Эриксон считал, что развитие личности продолжает-
ся всю жизнь, а не первые 6 лет, как утверждал З.Фрейд.
Сам психоаналитик являет собой необычный, возможно,
новый тип историка. <... психоанализ позволяет увидеть
в истории человечества гигантский метаболизм индиви-
дуальных жизненных циклонов>. Такой подход перекли-
кается с концепцией Л.С.Выготского, разработавшего
учение о развитии психических функций в процессе опос-
редованного общения индивидом ценностей культуры.
Выготский указывал, что поведение личности надо
рассматривать как историю поведения. Книга Эриксона
23
Детство и общество
Эрик Г. Эрикс.он
<Детство и общество> - книга об исторических процес-
сах психики.
В ней Эриксон исследует детство человеческой пси-
хики как базисный этап формирования общества: >Чело-
веку свойственно долгое детство. Продолжительное дет-
ство делает человека в техническом и умственном отно-
шениях виртуозом, но и оставляет в нем пожизненный
осадок эмоциональной незрелости>. Чтобы понять до
конца идею книги, продолжим авторскую мысль таким
его обобщением: <хотя племена и народности, во многом
неосознанно, используют воспитание детей для достиже-
ния своей особой формы - зрелой идентичности, своего
уникального варианта цельности, их постоянно пресле-
дуют иррациональные страхи родом из того самого дет-
ства, которое они эксплуатировали особым образом...>
Впервые встретившись с детьми в маленькой амери-
канской школе в Вене, будущий ученый Эриксон в даль-
нейшем паЗотал под непосредственным руководством
Анны Фрейт и Августа Айхорна. Свои взгляды на дет-
ство у Эрисона сформировались благодаря исследова-
ниям, к которым его побудил Лоуренс К.Франк.
Книгу <Детство и общество> можно раЬсматривать,
как уникальное путешествие взрослого человека, профес-
сионала-психоаналитика в мир впечатлений и пережива-
ний по маршруту полного жизненного цикла. Этот цикл
определяется восемью основными этапами развития. При-
чем в кадодом из них своя специфика, цельность, само-
стоятельность, идентичность.
Ни один психолог мира до него не подвергал сомне-
нию необходимость формирования самостоятельности или
преодоления чувства неполноценности или вины. У пси-
хоаналитика Эриксона на это свой концептуальный взглад.
Он полагает, что самостоятельность или уход от чувства
неполноценности, избавление от него не несут позитив-
ных психических изменений в поведенческой и творчес-
24
кой деятельности индивида. Только постоянство задан-
ного пути развития благоприятно способствует сохране-
нию целостности личности, помогает продуктивнее иден-
тифицировать себя с соответствующими возрастными
ценностями, ориентациями, образами. Все перекликает-
ся с тезисом апостола Павла <К чему приучен, тем и
живи>.
Эта книга могла быть энциклопедическим пособием
для специалистов, изучающих проблему человека в гума-
нитарных и естественных науках. Так в первой главе
представлен не просто частный случай из жизни мальчи-
ка, страдающего эпилепсией, не по годам развитого во
всех отношениях, а дается анализ менталитета, экологи-
ческой среды обитания, исторических и фольклорных
ингредиентов психики ребенка. Это позволяет Эриксону
экстраполировать свой аргументированный тезис о <пси-
хическом стимуле> в особый период жизненного цикла
на все детство, а как феноменальное явление, на обще-
ство, которое прошло этот возрастной исторический этап.
Эриксон постулирует: <Человек всю жизнь от первого
толчка in untero (выделено автором) до последнего вздо-
ха формируется в обладающих географической и исто-
рической когерентностью группировках: семье, классе,
общине, нации. Будучи всегда организмом, эго и членом
общества, он постоянно постоянно включен во все три
процесса организации. Его тело подвержено действию
боли и напряжения, ЭГО - действию тревоги, а как
член общества, он чувствителен к страху, исходящему от
его группы...>
В истории человеческого познания соматическое эго
и социальное развитие всегда были связаны с изучением
биологической, психологической и социальной наук. У
Эриксона клиническая проблема, и особое пристрастие
к ней, исходит из познания индивидуальных человечес-
ких кризисов. При этом оказывается, что <все три про-
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
цесса предстаапяют собой три стороны одного процесса
- человеческой жизни (roe оба слова имеют одинаковое
значение)>.
