А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

немного погодя я сообщу личные побуждения, заставившие меня принять на себя это поручение. В настоящее же время, чтобы скорее покончить с этим делом, я в кратких словах передам вам условия туземных вождей. Весь гарнизон, со всем оружием и имуществом, должен сдаться на волю осажденных.
— Согласиться на это мы не можем, если жизнь наша не будет гарантирована.
— Вы слишком хорошо знакомы с индусами и знаете, что они всегда готовы согласиться на всевозможные условия, а затем не исполнять их. На этот раз они даже обманывать вас не желают, они прямо отказываются гарантировать жизнь кого б то ни было из вас.
— В таком случае мы будем защищаться до самой смерти.
— Вас даже атаковать не будут, и дня через три вы умрете от голода.
— Лучше это, чем смерть среди мучений, как это видно по предлагаемым условиям.
— Вам не избежать пыток, сипаи возьмут крепость, когда ни один человек не в состоянии будет держать оружия.
— И вы, цивилизованный человек, европеец, вы согласились передать нам эти предложения?
— Я сделал все возможное, чтобы смягчить их, но страшное избиение в Гоурдваре, когда погибли тысячи женщин и детей, сделало бесполезным все мои старания.
— Увы! Никто больше моего не оплакивает этого варварского распоряжения, и, командуй я в то время Гоурдваром, я не допустил бы совершиться такому гнусному злодеянию.
— А! — воскликнул с радостью Сердар. — Я знал, что вы не способны на такой низкий поступок.
— На каком же основании вы могли подозревать меня и на каком оправдывать? Вы ведь не знаете меня.
— Это моя тайна, но я был уверен, что вы честный и благородный человек, а потому я с величайшей радостью говорю вам: майор Кемпуэлл, Сердар потому лишь согласился взять на себя это поручение, чтобы иметь возможность сказать вам, что он явился в лагерь с целью спасти вас.
— Что вы говорите! Как! Благодаря вам жизнь наша будет спасена… Верьте моей признательности…
— К сожалению, я должен рассеять ваше заблуждение… Вы меня не поняли; я пришел спасти только вас и никого больше спасти не могу.
— В таком случае мне остается ответить вам только одно, и вы, конечно, не удивитесь этому после того, как сказали сами, что я честный и благородный человек. Я отказываюсь от спасения, предлагаемого вами: или спасение, или смерть, но вместе со всеми.
— Но ведь невозможно то, что вы говорите.
— Это мое последнее слово.
— И, однако, — продолжал Сердар нерешительно, — у вас должны быть жена, дети…
— Ах, не говорите мне о них, не лишайте меня мужества… Имею ли право я сохранить им мужа… отца обесчещенного!
«Ах! — подумал Сердар. — Какого мужа избрала себе моя Диана!.. Но я спасу его против воли…»
И он продолжал громко:
— Утро вечера мудренее, майор, завтра…
— Завтра, как и сегодня, вы не получите другого ответа от меня.
— Я не то хотел сказать.
— Объясните тогда, я не понимаю вас.
— Я так тронут величием вашей души, что хочу употребить весь этот день и затем ночь на то, чтобы отговорить индусских вождей от принятого ими решения.
— О, если вы это сделаете…
— Постарайтесь только, чтобы ваши люди, несмотря на свои страдания, не сделали какой-нибудь неосторожности и терпеливо ждали до утра.
— За это я отвечаю вам.
— До завтра, в таком случае… я буду у вас в этот же самый час.
— Дай Бог вам успеха!
— Я надеюсь на успех сегодня ночью.
Сердар поспешно вышел из Гоурдвара. Отказ майора вынуждал его изменить все сделанные им приготовления. Передав индусским вождям ответ майора, несколько измененный им: «Гарнизон просит разрешения подумать до завтра!» — он поспешил в свою палатку, где заперся с Нариндрой, Сами и двумя махратами. Совещание между ними длилось долго. Они говорили на теллингском наречии, которое на Декане было понятно одним только бенгальским сипаям, а потому были уверены, что ни одно нескромное ухо не поймет ни одного слова из их разговора.
День прошел, как и накануне, в похвальбах со стороны индусов и в сдержанных жалобах со стороны англичан. Обильный дождь, падавший в течение нескольких часов, наполнил настолько цистерны, что люди в крепости могли удовлетворить жажду и с этой минуты с большим мужеством переносили свои страдания.
