По обыкновению, Вики поцеловал руку жене.
– Доволен, милый, обедом?
– Отличный… Ты и хозяйка, Лина!..
– Тебе какого варенья? Любишь персики?
Вики объявил, что персики.
– Аксинья! Чай и банку с персиками ко мне! Фрейлен! В восемь уложите детей. Сегодня я их не буду укладывать.
Лина расцеловала детей и подхватила Вики под руку.
Оба раскрасневшиеся, словно бы охмелевшие от счастья, они пошли через прихожую, коридор и гостиную в уголок Лины.
Дорогой она успела спросить мнения Вики о перемене квартиры, о новой обстановке, англичанке, о белье, приличном костюме и простеньком капоте.
– А то совсем обносилась, милый…
– Три месяца будем получать по-старому…
– Займем. Уплатим с рассрочкой…
И, точно Вики вперед знал, что ему не придется поступаться независимостью на новом месте, он согласился, что надо им подготовиться.
– И тебе необходимы фрак, осеннее пальто, ночные рубашки, Вики…
– Купим, Линочка… Купим все, что нужно, милая.
И в голосе Вики звучала самодовольная нота.
Лина устала от корсета и пошла переодеться в капот.
Через минуту-другую она уселась на тахте около Вики и сказала:
– Ну, так рассказывай, милый!
VI
В эти минуты Варенцов был в том редком настроении, когда жизнь показалась ему необыкновенно хорошей, приятной и содержательной.
Еще бы! У него неожиданно блестящее положение и материальное благополучие. Впереди – надежда на серьезную карьеру сановника с добрыми намерениями: не отступать от закона и кое-что сделать для отечества. Властная, привыкшая повелевать, любимая жена восторженно признала в муже выдающиеся способности недюжинного человека. Сдержанная прежде в проявлениях дружбы и сочувствия и порой нетерпеливая и резкая, Лина обнаружила силу привязанности родственной ему души. Отныне он не только желанный муж, но и умница друг.
И Варенцов чувствовал себя счастливым и благодарным победителем…
Убежденный, что теперь Лина уже не станет нетерпеливо слушать и перебивать его, Варенцов не спеша, основательно, подробно и не без самодовольной значительности рассказывал о свидании с Козловым, останавливаясь по временам, чтобы отведать варенья и отхлебнуть чая.
– И ведь всего пять минут этого серьезного свидания. Понимаешь, Лина, пять минут! – заключил рассказ Варенцов.
– Пять!? – восхитилась Лина.
– Ровно пять! Я заметил по часам, когда входил в кабинет и вышел из него. Козлов много работает и произвел на меня впечатление очень умного человека. Репутация его подтвердилась. И так коротко, ясно и категорически: «Нам нужны дельные и способные работники. Моя программа: закон всегда и везде!»
– А что же о нем говорят как о ретрограде? Ах, Вики, как часто у нас клевещут на людей! – не без сокрушения промолвила Лина и даже вздохнула.
– У нас много врут, особенно на сколько-нибудь заметных людей! – подтвердил и Варенцов.
И с апломбом прибавил:
– Надо сперва войти в положение. Тогда и брани, если только брань даст облегчение… Конечно, есть люди несерьезные, неталантливые и без всякого руководящего плана, но есть и даровитые и небеспринципные. Огульно бранить чиновников несправедливо.
– Именно, надо войти в положение… Это ты прелестно сказал, голубчик! А то все сплетни и сплетни! – негодующе сказала Лина, забывшая, какая она отличная сплетница.
Варенцов счел нужным повторить – и уж с большей уверенностью в тоне – те же доводы в пользу своего решения, которые перед обедом так убедительно приводила жена. И в третий раз сказал, что, разумеется, уйдет, если от него потребуют серьезного компромисса.
– Да разве ты мог бы оставаться, Вики!
«Да и к чему не оставаться!» – подумала жена.
Ни у нее, ни у мужа не хватило, разумеется, храбрости сознаться в том, что обоих заставляло обманывать и себя и друг друга и что привело их в идиллическое настроение.
И Варенцов сказал:
– А разве ты не похвалила бы своего мужа?
– А разве ты не знаешь своей Лины?
– То-то, знаю, какая ты у меня прелесть!
И растроганный Вики не вовремя крепко поцеловал глаза Лины.
Она не нашла, что это «сентиментальности», и подставила губы.
А Вики, не злоупотребляя новыми правами, продолжал:
– Впрочем, новое мое место такое, что не предвидится конфликтов. Да мне и не предложили бы щекотливого положения, Лина!
– Смели бы!