Эриксон попагает, что соматическое напряжение,
тревога индивидуума и тревожная напряженность группы
- это лишь три разных образа, в которых человеческая
тревога являет себя различным методам исследования.
Эриксон попытался сравнить и подтвердить свои
выводы, рассматривая уже другой кризис, на этот раз у
взрослого. Болезнь Сэма, и болезнь морского пехотинца
продемонстрировали, по его убеждению одну опасную
тенденцию, а именно, повсеместность изменений - со-
стояния, возникающего в тех случаях, коща слишком
многим опорам грозт опасность во всех трех сферах
одновременно. Все эти три сферы органично взаимосвя-
заны.Как психотерапевт, Эриксон видит гуманизм своей
профессиональной деятельности, исходя из формулы кли-
нического мышления:
<Мы должны воздействовать на них (пациентов) по
мере того, как присоединяемся к ним сами>. Свои принци-
пы иксон выражает в дидактической формулировке:
<Мы должны быть подготовлены к тому, чтобы не
только понимать, но и влиять на все три процесса одно-
временно (соматический, ЭГО, социальный)>. Свою за-
дачу специалист видит в соединении традиций с истори-
ческими в любом рядовом случае.
З.Фрейд рассматривал детский организм как генера-
тор сексуальной и агрессивной энергии, что побудило
многих его последователей сначала принять такую точку
зрения, а затем ее активно опровергать. Для Э.Эриксона
главной частью структуры детской личности является
осознаваемая часть ЭГО.
В двух клинических эпизодах с девочкой Эни и маль-
чиком Питером, Эриксон игровые вербализации детей
интерпретирует как идеи сексуальной трансформации
26
либидо и агрессии. Эриксон рассматривает невротичес-
кую драму своих пациентов, как конфликт социального
и соматического, гае потребность в любви и желании быть
принятыми своими родителями.а значит и обществом,
настолько сильны, что психоаналитику гуманистическо-
го направления всегда следует руководствоваться прави-
лом: <Не принимайте ошибочно ребенка за симптом>.
Эриксон утверждает так же, что влечения, с которы-
ми человек появляется на свет, - это не инстинкты:
равно как и комплементарные влечения его матери нельзя
считать всецело инстинктами по природе. И далее, он
констатирует: <Ни те, ни другие не несут в себе паттер-
нов завершения, самосохранения, взаимодействия с ка-
ким-либо сегментгом природы: их должны еще организо-
вать традиция и совесть... Традиции и совесть есть логи-
ческое порождение культуры, которая развивает биоло-
гически данное, разделяет функции междуполами таким
образом, чтобы оно одновременно было осуществимо в
рамках схемы тела, значимо для конкретного общества и
выполнимо для индивидуального эго>.
Человек, реально включенный в социально-истори-
ческий контекст, не может быть внесоциальным индиви-
дом - таково мнение многих психологических школ и
направлений (А.Ддлер,Ф.Перлс, В.Райх, К.Роджерс, А.Ф-
рейд, К.Хории, К.Юнг и др.). Принимая фрейдистскую
метафору, что кристаллы .обнаруживают свою недоступ-
ную гпазу структуру там и тогда, 1де и когда их разламы-
вают, Эриксон стремится в области детства найти тот
инструмент, который бы позволял шаг за шагом узреть,
как из ничего развивается нето или, по крайней мере,
что-то более дифференцированное из чего-то простого.