Наступила ночь, последняя для гарнизона Гоурдвар-Сикри. Густые черные тучи, собравшиеся сначала на горизонте, покрыли теперь весь небесный свод: на нем не видно было ни единой звездочки, точно ночь эта была нарочно создана для предсмертного бдения. Лагерь индусов, которым надоело играть и забавляться, был погружен в темноту; стаи шакалов бродили взад и вперед перед укреплениями города, как бы предчувствуя обилие мяса, и зловещее тявканье их смешивалось порою с жалобными воплями умирающих от голода.
Один в своем кабинете, майор приводил все дела в порядок и запечатывал конверты с духовным завещанием и семейными бумагами. Затем он снял с шеи медальон, в котором находилось изображение прелестного личика, и, покрывая его поцелуями, говорил:
— Ты, конечно, одобришь мой поступок, милая и благородная женщина. Не краснела бы ты разве за меня, узнав, что я был способен покинуть своих солдат ради спасения собственной жизни? Я завещаю своим детям неизгладимое воспоминание о том, что я поступил честно.
Не успел он закрыть медальон, как послышался легкий шум. Он обернулся и, несмотря на все свое хладнокровие, не мог удержаться от крика: четыре совершенно голых индуса вошли в комнату и с быстротою молнии набросились на него. В одну минуту они повалили его на пол, заткнули рот и обмотали веревками, чтобы он не мог ни кричать, ни выбиваться из рук, затем двое из них взвалили его себе на плечи и бегом вынесли вон.
Глаза в него не были завязаны, и он мог, несмотря на темноту, видеть, что его пронесли через городок, а затем через укрепления. Скоро они очутились на равнине; четыре индуса скользили, как тени мимо индусского лагеря. На расстоянии мили оттуда он увидел какую-то движущуюся черную массу и затем услышал голос, заставивший его вздрогнуть. Это был голос Сердара, который говорил носильщикам:
— Положите его осторожно на дно хаудаха Ауджали.
— Сделано, господин, — ответили носильщики.
— Хорошо! В путь к Эллору! Живей!
И говоривший сел в хаудах, где был майор, который понял по движению, что они едут на спине слона.
Месяц спустя майор вместе со своими детьми находился на пакетботе, который из Бомбея направлялся в Европу, а рядом с ним стоял Сердар; он пришел проститься с ними и был очень растроган.
Раздался звук колокола, приглашавший посторонних удалиться в свои лодки.
— В последний раз прошу вас, мой спаситель, — сказал майор, — ваше имя в знак воспоминания! Что скажу я своей милой жене, когда она спросит, кого ей благословлять за то, что детям ее сохранили отца, а ей — мужа?
Сердар, переходивший уже за борт, обернулся и со взором, в который он, казалось, вложил все воспоминания и всю душу свою, сказал:
— Вы скажете моей милой Диане, что вас спас Фредерик де Монмор де Монморен.
— Праведное Небо! Ее брат! — воскликнул майор.
И он хотел броситься за ним… но пароход закачался на волнах, и лодка Сердара очутилась в двадцати метрах от него.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НУХУРМУРСКИЕ ЛЕСА
I

Гатские горы Малабарского берега. — Жители девственного леса: туги, хищные звери и Тота-Ведда. — Английские шпионы. — Исчезновение Нана-Сагиба. — Сердар и Барбассон. — На озере Нухурмур. — Сюрприз.
Вся западная часть Индостана, известная под названием Малабарского берега, окаймлена длинной цепью гор неравномерной высоты, которая тянется на протяжении семи-восьмисот миль от мыса Коморина, где она начинается едва заметными уступами, до диких и суровых провинций Мейвара и Бунделькунца. Здесь она разделяется на несколько отрогов, главные из которых, продолжая свои путь к северу сливаются с первыми уступами Гималаев, пройдя сначала по границе Афганистана; другие же уклонившись в стороны, подобно нервным жилкам пальмового листа или пластинкам веера, понижаются постепенно, направляясь к равнинам Бенгалии, и умирают, так сказать, на берегу Ганга, как умирают благочестивые индусы, которые, чувствуя приближение смерти, приходят испустить последний вздох на берегу священной реки.