– Для некоторых положений все-таки нужны люди с очень крепкими нервами и исполнители того, что иногда даже сами считают вредным, бессмысленным и не вполне законным. А я, милая, не буду лишь исполнителем. Я буду в стороне от всякой щекотливой политики… Оттого-то я и принимаю назначение.
– Оттого-то тебе и не придется раскаиваться!
Обрадованная, что можно поговорить о самом главном и интересном, что составляет в новом назначении, Лина заговорила нежным, заботливым и слегка заискивающим тоном женщины, имеющей дело хоть и с влюбленным, но очень экономным мужем.
– И как у нас будет хорошо, Вики!.. Так хорошо, хорошо!.. Так мило, мило!.. Разумеется, просто, но со вкусом… Я буду заботиться, чтобы тебе, голубчику, было покойно, уютно, светло. Вернешься со службы, и дом будет действительно отдыхом. Кормить буду я тебя куда вкуснее. Конечно, кабинет тебе нужен побольше, не такая каморка, как здесь. Отоманку, два кресла, библиотечный шкаф… Одним словом, кабинет… Обновим спальню… Мне кажется, пушистый ковер, новые кровати с волосяными матрацами, а то эти такие жесткие. Сделаем настоящее гнездышко… Не правда ли, милый?.. Мой «уголок» отделим японскими ширмами, а наша кретоновая перегородка – только пыль и негигиенично… И душно нам спать… И новую мебель в гостиную… Старую продадим… Не правда ли, Вики?.. Ведь необходимо?.. Завтра же скажу дворнику, что здесь не остаемся… Через месяц контракт. И начну искать квартиру… И ты решишь, если понравится…
– Да, Лина, надо побольше квартиру. И вообще устроиться… Ты сумеешь все сделать недорого.
– Еще бы. Не бойся, не разорю тебя, голубчика!
Оживленная и счастливая, молодая женщина вошла в подробности о том, как они устроятся и будут «мило» жить… С такими деньгами, какие они будут получать, можно прелестно устроиться. И за границу поедут.
– Ты повезешь, милый? – вкрадчиво-нежно спросила Лина, прижимаясь к мужу, и, заглядывая в его глаза, ласкала своими просительными глазами.
Варенцов сказал, что повезет Лину, если дадут отпуск, и одобрил все ее планы.
– И будем каждый год немного откладывать, Лина! – прибавил он.
– Само собой разумеется, со второго года, как покроем заем. Ведь мы не будем делать приемов, Вики… К чему?
– Конечно… Зачем приемы?
– Разве только скромные журфиксы, без ужина, без вина. Чай и бутерброды. Правда? Пусть будет один вечер для знакомых.
Варенцов не отвечал.
Его идиллическое настроение подернулось легкой дымкой.
И с необычной порывистостью вдруг сказал:
– Линочка! Одна ты друг… Одна… И понимаешь меня и сочувствуешь…
Варенцов благодарными и умиленными глазами смотрел на жену.
– Милый!..
Лина обняла мужа и сказала:
– Если не хочешь журфиксов… Бог с ними!
– Отчего же… А если некоторые знакомые – друзей у меня нет – станут за глаза бранить. Пусть бранят… Это меня не огорчит.
– Еще бы огорчаться! Плюнуть, и все!
– Не объясняться же!
– И молодец, Вики…
Лина внезапно загорелась при мысли, что знакомые будут бранить мужа и ее. Наверно, ее. И теперь говорят, что Вики под ее влиянием.
И, негодующая, не без презрения воскликнула:
– Это кто же осмелится тебя бранить, кто?
– Многие, Лина! И не стоит волноваться…
– Не твои ли сослуживцы: Никольский, Обрашевич и Иванов? Если и будут шипеть, то из зависти… Им не предложили. Или толстяк Николаев? Хорош!? Нахватывает из двух правлений пятнадцать тысяч и говорит, что независимый и принципиальный враг казенной службы. Уж не Наумов ли? Еще бы. Этот наверно будет тебя ругать. Нигде не умеет работать. Лентяй. Нигде не уживается и воображает, что страдает из-за независимых взглядов. Пусть и не является… Знает, что ты не возьмешь его к себе. А то с восторгом пошел бы… Или дура Недлинная, которая воображает, что она талант оттого, что печатают ее глупые повести из-за того, что лебезит перед редакторами. Или кузиночка Вава? Дурища! А тоже: непонятая натура, считает, что обворожительна… Еще бы, как таким нашим знакомым не бранить человека, который умнее их и думает и живет не по шаблону. Разве они понимают тебя? Поверь, Вики, они все будут к нам ездить… И пусть! Пусть злятся, что мы любим друг друга и хорошо живем.