Во второй части <Детство и общество> Эриксон в
разделе <Межэтнический семинар>, представляет содер-
жательный материал о жизни <примитивных> народов,
обладающих своей собственной взрослой нормальностью,
27
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
страдающих своими собственными видами неврозов и
психозов, имеющих свои собственные разновидности
детства. Эриксон вместе со своими коллегами приходит
к выводу: <историко-географические перспективы и эко-
номические цели и средства содержат в себе то, что группа
усвоила из своей истории, и поэтому характеризуют кон-
цепции действительности и идеалы поведения, которые
невозможно подвергать сомнению или частично изме-нять
без угрозы самому существованию>. Межэтнический се-
минар, проведенный педагогами и социальными работ-
никами показал, что прочно укоренившиеся образы мира
не поддаются ни ослаблению посредством фактологии,-
ни согласованию путем логической аргументации. Пред-
ставим следующие иллюстрации Эриксона: <...Со време-
ни наших контактов между двумя этими расами (белые и
индейцы) индейцы считали наиболее отвратительной чер-
той белых добиваться согласия детей шлепками или би-
тьем. Индейцы обычно лишь пугают ребенка, говоря, что
может прилететь сова (или прийти <белый человек>) и
забрать его. Какие конфликты они тем самым вызывали
и увековечивали в душах своих детей, индейцы, конечно,
не знали>. <...Они учат своих детей плакать> - с негодо-
ванием заметила одна индейская женщина, столкнувшись
с практикой разлучения (из гигиенических соображений)
матери и ребенка в государственной больнице. Особенно
ее возмутил эдикт больничных сестер и докторов, будто
младенцу полезно кричать, пока не побагровеет от
напряжения.
З.Фрейд обронив фразу, что человек привязан к сво-
ему прошлому, как раб к галерам, был прав - древние
аттитюды сохраняют свое господство.
Нет ничего более бесплодного во взаимоотношении
отдельных лиц и групп, чем подвергать сомнению идеалы
противной стороны, демонстрируя, что согласно логике
сомневающегося, представитель противной стороны не-
28
последователен в своей проповеди, ибо <всякая совесть,
индивидуальная или групповая, обладает не только спе-
цифическим содержанием, но и своей специфической
логикой, которая охраняет ее согласованность>.
Рассматривая различные культуры наблюдатель-пси-
хоаналитик - по мнению Эриксона - оценивает темы,
которые представляют перед ним в динамическом масш-
табе коллективного поведения: в одном варианте как ис-
торическая память, в другом как мифологаческая теоло-
гия: в одной маске возобновляемые в серьезных ритуа-
лах, в другой - выплескиваемые в веселых играх, в тре-
тьей - полностью выражаемые в строгом избегании.
<Целые комплексы таких тем можно распознать в куль-
туральных особенностях сновидений, а также в индиви-
дуальных сновидениях, в комических или злобных про-
екциях на соседа, дочеловеческих существ или живот-
ных. К тому же они могут распрезеитироваться в откло-
няющемся поведении, доступном либо избранным, либо
проклятым, либо тем и другом...>
Эго-психология Эриксона неразрывно и органично
связана с феноменом игры. Социальная оценка игровой
деятельности ребенка для Эриксона является магистраль-
ным научным положением в психической интерпретации
детства. Он отмечает: <...Дети, даже если они травмиро-
ваны, выбирают для своих инсценировок материал, кото-
рый доступен им в их культуре и который поддается воз-
действию ребенка их возраста. Что доступно - зависит
от культурных условий и, следовательно, относится ко
всем детям, живущим в данных условиях>.
Эриксон интерпретирует игровую деятельность че-
рез имеющийся у ребенка биологический и культурно-
социальный опыт. Приводя иллюстрацию о деятельности
ребенка по сооружению и разрушению башен, он доста-
точно точно описывает механизм детской творческой
амбивалентности - от созидания до разрушения. Спро-
29
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
лал акцент на социальные отношения, воздействия куль-
туры на развитие личности. Эриксон вводит термин <со-
циальное доверие>, который аккумулирует поведенчес-
кую и психическую деятельность ребенка. Незрелость
врожденных механизмов гомеостаза, по мнению ученого,
компенсируется материнскими приемами и непрерывно
возрастающими рецептивными возможностями ребенка.
Эриксон считал также, что серьезные изменения могут
происходить и вне периода детства.
Суть его методологии в следующем: во-первых, каж-
дый критический пункт психосоциального развития свя-
зан со всеми остальными, а они все, в свою очередь, за-
висят от правильного развития в правильной последова-
тельности каждого такого пункта. Во-вторых, каждый
пункт существует в некоторой форме до того, как обыч-
но наступает его критическое время. Восемь стадий раз-
вития, по Эриксону, взаимосвязаны и каждая из них оп-
ределена той проблемой или кризисной ситуацией, кото-
рая может быть разрешена для дальнейшего беспрепят-
ственного течения процесса развития.