Горы эти носят сообразно своему положению разные названия, как Триводерамских гор, Гатских, Нильгернских, Беар; все они покрыты непроходимыми девственными лесами, которые тянутся капризными извилинами то по глубоким долинам, покрытым пятью или шестью поясами растительности, куда с трудом проникает луч солнца, то по крутым склонам, которые подымают до 2500 метров свои зеленые вершины среди небесной лазури или тянутся по обширным плато, покрытым дикими скалами, лощинами, где ревут потоки, шумят и пенятся каскады, где сверкают озера неизведанной глубины.
Несколько редких проходов, которые известны только проводникам, ведут отсюда в Триводерам, Гоа, Мирпур и другие города, но они так опасны и так мало посещаются, что большинство путешественников предпочитает ехать к месту назначения на маленьких пароходах, которые еженедельно ходят между Коромандельским берегом и Малабарским.
Густые и мрачные леса, покрывающие долины и склоны гор, до такой степени заселены дикими слонами и хищниками всякого рода, что сами проводники откажутся вести вас через них, если вы не наймете слона, специально дрессированного для такого опасного путешествия и способного защитить вас. На концах всех тропинок, которые извиваются по равнине и соединяют между собою деревни индусов, поставлены в том месте, где они приближаются к уступам, столбы с надписью на пяти или шести наречиях: тамульском, куарском, телингском, индостанском, пальском и английском, которая гласит: «Не ходите дальше из опасения встречи с хищниками». Можно было бы прибавить «из опасения тугов», потому что ужасная каста душителей, которых преследует и травит европейская полиция, нашла себе убежище в самых неприступных местах этой дикой страны, где никто не осмелится ни преследовать их, ни мешать в исполнении мрачных таинств Кали, богини крови.
Несмотря однако на бесчисленные опасности, которые угрожают существованию, несчастные изгнанники, известные под именем Тота-Ведда, скрываются там в течение уже многих столетий после приказа Дахира-Раджи, властителя Декана, который за какую-то провинность, забытую уже всеми, объявил их недостойными жить, как нечистых тварей, и запретил им употребление воды, риса и огня. Когда проклятие такого рода постигало какую-нибудь касту во времена браминского владычества, убийство члена этой касты становилось заслугой, и несчастные, на которых тяготел гражданский закон и религиозный предрассудок, не имея никаких средств укрыться от избиения массами, вынуждены были скрываться в чаще девственных лесов Малабарского берега. Потомки несчастных Тота-Ведда, присужденных к такой печальной участи в течение целых семи-восьми столетий, дошли постепенно до настоящего отупения и в настоящее время почти ничего не имеют общего с людьми. Чтобы избежать преследования людей и диких зверей, они строят себе жилища на верхушках самых высоких деревьев; они потеряли даже привычку ходить по земле, зато они умеют необыкновенно искусно и ловко лазить по деревьям и перепрыгивать с ветки на ветку. Благодаря пище, которая состоит у них, как и у обезьян, из плодов и нежных листьев, рост их уменьшился и члены их сделались до того худы, что общее строение их тела подходит ближе к строению шимпанзе, чем человека.
Жилье, которое они устраивают обыкновенно на верхушках исполинских банианов, настолько велико, что свободно может вместить в себе пять-шесть человек; оно состоит из пола, который искусно сделан из бамбуковых палок и поддерживается вилообразными ветками; кругом него стены из тростниковых циновок вышиною в два метра, а вверху крыша из листьев кокосового дерева.
Несчастные потеряли всякую способность членораздельной речи и говорят между собою с помощью целого ряда односложных междометий, применимых только к самым элементарным потребностям жизни. Они боятся соседства других индусов еще больше, чем тигров, потому что традиции, обрекшие их на изгнание и смерть, еще не ослабели у народа и всякий наир или раиот, который встретит случайно одного из этих проклятых, не задумается убить его, как змею или шакала. Тота-Ведда поэтому почти не выходят из лесу и путешествуют обыкновенно среди листвы деревьев, никогда, без крайней необходимости, не спускаясь на землю. Такое передвижение — настоящая игрушка для них, и они так ловко действуют при этом руками и ногами, что одерживают победу над обезьянами в этом воздушном путешествии.