Варенцов знал, что Лина «увлекается», когда говорит про знакомых. Теперь ему было очень приятно слушать злословие Лины. Ему казалось, что действительно многие знакомые его не понимают…
С презрительным злорадством верной и любящей жены, свято исполняющей долг, Лина стала сплетничать про знакомых дам и приятельниц, обманывающих мужей и имеющих любовников.
Она с таким страстным увлечением рассказывала подробности чужих любовных отношений, словно бы сама присутствовала при интимных свиданиях любовников и словно бы сама смаковала этими подробностями, созданными ее пылкой фантазией.
«Вот какие жены, и какая я!» – говорило, казалось, все это злословие.
Вики только возмущался, что кузиночки Вава и Лина и все эти знакомые дамы такие бесстыдные и бессовестные и мужья такие слепые или подлые, безмолвно признавшие «menage a trois» .
И Варенцов, казалось, еще более ценил свой «menage» и думал:
«Какая Лина чудная, и какой он безукоризненный, любящий муж».
– Да… Мы счастливы, Лина! – почти что умиленно произнес он.
И скоро они пошли в столовую пить чай.
VII
Когда Лина подала мужу стакан, она сказала:
– Ну, разумеется, твой отец будет недоволен…
– Еще бы!
– Ты извини, Вики. Он просто обозленный, бессердечный циник… Какой он отец!.. Разве ты ему близок? Только иронизирует и хихикает раз в неделю, когда обедает. Он ведь воображает, что только он умен и все понимает… Наверное, скажет мне какую-нибудь гадость.
– Тебе-то за что?
– За то, что вообразит, будто ты из-за меня переменяешь службу…
– Нет, Лина… Он знает меня. И сделает мне настоящий бенефис…
– Не обращай внимания. Точно не знаешь своего родителя… На старости юбочник… Бегает за всякой… Воображает, что может иметь успех… Один срам… И еще смеет читать тебе нотации.
– Промотал состояние; в шестьдесят лет ни положения, ни средств. По уши «в долгах и проблематические заработки. Легкомысленный и беспутный человек! – не без снисходительного сожаления проговорил Варенцов.
– Но, Вики… Ты не волнуйся и не спорь с ним, если он устроит тебе бенефис. Он – все-таки отец. Не раздражай его. А я куплю к обеду хорошего красного вина. Он и отойдет…
– Разумеется, спорить с ним не буду… Бесполезно…
И прибавил:
– Недурное вино можно иметь и за рубль, Лина.
Лина нашла, что за рубль отличное, и спросила:
– Верно, твой отец еще не вернулся?
– Шатается где-нибудь за границей.
– На какие же это деньги?
– Какой-нибудь учебник продал и, конечно, за бесценок… Но, кажется, получил тысячу. А вернется – без гроша.
– Ты, Вики, предложи ему… немного денег… Это его тронет… Так, рублей пятьдесят…
– Не возьмет. И без меня вывернется… Точно не знаешь фатера, Лина. Верно, мы скоро его увидим и, конечно, в модном сьюте , – с улыбкой проговорил Варенцов.
– И опять поселится в какой-нибудь меблированной комнате… Несчастный!
– Да, Лина… А ведь мог бы быть попечителем округа… Во всяком случае, получал бы три тысячи пенсии, если бы не легкомыслие – этот эффектный выход из университета!.. И сам виноват. Сам! – сентенциозно, с серьезным видом прибавил Варенцов и словно бы аккуратно занумеровал свою беспристрастную, вполне законную резолюцию, приканчивая ею дело о беспутном отце, ех-профессоре Николае Петровиче.
Лина еще строже подтвердила:
– Конечно, сам виноват.
И о беспутном отце больше не говорили.
Варенцов, единственный сын, когда-то очень любимый отцом, все-таки испытывал чувство смущения и трусости при мысли о встрече с «фатером», которого высокомерно считал легкомысленным, а себя – необыкновенно последовательным и основательным человеком.
Но эти неприятные ощущения скоро прошли. Лина снова заговорила о дальнейших предположениях будущего устройства. И снова перечисляла все, что следовало бы купить, без чего нельзя обойтись и что можно пока не покупать.
– Как думаешь, милый? – спрашивала Лина.
Противоречий почти не было. Вики был в щедром настроении, и Лина старалась им воспользоваться.
– Пойдем-ка, Вики, и запишем, что нужно купить…
Супруги пошли в «уголок».
