А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Всякий, кому приходилось раньше общаться с Сердаром, не узнал бы его теперь. Веселый, довольный, неистощимый рассказчик, он как будто начал новую жизнь. Его друзья, Нариндра и Рама, не знай они печальной тайны его жизни, бывшей причиной мрачного настроения, и нынешних событий, конечно, удивлялись бы такой радикальной перемене в его характере. Но с самого начала они чувствовали к Рам-Чаудору инстинктивное отвращение и недоверие.
С тех пор как они покинули Гоа, их недоверие все усиливалось. Кроме худощавого тела, Рам-Чаудор ничем не напоминал факира. Эти люди, воспитанные в храмах, привыкшие к общению с брахманами, приобретают привычку вести определенный образ жизни, обладают особым стилем речи, чего они не замечали у Рам-Чаудора. Кроме этого, факиры совершают утром и вечером обряды, предписанные их верой. Утром при восходе солнца и вечером при закате они простираются ниц, преклоняясь перед Индрой, богом света и огня. Три раза в день они читают в честь своих предков гимны из Вед, священной книги, и всякое дело, всякий поступок в своей жизни сопровождают произнесением заклинаний, призывающих добрых духов и отгоняющих злых. Ничего этого не делал Рам-Чаудор. Одним словом, он имел так мало общего с факирами, что не знал даже самых простых вещей, необходимых для исполнения этой роли.
Но если Рам-Чаудор не факир, в чем нельзя было уже сомневаться, а только выдавал себя за него, чтобы скрыть свои истинные намерения, то кого он хотел обмануть и для чьей пользы совершал этот обман?
Первый вопрос они решили легко: Рам-Чаудор хотел обмануть самого Сердара, по крайней мере, на борту «Дианы». Что касается второго вопроса, в чью пользу действует мнимый факир, они также пришли к логическому заключению, и очень точному. Человек, подходивший для этой роли, был только один: сэр Уильям Браун, губернатор Цейлона, который и раньше пользовался услугами Кишнаи.
Придя к такому выводу, друзья решили посвятить оставшееся время постоянному наблюдению за Рам-Чаудором. Надо было добыть очевидный факт, указывающий на его измену. Без этого, они чувствовали, будет трудно убедить Сердара. Между тем Рам-Чаудору достаточно перекинуться двумя, тремя словами с одним из тех «макуа», которые на своих пирогах окружают вновь приходящие суда, чтобы предупредить сэра Уильяма Брауна. Они были индийцами и знали, как ловко, несмотря ни на какой надзор, переговариваются между собой туземцы.
Негодяй, однако, принял все меры предосторожности, чтобы никто до последней минуты не догадался ни о чем, сам он казался совершенно незаинтересованным в том, что должно произойти в назначенный час. Он должен был передать губернатору Цейлона «олли», написанное Кишнаей, в котором самый опытный посторонний человек не мог разобрать ни одного знака. Что касается процедуры передачи, то она представлялась самой простой.
Когда суда стоят в ожидании посещения санитарной комиссии, выдающей разрешение на вход в гавань, к ним на пирогах подплывает огромное количество туземцев, предлагающих купить местные товары: фрукты, попугаев, обезьян. Достаточно было передать одному из них «олли» и прибавить при этом магические слова: «для губернатора», чтобы послание достигло своего назначения.
Рам-Чаудор был очень раздосадован, узнав, что «Диана» вынуждена провести ночь в открытом море. У него с этой минуты закрались в душу смутные опасения, которые с каждым часом усиливались и постепенно превратились в невыносимую пытку. С трудом он пересилил овладевший им ужас, когда увидел, что должен еще одну ночь провести на «Диане». Он инстинктивно чувствовал, что во всем этом для него скрывается нечто неведомое, ничего хорошего не предвещающее.
Когда «Диана» направилась к Галле, то оказалось, что выстрел пушки уже двадцать минут как объявил вход в порт закрытым, и шхуне не оставалось ничего другого, как остановиться в шестистах-семистах саженях от небольшой красивой яхты, бросившей там якорь всего за четверть часа до ее прихода.
Вдали виднелся китайский пакетбот, который приближался, изрыгая, наподобие чудовища, огромные клубы дыма. Он прошел мимо двух стоящих на якоре судов и расположился прямо напротив входа, чтобы на следующий день пройти первым в канал. Пакетботы, как торговые суда, имеют то преимущество, что у них всегда есть свой собственный лоцман, избавляющий от необходимости ждать очереди. «Диана», не имея собственного лоцмана, не могла пройти в порт раньше пакетбота и раньше яхты, пришедшей до нее. Это составляло три-четыре часа ожидания, включая сюда и выполнение необходимых формальностей. Рам-Чаудор был готов отдать десять лет жизни за то, чтобы поскорее очутиться в тени великолепных кокосовых пальм, окаймляющих берега острова.
