Марины, Виктор
явно не рассчитывал встретить здесь Сергея.
- А-а-а, Сереженька! - протянул Виктор. - Привет одноклеточным!
Как жизнь?
Сергей поправил очки, ткнув длинным средним пальцем свобод-
ной руки в переносицу, снова оглядел Виктора, букет и, уже не сму-
щаясь, спокойно ответил:
- Молодая.
Виктор широко улыбнулся.
- Ха! - сказал он. - Тогда поставим вопрос иначе: как жизнь
молодая?
Сергей также широко улыбнулся в ответ Виктору:
- Замечательно.
Виктор отдал букет Сергею:
- Подержи.
И начал раздеваться, продолжая говорить:
- Молодец! А ты растешь, старик, - похвалил он Сергея. - Это же
у Марины всегда такая привычка. Ее спросишь: как жизнь? А она в
ответ: молодая! Тогда ее спрашиваешь: как жизнь молодая? А она в
ответ: за-ме-ча-тельно! Вот и поговорили, вот и ладушки. Быстро ты,
однако, усвоил ее уроки... Ну, и где же н-а-ш-а Марина?
И Виктор издал короткий смешок.
- А разве она не пришла с тобой? - прищурился недоуменно
Сергей. - Как же ты попал в квартиру?.. Или вы с Мариной каким-то
образом договорились?
Виктор пожал плечами:
- Ага, договорились... Нет, сговорились... Ты знаешь, сейчас
все сговариваются, потом договариваются, потом разговариваются...
Виктор рассмеялся своему каламбуру, откинул голову, расчесы-
вая волосы широко растопыренными пальцами, и тут Сергей понял,
что Виктор крепко навеселе.
- Так все-таки, как ты попал в квартиру? - тихо, но настойчиво
повторил свой вопрос Сергей.
- Как? Как, как... Заладил... Открыл дверь ключом... Своим. Не
удивляйся и не ревнуй. Мне его Марина сама дала когда-то... Было
дело... Ну, чтобы я мог... Ну, иногда... Тогда, когда... Ну, например,
как сегодня, завезти ей то, что она просила... Вот...
Виктор нагнулся, пошарил в спортивной сумке и достал из нее
ручки для дверей:
- Ага, пусти-ка...
Виктор прошел в комнату, слегка отстранив Сергея, который так
и стоял с букетом в одной руке и тряпкой в другой. Виктор хотел
примерить ручку, присел около двери, но не удержался и шлепнулся
на пол. Его насмешила такая неудача, он добродушно рассмеялся, но
вставать не стал, а поставил сумку между ног, достал из нее дверные
ручки и покидал их на диван, стоящий рядом с дверью. Потом обнял
колени и поднял голову на Сергея.
- Старик! Желание женщины для нас - закон! Не согласен? - и
Виктор грозно сдвинул брови.
- Согласен, - сдержанно ответил Сергей. - Конечно, закон. Только
законом для меня является желание любимой женщины.
Виктор мотнул головой.
- Любимой? Что ты в этом понимаешь?
- В чем? - насторожился Сергей. Ему был неприятен развязный,
пьяненький тон Виктора, то, что у него оказались ключи от квартиры,
то, что Виктор сидел на полу, не вставал и не намеревался по всей
видимости уходить.
- Как в чем? - небрежно отмахнулся Виктор. - В любви, конечно, в
чем же еще.
- То есть как это не понимаю? - вспыхнул неожиданно даже для
самого себя Сергей. - Как же это я не понимаю, если люблю!
- Ты?!
Виктор поднял голову и очень серьезно, с искренним страданием,
которое засветилось болью в его глазах, сказал:
- Значит, не я один...
- Ты?! - теперь растерянно опустил руки Сергей. - Ты тоже?.. Ты
тоже любишь Марину?.. А она?.. Тогда почему же, я не понимаю?..
И он машинально вытер разом вспотевший лоб тряпкой, которую
держал в руке. В другой руке уныло висел букет.
Настало время удивляться Виктору. Наконец, он понял, от чего
разволновался Сергей, опять негромко рассмеялся, кряхтя поднялся,
подошел к Сергею и дружески обнял его, обдав перегарчиком.
- Так ты влюбился в Маринку?!.. Что ж, бывает...