Лина распустила свои роскошные волосы, присела к письменному столику и стала набрасывать примерную смету расходов.
Варенцов ходил по комнате и по временам останавливался перед Линой я спрашивал:
– Ну, сколько, Лина?
– Подожди, милый… Подожди…
Когда Лина подвела итог, он так превысил цифру предположенного займа, что Лина не хотела показать этой цифры мужу и должна была уменьшить цены на многие предметы.
Но все-таки тысячи рублей мало.
И Лина озабоченно проговорила:
– Придется многого не покупать или покупать дрянь… А по-моему, порядочные вещи выгоднее. Не правда ли, Вики?..
– Конечно…
– Так я многое исключу… Кабинет тебе необходим… Гостиную переменим… «Гнездышко» оставим, как оно теперь… Белье себе, два платья и капот – не сделаю… Только одно простенькое. И в этом капоте похожу. Ведь не очень затаскан, Вики?
Варенцов был тронут деликатностью Лины.
Он горячо протестовал против такого сокращения. Лина должна сделать для себя все, что назначила.
– Лучше повременим с новой гостиной, Лина.
– Так ты хочешь, чтобы тебе больше нравилась порядочно одетая жена? – с шутливым кокетством проговорила Лина. – Изволь, Вики! Сделаю два платья и капот у хорошей портнихи и закажу белье… Я, право, обносилась… Какой хочешь капот?.. Красный идет?
– Очень… Тебе идут капоты…
– Так сделаю красный… И прикажешь, чтобы я сделала из нашей спальни хорошенькое гнездышко? Разумеется, устрою. И не будет дорога. А с гостиной подождем? Очень уж она у нас скверная… Впрочем, как хочешь…
Но Лина не хотела об этом и думать.
«Без гостиной какая же будет уютная квартира!» – подумала молодая женщина и про себя решила, что будет и новая гостиная.
– Ой, ой! Уж двенадцать! – воскликнула Лина, взглянув на свои маленькие часы на письменном столе. – Нам рано вставать. Завтра еще наговоримся, а теперь не угодно ли, Вики, спать…
Она поднялась и потянулась.
– Спать хочется.
И Лина взглянула на Вики значительным, серьезным и словно бы застланным взглядом, прильнула к его губам и, заалевшая, отводя губы, сказала:
– А знаешь ли что, Вики?
– Что, красавица?
– Не займем ли лучше две тысячи и сразу устроимся? Дядя Вася даст в долг с рассрочкой… Он любит тебя и не откажет. Я сама его попрошу… Не правда ли, милый? У него ведь есть деньги, хоть он и скрывает. И какое нам дело, откуда они?.. Ну, иди, ложись. А я только завьюсь – и спать!
VIII
На следующее утро Варенцов поехал во фраке к Козлову, а Лина в черном стареньком платье поехала на Васильевский Остров к дяде Васе.
Дядя Вася был второй брат ex-профессора Варенцова, действительный статский советник, член совета министра, получающий очень скромное жалованье. Но он не жаловался на судьбу и обиженным себя не называл, хотя иногда и говорил, что нынче престиж дворянства падает.
Старый холостяк, Василий Петрович Варенцов был, как и любимый им племянник Вики, аккуратный и чистенький, всегда сдержанный, вежливый и любезный. Дядя признавал родственные чувства и очень ценил внимание к себе, особенно тех племянниц и племянников, которые не жаловались ему на свои скверные денежные дела.
Более солидных родственников он изредка навещал и всегда приносил фунт конфет в рубль, дешевые фрукты или скверную бутылку вина и на праздники дарил грошовые сувениры, выражая сожаление, что лучших дать не в состоянии: жалованье у него маленькое.
И дядя Вася по этому поводу любил говорить о долге каждого честного человека жить по средствам и быть очень аккуратным в денежных делах и затем часто распространялся о благородных чувствах. После обеда даже говорил со «слезой» о несчастном брате Николае и жаловался, что брат точно отшатнулся от него. Никогда не заедет. Точно он чужой.
Хотя дядя Вася и часто подчеркивал, что он едва сводит концы с концами, тем не менее многие подозревали, что у него есть деньги, и не маленькие, и что он, несмотря на свои благородные разговоры, был ростовщик.
По крайней мере многие приезжавшие к дяде Васе рано утром могли видеть Аронсона, молодого еврея с умным лицом, который тотчас же исчезал. Многие знали, что Аронсон давал деньги под проценты, и, конечно, не все догадывались, что он был подставным лицом и за действительного статского советника рисковал ссылкой.
А Лина из верного источника узнала, что у дяди Васи есть деньги.