Будь рядом с ним Барбассон, тот, наверное, прочел бы ему о предчувствиях небольшую лекцию, которая вряд ли уменьшила бы его тревогу. Рам-Чаудор рассчитывал только на защиту своих пантер. Много лет уже он готовил их к этому и был уверен, что они не изменят ему в час опасности. Мысль эта успокаивала его, и он с покорностью судьбе ждал хода событий.
После того как отдали якорь, Сердар и два его друга расположились на корме и с любопытством разглядывали маленькую яхту, вблизи которой «Диана» остановилась. Никогда еще не видели они такого красивого и изящного судна, рискнувшего заплыть в эти опасные края.
– Это чья-то увеселительная яхта, – сказал Сердар, – она принадлежит, вероятно, какому-нибудь богатому англичанину, вздумавшему объехать вокруг света на такой ореховой скорлупе. Только у этой нации могут быть подобные фантазии.
Он взял подзорную трубу и навел ее на маленькое судно… Едва, однако, он бросил на него взгляд, как вскрикнул от удивления, но тотчас поспешил скрыть свои чувства.
– Что такое? – с беспокойством спросили в один голос Нариндра и Рама.
– Но ведь это невозможно, – говорил себе Сердар. И он снова взглянул в ту сторону, продолжая бормотать про себя: – Странно… Какое сходство! Нет, я сплю, вероятно… Это физически невозможно…
– Ради Бога, Сердар, что все это значит? – спросил Рама.
– Смотри сам! – отвечал Сердар, передавая ему подзорную трубу.
– Барбассон! – воскликнул заклинатель.
– Как Барбассон? – рассмеялся Нариндра, – не на воздушном ли шаре явился он сюда?
– Тише! – сказал Рама. – Надо думать, в Нухур-муре произошло что-нибудь особенное, трагическое, может быть… Будем говорить тише, мы здесь не одни.
Заклинатель снова посмотрел в подзорную трубу.
– Да, это Барбассон, – подтвердил он, – взгляни сам.
И он передал подзорную трубу Нариндре, сгоравшему от нетерпения.
– Да, это Барбассон! – сорвалось с губ Нариндры.
Все трое молча переглянулись друг с другом. Они были поражены. Сердар хотел еще раз проверить себя, но на палубе яхты уже никого не было.
– Нет! – сказал он своим друзьям, – это обман чувств из-за случайного сходства.
– Это Барбассон, – отвечал ему Рама, – я узнал его шляпу, его обычную одежду… Каково бы ни было сходство, оно не может доходить до таких мелочей.
– Но рассуди сам, – сказал Сердар, – мы ведь не потеряли ни одной минуты в дороге. «Диана» занимает первое место по скорости среди судов в этом море и обгонит любой пакетбот. И вот мы прибываем сюда, а Барбассон, который так дорожит своими удобствами и спит чуть ли не до полудня, очутился вдруг здесь на судне, бросившем якорь прежде нас!.. Полно! Этого не может быть.
– Как хотите, Сердар, но мои глаза говорят, что это сам Барбассон, а рассудок прибавляет: там произошла какая-то страшная драма, и наш товарищ бросился за нами, чтобы сообщить нам об этом. В Гоа он нашел эту красивую яхту и перегнал нас.
– Чистейший самообман, мой бедный Рама!
– Смотрите, он опять на палубе, не спускайте с него подзорной трубы. Если это Барбассон, то он подаст нам какой-нибудь знак.
– Ты неисправимый резонер. Если он догонял нас, чтобы сообщить нечто важное, то почему он до сих пор не явился сюда? Он уже двадцать раз мог подплыть сюда на лодке.
– Это, по-моему, неопровержимое доказательство, – нерешительно поддержал его Нариндра.
– Это Барбассон! – упорствовал Рама. – И я прек-раасно понимаю, почему он ждет ночи, чтобы явиться сюда.
Сердар для очистки совести навел еще раз подзорную трубу на яхту. В ту же минуту индийцы увидели, как он побледнел… Затем с совершенно расстроенным лицом повернулся к ним и сказал шепотом:
– Это Барбассон! Он также смотрел в подзорную трубу и, узнав меня, три раза притронулся указательным пальцем к губам, что предписывает молчание. Потом он протянул руку к западу, что я понимаю так: как только наступит ночь, я буду у вас. Ты был прав, Рама, в Нухурмуре случилось что-то особенное.