Виктор прошел в комнату, тяжело плюхнулся на диван, покрутил
головой и, звонко ударив себя ладонью по колену, опять развесе-
лился:
- Ну, нет, это надо же!.. Цирк зажигает огни - вот как называет-
ся этот водевиль...
Виктор посмотрел на побледневшего Сергея, на его худые руки,
судорожно сжимающие тряпку и букет, и ему стало жалко Сергея,
как жалеют беззащитного малыша, щенка или котенка. И Виктор
решил, подражая Антону, открыть Сергею великие истины, вид на
горные вершины высокого духа, парящего, как демон во вселенной,
над бременем страстей человеческих.
- Ты только успокойся, старик... Не дрейфь... Какая разница: Ма-
рина, Люся или Таисья? Все пройдет, все уйдет, растает в черном
дыме крематория или превратится в прах и тлен... Все пройдет... Вот
как сказал об этом поэт Валерий Истомин, ты, небось, и не слышал о
таком?.. А наша истинная сущность - отраженье ужасной истины, что
я - лишь только в что-то превращенье круговорота бытия... Лишь
только в что-то... Усек, старик?..
- Усек, - уже успокоившись, кивнул головой Сергей. Он вни-
мательно слушал Виктора, ожидая, когда тот возведет до конца храм
своих умозаключений.
- Молоток!.. Раз все проходит и все пройдет - пройдет и твоя
любовь к Марине. Понял?.. Пройдет, как у меня прошла, пройдет,
как прошла у Антона... К Марине, я имею ввиду... Но Марину не
вздумай обижать. Так-то! Марина - это ш.п., швой парень, значит.
Она - надежный человечек, никогда не выдаст, да и в делах любовных
искусница, тут ничего не скажешь...
Виктор не заметил, как побелели костяшки пальцев Сергея,
сжимающие букет.
Но Сергей молчал, и Виктор истолковал его молчание как со-
мнение в его, Виктора, словах, и поэтому он решил по-дружески от-
крыть глаза Сергею, как недавно ему открыл глаза Антон.
- Жаль, конечно, девку, но время ее ушло... Безвозвратно, как все
уходит... Вот, еще несколько лет назад она была вся в соку, как го-
ворится, а сейчас... Сейчас с ней хорошо дружить, но жить... Нет,
согласись, что с ее характером ей только на общественном транспорте
контролером работать... Скажешь, я не прав, старик?.. И смотри,
как бы она тебя не охомутала, совсем в бабу не превратила...
Весь этот монолог Виктора был скорее обращен не к Сергею, как
самому себе. Виктор убеждал самого себя в своей правоте, следуя
логике и духу Антона, утвердительно размахивал руками, но по-
смотрел на Сергея только на последней своей фразе.
Сергей сунул тряпку в карман передника, снял очки и тщательно
протер их краем передника. Потом прошел в комнату, выключил по
пути тихо играющую радиолу, аккуратно положил букет н
стол, а очки на сервант и повернулся к Виктору, который с добро-
душной ухмылкой наблюдал на ним.
- Знаешь что, подонок? - тихо сказал Сергей. - Пошел-ка ты вон
отсюда. Это ты - старик, а не я. Это твое время ушло навсегда, а не
мое. Это ты так испоганился, что душа твоя, как медуза, скользкая и
ядовитая. Я люблю Марину, слышишь, подонок, люблю, а что это
значит, любить по-настоящему, тебе никогда не понять. Тебе этого
просто не дано, подонок, ты лишен этого, потому что амеба ты убогая
среди людей. Я знаю, что Марине больно, что ей тоскливо, что она
мечется, как раненая, но я ее спасу, потому что я ее люблю, и мне
неважно, с кем она была раньше и какие подонки растоптали ей душу:
Пижон, Антон или ты, гнида...
И Сергей решительно двинулся на Виктора.
- Салют, мальчики!
Сергей и Виктор, вздрогнув, повернулись на голос.
В дверях стояла Марина.
- О чем дебаты, граждане представители сильного пола?