1 2 3
– Доволен, милый, обедом?
– Отличный… Ты и хозяйка, Лина!..
– Тебе какого варенья? Любишь персики?
Вики объявил, что персики.
– Аксинья! Чай и банку с персиками ко мне! Фрейлен! В восемь уложите детей. Сегодня я их не буду укладывать.
Лина расцеловала детей и подхватила Вики под руку.
Оба раскрасневшиеся, словно бы охмелевшие от счастья, они пошли через прихожую, коридор и гостиную в уголок Лины.
Дорогой она успела спросить мнения Вики о перемене квартиры, о новой обстановке, англичанке, о белье, приличном костюме и простеньком капоте.
– А то совсем обносилась, милый…
– Три месяца будем получать по-старому…
– Займем. Уплатим с рассрочкой…
И, точно Вики вперед знал, что ему не придется поступаться независимостью на новом месте, он согласился, что надо им подготовиться.
– И тебе необходимы фрак, осеннее пальто, ночные рубашки, Вики…
– Купим, Линочка… Купим все, что нужно, милая.
И в голосе Вики звучала самодовольная нота.
Лина устала от корсета и пошла переодеться в капот.
Через минуту-другую она уселась на тахте около Вики и сказала:
– Ну, так рассказывай, милый!
VI
В эти минуты Варенцов был в том редком настроении, когда жизнь показалась ему необыкновенно хорошей, приятной и содержательной.
Еще бы! У него неожиданно блестящее положение и материальное благополучие. Впереди – надежда на серьезную карьеру сановника с добрыми намерениями: не отступать от закона и кое-что сделать для отечества. Властная, привыкшая повелевать, любимая жена восторженно признала в муже выдающиеся способности недюжинного человека. Сдержанная прежде в проявлениях дружбы и сочувствия и порой нетерпеливая и резкая, Лина обнаружила силу привязанности родственной ему души. Отныне он не только желанный муж, но и умница друг.
И Варенцов чувствовал себя счастливым и благодарным победителем…
Убежденный, что теперь Лина уже не станет нетерпеливо слушать и перебивать его, Варенцов не спеша, основательно, подробно и не без самодовольной значительности рассказывал о свидании с Козловым, останавливаясь по временам, чтобы отведать варенья и отхлебнуть чая.
– И ведь всего пять минут этого серьезного свидания. Понимаешь, Лина, пять минут! – заключил рассказ Варенцов.
– Пять!? – восхитилась Лина.
– Ровно пять! Я заметил по часам, когда входил в кабинет и вышел из него. Козлов много работает и произвел на меня впечатление очень умного человека. Репутация его подтвердилась. И так коротко, ясно и категорически: «Нам нужны дельные и способные работники. Моя программа: закон всегда и везде!»
– А что же о нем говорят как о ретрограде? Ах, Вики, как часто у нас клевещут на людей! – не без сокрушения промолвила Лина и даже вздохнула.
– У нас много врут, особенно на сколько-нибудь заметных людей! – подтвердил и Варенцов.
И с апломбом прибавил:
– Надо сперва войти в положение. Тогда и брани, если только брань даст облегчение… Конечно, есть люди несерьезные, неталантливые и без всякого руководящего плана, но есть и даровитые и небеспринципные. Огульно бранить чиновников несправедливо.
– Именно, надо войти в положение… Это ты прелестно сказал, голубчик! А то все сплетни и сплетни! – негодующе сказала Лина, забывшая, какая она отличная сплетница.
Варенцов счел нужным повторить – и уж с большей уверенностью в тоне – те же доводы в пользу своего решения, которые перед обедом так убедительно приводила жена. И в третий раз сказал, что, разумеется, уйдет, если от него потребуют серьезного компромисса.
– Да разве ты мог бы оставаться, Вики!
«Да и к чему не оставаться!» – подумала жена.
Ни у нее, ни у мужа не хватило, разумеется, храбрости сознаться в том, что обоих заставляло обманывать и себя и друг друга и что привело их в идиллическое настроение.
И Варенцов сказал:
– А разве ты не похвалила бы своего мужа?
– А разве ты не знаешь своей Лины?
– То-то, знаю, какая ты у меня прелесть!
И растроганный Вики не вовремя крепко поцеловал глаза Лины.
Она не нашла, что это «сентиментальности», и подставила губы.
А Вики, не злоупотребляя новыми правами, продолжал:
– Впрочем, новое мое место такое, что не предвидится конфликтов. Да мне и не предложили бы щекотливого положения, Лина!
– Смели бы!