Анализируя легенды о детстве Гитлера психоанали-
тик Эриксон выступает философом-гуманистом, развен-
чивает волшебные сказки о Гитлере, как о жертве эдипо-
вого комплекса, принявшего болезненные размеры. В
психоаналитической литературе Гитлера описывают либо
как психопатического параноида, лишенного какой-либо
морали, либо как классического садистского младенца,
либо как сверхкомпенсированного маменькиного сынка,
либо как невротика, страдающего от неодолимой тяги к
убийству.
Эриксон представляет диагноз неординарной лич-
ности вождя нации следующим образом: <...стоя на под-
мостках немецкой истории, Гитлер тонко чувствовал, в
какой степени можно было смело позволить собственной
личности представить истерическую несдержанность,
32
которая подспудно жила в каждом немецком слушате-
ле>. Стефан Цвейг в научном очерке о З.Фрейде отме-
тил, что Фрейда интересуют не приличия, а истина. Эрик-
сона тоже интересует истина, а она в следующем: Гит-
лер, выбравший для себя роль вождя нации достоин ее,
ибо все, что разоблачает его самого, в равной мере разоб-
лачает его аудиторию. Ведь, именно то, что другим наро-
дам казалось наиболее сомнительным и отвратительным,
для немецких ушей оказалось самой убедительной мело-
дией, исполняемой <Коричневым дудочником>. Налицо,
полная идентификация вождя с нацией и харизматичес-
кое до безумия поклонение нации своему фюреру. Это не
случайность, а закономерность национального ментали-
тета, ибо: <Каждый народ заслуживает того государя,
которого имеет>.
Интерпретация теории Эриксона о психосоциальной
идентичности дает возможность понять механизм пове-
дения как отдельной личности, так и целых народов, на-
ций, этнических образований, социальных групп.
Что же побудило Эриксона проанализировать юность
Максима Горького, представленную в России большеви-
стской легендой-фильмом? Как и раньше, в случае наци-
онал-социалистической версией детства Гитлера - от-
мечает Эриксон - я проанализировал систему образов и
их связи с географическим местоположением и истори-
ческим местом происхождения. Эриксон пишет: <В
некоторых знаменательных отношениях эти две легенды
обладают известным сходством. Обе они показывают ра-
стущего своевольного мальчика в ожесточенной борьбе с
отцовской фигурой, главой рода - беспощадным тира-
ном...> И Гитлер и Горький в отрочестве пережили пси-
хическое потрясение от бессмысленности существования
и тщетности бунта.0ни стали интеллектуальными проле-
тариями, близкими к крайнему отчаянию. По иронии судь-
бы оба обрели известность в полицейском досье своих
33
2 3u. № 438
Эрик Г. Эриксон
стран как <бумагомараки>. Таковы историко-биографи-
ческие аналогии. Горький стал писателем, а неполити-
ком. После русской революции он продолжал оставаться
идолом страны Советов. Большевистско-пролетарская
легенда о юности Максима Горького олицетворяет иску-
шение регрессировать к традиционной морали и древним
обычаям народа. Порождает соблазн оставаться скован-
ным традиционным суперэго внутри и крепостным пра-
вом снаружи.
Для исследователя Эриксона легенда о юности Мак-
сима Горького - это психоаналитический экскурсе ис-
торию России, в загадочную русскую душу, отыскание
ключей менталитета россиянина, ингредиентов русского
характера. Эта легенда позволяет ему понять <...истори-
ческую миссию русской реалистической литературы: она
возвращает трагедию отцеубийства и братоубийства про-
стому русскому человеку>.
Необходимо отметить, что Фрейд в статье <Достоев-
ский и отцеубийство> ставил <Братьев Карамазовых> в
один ряд с <Гамлетом> Шекспира и <Царем Эдипом>
Софокла и считал неслучайным, что три шедевра миро-
вой литературы всех времен трактуют одну и ту же тему
- тему отцеубийства.
1 2 3 4 5