– Или только готовится!
– Что ты хочешь сказать?
– Подождем до вечера. Объяснение будет слишком долгим и не обойдется без восклицаний и жестов удивления… и без этого уже достаточно… Нариндра меня понимает.
– Если ты все будешь говорить загадками…
– Нет! Вы знаете, Сердар, как мы вам преданы, так вот дайте нам еще немного времени, солнце скоро сядет… Мы хотим объяснить все в присутствии Барбассона. Сердце подсказывает нам, что при нем нам легче будет все объяснить.
– Однако…
– Вы желаете… пусть будет по-вашему! Мы скажем, но предварительно дайте нам слово, что выполните то, о чем мы вас попросим.
– О чем же?
– Мы вынуждены сказать, что нарушим молчание только с этим условием.
– Как торжественно! – сказал Сердар, невольно улыбаясь, несмотря на волнение. – Ну! Говорите же!
– Прикажите немедленно, не спрашивая объяснения, заковать Рам-Чаудора и посадить его в трюм.
– Я не могу поступить так, не зная, почему вы требуете этого, – отвечал Сердар, удивляясь еще больше.
– Хорошо, тогда подождем Барбассона.
Сердар не настаивал, он знал, что друзья не будут говорить, а потому оставил их, чтобы распорядиться относительно сигнальных огней, необходимой предосторожности при стоянке во избежание столкновения с проходящими мимо судами. Затем он поднялся на мостик, чтобы как-нибудь убить время и поразмыслить на свободе… Он не мог понять, почему друзья обратились к нему с такой просьбой… Это плохо согласовывалось с тем, что они еще недавно защищали Рам-Чаудора. Рам-Чаудор со времени отъезда не сделал ничего такого, чем можно было бы оправдать такую суровую меру. К тому же он предназначал ему в последующих событиях довольно значительную роль, а раз факир исчезал со сцены, он вынужден был радикально изменить свой план… впрочем, он еще посмотрит! И это необъяснимое появление Барбассона… Все это так заинтриговало его, что личные заботы отошли на задний план. Он не выпускал из вида маленькой яхты и, когда стемнело, заметил, как от нее отделилась черная точка и направилась в сторону «Дианы». Минут пять спустя к шхуне пристала лодка, и Барбассон, плотно завернувшийся в морской плащ, чтобы его не узнали, моментально вскочил на борт.
– Спустимся в вашу каюту, – поспешно сказал он Сердару, – никто, кроме Нариндры и Рамы, не должен знать, что я здесь, а в особенности никто не должен слышать то, что я скажу.
Дрожа от волнения, Сердар провел его в свою каюту, где никто не мог их подслушать, не попав на глаза рулевому. Нариндра и Рама последовали за ними. Закрыв дверь каюты, Сердар бросился к провансальцу и схватил его за руки, говоря:
– Ради Бога, мой дорогой Барбассон, что случилось?.. Не скрывайте от меня ничего.
– В Нухурмуре произошли ужасные события, а еще ужаснее те, которые должны случиться здесь. Но прежде чем сказать хоть одно еще слово, прошу не требовать никаких объяснений, ибо дело идет о жизни всех нас, вы все узнаете – обезопасьте себя прежде всего от Рам-Чаудора.
Услышав эти слова Барбассона, произнесенные им с необыкновенной быстротой, Рама и Нариндра бросились к дверям… но в ту минуту, как выйти, вспомнили, что только Сердар вправе здесь распоряжаться… Остановившись, они ждали, с трудом переводя дыхание…
– Да идите же, – крикнул Барбассон, – и не дайте ему возможности переговорить с кем-либо.
– Идите, – сказал Сердар, понявший деликатность своих друзей, заставившую их остановиться. – Скажите, что по моему приказанию.
Рама и Нариндра поспешили в носовую часть судна, уверенные, что найдут там мнимого факира.
– Спокойно и без борьбы, Нариндра, – сказал Рама, – будем действовать лучше хитростью.
– Рам-Чаудор, – сказал Рама индийцу, который курил, облокотившись на планшир, – капитан требует, чтобы сегодня вечером все сидели по своим каютам.
– Хорошо, я пойду, – отвечал туземец.