– Для некоторых положений все-таки нужны люди с очень крепкими нервами и исполнители того, что иногда даже сами считают вредным, бессмысленным и не вполне законным. А я, милая, не буду лишь исполнителем. Я буду в стороне от всякой щекотливой политики… Оттого-то я и принимаю назначение.
– Оттого-то тебе и не придется раскаиваться!
Обрадованная, что можно поговорить о самом главном и интересном, что составляет в новом назначении, Лина заговорила нежным, заботливым и слегка заискивающим тоном женщины, имеющей дело хоть и с влюбленным, но очень экономным мужем.
– И как у нас будет хорошо, Вики!.. Так хорошо, хорошо!.. Так мило, мило!.. Разумеется, просто, но со вкусом… Я буду заботиться, чтобы тебе, голубчику, было покойно, уютно, светло. Вернешься со службы, и дом будет действительно отдыхом. Кормить буду я тебя куда вкуснее. Конечно, кабинет тебе нужен побольше, не такая каморка, как здесь. Отоманку, два кресла, библиотечный шкаф… Одним словом, кабинет… Обновим спальню… Мне кажется, пушистый ковер, новые кровати с волосяными матрацами, а то эти такие жесткие. Сделаем настоящее гнездышко… Не правда ли, милый?.. Мой «уголок» отделим японскими ширмами, а наша кретоновая перегородка – только пыль и негигиенично… И душно нам спать… И новую мебель в гостиную… Старую продадим… Не правда ли, Вики?.. Ведь необходимо?.. Завтра же скажу дворнику, что здесь не остаемся… Через месяц контракт. И начну искать квартиру… И ты решишь, если понравится…
– Да, Лина, надо побольше квартиру. И вообще устроиться… Ты сумеешь все сделать недорого.
– Еще бы. Не бойся, не разорю тебя, голубчика!
Оживленная и счастливая, молодая женщина вошла в подробности о том, как они устроятся и будут «мило» жить… С такими деньгами, какие они будут получать, можно прелестно устроиться. И за границу поедут.
– Ты повезешь, милый? – вкрадчиво-нежно спросила Лина, прижимаясь к мужу, и, заглядывая в его глаза, ласкала своими просительными глазами.
Варенцов сказал, что повезет Лину, если дадут отпуск, и одобрил все ее планы.
– И будем каждый год немного откладывать, Лина! – прибавил он.
– Само собой разумеется, со второго года, как покроем заем. Ведь мы не будем делать приемов, Вики… К чему?
– Конечно… Зачем приемы?
– Разве только скромные журфиксы, без ужина, без вина. Чай и бутерброды. Правда? Пусть будет один вечер для знакомых.
Варенцов не отвечал.
Его идиллическое настроение подернулось легкой дымкой.
И с необычной порывистостью вдруг сказал:
– Линочка! Одна ты друг… Одна… И понимаешь меня и сочувствуешь…
Варенцов благодарными и умиленными глазами смотрел на жену.
– Милый!..
Лина обняла мужа и сказала:
– Если не хочешь журфиксов… Бог с ними!
– Отчего же… А если некоторые знакомые – друзей у меня нет – станут за глаза бранить. Пусть бранят… Это меня не огорчит.
– Еще бы огорчаться! Плюнуть, и все!
– Не объясняться же!
– И молодец, Вики…
Лина внезапно загорелась при мысли, что знакомые будут бранить мужа и ее. Наверно, ее. И теперь говорят, что Вики под ее влиянием.
И, негодующая, не без презрения воскликнула:
– Это кто же осмелится тебя бранить, кто?
– Многие, Лина! И не стоит волноваться…
– Не твои ли сослуживцы: Никольский, Обрашевич и Иванов? Если и будут шипеть, то из зависти… Им не предложили. Или толстяк Николаев? Хорош!? Нахватывает из двух правлений пятнадцать тысяч и говорит, что независимый и принципиальный враг казенной службы. Уж не Наумов ли? Еще бы. Этот наверно будет тебя ругать. Нигде не умеет работать. Лентяй. Нигде не уживается и воображает, что страдает из-за независимых взглядов. Пусть и не является… Знает, что ты не возьмешь его к себе. А то с восторгом пошел бы… Или дура Недлинная, которая воображает, что она талант оттого, что печатают ее глупые повести из-за того, что лебезит перед редакторами. Или кузиночка Вава? Дурища! А тоже: непонятая натура, считает, что обворожительна… Еще бы, как таким нашим знакомым не бранить человека, который умнее их и думает и живет не по шаблону. Разве они понимают тебя? Поверь, Вики, они все будут к нам ездить… И пусть! Пусть злятся, что мы любим друг друга и хорошо живем.