Марина подошла к Сергею, крепко-крепко прижалась к нему, и
преданно глядя на него снизу, начала нежно выговаривать ему:
- Здравствуй, любимый мой! Не стыдно тебе? Ну, почему ты у
меня такой непослушный? Я же тебя просила, родной ты мой, не
лишай ты меня моих женских забот. Это же счастье для меня -
ухаживать за тобой. Ты здесь хозяин, ну, а я - хозяйка, я сама все
уберу-приберу, все сделаю, лишь бы тебе было спокойно, удобно
работать. А ты пиши свою диссертацию, хорошо? И потом у нас
гость, Сереженька, встречай его, как положено хозяину.
Марина развязала тесемки на спине у Сергея, плавно снял
передник ему через голову, взяла очки с серванта и осторожно на-
дела их Сергею на нос.
Сергей улыбнулся и залился краской, словно зажегся красный
фонарик. Он привычным движением толкнул средним пальцем очки
на место, а Марина поймала его руку и прижалась к ней щекой.
- Пиши, писатель, пиши, - насмешливо заговорил Виктор. - Дис-
сертацию о любви одноклеточных.
Сергей было опять резко двинулся на Виктора, но Марина
удержала его и повернулась к Виктору, развалившемуся на диване.
- Гостю, кажется, не нравится тема нашей диссертации? - на-
смешливо спросила она. - Это, конечно, не то, что разрабатывать ре-
жимы прокатки труднодеформируемых сплавов. Ну, а если прокатка
на практике не получается, так потому они и зовутся, эти сплавы,
труднодеформируемыми.
Однако Виктор отреагировал на слова Марины по-своему:
- Что же ты, Марина, нарушаешь наш святой уговор, а? - при-
чмокнул он губами. - Нехорошо, старушка, нехорошо. Так честные
люди не поступают.
- Что ты имеешь ввиду? - холодно осведомилась Марина.
- Сама же привела Люсю ко мне в гости, сама позвонила ей, ко-
гда я заболел, а потом приревновала что ли к подруге? Напела ей, что
все мужики - подонки, и Антон, и я в том числе, что мы чуть ли не
заговор вокруг Люся устроили с одной нехорошей целью: совра-
тить бедную девушку. Ты-то тут не при чем, конечно... Про союз наш
рассказала... Учти, что Антон этого не простит... Он не такой уж и
добрый, как тебе кажется. Или тебе Сереженьки твоего ненаглядного
не жалко? Забыла, как его получила?
- Что происходит?.. Какой союз?.. Марина, объясни мне, пожа-
луйста, что это он там плетет? - заволновался Сергей.
Марина побледнела, но справилась с собой и еще крепче сжала
руки Сергею.
- Подожди, милый... Если ты, Сережа... Если ты действительно
любишь меня, прошу тебя, будь терпеливым - я все объясню тебе. Я и
сама не понимала, что живу в тумане самообмана. Спасибо тебе, сол-
нышко мое, помог ты мне разобраться во всем. Своей чистотой, своей
верой помог. Не думала я, не гадала, что стану любимой, что стану
желанной в свои-то годы. А теперь поверила. И за счастье, тобой
подаренное, буду благодарна тебе всегда... А что касается Антона и
Виктора... пожалей ты их. Антон, конечно, посложней, для него сво-
бода - высшее благо, неприкосновенное и святое понятие, а Вика...
Вика так и не понял своего счастья с Люсей, не сумел быть достой-
ным его. Да, было время, когда три одиноких человека решили помо-
гать друг другу, да видно, чего-то настоящего, чего-то человечески
правильного не хватало в этом союзе... А с годами выработалась
целая философия, привычка потакать любым своим желаниям, при-
крываясь высокими словами о независимом духе... Ты подумай об
этом, Виктор... Честно подумай... Сам о себе... Больно тебе будет,
увидишь ты, что душа у тебя скользкая и ядовитая... Как медуза... Но
не пугайся, не бойся - только когда ты сможешь открыто посмотреть
правде в глаза, какой бы горькой она не была, только тогда ты смо-
жешь выжить, очиститься... Вот тогда приходи... А сейчас прощай...
Марина взяла спортивную сумку, молча сложила в нее дверные
ручки, валявшиеся на диване, и поставила сумку на колени Виктору.
Потом неторопливо вытащила из бокового кармана пиджака ключи
Виктора, сняла со связки свой комплект и сунула их обратно в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20