Эти жертвы человеческого невежества встречаются обыкновенно между Гоа, столицей португальских владений в Индии, и Бомбеем в той именно местности, где горы, о которых мы говорили, достигают наибольшего развития в ширину и вышину. Под именем Нухурмурских гор они в ширину занимают пространство земли в пятьдесят-шестьдесят миль, а в длину в пять-шесть раз больше; они находятся в полном распоряжении тигров, ягуаров, пантер, слонов, которые живут там обществами в несколько тысяч голов, не считая аллигаторов, которые населяют озера высоких плато, сервалей, которыми по величине и хищным их наклонностям не следует пренебрегать, и громадных стад буйволов с мрачным и тупым взором, с блестящей и черной мордой, дикий рев которых разносится по долинам. Там, одним словом, вы найдете массу всевозможных животных, которых хватило бы, чтобы заселить весь мир, если бы цивилизация истребила их в других частях земного шара.
Мы не без основания сделали общий обзор этой дикой местности, а также тех странных живущих там существ, которые находят соседство диких зверей менее опасным, чем соседство себе подобных. Здесь именно произошли главные события, о которых мы теперь повествуем.
Несколько слов об общем положении Индии в тот момент, когда начинается наш рассказ, пополнят картину места действия.
Мы начинаем на другой день после обратного взятия Дели англичанами по окончании восстания сипаев: великое патриотическое восстание было потушено в море крови генералом Говелаком и его офицерами; избиение гарнизонов Шивераха, Бенареса, Гоурдвара-Сикри, бывшее только репрессией со стороны индусов, было в сто раз больше отомщено массовыми избиениями, которые продолжались целый год, да англичанин и теперь продолжает убивать железом, огнем и картечью — всем, одним словом, что попадается ему под руку.
Общий лозунг гласил: терроризировать Индию, чтобы раз и навсегда отнять у нее охоту возвратить свою независимость; старый император Дели умер от ужаснейших пыток, но, несмотря на все поиски и обещанную премию в сорок тысяч фунтов стерлингов, т.е. миллион франков, тому, кто доставит Нана-Сагиба и главных членов его европейского штаба, которым удалось скрыться от ярости англичан, их не могли найти.
Головы этого принца и трех европейцев, которые помогали ему защищать Дели, а затем способствовали его побегу, были оценены в эту сумму сэром Джоном Лауренсом, генерал-губернатором Индии. Узнав об этом, все авантюристы, находившиеся в это время в Индии, разлакомились такой прекрасной наградой и бросились выслеживать беглецов, которым удалось бежать, скрываясь среди дымящихся развалин Дели. Напрасно, однако, все эти случайные сыщики входили в союзы с самыми искусными туземными ищейками, они не могли открыть ничего, что навело бы их на след тех, кого они искали.
Мало-помалу и тем, и другим надоели бесплодные поиски, а так как при этом распространился слух, что Нана и маленький отряд его успели скрыться в Тибете, то большинство отказалось от своих проектов.
Из Лондона тем не менее постоянно присылались официальные приказы овладеть во что бы то ни стало главным вождем восстания. Полное и продолжительное умиротворение Индии могло быть достигнуто лишь этим способом, так как надо было или отнять насильно, или получить добровольно скипетр императоров могольских, ибо никто, кроме Нана-Сагиба, не имел права, по верованию народа, передать его своему преемнику.
Два человека, однако, которым высшие власти специально поручили это преследование, упорно продолжали поиски беглецов, и чем больше встречали затруднений, тем ожесточеннее преследовали свою цель. Первый был Кишная, начальник шайки душителей на Малабарском берегу; что касается второго, капитана Максуэлла, он, как мы видели, стяжал себе печальную известность своей жестокостью во время восстания. Во главе целого батальона шотландцев и артиллерийской батареи негодяй нападал на безобидные деревни, сжигал их дотла и расстреливал тех, кто пытался бежать, не разбирая при этом ни пола, ни возраста. Несколько раз попадался он в руки индусов, также и во время осады Гоурдвара-Сикри, но каждый раз каким-то чудом избегал участи, ожидавшей его и вполне заслуженной им, после чего еще вдвое более жестоким образом мстил за испытанный им страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74