Варенцов знал, что Лина «увлекается», когда говорит про знакомых. Теперь ему было очень приятно слушать злословие Лины. Ему казалось, что действительно многие знакомые его не понимают…
С презрительным злорадством верной и любящей жены, свято исполняющей долг, Лина стала сплетничать про знакомых дам и приятельниц, обманывающих мужей и имеющих любовников.
Она с таким страстным увлечением рассказывала подробности чужих любовных отношений, словно бы сама присутствовала при интимных свиданиях любовников и словно бы сама смаковала этими подробностями, созданными ее пылкой фантазией.
«Вот какие жены, и какая я!» – говорило, казалось, все это злословие.
Вики только возмущался, что кузиночки Вава и Лина и все эти знакомые дамы такие бесстыдные и бессовестные и мужья такие слепые или подлые, безмолвно признавшие «menage a trois» .
И Варенцов, казалось, еще более ценил свой «menage» и думал:
«Какая Лина чудная, и какой он безукоризненный, любящий муж».
– Да… Мы счастливы, Лина! – почти что умиленно произнес он.
И скоро они пошли в столовую пить чай.
VII
Когда Лина подала мужу стакан, она сказала:
– Ну, разумеется, твой отец будет недоволен…
– Еще бы!
– Ты извини, Вики. Он просто обозленный, бессердечный циник… Какой он отец!.. Разве ты ему близок? Только иронизирует и хихикает раз в неделю, когда обедает. Он ведь воображает, что только он умен и все понимает… Наверное, скажет мне какую-нибудь гадость.
– Тебе-то за что?
– За то, что вообразит, будто ты из-за меня переменяешь службу…
– Нет, Лина… Он знает меня. И сделает мне настоящий бенефис…
– Не обращай внимания. Точно не знаешь своего родителя… На старости юбочник… Бегает за всякой… Воображает, что может иметь успех… Один срам… И еще смеет читать тебе нотации.
– Промотал состояние; в шестьдесят лет ни положения, ни средств. По уши «в долгах и проблематические заработки. Легкомысленный и беспутный человек! – не без снисходительного сожаления проговорил Варенцов.
– Но, Вики… Ты не волнуйся и не спорь с ним, если он устроит тебе бенефис. Он – все-таки отец. Не раздражай его. А я куплю к обеду хорошего красного вина. Он и отойдет…
– Разумеется, спорить с ним не буду… Бесполезно…
И прибавил:
– Недурное вино можно иметь и за рубль, Лина.
Лина нашла, что за рубль отличное, и спросила:
– Верно, твой отец еще не вернулся?
– Шатается где-нибудь за границей.
– На какие же это деньги?
– Какой-нибудь учебник продал и, конечно, за бесценок… Но, кажется, получил тысячу. А вернется – без гроша.
– Ты, Вики, предложи ему… немного денег… Это его тронет… Так, рублей пятьдесят…
– Не возьмет. И без меня вывернется… Точно не знаешь фатера, Лина. Верно, мы скоро его увидим и, конечно, в модном сьюте , – с улыбкой проговорил Варенцов.
– И опять поселится в какой-нибудь меблированной комнате… Несчастный!
– Да, Лина… А ведь мог бы быть попечителем округа… Во всяком случае, получал бы три тысячи пенсии, если бы не легкомыслие – этот эффектный выход из университета!.. И сам виноват. Сам! – сентенциозно, с серьезным видом прибавил Варенцов и словно бы аккуратно занумеровал свою беспристрастную, вполне законную резолюцию, приканчивая ею дело о беспутном отце, ех-профессоре Николае Петровиче.
Лина еще строже подтвердила:
– Конечно, сам виноват.
И о беспутном отце больше не говорили.
Варенцов, единственный сын, когда-то очень любимый отцом, все-таки испытывал чувство смущения и трусости при мысли о встрече с «фатером», которого высокомерно считал легкомысленным, а себя – необыкновенно последовательным и основательным человеком.
Но эти неприятные ощущения скоро прошли. Лина снова заговорила о дальнейших предположениях будущего устройства. И снова перечисляла все, что следовало бы купить, без чего нельзя обойтись и что можно пока не покупать.
– Как думаешь, милый? – спрашивала Лина.
Противоречий почти не было. Вики был в щедром настроении, и Лина старалась им воспользоваться.
– Пойдем-ка, Вики, и запишем, что нужно купить…
Супруги пошли в «уголок».
Лина распустила свои роскошные волосы, присела к письменному столику и стала набрасывать примерную смету расходов.