Не успел он войти в каюту, как Нариндра поспешно закрыл задвижку на двери и поручил одному из матросов не выпускать пленника. Выполнив приказ, оба поспешили к Сердару и рассказали с каким хладнокровием позволил Рам-Чаудор запереть себя.
Бесполезная предосторожность! Послание Рам-Чаудора было уже на пути к адресату. Они опоздали!
Когда все отправились вслед за прибывшим Барбассоном в каюту Сердара, какой-то человек, скрывавшийся позади грот-мачты, поспешно спустился по веревочной лестнице в лодку Барбассона и передал «олли» одному из мала-барских матросов, сказав ему при этом:
– Греби изо всей мочи, проезжай канал… это губернатору Цейлона… дело идет о твоей жизни… приказ капитана.
Человек этот был Рам-Чаудор. В два прыжка, как кошка, вернулся он обратно на борт и встал у планшира с противоположной стороны, где его и нашли потом Нариндра и Рама. В то время как его препровождали вниз, лодка отчалила от «Дианы» и понеслась среди ночной тьмы, унося с собой ужасный пальмовый лист, предназначенный для губернатора сэра Уильяма Брауна.
Долго разговаривали между собой собравшиеся в каюте Сердара о событиях в Нухурмуре… Печальный конец Барнета вызвал у всех слезы, и бедный Барбассон, рассказывая подробности этой ужасной драмы, горевал вместе с товарищами.
Первое волнение улеглось, и все принялись обсуждать план дальнейших действий. Решено было вынести приговор Рам-Чаудору за его бесчисленные преступления и сегодня же привести приговор в исполнение. Сердар предлагал просто-напросто застрелить его, но Барбассон настаивал на более тяжелой, хотя и столь же быстрой каре.
– Привязать ему ядро к ногам и бросить живым в море! – сказал провансалец.
– Во имя гуманности и ради нас самих, – отвечал Сердар, – не будем поступать, как дикари.
– Очень он думал о гуманности, этот негодяй, добейся он успеха в своих подлых планах!
Нариндра и Рама присоединились к Барбассону, и Сердар не возражал, рассчитывая в последнюю минуту вмешаться, как капитан корабля.
Разговор продолжался, когда послышался легкий стук в дверь. Это был брат Рамы, явившийся предупредить Барбассона, что матрос с его лодки хочет его видеть.
– Пусть войдет! – сказал провансалец.
И Сива-Томби, пропуская в каюту матроса, вышел.
– Капитан, – сказал матрос, – губернатор Цейлона приказал мне передать вам это.
Если бы молния влетела внезапно в каюту, то и она не произвела бы такого действия, как эти слова… Только благодаря своему быстрому уму провансалец вывел всех из трудного положения.
– Подай сюда и можешь идти! – скомандовал он коротко, и тот немедленно повиновался.
– Вы переписываетесь с губернатором? – пролепетал Сердар.
Нариндра и Рама с недоверием посмотрели на Барбассона, который прочитал письмо и, побледнев от бешенства, воскликнул:
– О, я задушу его собственными руками! Невиданная подлость!
– Что все это означает? – повелительным тоном спросил его Рама.
– Это означает, тысяча чертей, – отвечал провансалец, – что мы никуда не годны… мы… разбиты наголову этими негодяями!.. Вот, читайте… Нам ничего не остается больше, как сняться с якоря и спасаться… к счастью, мы еще можем это сделать.
Рама взялся прочитать письмо. Губернатор не позаботился даже зашифровать свое сообщение. Оно было написано на тамильском языке, по-видимому, одним из его туземных секретарей:
«Сэр Уильям Браун горячо благодарит Кишнаю и хвалит его за ловкость. Завтра все будет готово, чтобы принять Сердара надлежащим образом. Как было ранее условлено, в порту шхуну ждет броненосец, который будет держать судно под огнем своих батарей. Дня через два Кишная может явиться в загородный дом губернатора в Канди и получить там, по случаю дня рождения его превосходительства, обещанную ему награду».
– Итак, негодяй предупрежден! – воскликнул Сердар, сжимая кулаки. – Но кем? Ради Бога, кем?
– Не ищите долго, Сердар, – прервал его Рама. – Все объясняется теперь само собой. Пока Барбассон просил тебя арестовать Рам-Чаудора, негодяй не терял времени и отправил письмо Кишнаи с матросом на лодке, на которой приплыл наш друг.
– Быть не может!..
– И сомнений никаких нет… этот же матрос и привез ответ.
– Ах! Как эти люди хитры и как досадно, когда они тебя дурачат, – сказал Барбассон, но на этот раз более спокойным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64