Варенцов ходил по комнате и по временам останавливался перед Линой я спрашивал:
– Ну, сколько, Лина?
– Подожди, милый… Подожди…
Когда Лина подвела итог, он так превысил цифру предположенного займа, что Лина не хотела показать этой цифры мужу и должна была уменьшить цены на многие предметы.
Но все-таки тысячи рублей мало.
И Лина озабоченно проговорила:
– Придется многого не покупать или покупать дрянь… А по-моему, порядочные вещи выгоднее. Не правда ли, Вики?..
– Конечно…
– Так я многое исключу… Кабинет тебе необходим… Гостиную переменим… «Гнездышко» оставим, как оно теперь… Белье себе, два платья и капот – не сделаю… Только одно простенькое. И в этом капоте похожу. Ведь не очень затаскан, Вики?
Варенцов был тронут деликатностью Лины.
Он горячо протестовал против такого сокращения. Лина должна сделать для себя все, что назначила.
– Лучше повременим с новой гостиной, Лина.
– Так ты хочешь, чтобы тебе больше нравилась порядочно одетая жена? – с шутливым кокетством проговорила Лина. – Изволь, Вики! Сделаю два платья и капот у хорошей портнихи и закажу белье… Я, право, обносилась… Какой хочешь капот?.. Красный идет?
– Очень… Тебе идут капоты…
– Так сделаю красный… И прикажешь, чтобы я сделала из нашей спальни хорошенькое гнездышко? Разумеется, устрою. И не будет дорога. А с гостиной подождем? Очень уж она у нас скверная… Впрочем, как хочешь…
Но Лина не хотела об этом и думать.
«Без гостиной какая же будет уютная квартира!» – подумала молодая женщина и про себя решила, что будет и новая гостиная.
– Ой, ой! Уж двенадцать! – воскликнула Лина, взглянув на свои маленькие часы на письменном столе. – Нам рано вставать. Завтра еще наговоримся, а теперь не угодно ли, Вики, спать…
Она поднялась и потянулась.
– Спать хочется.
И Лина взглянула на Вики значительным, серьезным и словно бы застланным взглядом, прильнула к его губам и, заалевшая, отводя губы, сказала:
– А знаешь ли что, Вики?
– Что, красавица?
– Не займем ли лучше две тысячи и сразу устроимся? Дядя Вася даст в долг с рассрочкой… Он любит тебя и не откажет. Я сама его попрошу… Не правда ли, милый? У него ведь есть деньги, хоть он и скрывает. И какое нам дело, откуда они?.. Ну, иди, ложись. А я только завьюсь – и спать!
VIII
На следующее утро Варенцов поехал во фраке к Козлову, а Лина в черном стареньком платье поехала на Васильевский Остров к дяде Васе.
Дядя Вася был второй брат ex-профессора Варенцова, действительный статский советник, член совета министра, получающий очень скромное жалованье. Но он не жаловался на судьбу и обиженным себя не называл, хотя иногда и говорил, что нынче престиж дворянства падает.
Старый холостяк, Василий Петрович Варенцов был, как и любимый им племянник Вики, аккуратный и чистенький, всегда сдержанный, вежливый и любезный. Дядя признавал родственные чувства и очень ценил внимание к себе, особенно тех племянниц и племянников, которые не жаловались ему на свои скверные денежные дела.
Более солидных родственников он изредка навещал и всегда приносил фунт конфет в рубль, дешевые фрукты или скверную бутылку вина и на праздники дарил грошовые сувениры, выражая сожаление, что лучших дать не в состоянии: жалованье у него маленькое.
И дядя Вася по этому поводу любил говорить о долге каждого честного человека жить по средствам и быть очень аккуратным в денежных делах и затем часто распространялся о благородных чувствах. После обеда даже говорил со «слезой» о несчастном брате Николае и жаловался, что брат точно отшатнулся от него. Никогда не заедет. Точно он чужой.
Хотя дядя Вася и часто подчеркивал, что он едва сводит концы с концами, тем не менее многие подозревали, что у него есть деньги, и не маленькие, и что он, несмотря на свои благородные разговоры, был ростовщик.
По крайней мере многие приезжавшие к дяде Васе рано утром могли видеть Аронсона, молодого еврея с умным лицом, который тотчас же исчезал. Многие знали, что Аронсон давал деньги под проценты, и, конечно, не все догадывались, что он был подставным лицом и за действительного статского советника рисковал ссылкой.
А Лина из верного источника узнала, что у дяди Васи есть деньги.
1 2 3